Хейз говорит, что основным мотивом его исследования является вопрос «как Павел интерпретировал Писание Израиля?». И действительно как? Здесь уже мне, вместе с Хейзом, хотелось задать вопрос, как так получилось, что в интерпретации Павла, призыв Моисея преобразуется так, что тот оказывается свидетелем Евангелия? Как так получилось, что существует разрыв между ««изначальным» смыслом текстов Ветхого Завета и Павловым толкованием». Честно признаюсь, что Хейз открыл мне глаза на то, что толкование Павлом Писания – это та загадка, над которой бьются многие ученые, «между священными текстами и Павловыми трактовками этих текстов, ест разночтения», а сам Апостол – это человек, который жил «внутри» (то - есть в контексте) Писания.
Так как этика и библеистика не являются моими основными специализациями, то личность Хейза и его книги не привлекали моего внимания. Однако это продолжалось до тех пор, пока я не узнал, что издательство Коллоквиум сделало его Богословом года. В начале это меня, честно говоря, даже удивило, так как я, практически ничего не знал о том, кто такой этот мистер Хейз? Итак, именно это, а также то, что на фоне других библеистов (которых я также считаю гуру) массово переводится Хейз, и подтолкнуло меня взять в руки его книгу.
В своем интервью доктор Ричард Хейз, профессор Нового Завета Богословской школы (Divinity School) университета Дюка, говорит, что получил хорошее начальное образование в частной школе, где кроме всего изучал латинский и немецкий языки. Свои студенческие годы он провел в Йельском университете, где он изучал английскую литературу. По словам Хейза в эти годы самое большое влияние на него произвел университетский капеллан, который «вернул» его в церковь, охладил юношеский скептицизм и привил любовь к евангельскому посланию посредством своих проповедей и социальной активности. В Йельской школе богословия Хейз получает магистерскую степенно по богословию. Пройдя докторскую программу по новозаветным исследованиям в университет Эмори он устраивается доцентом в Йельский университет, где преподает на протяжении десяти лет в Йельской богословской школе. Как говорит сам Хейз: «Мне с самого начала нравилось преподавать, а интеллектуальное сообщество создавало условия для развития идей и интересов, которые впоследствии привели меня к написанию книги «Отголоски Писания в посланиях Павла» (Echoes of Scripture in the Letters of Paul)». Получив заманчивое предложение быть руководителем докторской программой, открытой для богословской интерпретации Писания, Хейз переезжает в университет Дюка (где и работает на протяжении последних 18 лет).
Больше всего конечно в биографии Хейза меня впечатлили те богословы, которые оказали на него, как в принципе и на меня, свое особое влияние. Например, Хейз, в свои студенческие годы находился под сильным впечатоением таких авторов, как: Дитрих Бонхеффер («Жизнь вместе», «Цена ученичества») и Джона Говарда Йодера («Политика Иисуса»/The Politics of Jesus), Ганс Фрей и Джордж Линдбек. В Дюкском университете другом Хейза является один из моих любимых авторов Стенли Хауэрваз (Hauerwas), а с Томом Райтом, со всеми доступными на русском языке книгами которого, я также ознакомился, Хейз дружит уже двадцать лет.
Итак, такая биографическая справка не могла не подтолкнуть меня к тому, чтобы взяться за прочтение хотя бы одной книги автора. Не имея большого выбора на русском языке, я взялся за чтение его труда «Отголоски Писания в посланиях Павла». Как и всегда я начал читать книгу не с начала, а с той ее части, которая рассказывает о «вещах» интересующих меня больше всего в данный момент. В книге Хейза это была глава под названием «Дети Обетования»[1] (120-169), в которой автор говорит о Божьем народе, как о церкви, состоящей из евреев и язычников. Автор показывает, что Павел толкует обетование, данное потомкам Авраама, как обетование, в котором говорится не столько о физических наследниках патриарха, а сколько о Том единственном наследнике, который известен нам, как Христос. В этой главе автор задается вопросом, который, на мой взгляд, является центральным вопросом всей книги: «когда Павел читает Библию, что он находит в ней?» (123). Именно этот вопрос заставил меня вернуться в начало книги и начать с изучения загадки Павловой герменевтики. Хейз говорит, что основным мотивом его исследования является вопрос «как Павел интерпретировал Писание Израиля?» (3). И действительно как? Здесь уже мне, вместе с Хейзом, хотелось задать вопрос, как так получилось, что в интерпретации Павла, призыв Моисея преобразуется так, что тот оказывается свидетелем Евангелия? Как так получилось, что существует разрыв между ««изначальным» смыслом текстов Ветхого Завета и Павловым толкованием» (15). Честно признаюсь, что Хейз открыл мне глаза на то, что толкование Павлом Писания – это та загадка, над которой бьются многие ученые, «между священными текстами и Павловыми трактовками этих текстов, ест разночтения» (15), а сам Апостол – это человек, который жил «внутри» (то - есть в контексте) Писания (39). Хейз задался очень интригующим вопросом о том существует ли возможности прочтения посланий Павла, как писем, содержащих аллюзии (явные интертекстуальные отсылки) на лежащую в их основе историю. Аллюзия, в энциклопедическом понимании этого слова, – «это стилистическая фигура, содержащая явное указание или отчётливый намёк на некий литературный исторический, мифологический или политический факт, закреплённый в текстовой культуре или в разговорной речи». Читая послания апостола Павла, мы должны понимать, что мы находим не столько цитирование Писания (Ветхого Завета), а сколько воспоминания, то - есть отголоска (когда отсылка не столько очевидна). Поэтому любой добросовестный читатель Павла, услышав отголосок Писания (смотри критерии на стр. 50-54), обязательно обратится к первоначальному контексту, в котором прозвучали эти слова. Поэтому, когда Павел цитирует слова Писания, это переносный язык (так называемые тропы), а не какие-то доказательства чего-то. Происходит такая себе метаморфоза, в которой переплетается ранний текст (Писания) с более поздним Павловым пониманием (44). Итак, «отголосок представляет собой метафорический способ описания герменевтического события, интертекстуальную связку, порождающую новый смысл, то в чьем сознании происходит это событие» (45). Это еще раз возвращает меня к тому, что понимал Умберто Эко под «открытыми текстами»[2] и подталкивает еще раз задуматься о герменевтике Павла, как о наглядном пособии современной герменевтической теории, которая называется «Теория читательского отклика». Согласно Тисельтону «Теория читательского отклика сосредотачивает внимание на активной роли читателя и интерпретации текста. Выражаясь просто, можно сказать, что в ее основе лежит следующая аксиома: читатель - или сообщество читателей - дополняет смысл текста. Авторский замысел, даже если он есть в тексте, может реализован, только когда читатель делает его своим. Потенциал текста как отправителя содержания может быть исполнен только читателем. Текст продолжает оставаться абстракцией, пока читатель не истолкует и поймет его. Согласно этой теории читателя следует считать не пассивным наблюдателем, а активным участником формирования смысла текста».[3]
Итак, если мы хотим охватить всю полноту смысла текста, нам необходимо пройти через процесс интерпретации этого самого текста, как делает это Павел и вся раввинистическая традиция. Другими словами, «мы все должны задаться вопросом, что мы сами внесли в текст – в какой мере мы являемся пишущими, а не только читающими то, что находится перед нашими глазами» (45). Поэтому нельзя исключать из текста читателей Павла, которые являются еще и действующими лицами его текстов (49). Более того Хейз показывает, что «текст может порождать толкования, смысл которых шире и глубже изначального смысла, сознательно вложенного в него автором, и сила которого преодолевает все герменевтические ограничения, налагаемые на текст» (54). Это ведет к тому, что акт цитирования того или иного текста становится «актом появления новых форм», которые «созвучны с драмой и жизнью» (55).
Основная заслуга Хейза заключается в том, что он представил Павла, как человека в соображении которого Писание не только оживало и порождало новые смыслы, а как человека, для которого Писание было не просто отстраненной книгой (эдаким литературным памятником древности), но «текстом мирового действа, участником которого он выступает и знакомые строки из которого вновь и вновь оживают в новых ситуациях» (55). Таким же «текстом мирового действа» для нас являются и тексты самого Павла, изучение которых не стоит ограничивать лишь поиском того смысла, который вкладывал в него автор. Если мы, позднейшие читатели Павла, позволим Библии быть для нас тем, чем для него являлось Писание, то мы будем удивлены тем что, сможем открыть для себя такие смыслы тех образов и значений, которые мы находи в Священном Писании о которых не догадывался даже сам Павел (55).
Одним из самых лучших примеров этому может служить письмо, которое получил Хейз от оного из своих примеров, в котором тот размышляет о Дитрихе Бонхёффере. В нем он пишет следующее: «Решение покинуть благополучную Америку, куда Бонхёффер был приглашён для чтения лекций, и возвратиться в Германию летом 1939 г. казалось находило подтверждение в тексте на 26 июня из сборника библейских чтений на каждый день: «Постарайся прийти до зимы" (2 Тим. 4:21). «Эти слова звучат у меня в голове весь день. Мы словно солдаты, находящиеся дома на побывке, которым вскоре предстоит возвратиться на поле битвы...» Постарайся прийти до зимы» - я не думаю, что превратно воспользуюсь Писанием, если отнесу их к себе самому". Складывается такое впечатление, что здесь Бонхёффер весьма сомнительно использует Писание. Полагаю, что если текст звучал в моей голове весь день, то я счел бы, что это Бог говорит со мной. Может быть все настолько просто. Но мне кажется, здесь поставлен на карту еще один вопрос. Быть может, все разговоры о Sitz im Leben и каноническом контексте, которые мы ведем в семинарии, сделали меня невнимательными или притупили мои духовные чувства, и теперь я не способен дать Слову жить свободно, вне связи с его изначальным контекстом....Ведь Новозаветные авторы пользуются той же свободой, какую проявлял Бонхёффер. Можем ли мы пользоваться так Писанием, когда обращаемся к другим людям? Например с кафедры? У меня нет сомнений в том, что Писания обращены ко мне; я знаю, что они обращены ко мне» (247). Стоит признаться, что с самого начала я не ожидал найти что-то особенное в этой книге, поэтому просто взял копию в своей библиотеке не желая тратить свои личные деньги на еще одну книгу по богословию апостола Павла. Я думал, что это очередной богослов, который занимается «пережевываем» ветхозаветных текстов, используемых Павлом. Однако я ошибся, так как, начав читать книгу, я понял, что открыл для себя еще одного автора, каждая книга которого будет заслуживать на мое особое внимание. С уверенностью могу сказать, что еще вчера «неизвестный» Хейз стал для меня одним из тех учителей, с которыми мы соприкасаемся не в воочию, а как бы заочно, через книги. Их книги становятся нашими конспектами, в которые мы заносим пометки заостренным карандашом и подчеркиваем маркером те мысли, которые просветляют нас и заставляют думать. Я бы настоятельно рекомендовал эту книгу всем тем, кто серьезно занимается библеистикой и богословием. Студентам изучающим принципы и методы толкования Писания и его применения (герменевтику и экзегетику) я бы советовал использовать книгу Хейза, как практическое пособие, в котором автор представляет послания Павла, как герменевтическую модель. Однако можно ли принимать Павлов толкования Священного Писания как норматив? Наверное да, та как сам Павел призывает подражать ему (1 Кор. 4:16; 11:1; Флп. 3:17). И если мы хотим исполнить его «заповедь» мы должны подражать и тому, как он толковал Писание. «Продолжая признавать Павловы толкования Писания образами непреходящего значения, мы также будем создавать новые образы из текстов» (260). «Его герменевтическая практика должны считаться парадигматической для нас» (265).
[1] Об этой главе, а также о главе «Антисемитизм и этнический конфликт» 445-596. Из книги: Ричард Хейз. Этика Нового Завета. – Москва: ББИ, 2005. будет написана отдельная заметка. Не возможно в нескольких предложениях выразить все то, что Хейз определил таким образом: «Если, е полагать, что Павел был безумным (или лживым) читателем, то нам придется признать, что он в силу эксцентричности ума, парадоксальным образом ставит в рассказе все с ног на голову» (157), так как «Павловы толкования либо евангелие, либо анафема» (250).
[2] Эко Умберто. «Роль читателя. Исследования по семиотике текста» - С-Пб.: Симпозиум, 2007.
[3] Тиссельтон Э. Герменевтика. - Черкассы: Коллоквиум, 2011. – С. 238-349.