Религиозность фанатика – это самоутверждение. Фанатик может не есть и ни пить, даже отдать свою плоть и кровь на растерзание. Одного он не может – переступить через своё «я». Религиозность фанатика чем-то напоминает безумие революционеров.
I
Клайв Стейплз Льюис в своём замечательном «Просто христианство» обратил внимание на одну специфику нашего языка: Часто слова в нем «выветриваются», теряют своё точное содержание и превращаются в «пустой звук», приятный или не очень для слушающих. «Фанатизм» — одно из таких слов, потерявших точное значение. Этим словечком одинаково бравирует как антирелигиозная пропаганда, так и религиозный либерализм. Но (о, чудо!) даже с уст крайних консерваторов можно услышать адресованное в сторону оппонента фразу: «Он реформатор-фанатик». Все чаще это слово (с явным негативным подтекстом) становится элементом ругани, а не описания того, или иного явления.
«Фанатизм (от лат. fanum – храм, жертвенник, святыня) – полная поглощенность какой-нибудь идеей, мировоззрением, религией, слепая приверженность делу, идеологии»[1]. Ну, во-первых, кроме слова «слепая», все остальное, наверное, не должно вызывать у нас негативного чувства. Во-вторых, изначально термин взят из религиозной сферы и имеет значение полноценную приверженность все же именно религии (а не просто «делу» или «идеологии»). Оказывается, это слово изначально возникло как насмешка людей неверующих над людьми религиозными! «Вот он, фанатик» в смысле «вот он, церковник» (в том смысле, как это слово звучало в атеистическом СССР).
Но со временем, как мы уже отметили, и сами «церковники» (читаем «фанатики») стали пользоваться этим термином (видимо, не вникая в его прямое значение) для обозначения особого болезненного явления в самой религиозной среде. Получилась веселая ситуация: Для «внешних» фанатизмом становится просто полноценная приверженность религии, т.е. именно то, чего требует любая религия от своих адептов. Для самих же религиозных людей этот термин стал обозначать некую особую, нездоровую форму религиозности. Заметим, что со словом «фанатизм» произошло обратное тому, о чём писал Льюис: Здесь слово, которое изначально возникло как насмешка, со временем стало приобретать определенное содержание. Но ввиду того, что этот смысл не изначален и не органичен для термина (из самого термина вытекает только что тот, о ком он сказал, является религиозным лицом), получается, что каждый «видит своё» в этом слове. Мы сейчас хотели бы остановиться именно на втором значении данного слова, т.е. дать определение «фанатизму» с точки зрения здравой религиозности. Сразу оговоримся, что ввиду двусмысленности этого словечка, его лучше соотносить со словом «прелесть», «обольщение».
II
Христос требует от человека полной отдачи себя Ему. «Сын мой! Отдай сердце твое Мне, и глаза твои да наблюдают за путями Моими» (Прит.23:26), обращается Творец к человеку. «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Матф.10:37-39). Это означает, что религиозный человек во всех своих действиях и поступках будет иметь ввиду, в качестве реального руководства к действию, не свои личные или семейные желания, расчет или выгоду, а евангельские идеалы. Для неверующего человека такое место религии в жизни человека – «фанатизм». Для верующего это аксиома. Но при этом жертвенность христианина (даже если это максимальная форма – смерть во исповедание идеалов веры) парадоксальным образом сочетается с тихостью и смирением Христовым. Подлинная религиозность, питаемая даром Святаго Духа, преображает человека ищущего и обретающего Бога. Ниже мы попытаемся кратко наметить основные черты и разновидности фанатизма.
1. Религиозность фанатика – это самоутверждение. Фанатик может не есть и ни пить (Ден. 23:12), даже отдать свою плоть и кровь на растерзание (1Кор. 13:3). Одного он не может – переступить через своё «я». Религиозность фанатика чем-то напоминает безумие революционеров. Каждый революционер был уверен, что нуждается в исправлении не он, а весь мир вокруг него, а он, революционер, лично или в согласии с партией, может «исправить мир». И тут не важно, какими методами будет проводиться это «исправление» - репрессивными или мирными. И не важно, что мир действительно нуждается в исправлении, а в программе тех, или иных социальных или экономических реформ может быть и своя правда. Важно, что фанатик не занимается собою. Он не видит и не чувствует своих грехов. В этом контексте очень остро стоит вопрос исповеди и покаяния фанатика. Действительно, «по списку» он может перечислить ряд указанных ему (или самостоятельно замеченных) «недостатков». Но тут же будет сделана оговорка: «Ну, конечно, это просто общее проявление свойственного природе человека, это даже и не то, что вообще в сфере моей воли, а то, что довлеет не надо мной лично, а в целом над природой. Но в остальном то я иду верно курсом нашей религии».
2. Бессмысленные жертвы («жертва ради жертвы», а не во имя идеала). Часто фанатиками религии или идеологии становятся люди, перенесшие жизненные кризисы и ставшие после этого душевными инвалидами. Это люди, не победившие страдания своим терпением и любовью Христа, а сломленные, а потому и озлобленные страданиями. Приходя в религию, они ищут в ней выхода для своей озлобленности, превращая ее в средство борьбы с источником боли. Чаще всего таковым «источником» становится либо государство (если неофит пришел после серьезных проблем, связанных с госсистемой), либо мир (разочарование в творении, почти что манихейская ненависть ко всему «материальному» вплоть до собственного тела). Борьба с ненавистными «раздражителями» получает религиозный окрас, в сознании фанатика этого типа вся религия только для того и существует, чтобы выразить и «авторитетно закрепить» его протест против системы, природы, мира и т.п. Нередко присутствующее в Церкви трезвое воззрение на существующие реалии (к примеру, на принципиальное несовершенство государственного аппарата как следствие несовершенства и даже испорченности человеческой природы после грехопадения) доводятся фанатиком до абсурда, не говоря уже о выводах: Церковь обращает внимание на общий корень, т.е. греховность человека, а фанатик подчеркивает только аспект вины государства пред гражданином, а точнее – конкретно перед ним, фанатиком. Ввиду того, что неверно установлен предмет и метод борьбы, совершаются и бессмысленные жертвы.
3. Упоение самим собою при совершении добродетели. Как часто мы слышим от нецерковных знакомых, что «добро нужно делать, чтобы уважать самого себя». Это, конечно, в известной мере справедливо – чувство собственного достоинства, – если само это достоинство осознается как отблеск величия Божьего, данного нам, – в «малых дозах» допустимо, но отнюдь недостаточно для полноценной добродетельной духовной жизни. Добродетель в качестве самоутверждения – это буддизм, а не христианство. В христианстве добродетель – это состояние любящей Бога и Его творение души. Т.е. правильное основание добродетели – это любовь, выражающаяся в наших добрых делах.
4. Ненависть (вместо жалости) к людям, которые еще не смогли прочувствовать Христову Истину. Христианство в отношении к грешникам и неверующим балансирует между гневом и состраданием. Гнев на грешника (а не только на грех) возможен и даже уместен (вопреки расхожим мнениям). Только следует отличать гнев от ненависти. Ясный пример такого сочетания дан Христов, когда Он «воззрел с гневом [на фарисеев], скорбя об ожесточении сердец их» (Мар.3:5). Должен заметить, что у нас, грешных, нередко гнев на грешника рождается не из-за того, что он впадает в бездну погибели, а из-за того, что он «мешает» нашей идиллии. Частенько нам кажется, что мы уже «твёрдо стали на верный путь», а значит, спасаясь сами, может спасать и мир вокруг себя. И вот тут на горизонте появляется грешник, «деструктивный элемент» на нашей картине миробытия. Кажется, стоит его «сломать», «заставить» стать праведником, и «больше ничего не нужно».Иными словами, грешник нас возмущает не тем, что он грешит и гибнет, а тем, что представляет собою антисистему (ввиду того, что религия превратилась у нас в систему).
5. Эгоцентризм и разочарование во всех остальных собратьях по вере. В основании ереси могут быть положены искренние заблуждения. Но в основание раскола всегда ложится только гордыня (с одной или с двух сторон). Но раскол – это не только прекращение евхаристического и иерархического общения. Раскол – это утрата членами Тела Церкви силы, связующей их во единый живой организм. Эта сила – любовь. Нет ничего греховного в том, чтобы трезво оценивать недостатки своих ближних. Грехом является не знание, что у твоего брата есть слабые места, а презрительное отношение к человеку из-за его недостатков.
6. Во внутренней жизни экзальтация, появляется сильный душевный подъем (психорефлексия), принимаемая фанатиком за действие благодати. В христианстве сердце «горит» не само собою, а благодатью Святаго Духа, огнём Пятидесятницы. Безблагодатное горение неочищенного сердца является причиной эмоциональной возбудимости, ошибочно принимаемой за ревность. Но, как правило, эта «равность» сочетается с бессознательностью. Включаются эмоции и отключается рассудок. К примеру, человек резко начинает строго поститься, утром и вечером совершать монашеское правило, но при этом не вникает во внутренний мир своих чувств и помыслов (внутренняя самоаналитика), а сами молитвы просто «вычитываются» скороговоркой, после чего ум так и остаётся голодным, зато пресыщены эмоции.
Эмоциональный подъем иной раз идёт со временем на спад, угасает. В итоге человек «холодеет» в своей религиозной жизни. В таком случае возможны разочарования: «Я положил столько трудов, и мне даже было хорошо по началу, а потом почему-то Бог не стал меня слушать, душа моя стала унывать, я стал утомляться от богослужения и молитв, и перестал вовсе совершать молитвенное правило и поститься».
Здоровая религиозность может быть плодом, с одной стороны, благодати Святого Духа, с другой – глубокой веры и любви человека. Когда человек представляет себя в послушание Богу, молит о даровании духовной силы победы над собою, в его сердце – по мере готовности жить в исполнении заповедей – возгревается огонь веры, укрепляющий его верность, преданность Богу. Когда же возникает лишь эмоциональный всплеск личного очарования, религиозное горение быстро проходит, лопается как пузырь на поверхности воды.
Вопреки распространенному мнению, фанатизм возникает не тогда, когда человек теряет себя, а наоборот – когда он не в состоянии потерять себя ради Евангелия.
«Фанатизм» это религиозное самообольщение, самость человека в религии. Существует две разновидности любви – одна подлинно есть любовь, а другая является формой самолюбия: Любить «иного» в себе как самого себя, и любить себя в «ином», т.е. любить собственно не «другого», а себя, когда встречаешь своё в нём отражение. Это как нельзя лучше подходит к описанию религиозности: Подлинная религиозность любит Бога и хочет встретить Его в себе, в своей жизни. Фальшивая религиозность любит себя и хочет увидеть Бога «по моему образу и подобию».
III
Прочитав мои тезисные наброски к портрету фанатика, мне могут задать вопрос: А разве лицам со здоровой религиозностью не свойственно разочаровываться в идеях и людях (ведь бывает разочарование и справедливое), охлаждаться в религиозном чувстве (даже у святых были эти искушения) и чувство одиночества, а иной раз и противостояние «всем» (как то было в случае Максима Исповедника в Византии и Максима Грека на Руси)? – Свойственно, еще как свойственно. Но «фанатика» отличает особый депрессивный характер и вышеуказанная эгоцентричность. И, конечно же, не столько в области психологии, сколько в области пастырства (дар «различия духов») должно зазвучать последнее слово с определением границы фанатизма, т.к. это, все же, изначально духовный, а не только душевный изъян. Эта последняя граница пролегает в сфере духовного религиозно-мистического опыта, позволяющего в Свете сияния Святаго Духа сказать о той, или иной религиозности: «Не нашего духа» или «безблагодатно». Именно поэтому нам следует быть осторожными, не торопиться с «навешиванием ярлыков».
[1] Фанатизм // Философский Энциклопедический словарь. М. «Инфра-М», 1999, с. 475а. Хотя, на наш взгляд, возможно, слово это происходит от греческого «qanatik3~» (смертный приговор), и обозначает человека, готового идти за свои убеждения на смерть
кандидат богословия, Северодонецкая епархия УПЦ