В статье рассматривается богословская тематика художественных фильмов Андрея Звягинцева. Его творчество рассматривается с перспективы христианского символизма и вопроса к зрителю об умении различать встречу с Всевышним.
Андрей Звягинцев – один из русских режиссёров нового поколения, громко заявивший о себе презентацией (а впоследствии и наградой) на венецианском кинофестивале своей картины «Возвращение». Этот фильм заставил многих обратить внимание на начинающего режиссёра, и у многих вызвал ассоциации с Андреем Тарковским. Лично для меня, в повествовании он ближе Виму Вендерсу . Некоторые даже начали пророчить появление «нового Тарковского». Как бы то ни было, Звягинцев прочно занял позицию в российском кинематографическом арт-хаусе, или как его ещё называют «неформатном кино». В чём особенность этого режиссёра, и почему он интересен западной публике?
«Возвращение» явило миру эмоциональную картину об отношениях «отцов и детей». Иван, младший из двух братьев, боится высоты и вначале фильма ссорится с братом Андреем, из-за того, что он рассказал о том, что Иван струсил. Затем внезапно, по возращении домой, в их жизни возникает исчезнувший 12 лет назад отец, являющийся в кадре как «Мёртвый Христос» Мантеньи. Звягинцев признался, что в этой картине он намеренно апеллирует к истории Христа: «Тот Бог, который явил миру Иисуса, Своего Сына, отдал нам Его на растерзание. Первое появление отца в «Возвращении» зеркально воспроизводит картину Андреа Мантеньи «Мертвый Христос». Отец лежит в той же позе. Тот же ракурс, и даже оптика подбиралась специально для того, чтобы передать сжатую перспективу: мизансцена, пальцы, складки простыни, источник света... Всё для того, чтобы мысль зрителя сразу же подсознательно бросилась к тем аллюзиям... к тому, что перед нами не просто материальный отец. Это несколько другая фигура. Для меня то, что происходит с отцом в финале «Возвращения», - это самопожертвование во имя мальчика, своего сына. Пусть оно и выглядит как случайность, но эта случайность остановила ход времени. Без жертвы нет творения. «И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое»».[1]
Братья бегут на чердак, чтобы убедится, что это действительно он, и находят в иллюстрированной Библии старую фотографию (на странице изображающей жертвоприношение Авраамом Исаака). Эта картинка создаёт перспективу последующих событий, то, что Ивану кажется угрозой, станет его избавлением. Любовь отца воспринимается им с обидой и подозрительностью. Иван отвергает всё, что исходит от отца, пока тот не погибает. Только после его смерти у Ивана открывается чувство любви и осознание заботы отца. Однако же, большую часть фильма нам кажется, что Иван, в отличие от Андрея, единственный мыслит трезво и рационально. На самом деле, он просто боится сблизиться с отцом, также как и боялся прыгнуть с вышки. Страх – вот главная черта Ивана. А слабый Андрей, хоть и кажется подлизой, в итоге единственный кто мыслит рационально и действует в конце твёрдо, как взрослый. Звягинцев переворачивает первое впечатление о героях. Иван говорит: «я бы мог любить тебя, если бы ты был другим…», олицетворяя всех людей, которые говорят Богу: «я бы мог верить в Тебя, если бы ты был другим, таким, Какого я ожидаю». Если бы отец не был строг с ребятами, они бы не смогли сами вернуться назад. Бог не вмешивается, но направляет, чтобы мы учились жить и быть ответственными и за себя и других, но в этом мы не видим любви.
Повествование разбито по дням недели, начиная с воскресенья и заканчивая субботой. Листая Библию, мальчики на какое-то время останавливаются на истории сотворения мира, да и сам Звягинцев вспоминает цитату из Библии «се, творю все новое». Погибает отец в пятницу вечером, что совпадает со смертью Иисуса на кресте. Кроме того, он падает с перекладиной, немного намекающей на крест. Явление отца совпадает с моментом воскресения Христа, а уход с распятием.
Как и ученики Христа, сыновья всё время порываются ловить рыбу, не ценя общения с отцом и конфликтуя с ним. В первых кадрах фильма лодка пуста, как и на фотографиях из путешествия не видно отца. Отец как будто и не являлся домой, он неуловим для плёнки, единственное место, где он остаётся – в сердцах сыновей. Этот лёгкий визуальный намёк только усиливает чувство образности показанного в фильме, а семейной истории, как истории встречи человека с Богом. Бог неуловим для нас, Он является и уходит не по нашей воле, но мы вправе принимать его, как Отца или отвергать. Интересно, что после потери у Ивана вдруг просыпается любовь к отцу.
Звягинцев не рисует чистую притчу, не всё в фильме несёт скрытый смысл, и история «отцов и детей» выглядит вполне реалистично. Строгость отца имеет одну цель – подготовить сыновей к самостоятельной жизни, и Звягинцев часто рисует главных «положительных» героев не совсем привлекательными. Как и Триер он любит провоцировать зрителя, создавать чувство дискомфорта, и как Триер он показывает ущербность «современного» человека, его неспособность увидеть Бога, а видя – неспособность Его услышать (как поёт Coldplay: «I see God come in my garden, but I don’t know what he said, for my heart it wasn’t open, not open…»[2]).
Вторая картина режиссёра называлась «Изгнание», она тоже была отмечена наградами (Константин Лавроненко получил Каннскую золотую пальмовую ветвь за главную роль). Тем не менее, многие зрители не так тепло приняли второй фильм Андрея, как принимали предыдущий, обвиняя его в чрезмерном символизме повествования.
Если о неком христианском символизме «Возвращения» ещё можно было поспорить (хотя сам автор упоминал об этом), то в «Изгнании» он присутствует неприкрыто и многократно. Деревья, жатва, источник, имена Ева, Вера, и т.п., всё это заставляет видеть в странноватой и утрированной истории семьи нечто касающееся всех, события, происходящие в мире вообще, претендующее быть стереотипным.
Источник, текущий возле дома, пересох, и начинает течь снова только в конце фильма. То, что раньше было «домом хлеба» превращается в дом смерти, и только в пустой дом возвращается жизнь. Марк говорит «всё, что не решишь – всё правильно» и через это Звягинцев вкладывает в его уста отношение к жизни современного обывателя. Сегодня не модно людей учить правильному взгляду на вещи, главное раскрыть свой потенциал. Вот и Марк говорит, что всё равно, этики нет, нет «добра» и «зла», а есть ты и твоя свобода. Эта «всеядность» Марка разрушила его семью, для него, его детей уже «нет». Похоже на то, что он не видит, что его жизнь разрушена, и что он разрушает и жизнь своего брата.
Слова Веры «Делай скорей то, что ты задумал» с лёгкостью намекают на слова Иисуса сказанные Иуде, когда тот уходил предавать Его. «Где нет любви - нет жизни», это слова Веры, и её самоубийство – это ответ на отсутствие желания Алекса понять и вникнуть в проблему. Вместо нормального разговора с ней он общается с Марком. Всё у Алекса перевёрнуто, он видит угрозу со стороны Роберта, который спасет его семью, но не видит угрозы со стороны Марка, который, хоть и готов «тело отдать на всесожжение», но любви не имеет.
Правильно ли поступила Вера? Скорее всего, нет. Но вопрос не в этом, вопрос в том, что многие из нас живут без любви, и способствуют распространению этой «нелюбви», и считают, что это нормально. В отчаянном поступке Веры проявляется дикий крик о настоящей любви, без которой нет жизни. Она буквально воплощает фразу Павла «были мертвы, во грехах», и не может жить в смерти. Понимание поступка Веры возможно только в контексте Благовещения, которое чётко пронизывает картину, и письмо о беременности, переданное Максом (с залетающим после этого в коридор пёрышком) накладывается на картину Леонардо.
Как проговорился сам Андрей, эта история являет нам современного Иосифа: «Иосиф из "Изгнания" глух. Библейский Иосиф слышит Ангела, который ему говорит: "Не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в Ней, есть от Духа Святого". Ключ этого мифа в том, что в любой зачавшей женщине пребывает Спаситель. И не важно, какую религию вы исповедуете. Во всех религиях рождение - это новый мир. Новый мир как спасение. Герой "Изгнания" уничтожил Спасителя».[3] Если бы Алекс простил Веру, выслушал её хоть раз, расспросил, обратил внимание на её порывы, а не убегал и не отрешался, то их жизнь снова бы наполнилась любовью, а ребёнок мог стать новой надеждой для их семьи.
В этом году вышла третья картина – «Елена» (также награждённая в Каннах), в которой режиссёр обращается к теме социальной справедливости. «Елена» в отличии от предыдущих картин не использует прямых цитат и образов из Писания. На протяжении фильма звучит только одна цитата «будут последние первыми» (Мф. 20:16) и песня Баха «Господи помилуй» из мессы в си-минор (BWV 232-Kyrie).
Как и два предыдущих фильма, он об отношениях между людьми и о семье. В этой картине Звягинцев активно использует телевизор, как бы обостряя отчуждённость героев и обнажая их внутренний мир. Голос из телевизора, кроме общих иллюстраций бытовой жизни, создаёт и двусмысленные перспективы восприятия происходящего. Например, очень иронично звучат фразы с экрана телевизора в конце фильма:
- девушка: «у меня есть ощущение, что суета сует, пустота пустот у вас в головах….»;
- мужчина: «Очень много хочет, но ещё не знает, что она будет отдавать сама…».
Нам представлен своеобразный мини-итог (подобные теле-ремарки встречаются несколько раз).
В фильме противопоставляются два уклада жизни: «социалистический» (Елена и её дети) и «капиталистический» (Владимир и Катя), но никаких этических оценок не делается. Владимир однозначно прав, что Сергей должен учиться кормить свою семью, а не играть на компьютерной приставке, смотреть телевизор, курить на балконе и попивать пиво с орешками. Елена создала безответственного мужика, который и детей и свою ответственность спихивает на других. С другой стороны, Владимир использует Елену, и хотя о деньгах они говорят не часто, но их семейная жизнь не выглядит, как равноправное сосуществование (особенно учитывая то, что прожили они 10 лет, но только 2 из них в браке). Катя права, когда говорит, что отец всегда думал о деньгах, и её заваливал деньгами, пытаясь искупить свою отстранённость, как отца. Владимир всё покупает, он знает цену деньгам, но не умеет любить ни дочь, ни теперешнюю жену.
Сергей, однозначно инфантильный человек, висящий на шее у мамы и прячущий деньги от беременной жены, ни на что путёвое не может наставить своего сына. Иронично, что семья пытается спасти Сашу от армии, не замечая того, что происходит с ним во дворе. Но Екатерина тоже не так уж и хороша, и хотя у Сергея рефлексия отсутствует, у Кати с ней перебор. Она как истинный представитель интеллигентной «богемы» блещет сарказмом, иронизирует, и ни во что не верит (при этом вполне справедливо замечая недостатки окружающего её общества). У неё действительно нет цели в жизни, есть только отрицание целей других. Она права в том, что «скоро наступит конец света», что становится пророческим предвещанием того что, по мнению Владимира, никогда не произойдёт (равенство бедных и богатых, которое в очень искаженном виде является в конце). Катя права и в том, что «мы все гнилое семя, недочеловеки», но она на этом утверждении и останавливается, для неё единственной возможностью противостать этому факту бытия, является уход в себя. Для Катерины греховность человечества неразрешима, с ней ничего нельзя сделать и нет смысла пытаться что-то предпринимать. Она образ разочаровавшегося «разума», всё понимает, но считает, что «всё бессмысленно».
После убийства Владимира нам является два образа: сбитый конь со всадником и тьма. Андрей говорит: «И эти знаки — лошадь, гаснущий в конце свет — нужны, чтобы, если хотите, уравновесить ее демонстративный покой в финале — когда она чай наливает и все будто бы хорошо, но мы все равно подразумеваем, что содеянное ее теперь не оставит.»[4] Таким образом, конь и тьма предвозвещают Апокалипсис, которого ожидает Елена, осознавая безнравственность сделанного (она пугается и в первом и во втором случае, предчувствуя определённую «кару»). У Елены был шанс смириться перед несправедливостью отношения к ней Владимира, позволить сыну жить взрослой жизнью, жить по Евангелию, предоставляя Богу совершить справедливость (возможно и в Царстве, а не при этой жизни), но она избирает путь «земного царства», тот путь которым прошло наше общество под знаком «СССР». Путь Елены – путь «советского» человека творящего «рай на земле» своими силами, по своему «образу и подобию» (отбери у богатых и отдай бедным). Однако концовка фильма показывает нам, что от смены квартиры и освобождения внука от армии (где над ним могли бы издеваться), не меняется ни проблема Сергея с его отношением к жизни («разруха в умах»), ни проблема Саши, для которого травмирующая его драка намного ближе и реальнее «травмирует» чем армия, которой он избегает (и возможно его взгляд на «восточных» строителей, играющих в футбол, предвозвещает ещё одну потасовку ). Не смотря на совершённое Еленой преступление, ради «спасения» семьи, их жизнь не изменяется, изменяются только декорации происходящего.
Фильм раскрывает нам образ бездуховности героев: Владимир насмехается над Богом и верит в себя, Елена использует Бога, когда ей удобно, Екатерина иронизирует по поводу высшего смысла, а Сергей и его семья вообще об этом не задумываются. Всё что делают герои замкнуто на них самих, каждый из них живёт ради себя, и нет никого, кто бы мог разорвать порочный круг. Не случайно с криков ворон (как темы «смерти») фильм начинается и ими же он заканчивается.
Во всех своих фильмах Звягинцев изображает момент решения, которое должен принять кто-то из героев. В каждом фильме нам представлен «позитивно» тот, кто в итоге проявляет слабость. Так в «Возвращении» за правду борется Иван, в «Изгнании» - Алекс, а в «Елене» - Елена. В каждом фильме у героев есть шанс что-то изменить, но они его упускают. В каждом фильме есть жертва и надежда. Звягинцев видит современного человека, как того, кто неспособен к встрече (по настоящему, не на своих условиях) с Богом и даже с другим человеком. Андрей напоминает нам, что мы можем быть на месте кого-то из этих героев, мы можем бороться за «правду» но в нас может быть духовная глухота и слепота, отсутствие любви и совести. И косвенно предупреждает нас, что если что-то не изменить, то Апокалипсис настанет для каждого из нас, и нам придется жать последствия своих решений. Хотя режиссёр и не планировал, но у него получилась трилогия, основанная на Троице: в «Возвращении» - образ Бога-Отца, в «Изгнании» благовещение Мессии-Сына, а в «Елене» тихий голос Святого Духа. Герои фильмов Андрея чаще всего делают неправильный выбор и не способны видеть чуда. А что видим в окружающем мире мы?
[1] Галина Переверзева (интервью), «Реальность – миф» (kinoart.ru, RussArt.com, ozon.ru,, 27.10.2009.), http://a-zwyagintsev.narod.ru/press.html# (03.10.2011)
[2] «Я вижу Бога, Который пришёл в мой сад, но я не знаю что Он сказал, потому что моё сердце не было открыто…» (Coldplay, Viva la Vida or Death and All His Friends (Parlophone/EMI, 2008))
[3] Галина Переверзева (интервью), «Реальность – миф» (kinoart.ru, RussArt.com, ozon.ru 27.10.2009г.) http://a-zwyagintsev.narod.ru/press.html# (03.10.2011)
[4] Роман Волобуев (интервью), «И я не знаю, что с этим делать» (АФИША http://www.afisha.ru 28.09.2011), http://a-zwyagintsev.narod.ru/press.html# (07.11.2011.)