О государственной независимости украинцы мечтали, кажется, всегда – ясное дело, с тех пор как сам феномен независимости вошел в политическое мышление народов.
Рос с этой мечтой и я, старательно выводя за своей матерью молитву:
Боже, здійми з нас кайдани,
Не дай загинуть в ярмі,
Волю пошли Україні,
Щастя і долі дай їй.
В брежневских лагерях принудительного труда надежда стала ближе, поскольку в 1970-х годах евроатлантический мир уже формировал свою цивилизацию прав человека, в которой право на самоопределение наций приобрело свою легитимность. Создав Украинскую Хельсинскую группу и приобщившись к этому новейшему тренду, Украина сделала очередной шаг к своей национальной правосубъектности.
Впрочем, моя лагерная мантра тогда звучала так: «Я не знаю, когда Российская империя распадется. Наверное, это произойдет не при моей жизни. Но то, что она таки распадется, произойдет обязательно». И хоть в том лагере я был среди тех, кто был активен в своей освободительной борьбе, в упомянутой мантре все еще звучит, пусть и невнятно, та нота ответственности Бога за мечту о нашем освобождении. Потому что «человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19:26).
Провозглашение Верховной Радой независимости Украины 24 августа 1991 года (а еще больше подтверждение этого акта общенациональным референдумом 1 декабря этого же года) существенно изменило ситуацию. Нет, у меня нет сомнения, что Бог и дальше есть Господом человеческой истории. Но ответственность за полученное государство теперь уже легла на нынешние поколения украинцев. И далеко не все были к этому психологически готовы.
В тот знаменательный день моя душа была переполнена смешанными чувствами. С одной стороны, радость была невероятная. Слушая заседание Верховной Рады, я стоял перед телевизором смирно и, казалось, излучал совокупное удовольствие всех своих собратьев, которые приближали этот день, хоть и не дожили до него. Такие счастливые минуты выпадают на долю не каждого поколения.
С другой стороны, в сердце параллельно поселилась тревога, и я чувствовал себя Кассандрой, которая предвещает опасность во время общего торжества. За те несколько лет, что прошли со времени моего освобождения, я уже успел увидеть, насколько незрелы человеческие представления о будущей государственности. Коммунистические навыки управления еще крепко сидели в человеческих головах, и я с тревогой понимал, что от изменения цвета государственного флага они сами собой не исчезнут. В каком-то смысле, все эти 30 лет украинское общество и выжимает из себя ядовитые «шлаки» коммунистической эпохи.
Прошли мы уже большой кусок дороги. Скажем, уровень свободы слова в стране по сравнению с прошлым просто невероятный. Молодежь живет в этой свободе, даже не замечая ее, как не замечаем мы воздуха, которым дышим. Проблемы, конечно, остаются, и свобода прессы, например, держится в основном на множественности влиятельных олигархических кланов. Но эта свобода есть, и конкурентность оценки нынешнего состояния страны стала естественной для общества.
Невероятно высоки и достижения Украины в плане религиозной свободы. Еще в начале 1990-х годов в обществе принцип свободы вероисповедания временами толковали в стиле «нулевой суммы» как потребность предоставить такую свободу «правильным» религиозным сообществам, однако не предоставлять ее сообществам «еретическим». Однако шло время, и становилось понятно: религиозная свобода чуть ли не главная предпосылка духовной безопасности. Так множественность религиозных сообществ и приобретенный ими опыт сотрудничества стали главными гарантами религиозной свободы, которую, в конце концов, удалось защитить от попыток президента Виктора Януковича ввести в Украине российскую модель фаворитизма одной Церкви. Для большинства Церквей и религиозных организаций такая модель была к тому времени уже анахронизмом.
Я не экономист, чтобы грамотно оценить экономическое развитие страны. Однако видно даже невооруженным глазом, что олигархический строй и коррупция существенно тормозят этот развитие. Это не только заставляет экономику пробуксовывать сегодня, но и уменьшает шансы страны в будущем, поскольку во время стремительного роста мировых экономик топтание на месте экономики украинской означает фактическое ее отставание. Кроме того, это побуждает украинское руководство искать «кошелек» то ли в Брюсселе, то ли, если верить новейшим сигналам, в Китае. Но веры в то, что новым «тигром» экономики может стать сама Украина, у нашего руководства нет. Слишком привыкли к своей вторичности.
Следует отметить, однако, что страна развивается не линейным, а скачкообразным путем. Периоды духовных взлетов, как, например, сама борьба за независимость в конце 1980-х годов или три украинских Майдана – Революция на граните (1990), Оранжевая революция (2004) и Революция достоинства (2013–2014), – сменяются периодами угасания энтузиазма и частичных отступлений. Впрочем, опускаемся мы все-таки не до того уровня, на котором были когда-то, а потому общество все же учится и взрослеет.
Общественные трансформации этого 30-летия привычно называют «переходным периодом», хотя опасности, которые случаются нам на этом пути, таки большие. Ведь то, что мы называем «трудностями роста», может легко превратиться в «причины упадка». Этот вывод легко проиллюстрировать на примере украинских Майданов.
Так, Майданы – это не столько политические революции, сколько революции Духа. Это периоды духовного подъема, который преображает народ. На Майданах родилась современная украинская политическая нация. На них проявилось также удивительное искусство самоорганизации по сетевой модели, что стало торжеством горизонталей над вертикалями. Современные украинцы стихийно вышли на структурную модель Запорожской Сечи. А еще Майдан стал прообразом духовного единства Украины – он дал этому единству новый формат: «единство в многообразии».
В то же время Майданы – это признак паралича демократии, а не демократического менеджмента государства. Страной нельзя управлять с помощью майданов. К тому же, чрезмерное увлечение майданами может выродиться в феномен «черных рад», то есть бездумного свержения руководства без просчитывания последствий. Наконец, горизонтальное/сетевое протестное движение не получает отражения в политической «вертикали», что становится особенно важным, когда приходит майданный энтузиазм.
Майданы стали первыми крупными вехами современной украинской истории, которые не являются общими с Россией. Это подчеркивает глубинные различия между обоими народами, на фоне которых часто повторяющаяся мантра Владимира Путина, что «русские и украинцы – это один народ», с каждым разом все больше поражает своей несостоятельностью. Россия теряет Украину, причем теряет, прежде всего, из-за тех естественных для российских правителей приемов, которые ранее приносили им успех. Однако в полной мере свою национальную и государственную субъектность Украина еще не приобрела, и это чуть ли не главная причина, почему путинская модель возрождения империи все еще не отошла в небытие. Нынешнее общественное смятение в Украине, вызванное поисками своего пути, становится для Кремля знаком беспорядка, который требует российской «уздечки».
В течение этих 30 лет Украина болезненно искала свое место между двумя цивилизациями – евроатлантической и евразийской, и сегодня еще нельзя сказать, что свойственное для себя место она уже нашла. Это особенно заметно в том, как конкурируют в украинском сознании стремление к свободе и одновременно ожидание «твердой руки», которая якобы наведет порядок. Такая раздвоенность накладывает свой отрицательный отпечаток и на процесс становления в Украине верховенства права. За исключением отдельных регионов, украинские земли не входили в ареал, где действовали традиции римского права. К тому же коммунистическая неволя травмировала правовое сознание украинцев даже в тех регионах, где такие традиции отчасти были. Поэтому сегодня задача утвердить правовое государство – едва ли не самая острая проблема Украины.
Украинские журналисты часто вспоминают про сорок лет, в течение которых Моисей водил свой народ по пустыне, чтобы тот избавился от привычек рабства. И временами звучит иронически успокоительное: «Так что потерпим еще десять лет». Что ж, годы действительно имеют значение: сорок лет – это время жизни двух поколений и определенная гарантия того, что к общественному рулю приходят люди, которые не знали вкуса рабства. Однако более важным было то, что между рабским Египтом и землей обетованной был Синай – место, на котором библейский народ получил скрижали Завета – нового закона его бытия. Этот закон изменил то, что современным языком можно назвать «общественным договором».
Так вот, Украина еще не взошла на свой Синай, а потому негласный общественный договор, по которому сейчас живут люди, все еще квазисоветский, отсталый и травмирующий. Социологи называют его «договором коррупционного консенсуса», и в прошлом он давал людям возможность выжить. Однако сегодня то, что когда-то помогало, становится гирями, которые не дают нам двигаться вперед. Но убедить общество в этом очень трудно.
Впрочем, надежда есть и она большая. С одной стороны, Майданы показали, что украинское общество способно подняться на самые высокие вершины духа. Как сказал Адам Михник, « Революция достоинства была величайшим моментом проявления смыслов европейских ценностей». Поэтому 30 лет украинской независимости – это неоценимая школа демократии, в которой было сдано немало важных экзаменов. Однако, с другой стороны, не следует себя успокаивать, что точку невозврата мы уже прошли. В украинском обществе все еще звучат голоса обольстительных «сирен», которые соблазняют воображаемыми прелестями «египетского» рабства, и все еще есть люди, которые готовы их слушать. Поэтому украинский поход через «пустыню» продолжается...
Это расширена версия статьи, которая будет опубликована в сентябрьском номере польского издания Przegląd Polityczny