Согласитесь, 10 лет патриаршего служения – повод подумать о времени. Не столько о том, которое «выпало», сколько о том, как оно использовано.
Мы не выбираем время, в которое нам выпадает жить. Все, что мы можем, – постараться как можно лучше его использовать.
(Дж. Р. Р. Толкиен)
Если я доживу до скучной старости, в которой мне взбредет в голову писать мемуары, в них обязательно будет описан такой эпизод. Мы сидим рядом – я и Евген Сверстюк (это обязательно для мемуаров – я и какой-нибудь необыкновенный имярек, не так ли?). Полушепотом обмениваемся суждениями о текущем политическом моменте. «Пожалуй, так плохо, как сейчас, у нас еще не было», – говорит он мне. «Помилуйте, да вам ли говорить такое?» – удивляюсь я. «Да, конечно. Но вы понимаете, что я имею в виду – то было совсем другое время». Поскольку я искренне надеюсь, что никогда – НИКОГДА – не буду писать мемуары, я привожу этот коротенький диалог здесь. Во-первых, потому что он мог бы стать эпиграфом, если бы эпиграф уже не был выбран и поставлен на свое место. А во-вторых, потому, что мы перешептывались, сидя рядышком с Верховным Архиепископом УГКЦ Патриархом Любомиром Гузаром – перед самым началом презентации его аудиодиска «Дорога до Бога».
Согласитесь, 10 лет патриаршего служения – повод подумать о времени. Не столько о том, которое «выпало», сколько о том, как оно использовано. Патриарх Любомир принял руководство церковью (фактически, не 10, а 15 лет назад, став епископом-помощником тогда уже ослабленного болезнью кардинала Мирослава Ивана Любачивского) в ее переломное время. Возможно, тогда оно не выглядело таким уж переломным. Возрождение УГКЦ к этому времени ни у кого уже не вызывало сомнений. Возмущение Московского Патриархата по поводу «разгромленных галицких епархий» перешло в хроническую стадию. Власть «раннего Кучмы» не была отмечена глубокой рассудительностью в церковных вопросах, но в своем регионе УГКЦ имела достаточный вес, чтобы не слишком об этом беспокоиться. А уж в 2001-м, когда Патриарх Любомир был избран и утвержден Римским Понтификом в качестве Верховного Архиепископа УГКЦ, уже и центральная власть не позволяла себе резких движений в церковной политике.
Поэтому выбора, фактически, не было. И руководство УГКЦ перенаправило энергию, которая вернула Церкви место под солнцем. Через десять лет патриаршества Любомира Гузара УГКЦ – это, несомненно, всеукраинская Церковь со своей четко сформулированной социальной и церковной миссией. УГКЦ сделала смелый шаг через Днепр, утверждающий эту Церковь как «всеукраинскую», претендующую на честь наследования Владимирового крещения. Заявила о своей готовности участвовать в диалоге о примирении и воссоединении с украинскими православными Церквями. Тогда это прозвучало фантастически – чтобы не сказать юмористически: тут православные между собой договориться не могут, и в этот-то котел подбросить еще и весь набор противоречий между католицизмом и православием!
Через десять лет своего патриаршества Блаженнейший Любомир – человек, к которому прислушиваются все, – и «свои», и «чужие». Лет через сто, возможно, скажут, что занять такую позицию в Украине нашего времени было нетрудно – на фоне межправославных дрязг, погруженности православных лидеров в политические и финансовые проекты, неуклюжего подтыкания христианского одеяла под вечнозеленые идеологии всякий, кто поставит в качестве ориентира Истину, а не ближайшие выборы, ошеломит публику и обретет заслуженное уважение.
Если для многих церковных лидеров их авторитет – это во многом авторитет Церкви Христовой, заработанный за все 2000 лет христианства, то личный авторитет Патриарха Любомира во многом поддерживает авторитет УГКЦ в обществе в целом. Это может показаться секретом для медиа-политиков и вообще медиа-общества, потерявшего точки опоры в мире, где шкала ценностей подменена рейтинговой таблицей, где «сборы» определяют качество фильма, а «бестселлер» – синоним «хорошей книги». В мире симулякров, моделируемых реальностей, видимостей, «политических целесообразностей» по-настоящему ошеломляет только одно – настоящее. Оно – на первый взгляд – очень простое. Как детская сказка, в которой добро – это добро, зло – это зло, и выбор героя, если только он собирается оставаться героем, а не перерождаться в подлеца, предрешен.
Но к этому все дело не сводится. Авторитет Главы УГКЦ связан в первую очередь с тем, что он каждым своим выступлением, всей своей политикой демонстрирует нам что-то другое. Другое – как категорию. Другой стиль мышления. Другой взгляд на человека, мир, Церковь, веру. Другие стремления. Мы вдруг обнаруживаем это «другое» – рядом, в нашей жизни, стоит только чуть-чуть сместить угол зрения. И только личному дару убеждения Патриарха мы обязаны вере в то, что именно это «другое» – и есть настоящее.
Цели, о которых говорит Патриарх Любомир, поражают своей нетрадиционной для современной Украины перспективой. Мы так сосредоточены на своих собственных «тяжелых временах», что забываем о ширине горизонта. Ну кто из украинцев при слове «раскол» подумает не об УПЦ КП, а о Великой Схизме? Мы, сами того не замечая, расползаемся по своим относительно удобным конфессионально-духовным гетто, употребляя слова «православие» и «католицизм» вместо «христианство». То есть забываем о Христе. Поэтому истинная задача того, кто взял на себя бремя служения Слову, – вернуть суть вещам и словам. Просто вернуть, ничего не изобретая – вернуть Церкви ее суть, размытую обычаями и обрядами, вернуть обществу Церковь. Вернуть человеку Бога. И Богу – человека.
Наверное, в ближайшие дни о Патриархе Любомире напишут, что он хороший политик, тонко чувствующий особенности момента. Превосходный дипломат, отлично балансирующий между Римом, Львовом и Киевом. «Патриарх-менеджер» (да простят меня идеологи РПЦ), сумевший создать структуру, в которой сосуществуют разные векторы и интересы. Которая не поддается деструктивным тенденциям, как бы щедро они не оплачивались «заинтересованным инвестором». В которой лидер не боится конкуренции, а потому за последние годы в УГКЦ появилось множество новых ярких лиц, и вопрос о возможном преемнике интригует наличием выбора, а не его отсутствием. О том, что он, оставаясь владыкой Церкви, стал кем-то вроде гуру для светских людей, стекающихся к нему со своими «вечными вопросами».
Все это будет правда. Но ее мало – во всяком случае, для меня. Все это слишком... рационально, что ли. Всего этого достаточно для подлинного и глубокого уважения. Для почтения. Но все это вместе ничего не значит для детской радости при встрече, готовности смотреть в рот и кивать головой после каждой фразы. Во время Рождественской просфоры глядя на старца, одиноко стоящего в луче света, – белобородого, тяжело опирающегося на посох, погруженного в себя, – я искала ответ, ключ к секрету его влияния и обаяния. Что-то, без чего самый глубокий ум остается всего лишь умом, а самые блестящие коммуникативные навыки – только умением каждую минуту казаться таким, каким тебя хотят видеть.
Мне кажется, я нашла ответ. И надеюсь, читатели простят мне эту слабость – ведь для женщины вполне естественно испытывать восторг перед рыцарством. С его отвагой делать, что должно, и со смирением принимать то, что будет. С его гордым стремлением принадлежать только себе и Богу. С его готовностью безоглядно служить своей Даме – Церкви и своему единственному Королю. Во все времена, какие бы Он нам на это не выделил.
Фото Департамента информации УГКЦ