О миссии военного капеллана, о переменах в Армии, межконфессиональных отношениях и отношении к священнику разговор с о.Сергием ДМИТРИЕВЫМ.
Вместе с ним наша редакция РИСУ уже больше года поддерживает бойцов. О разнице между прошлогодней и нынешней Пасхой мы и говорили с о.Сергием.
– Прошлогодняя и нынешняя Пасха. Чем они отличаются и что изменилось за этот год?
– В этом году мы были в АТО, в прошлом же были вместе с бойцами под Крымом. Недавно объехали три батальона 30-й Отдельной механизированной бригады (г. Новоград-Волынский) под Артемовском, отслужили 5 служб.
За год мы все очень сильно изменились. И хлопцы, и контингент. Очень много новых бойцов, призывников. 80% офицеров, которых мы знали близко, – это новые люди. Из наших друзей многие ушли с ранениями или просто ушли. Например, я приехал во второй батальон и там был только один офицер, которого я знал. Он меня со всеми и познакомил. И когда мы сидели вместе, я думал, что вряд ли приехал бы к незнакомым людям. Потому что это другие отношения. Я знаю, что меня примут и мне будут доверять. Так же и мой приход в Херсоне тоже редко меняется, потому что я хочу, чтобы люди оставались при храме. А войска – это место постоянных перемен среди людей.
– Как изменились хлопцы за год?
– Появилась печаль. Тоска по дому вместе с обидой на наше руководство. Мне один из офицеров говорит: «Я с мая месяца защищаю страну и даже в свой отпуск принимал технику, дома практически не был. А при этом до сих пор плачу налог на армию».
Интересные перемены коснулись и моей традиции. Хлопцы всегда читали отрывки из «Деяния Апостолов» во время службы, и раньше приходилось кого-то из них просить. Сейчас они сами формируют очередь, кому следующему читать, и уже не спрашивают, когда именно во время службы им вступать. Причем всегда готовы уступить это право командиру, который почитает это за особую честь.
– То есть они недовольны властью?
– Да, и властью. Вопрос обеспечения до сих пор остается актуальным, как и легковой транспорт, который, в основном, передают волонтеры. Думаю до сих пор, что если бы не они, то бойцы чувствовали бы себя брошенными. Волонтеры не пиарятся на помощи, они просто отчитываются перед другими людьми. Военные это чувствуют, им важно, что о них не забывают и приезжают. Мой любимый анекдот звучит так: «Знаете, почему в Украине до сих пор нет ядерного оружия? Потому что волонтеры еще его не купили».
Конечно, боевой дух никуда не исчез. С нами вместе ездил французский фотограф украинского происхождения Юрий Билак и был просто в шоке, как хлопцы с таким оснащением сдерживают подобную силу. И он понимает, что это только благодаря боевому духу, они готовы хоть с саперной лопаткой идти в бой. Здесь формируется страшная смесь чувства безысходности вместе с чувством патриотизма. Я слышу много разговоров, когда человек хочет уйти из армии после ранения, потому что не все хотят возвращаться из-за руководства. Потому низкий поклон волонтерам, священникам и психологам, которые работают с ними.
Когда мы ехали из Славянска, видели разрушенные дома. Приехали в одну семью мусульман, у которых от дома осталась одна стена. Передали им помощь, нас приняли и рассказали, что у их отца не выдержало сердце и он умер, увидев руины. Они же рассказали, что опасно брать что-то с дороги, даже если это мешок картошки – он может быть заминирован. Самих дорог нет, можно нарваться на фугас. А на блокпостах солдаты здороваются так, вроде знакомы сто лет, улыбаются доброму гостю.
Но позитива тоже очень много. Просто я бы хотел сказать о важных моментах. Хлопцы стали очень осознанно относиться к священнику и молитве. В прошлом году офицеры просто приходили на службу, потому что их просили или так было нужно. Сейчас они присоединяются к службе осознанно. Среди мобилизованных много профессуры и интеллигентных людей, и наша армия, можно сказать, стала еще более образованной. Например, на передовой я встретил профессора геодезии из Луганского университета, который на досуге пишет стихи и исполняет свои песни.
– А какие перемены замечаете за собой?
– Первое, что ощущаю, – это усталость. Не просто так, вроде «надоело», а совсем другое. Я постоянно борюсь с агрессией в себе. Потому что я – священник и не могу позволить злости быть в сердце. Иногда борюсь с тем, чтобы не опускались руки и мы помогали дальше. Потому что прошло два года с начала Майдана, а мы до сих пор живем в постоянном напряжении. Вроде и времени немного прошло, а проблемы не уменьшаются, а только увеличиваются. Потому что есть раненые друзья, вдовы, дети и всем хочется помочь. Но всех не спасешь. К сожалению, очень редко случается, когда люди замечают, что кто-то нуждается в поддержке не из их круга общения. Я же держусь только благодаря Господу, потому что я сам священник.
Но напряжение ощущается конкретное. Если раньше служителя воспринимали как волонтера или психолога, то теперь просят просто приехать как священника. Год назад мы слышали, что туда надо ехать только с подарками, армия неприбыльная и это может быть только односторонняя акция поддержки. Однако армия начинает содержать своего священника, я вот возвращаюсь домой с подарками от бойцов.
– Сегодня очень часто обсуждается тема капелланства, это слово само по себе обрело новое значение. Миссия капеллана – какой она должна быть и каким должен быть священник?
– Несмотря на работу наших семинарий, у нас до сих пор есть много священников, которые не получали теологическое образование вообще. Есть, так сказать, «непрофессиональные» священники. Их мировоззрение не такое эталонное, каким хотят видеть люди. Что уже говорить о капелланах, которые должны получать особую подготовку. Среди них очень мало настоящих профессионалов. Я вижу большую потребность в основании курсов для них. Добавлю, что в наших условиях капелланство – это добровольно, а священник еще должен на что-то содержать семью.
– О каких именно курсах идет речь?
– Такое обучение должно быть межконфессиональным. Профессиональных капелланов вообще единицы. Мы должны понимать, что фронт – не место для поиска себе верян. Это и не место для прозелитизма, пиара конфессии, а это место для помощи и реализации духовных потребностей военных. Среди них 80% верят в Бога, но не воцерковлены. И священник начинает воцерковливать, а это иногда может стать площадкой для межконфессиональных баталий в будущем.
Часто звучат слова от разных служителей, что они – капелланы. Когда священник дважды приехал в военную часть, побыл там и говорит, что теперь он работает капелланом. Это в корне неправильно. При церквах есть отделы по работе с военными. Но не нужно путать разные понятия. Потому что есть капелланское служение, а есть просто помощь военнослужащим, которая возможна и от священников.
Капелланы также подвержены усталости и психологическим расстройствам и проблемам. Нужно помнить, что врачи тоже болеют, и иногда даже сильнее. И священникам нужна помощь духовного и психологического характера, супервизия и консультации со специалистами.
Мы были в Полтаве на тренинге, когда бойцы рассказывали, чего бы они хотели от священников. И я бы лично хотел, чтобы каждый служитель задал себе подобный вопрос. Не о том, каким я должен быть, а каким они видят меня у себя в коллективе. Потому что нередко священники приходят и начинают диктовать свои условия для военных. А мы должны в первую очередь уважать их взгляды.
В последнее время я замечаю, что снова появляется конкуренция относительно влияния на бойцов. И если так будет продолжаться дальше, то армия просто закроется от Церквей. Им важна сама личность священника, а не его конфессиональная принадлежность.
В Артемовске я видел пять больших храмов УПЦ (МП) – и никто не вышел поприветствовать солдат. А это же ваши защитники. И они чувствуют себя преданными. Вот и священник должен быть с ними рядом. С горожанами никто не работает.
Хочу подчеркнуть, что если на Майдане мы видели настоящую братскую любовь, то сейчас снова начинается разделение. Это плохо, и это чувствуется.
– Какими Вы видите пути выхода из этого?
– Нужно, наоборот, хвалить друг друга. Я бы делал межконфессиональные курсы для священников вместе с военными. Не нужно их направлять от Минобороны, они должны быть свободными. Нужен постоянный межконфессиональный диалог между Церквами, нормальный, честный и открытый. И для этого каждый должен быть открытым и честным лично. Стоит понять, что угроза не ушла, а только обостряется и мы должны стоять вместе. Больно видеть патриотов, которые снова говорят, что «именно наша область больше защищает Украину» – вообще не важно, кто и чего больше сделал.
– Вы не раз организовывали курсы для священников по проблемам преодоления посттравматических расстройств. В них принимали участие волонтеры, психологи и военные. Можно ли сказать, что роль священника в обществе понемногу меняется, приобретает новые грани?
– Я бы не сказал, что она меняется. Именно отношение к священнику меняется. Люди начинают видеть его функции, но это часто обрастает мифами и идеалами. Люди идеализируют священника, а этого делать нельзя, потому что он тоже человек. И это часто приводит к разочарованию.
Сейчас те священники, которые раньше работали активно, стали более заметны и нужны. И общество понимает, что именно этот священник, который раньше делал много полезного, не остается в стороне от проблем и сегодня. В прошлом больше внимания обращали на духовенство с большими крестами, у кого были связи и которые были далеки от народа. Но теперь они отходят на второй план, и это касается не только моей Церкви. Те священники, которых никто не знал, но они действительно что-то делали, – вышли вперед. Мы думаем, что Церковь меняется, а просто настоящие служители стали нужными и люди начали понимать, что именно такого священника они хотят видеть.
– А меняются ли сами священники?
– Скорее обостряются их характерные черты. И тот, кто был открытым, стал еще более открытым. А те, кто был менее активным в помощи, такими и остались. Они не меняются, просто обостряются их качества, как всегда бывает в таких условиях. Для каждого сейчас пришло время проявить себя.
Хотел бы добавить и о переменах, которые я увидел. Меня очень поразила встреча с доктором, который не причащался уже на протяжении восьми месяцев, хотя раньше ежедневно ходил в церковь. Ему было важно посещать храм только УПЦ (Московского Патриархата). Но там его обвиняли в том, что он вступил в ряды украинской армии. Они сказали, что там некого защищать. В тот вечер, когда я отслужил службу специально для него, боец расчувствовался и сказал, что его Церковь его предала. Однако теперь он понимает, что Церковь там, где есть любовь. Любовь как в семье, так и к своему народу и братьям. Именно проявление любви к людям – это проявление любви к Христу. И это не первые подобные перемены, которые мне встречались.
Фотографии Юрия Билака и из архива о.Сергия