В собрании Национального Художественного музея Украины хранится древнейшая икона из Восточной Галиции с изображением Покрова Пресвятой Богородицы (Доска хвойная, темпера. 79,5 х 47. И-14), которая датировалась до недавнего времени кон. ХІІ - нач. ХІІІ вв. Эта небольшая галицкая икона стоит как бы особняком среди традиционных и популярных композиций покровских сюжетов, не имея аналогий.
В собрании Национального Художественного музея Украины хранится древнейшая икона из Восточной Галиции с изображением Покрова Пресвятой Богородицы (Доска хвойная, темпера. 79,5 х 47. И-14), которая датировалась до недавнего времени кон. ХІІ - нач. ХІІІ вв. Эта небольшая галицкая икона стоит как бы особняком среди традиционных и популярных композиций покровских сюжетов, не имея аналогий. Она отличается от всех известных нам икон неканоничностью иконографии и своеобразием живописной моделировки.
Ее древность, казалось, не подвергалась сомнению, однако, разногласия среди искусствоведов в части ее датировки достигали более чем приемлемой меры - выражаясь в одно или два столетия. Первая атрибуция иконы принадлежит Даниле Щербаковскому, который вывез ее в музей в 1914 - 15 гг. из одной из своих экспедиций в Восточной Галиции. Тогда на основе лишь визуального анализа (икона находилась под 3 слоями записей) он датировал ее ХІV веком. Иконой снова заинтересовались лишь спустя много лет - в 1950-х гг., когда она была «раскрыта» Н.В. Перцевым (Перцев Н.В. Каталог реставрационных работ. – СПб., 1992. С. 49-52) в реставрационных мастерских Русского музея. При реставрационном исследовании было установлено, что икона неоднократно поновлялась, начиная с ХV века и позже. Но атрибуция ее была затруднена, поскольку первоначальный красочный слой утратил во многих местах свою структуру, к тому же нетрадиционная упрощенность ее живописной формы также составляла известную трудность для исследователя.
И, тем не менее, важные выводы в части датировки иконы были сделаны Перцевым, одним из лучших тогда знатоков древней иконописи. На основе ряда технологических приемов и признаков он отнес ее к домонгольскому времени. В галицкой иконе по ряду признаков, таких как: приемы живописной карнации лиц с применением охры без покрывочной санкири, применение красно-коричневого колера на полях и черной линии на лузге, в пропорциях доски - он находил черты, характеризующую иконопись того периода. Подтверждением этих выводов был палеографический анализ древней надписи на иконе, проведенной сотрудником Эрмитажа М. Скотниковой, датировавшей ее 1-й половиной XIII века.
Итоги этим исследованиям подвела Л.С. Миляева, опубликовавшая памятник в 1965 г. в одном из московских журналов, обосновав его атрибуцию, подчеркнув при этом его значение как единственного тогда известного произведения галицкой иконописи домонгольского периода. Л.С. Миляева отметила, что «украинские легенды связывали с культом Покрова непосредственно Успенский собор Киево-Печерского монастыря», а также указала, что «галицкий «Покров» из всех известных изображений сюжетно более всего близок к богородичному культу Влахернского храма» (Миляева Л.С. Памятник галицкой живописи ХІІІ ст. // Советская археология. Выпуск № 3. Москва, 1965. С.249-258; Логвин Г., Міляєва Л., Свєнціцька В. Український середньовічний живопис. Альбом. Київ, 1991. С. 28. табл.1; Гординський С. Українська ікона 12-18 сторіч. Філадельфія, 1973. С. 74 іл.. 30; Свєнціцька В. І., Откович В.П. Українське народне малярство ХІІІ - ХХ ст. Альбом. Київ, 1991. С.28. табл. 1; Шедеври українського іконопису ХІІ-ХІХ ст. Альбом. Упорядник і автор вступної статті Л.Г.Членова. Київ, 1999. С.8,20. Іл).
Тут все было аргументировано, ясно, убедительно и, казалось, можно было поставить точку в этом исследовании, которое убедило большинство украинских искусствоведов. Однако, это не совсем так. Э.С. Смирнова, называла памятник архаичным, датировала его ХІV веком (Смирнова Э.С. Живопись Великого Новгорода. Середина ХІІІ - начало ХVІ века. М., 1976. С. 224). Уделил внимание галицкой «Покрове» и В.Г. Пуцко, посвятив большое исследование проблеме возникновения и развития покровской иконографии (Пуцко В. Найдавніші ікони Покрови. // Родовід, 1994. № 8. С. 33-34). Но по малопонятной причине, руководствуясь только внешними признаками (как части одежды, головной убор и др.), не принимая во внимание особенностей живописного воспроизведения и трактовки композиции, он относит икону к произведениям ХІV века, ссылаясь на первую атрибуцию Д. Щебаковского, сделанной им до реставрации памятника. Пуцко полностью проигнорировал мнение Перцева и Миляевой, исследовавшими икону со всеми стилистическими особенностями и технико-технологическими приемами, получив возможность всесторонне изучить памятник после его реставрации.
По мнению В. Александровича, галицкий «Покров» является «малоисследованной так и недооцененной по достоинству древнейшей украинской иконой» (Александрович В. Иконография древнейшей украинской иконы Покрова Богоматери. // Byzantinoslavica LIX (1998) Slovansky ustav. Euroslavica. Р. 125-135). Но нельзя назвать логичной его датировку иконы ХІV веком, когда уже были разработаны подробные, ставшие уже традиционными, композиции покровских сюжетов. Это было бы уже известным анахронизмом.
Радиоуглеродный анализ доски галицкой иконы, определивший ее возраст 2-й пол. ХІ века - несколько озадачил (Членова Л. Использование радио-углеродного метода для датирования произведений украинской иконописи ХІІІ-ХУІ вв. Из коллекции НХМ Украины // Пам”ятки сакрального мистецтва Волині на межі тисячоліть: питання дослідження, збереження та реставрації. Науковий збірник. Матеріали УІ міжнародної наукової конференції по волинському іконопису. Луцьк, 1999. С. 92-93; Київська Радіовуглецева лабораторія. Національна Академія Наук України. Державний Науковий центр радіогеохімії. Результат радіо вуглецевої експертизи віку ікони “Покрова”). Но бесспорно - древность иконы, принадлежность ее домонгольскому времени можно считать доказанным, что не противоречит выводам Перцева и Миляевой, но относится она к более ранней поре утверждения христианства на галицких землях. Поэтому представляется возможным датировать икону концом ХІ - началом ХІІ века, учитывая строительство христианских храмов и возникновение иконописных центров в западных регионах Киевской Руси.
Бесспорно также и то, что можно признать безоговорочно, что это один из изводов покровской иконографии на ранней стадии формирования его иконографии. Более древних памятников нам пока неизвестно. Предположение о том, что галицкая икона близка к прототипу или оригиналу, возникшему в Византии или Древнем Киеве - не лишено основания. Во всяком случае «древность» иконы и нетрадиционность ее композиции заставляет пристальней отнестись к этой проблеме. В этом аспекте икона еще не рассматривалась. Поскольку прямых указаний или письменных источников, как известно, пока еще не найдено, то логические размышления, или предположения все же заставляют искать ответа на вопрос происхождения иконографического сюжета «Покрова», обращаясь к византийским корням или истокам, заставляя переосмыслить стереотипы и традиции, которые стали устоявшимися в нашей искусствоведческой литературе.
Проследить зарождение и раннее развитие покровской иконографии, как мы уже отмечали, чрезвычайно трудно из-за отсутствия исторических или литературных источников, но Влахернское происхождение легенды о «чудесном явлении Богоматери» о многом говорит (Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. Т.ІІ. СПб., 1915. С.100-101). С Влахернским храмом связывают изображение особо чтимой Богоматери Влахернитиссы – Оранты, но cредневековые письменные источники упоминают также бывшую в храме икону, изображающую сидящую на престоле Богоматерь с младенцем Христом, закрытую пурпурным покрывалом-занавесом, который «чудесным образом» поднимался вверх во время богослужения с пятницы на субботу и как сообщается в средневековых хрониках, над ней взвивался занавес-покров, во время богослужения с пятницы на субботу.
Композиция галицкой иконы как бы отражает это «Влахернское чудо». Отношение иконы к покровскому сюжету «удостоверяет присутствие здесь Андрея Юродивого и Епифания. Нетрадиционный образ Богоматери, держащей младенца, над которой ангелы поднимают покров, - не встречается в поздних композициях «Покровы», но это можно объяснить ранним происхождением этой иконографии. Здесь типологическое изображение Марии, которое чаще встречается в композиция послеиконоборческого периода. В качестве аналогии можно указать на известную миниатюру в Эчмиадзинском Евангелии 989 года (Институт древних рукописей Матенадаран, Ереван, MS 2374), которую Кондаков считал вкладной миниатюрой сирийского происхождения VII-VIII вв. (Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. Том 1. СПб. С. 169-170).
Вопрос времени и места установления празднования Покрова Пресвятой Богородицы до конца не выяснен. Крупнейший агиолог – архиепископ Владимирский Сергий (Спасский), исходя из историко-литературных данных, считал, что праздник установлен неизвестным князем в Киеве как общерусский на рубеже XI–XII в. (Сергий, архиепископ Владимирский. Святый Андрей, Христа ради юродивый, и праздник Покрова Пресвятой Богородицы. 1898). Литургист Ф.Г. Спасский и искусствовед Е. Медведева считали, что праздник установлен святым князем Андреем Боголюбским во второй половине XII в. Мотивом к этому послужило явление Божией Матери святому князю Андрею Боголюбскому и празднование в честь Боголюбской иконы Божией Матери. Этого же мнения придерживается ряд других авторов XIX и XX вв.
Спасский и Медведева, исследовав иконографическое сходство изображения Богоматери на Боголюбской иконе и на самом раннем из сохранившихся образов Покрова в Богородице-Рождественском соборе Суздаля, сделали вывод об их духовной взаимосвязи. Другим неоспоримым аргументом нераздельности явления Божией Матери и начала празднования служит для них сходство в повторе молитвы, произносимой Божией Матерью в видении святому князю Андрею, и в сказании на Покров в Прологе: http://expertmus.livejournal.com/49622.html Истолковываются в пользу владимирского происхождения и текстуальные особенности литературных источников – Службы, Слов на Покров.
Но архиепископ Сергий привел ряд возражений против отнесения первоначальной даты установления праздника к периоду деятельности святого Андрея Боголюбского. Сопоставив сведения о древнейших русских праздниках, содержащиеся во всех известных списках Пролога, он выяснил следующее: «Из представленного перечня русских праздников первой, древнейшей редакции видно, что эти праздники все киевского происхождения, кроме празднования дня памяти, близкого, впрочем, к Киеву, князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы находится во всех пергаменных прологах обеих русских редакций...». И ни владимирских, ни новгородских праздников в древнейших прологах нет, но только киевские конца XI – начала XII века. К последним относится и праздник Покрова, всегда в прологах упоминаемый вместе с остальными киевскими праздниками, и даже упоминаемый в первую очередь. «Вообще нет примера, чтобы праздник, установленный частным лицом или удельным городом, так повсеместно и быстро распространился по всей России, как издревле распространился праздник Покрова Пресвятой Богородицы... в Киеве русских праздников установлено очень мало во весь домонгольский период... и киевские праздники вносились в пролог с большим разбором. Сам святой и равноапостольный князь Владимир не внесен в прологи, а святая княгиня Российская Ольга внесена позднее других».
Версию архиепископа Сергия как раз и подтвердила находка иконы Покрова совершенно особой иконографии, происходящей из Восточной Галиции. Как заметил А.Александров, «следы киевского происхождения праздника сохраняются и во владимирских памятниках. Суздальский собор Рождества Богородицы, на задних вратах которого имеется уже упоминавшееся изображение Покрова, сооружен святым епископом Владимирским Симоном в начале XIII века. Изображение Покрова является последним в изображениях клейм, расположенных в следующем порядке: Успение, Положение пояса Богородицы, Покров. Епископ Симон был постриженником Киево-Печерского монастыря и одним из авторов Киево-Печерского Патерика. По его собственным словам, построенный им в Суздале собор воспроизводит Великую Печерскую Успенскую церковь. Расположение перечисленных изображений на суздальских вратах ясно говорит о глубоко прочувствованной связи темы Покрова с событием Успения Божией Матери. Восходя на Небо, Матерь Божия оставляет на земле мафорий и пояс, которые в дальнейшем хранились в Константинополе во Влахернском храме, где и совершилось чудо Покрова».
Процесс постепенного создания службы Покрову Пресвятой Богородицы можно проследить по литургическим памятникам, относящимся к XI-XVII векам. В «Описании рукописей Синодальной библиотеки» (А.В. Горский и К.И. Невоструев. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. Отдел III. Книги богослужебные (часть вторая). М., 1917) даны три пергаменных рукописи XII в., в которых содержатся службы святому апостолу Анании и Роману певцу, но о Покрове – ни слова. В памятнике же XIII в. указывается лишь о дне празднования Покрова.
Служба празднику, как свидетельствует тот же архиепископ Сергий (Спасский), начала слагаться не раньше XIV в. и развивалась в последующее время. В «Стихираре с некоторыми канонами» 1429 г. указана память апостола Анании и Романа певца, прибавлено пять стихир Покрову. А в Трефологии 1445 г., наряду с памятью апостола Анании, указано: «В той же день Покров Святей Богородици».
В Минее Служебной конца XV или начала XVI в. под 1 октября помещена служба Покрова Пресвятой Богородицы, но не отдельно, как в нынешних Минеях, а вместе со службой святым. В Трефологии XVI в. под 1 октября записано: «Святого апостола и священномученика Анании и преподобного Романа певца. И в той же день Покров Святые Владычицы нашея Богородицы и Пресвятой Девы Марии». Но в другом памятнике этого же времени «Собрание служб русским святым за весь год» (XVI в.) читаем: «День Покрова Святыя Богородицы и память преподобного отца нашего Саввы, иже под Вишерою рекою жившего».
По памятникам XV и особенно XVI вв. видно, как служба Покрову Пресвятой Богородицы постепенно вытесняла более древнюю службу апостолу Анании, получая первенствующее значение. К концу же XVI и, особенно в начале XVII в., она заняла уже первое место и полностью вошла в наши богослужебные книги.
Но в середине XVII века не только над службой, но и над самим праздником, нависла угроза быть упраздненными: на Руси началось исправление богослужебных книг, и «переводом» (образцом) должны были служить греческие богослужебные книги. Справщиком строго предписывалось «По указу Святейшего Патриарха с архиереи следовать во всем греческим Уставам и Минеям и словенским правленым часословом и Трефолою (Трефологиею) львовским и словенским Уставам харатейным и Филаретову во именах и тропарях и кондаках неизменно». Но, приступив к печатанию Типикона 1682 г., они обнаружили указание на праздник и службу Покрову Пресвятой Богородицы, чего не было в греческих богослужебных книгах. Перед справщиками встал непредвиденный вопрос, оказавшийся выше их компетенции. Свое недоумение они выразили пометками на «кавычном» экземпляре: «Покрова и службы в греческих книгах несть». Если так, то празднику нет места в типиконе, и он должен быть исключен, как уже и произошло с несколькими святыми, канонизированными Поместными Соборами и не включенными в греческие Типики. Несмотря на строгий патриарший указ, справщики не отважились на это, вероятно, потому, что к тому времени праздник Покрова Пресвятой Богородицы стал глубоко чтимым. В Типикон под 1 октября справщики внесли указание: «В той же день аще восхощет настоятель праздновати Покрову Богородицы с апостолом Ананием и апостолом (?) Романом».
Недолго просуществовал Типикон 1682 г.: назрела потребность в его исправлении. Поводом для этого послужили «многие разности и несогласия» в чинах и последованиях типика, отчего происходили «смущение и в храмах бываемая молва: зане всюду постиже самочиние и своеволие». Новый Типикон, 1695 г., был уже чужд грекофильских влияний и тенденций. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы внесен в нем в круг обязательных, но совершение всенощного бдения было предоставлено изволению настоятеля. В этом отношении Типикон 1695 г. совершенно сходен с современным, в котором под 1 октября указывается: «В той же день празднуем Покрову Пресвятыя Владычице нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Аще ли храм Ея, или изволит настоятель совершити всенощное бдение, и поем службу Ея сице».
Но на практике при отправлении службы Покрову об указаниях Типикона «на соизволение настоятеля» было забыто. Повсеместно во всех наших храмах и в прошлом, и в настоящем праздник Покрова Пресвятой Богородицы отмечается весьма торжественной службой с обязательным всенощным бдением.
Прославляя свою небесную Заступницу, Церковь поет: «Владычице, с честными и славными пророки, с верховными Апостолы и со священномученики, и со архиереи, за ны грешныя Богу помолися. Твоего Покрова праздник в Российстей земли прославльшия», подтверждая этими словами, что праздник Покрова действительно установлен в России и особенно почитается у нас. В Грецию же он, как ни парадоксально, пришел через Болгарию и был установлен сравнительно недавно, в XVIII в. В Элладской Церкви тропарь Покрова Божией Матери поется на 1 глас: «Покрова Твоего, Дево, воспеваем благодати, егоже, яко светоносный облак, простираеши паче разума и покрываеши люди Твоя умно от всякаго вражия навета. Тебе бо Покров, и Предстательницу, и Помощницу стяжахом, вопиющи Ти: слава величию Твоему, слава Твоему о нас промышлению, Пренепорочная».
ЖЖ "Музей имени Андрея Рублева и его обитатели", 13 жовтня 2011 року