УАПЦ стоит на пороге кардинальных перемен. С одной стороны, общество ожидает объединения/вхождения большинства ее приходов в лоно УПЦ КП. С другой – вполне прогнозировано может активизироваться в УАПЦ т.н. «константинопольская партия», которая еще на год-полтора растянет дискуссию о путях и методах вхождения под юрисдикцию Вселенского Патриархата. Есть и третий вариант...
Православие в Украине на пороге перемен. В условиях войны растет внутренний спрос общества на конституирование поместной Православной Церкви в Украине. Попытки УПЦ (МП) и дальше проводить политику двойных стандартов (быть и патриотами Украины и, в то же время, клясться в верности своему московскому центру) только усиливают центробежные движения внутри этой Церкви (кое-кто из клириков уже публично отказывается от приложения «Московская Патриархия» в названии Церкви). Четкая и понятная всем патриотическая позиция и деятельность УПЦ КП значительно усиливает позицию этой Церкви как морального авторитета, следствием чего является увеличение динамики перехода к ней общин из УПЦ (МП). Наконец, в ближайшие недели должна принять для себя принципиальные решения относительно стратегии дальнейшего развития и УАПЦ, недавно утратившая своего Предстоятеля.
Все эти вопросы крайне важны. Однако в данной статье хотелось бы проанализировать феномен третьей волны возрождения УАПЦ – формации 1995 года. Ведь из-за позиции именно этой Церкви несколько раз срывался процесс конституирования Поместной Православной Церкви и, в большей перспективе, формирования идеологической безопасности Украины – история многих Православных Церквей подтверждает, что есть тесная взаимозависимость между национальной безопасностью и отсутствием идеологически чуждых духовных каналов влияния на население страны.
Прежде всего, замечу, что владыка не был публичным человеком (насколько не публичным может быть иерарх Церкви), хотя к этому его обязывал пост. Максимально частое делегирование полномочий (чтобы лишний раз не ехать в Киев), минимальное (и не систематичное, часто только на острую потребность момента) количество интервью, статей и стратегий не только у Предстоятеля, но и у епископата УАПЦ в целом, свидетельствуют как о постоянных проблемах с определением стратегических направлений развития Церкви, так и о попытке («молчание – золото») отстоять свой интерес при любой власти. Однако это вовсе не означало, что Митрополит Мефодий не имел собственного взгляда на текущие события православной или политической жизни – часто эти взгляды не вписывались в привычную рядовому верующему схему восприятия поведения УАПЦ, а значит, обнародование их, считал Митрополит, могло навредить развитию Церкви («новых не приобретем, а тех, кто есть, оттолкнем»).
Несмотря на русские корни, Митрополит Мефодий был украинцем и патриотом по убеждению, а не по должности. Эта украинскость пробивалась даже через толстые стены Московских духовных семинарии и академии. На вечере в Софии Киевской, посвященном памяти покойного Митрополита Владимира (Сабодана), Митрополит Мефодий в своем выступлении особое внимание обратил на дух украинства, который господствовал в московских духовных учебных заведениях и на то, как он в закрытых церковных архивах читал книги М.Грушевского, как сформировалось у него желание «никогда не носить что-то, противное нашим украинским православным обычаям». В этом же аспекте вспоминаю, как владыка в 2004 году подарил мне икону Богородицы, которая, по его словам, ему очень нравилась, потому что антропологические типажи Богородицы и Иисуса очень близки к типично украинским, и даже волосы у них обоих русые, как у обычных украинцев, а не черные, как должно было бы быть по библейской логике. Владыка тогда сказал мне, что соединение веры и этнического фактора имеет большой потенциал, но в Украине Московская Церковь это сознательно уничтожала – в Москве в советские времена легче было быть украинцем, чем в Украине.
В 1990 году, как один из руководящих деятелей в борьбе за украинизацию и независимость украинской Церкви на Тернопольщине, иерей Валерий Кудряков присоединился к Украинской Автокефальной Православной Церкви. Здесь он сблизился с владыкой Владимиром Романюком, который, став Патриархом УПЦ КП, инициировал в июне 1995 года хиротонию монаха Мефодия (в честь равноапостольного Мефодия, учителя славянского) Кудрякова на епископа Хмельницкого и Каменец-Подольского. Но уже через месяц, обвинив тогдашнее руководство УПЦ КП в смерти Патриарха Владимира, епископ Мефодий перешел под юрисдикцию Патриарха УАПЦ Димитрия Яремы. А через пять лет, после смерти последнего, возглавил эту Церковь.
Патриотический настрой все же не сделал из Митрополита Мефодия харизматичного лидера своей Церкви, по типу его предшественников – Патриархов Мстислава или Димитрия. Одной из наибольших проблем Митрополита был его вспыльчивый характер и, следовательно, часто непредсказуемые поступки. Начиная с осуждения его еще как священника Валерия за «злостное хулиганство» (ст. 206 УК УССР – «преступление против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения») и заканчивая постоянными межличностными конфликтами, а значит, и публичными жалобами на свою команду иерархов (кто бы это ни был за эти годы), которых он, часто и не безосновательно, называл «карманными предстоятелями областного уровня» или местными феодалами. При этом как-то упускался из внимания тот факт, что, рассказывая о своей церковной «атаманщине», Митрополит забывал сказать, что это – результат его же непродуманной кадровой и информационной политики.
Ведь в УАПЦ фактически отсутствуют единые церковные СМИ, публичные обсуждения/дискуссии по насущным вопросам. Например, ни одно из объединений с УПЦ КП или просьба вхождения под омофор Константинополя не имело внутрицерковной дискуссии на надлежащем уровне (с широким привлечением мирян), а значит, очередная неудача таких переговоров не имела никаких негативных последствий для церковного руководства (что не логично). Большие епархии (Львовская, Ивано-Франковская и, частично, Тернопольская) жили/живут своей устоявшейся жизнью, мало обращая внимания на проблемы новых епархий. В условиях, когда УАПЦ стала фактически «предоставлять услуги» по получению епископского сана лицам, которые в других Церквах не могли этого достичь, в Церкви появились и т.н. «одноприходские» епископы – вся их епархия составляет ту общину, с которой они пришли на хиротонию. Наличие амбиций и отсутствие материальных возможностей новых епископов и становится той разрушительной силой, которая сегодня расшатывает корабль УАПЦ. Не умение или не желание Предстоятеля работать с кадрами (средневековых запретов сегодня уже мало для эффективного управления), приводило и будет приводить к внутренним микрорасколам в УАПЦ и даже созданию самостоятельных ответвлений, по примеру Харьковско-Полтавской епархии УАПЦ (о).
Владыка Мефодий чувствовал отсутствие личной харизматичности, недостаток менеджерских знаний, а потому часто пытался идти за событиями, а не их моделировать. Однако главной причиной такого поведения, на мой взгляд, был недостаток четко определенной стратегии относительно направления развития Церкви. Ведь за последние 15 лет несколько раз (2000–2001, 2005–2007 и в 2011 годах) помпезно создавались совместные комиссии по диалогу/объединению с УПЦ КП. И каждый раз не менее громко происходил разрыв с взаимными обвинениями.
Причем отказы Митрополита Мефодия от диалога с УПЦ КП часто не имели логического объяснения. Например, в сентябре–октябре 2005 года, когда происходил процесс наибольшего сближения УАПЦ и УПЦ КП и была реальная надежда на позитивное участие Константинопольского Патриарха в урегулировании межправославного конфликта в Украине, запомнился случай, как Митрополит Мефодий исчез в самый ответственный момент переговорного процесса, когда его командой был достигнут компромисс в схеме объединения между Церквами и речь шла уже о созыве епископской ассамблеи, которая должна была бы определить порядок дня объединительного собора, планировавшегося на 19 ноября 2005 года. Ровно через неделю владыка появился и четко и однозначно отказался от всех достигнутых договоренностей. Как потом выяснилось, в ту неделю владыка был в Москве. Как он пояснил – проверялся на наличие сахарного диабета (такие анализы делает рядовая киевская лаборатория). Его отказ был категоричным и не оставлял никаких вариантов продолжения переговоров. Объяснять свой отказ владыка не захотел, а со временем всю вину провала переговоров возложил на УПЦ КП.
Приблизительно такая же схема была наработана и в отношениях УАПЦ с Константинопольским Патриархатом. Собственно, УАПЦ Патриарха Димитрия и задумывалась как «Константинопольский проект» – с перспективой перехода под их омофор. По мнению Патриарха Димитрия и его окружения, следовало лишь дождаться подходящего времени, как это сделали украинские православные Церкви в диаспоре. Однако уже на раннем этапе своего предстоятельства Митрополит Мефодий отказался от практических шагов по достижению компромисса с Вселенской Патриархией. Особенно это стало заметно после провала проекта совместного Меморандума между УАПЦ и УПЦ КП в 2001 году. В дальнейшем деятельность УАПЦ в этом направлении сводилась в основном к периодической отправке делегаций или писем от Архиерейского Собора УАПЦ Вселенскому Патриарху Варфоломею с просьбой взять Церковь под свою юрисдикцию.
Не менее сложные отношения УАПЦ в последние 15 лет были и с УПЦ (МП), или даже Московской Патриархией в целом. Определенное время в УАПЦ был даже период, когда там вполне серьезно обсуждался вопрос о возможности объединения с УПЦ (МП) (при условии, что последняя вышла из юрисдикции Московской Патриархии). Дважды даже создавались общие (УАПЦ и УПЦ (МП)) комиссии, которые, правда, никаких документов так и не наработали. Кстати, последняя общая комиссия до сих пор не ликвидирована, хотя и не обиралась уже несколько лет.
Мало известной страницей жизни Митрополита Мефодия было участие в теоретическом обосновании и реализации идеи восстановления иерархии Апостольской Православной Церкви (проект о.Глеба Якунина), а со временем – Русской Истинно-Православной Церкви в Украине. Однако в нынешнем исполнении эти проекты в основном ориентированы на московский (российский) центр, что объясняется как идеологическими (ответвления или украинские отделения созданных в России и оппозиционных к Московской Патриархии Церквей), так и этническими (их сторонники – в большинстве своем, россияне по происхождению) факторами. Поэтому ни послабления Московской Патриархии, ни усиления УАПЦ создание этих церковных проектов не принесло, и УАПЦ утратила к ним интерес.
Таким образом, по итогам неоднократных неудачных усилий найти общий язык с другими Православными Церквами в Украине, можно говорить скорее о стремлении УАПЦ на фоне конъюнктуры политических процессов получить определенные политические или экономические дивиденды. Очевидным было желание не действительно достичь результата в переговорах, а просто поучаствовать в процессе. Фактически так выглядит, что УАПЦ профессионально занималась имитацией процесса объединения/переговоров с УПЦ КП, УПЦ (МП) или Константинопольским Патриархатом, чем действительно преследовала какую-то практическую цель.
Подводя итог, отмечу, что историкам УАПЦ еще нужно будет выяснить все обстоятельства того, каким образом достаточно рядовой менеджер, посредственный богослов возглавил эту Церковь. По крайней мере, «светский»/«властный» след в этом акте много кто видит. При доказательстве от обратного, отметим, что УАПЦ последние 15 лет своего существования была для пророссийских чиновников в Украине удобным объектом манипуляции/спекуляции как общественным мнением, так и объединительными процессами.
С другой стороны, реанимация УАПЦ и выделение ее из лона УПЦ КП в 1995 году, сформировало предпосылки разрыва двуполярного шаблона «свои» (УПЦ КП) и «чужие» (УПЦ (МП)), который уже начал формироваться в Украине в то время. Именно после 1995 года был запущен со стороны УПЦ (МП) неканонический по своей сути вирус «каноничности» (временное положение непризнанной Церкви, которое пережили в свое время большинство поместных Православных Церквей, в т.ч. и 141 год Московская Патриархия), сознательно был трансформирован в понятие «каноничности», которым стали откровенно спекулировать и, фактически, разрывать внутреннее единство украинского народа, что особенно ярко проявилось в прошлом году.
Наличие и деятельность УАПЦ не только объективно ослабляет «украинофильское крыло» православия в Украине, но и сковывает возможности по урегулированию проблемных вопросов для Церкви-Матери – Константинопольского Патриархата. Не случайно еще 15 лет назад Вселенская Патриархия одним из условий развязывания кризиса считала объединение УПЦ КП и УАПЦ. И, наверно, не случайно за все эти 15 лет этого объединения так и не произошло.
УАПЦ стоит на пороге кардинальных перемен. С одной стороны, общество ожидает объединения/вхождения большинства ее приходов в лоно УПЦ КП – Патриарх Филарет уже в очередной раз открыто призвал к этому. С другой – вполне прогнозировано может активизироваться в УАПЦ т.н. «константинопольская партия», которая еще на год-полтора (до Пятидесятницы 2016 года, когда планируется Всеправославный собор) растянет дискуссию о путях и методах вхождения под юрисдикцию Вселенского Патриархата. Есть и третий вариант, по мнению многих экспертов, – наиболее возможный в нынешних условиях, когда государство фактически игнорирует фактор религиозной безопасности. А именно речь идет о консервации нынешнего положения застоя и фактического упадка УАПЦ. Это станет возможным при условии избрания предстоятелем иерарха, который продолжит политику владыки Мефодия – будет и дальше разыгрывать т.н. «золотую акцию» православного поля Украины.
Какой из этих путей выберет УАПЦ, зависит не только от иерархов – они достаточно амбициозные и разругавшиеся между собой. Общество ожидает мнения, прежде всего, церковных активистов, сельских общин, которые составляют основу сегодняшней УАПЦ. И насколько ныне атрофированы в УАПЦ такие черты, как соборноправность, демократичность – покажет следующий Поместный собор Церкви.
От выбора Церкви (как объединения иерархии, клира и верян) будет зависеть не только судьба УАПЦ – от этого будет зависеть скорость позитивных преобразований в Украине. Хотелось бы, чтобы все участники этого процесса это поняли.