В Кароле Войтыле сосредоточился двадцатый век – с его национальными пробуждениями и катастрофами, мировыми войнами, открытиями и разочарованиями, кризисами, «Битлами», НТР, масс-медиа, секуляризацией и рывком глобализации. Со всем, что должно было, согласно разнообразным теоретикам, победить религию, разрушить авторитет Церкви, упразднить веру, подменить ее, переформулировать постулаты, сделать вопрос веры и даже самого Бога неактуальным.
На самом деле, конечно, есть кого прославлять Церкви и сегодня. Последние годы дают нам удивительные для современности примеры христианского мужества, подвига исповедания веры.
В Кароле Войтыле сосредоточился двадцатый век – с его национальными пробуждениями и катастрофами, мировыми войнами, открытиями и разочарованиями, кризисами, «Битлами», НТР, масс-медиа, секуляризацией и рывком глобализации. Со всем, что должно было, согласно разнообразным теоретикам, победить религию, разрушить авторитет Церкви, упразднить веру, подменить ее, переформулировать постулаты, сделать вопрос веры и даже самого Бога неактуальным.
Почему-то в моем воображении Кароль Войтыла всегда стоит рядом со Станиславом Лемом. Парадоксально – ведь они едва ли не антиподы. Потому что оба поляки? Потому что оба почти ровесники и, соответственно, братья по всем несчастьям, постигшим Польшу в ХХ веке? Потому что при противоположных, казалось бы, духовных и интеллектуальных ориентациях оба укоренены в непознаваемом, в том, что лежит за границей человеческого? Два великих старца, смерть которых почти совпала с окончанием века и полностью - с концом эпохи. Вышедшие из одной точки пространства-времени, эти два поляка вполне очерчивают духовный горизонт ХХ века с его торжеством и бессилием разума, с его торжеством и бессилием веры.
В Украине беатификации ждали с особым нетерпением. Как иначе, ведь Кароль Войтыла – это «наш Папа». Собственно, «нашим Папой» его могут назвать в самых разных уголках земли, которые он неустанно посещал. Но нам кажется, что у нас на это чуть-чуть больше прав: новопрославленный блаженный – это не только человек, которого мы видели. Это человек, разделивший судьбу века, а значит, каждого из нас, к тому веку причастных. И он, конечно, в первую очередь «наш» блаженный, потому что наши с ним биографии объединяет география. Обстоятельство, которое не стоит преуменьшать. Особенно когда речь идет о ХХ веке.
Он был Главой Вселенской Церкви, но при этом оставался «Папой с Востока», Папой-славянином. Это много значило для Восточной Европы (не только Польши, где для некоторых, кажется, это значил даже слишком много). Но это немало значило и для Ватикана. Наверное, избрание конклавом относительно молодого поляка было для Католической Церкви потрясением. И он оправдал ожидания – никто не скажет, что его понтификат был скучным. То, что он был «Папой с Востока» - с христианской, европейской, идеологической периферии - должно было на многое повлиять. Во всяком случае, на его стремление раздвигать границы, бороться с ограниченностью – в том числе и в первую очередь в христианстве, бороться со злом, которое он знал в лицо, нести свет миру, который, несмотря на все достижения науки, технологий и идеологий, упорно тонул во мраке. На отсутствие снобизма в отношении «провинций», часто поражающего метрополии, в том числе церковные, особенно отягощенные вековыми традициями.
Став для своей Церкви «светом с Востока», для множества людей во всем мире он оказался «светом с Запада». Своими поездками Папа Иоанн Павел ІІ давал понять христианскому миру, что Ватикан – это не изолированный от мира (в том числе и в первую очередь христианского) «центр управления», оторванный от реальности, законсервировавшийся, занятый тайными политическими играми, интригами, передергиванием политических карт и фильтрованием финансовых потоков. Этот литературный, киношный, медийный «Ватикан» навяз в зубах задолго до Дэна Брауна. Ватикан в правление Иоанна Павла ІІ стал местом, из которого в любую точку мира несется Благая Весть. И это самое главное предназначение Ватикана – потому с этой вестью летит к людям сам Глава Церкви, преемник апостола Петра, раб рабов Божьих Папа Римский.
Наверное, мало можно назвать Глав Церквей, которые не называли бы в числе приоритетов миссионерскую деятельность. Но мало же можно назвать Глав Церквей, которые «провозглашали» бы этот приоритет так наглядно и настойчиво. Избрать Папой поляка – наверное, было революционным решением для конклава. Но настоящей революцией стал воплощенный в нем христианский космополитизм, истинная, явленная наглядно вселенскость, в которой не то что эллина и иудея - даже поляка и украинца нет!
Можно ли иначе, если ты говоришь от имени Христа?
Конечно, мы ждали, что Кароля Войтылу беатифицируют, причем очень быстро. Если не он – то кто? Так думали мы. Но, наверное, комиссия по беатификации была в непростом положении. Папа Иоанн Павел ІІ был весьма нетипичным наместником Петра. Даже на фоне своих блестящих предшественников Иоанна ХХІІІ и Павла VI. Он был звездой в почти полном попсовом понимании этого слова. Он собирал залы, площади и стадионы восторженной публики. Был блестящим героем медиа. Папой, чье имя писали на заборах, как писали имена рок-звезд. Папой, исколесившим весь мир наподобие гастролеров, раскручивавших свои альбомы и самих себя.
Но что-то всегда отличало его от героев таблоидов – в которых, увы, иногда превращаются даже те, кто призван нести людям Правду Христову, а вместо нее несут какой-то невнятный «мэссидж». Папа Иоанн Павел ІІ был Папой-Колумбом, заново открывавшим мир для Католической Церкви, заново открывавшим Христа для мира – показал воочию разницу между пиаром и проповедью, между «продвижением» и миссией. Можно то, что он делал, назвать «пиаром Евангелия». Но нужно ли сводить к маркетингу проповедь Пути, Истины и Жизни? Возможно, именно в этой невозможности свести, в несогласии играть по чуждым, хоть и видимо успешным правилам масс-культа, секрет того, как использовать медиа, при этом не позволяя им использовать тебя самого, не позволяя им превратить тебя в персонаж бесконечного сериала инфотеймента. Не позволяя ему превратить себя в кич.
Кароль Войтыла так и не получил Нобелевской премии мира. Но был провозглашен блаженным и, в перспективе, возможно, будет канонизирован. Что это значит для мира, который, кажется, не стал лучше ни за время его понтификата, ни за несколько лет, прошедших с его кончины? Может быть, эту беатификацию секулярные наблюдатели расценят как дань Католической Церкви Папе-миссионеру, обеспечившему колоссальный прирост численности верных, укреплению единства Католической Церкви, сделавшему ее вселенскость реальной, ощутимой, несомненной. Возможно, отметят также возрастание популярности Католической Церкви в нецерковных и некатолических кругах. Но в этом случае сквозь пальцы снова утечет главное – и мир снова потеряет возможность стать лучше. Ведь он становится лучше не потому, что кто-то его исправляет, а потому, что грань между добром и злом становится четче, шире и переступить через нее уже сложнее. А это зависит в первую очередь от нашего собственного желания почувствовать эту грань, услышать того, кто говорит нам о ней.
Одно из самых тяжелых наследий ХХ века – наследие чудовищной мясорубки войн, революций, терроров, слепого перебора социально-экономических моделей – страх перед четким выбором и неготовность называть вещи своими именами. Мы так часто обманывались, позволяли себя обмануть, искренне веря в «добро», которое на поверку оказывалось страшным преступлением, что теперь мы просто предпочитаем не употреблять таких слов, не давать таких оценок вообще. Кто даст гарантию, что мы не ошибемся снова?
Папа Иоанн Павел ІІ был аутсайдером в нобелевском списке мира – потому, что он не стеснялся в оценках добра и зла и ни под каким давлением не шел на «компромисс». В его позиции не было фундаментализма (в этом его не могли упрекнуть даже самые азартные критики) – он оставался сторонником положительных действий, борьбы не «против» отдельных пороков человека и общества, но «за» - за каждую душу, бессмертную и по природе христианскую, за ее совершенствование, за свет в ней. Но вместо того, чтобы услышать этот «позитивный мэссидж», Папу призывали «реформировать», «либерализировать», «понять проблему глубже», «меняться вместе с миром, который не стоит на месте». А он вместо этого снова и снова утверждал четкую грань между светом и тенью и ту гарантию, которая не предаст, – Христа. Может, поэтому он с такой готовностью ехал в самые отдаленные уголки мира, оставляя комфортную, удобную сумеречную Европу, все еще не готовую превозмочь свои травмы и свои страхи. Эти путешествия делали его похожим на героя детской пьесы, бесстрашно кидающегося в самую гущу тьмы с единственным оружием – верой в силу добра.
А того, кто будет составлять песнопения в честь новопрославленного блаженного, я попрошу вот о чем: не надо ничего придумывать. Пускай это будет песенка о дождике - песенка из детства Кароля Войтылы, которую Папа Римский Иоанн Павел ІІ пел десять лет назад во Львове под моросящим дождем. Детская песенка – что лучше скажет о человеке, прожившем жизнь с Христом?