Created with Sketch.

"Уж если зло пресечь - собрать все книги бы, да сжечь"

21.04.2011, 15:56

Если откровенно - то хочется выгнать из дома околоцерковных тетушек и сжечь пачку религиозных брошюр. Все из-за того, до чего они довели мою родную тетю, мамину старшую сестру: она в унынии и отчаянии. "Уж если зло пресечь - собрать все книги бы, да сжечь" - вспоминаю Грибоедова. Ведь то, о чем я рассказал, тоже своеобразное горе от ума. Но как избавить теперь от сомнений и уныния родного мне человека?...

Если откровенно - то хочется выгнать из дома околоцерковных тетушек и сжечь пачку религиозных брошюр. Все из-за того, до чего они довели мою родную тетю, мамину старшую сестру: она в унынии и отчаянии.

85-й год - это возраст, когда каждый день жизни воспринимаешь как милость и все неотвратимее ощущается приближение ухода в Вечность, какой бы она ни была. А сейчас речь о людях верующих - значит, говорим о том, как предстать перед Всевышним. "Могла ли я подумать, что буду готовиться к встрече с Богом", - говорит она и плачет в страхе. Все дело в брошюрах, которые без всякого разбора, как ленты пулеметчику, подает ей сердобольная и богомольная соседка. В одной пачке и "В помощь кающемуся" Брянчанинова, и краткий пересказ Евангелия от Луки, и житие Марии Египетской, и т. д., и т. п. - но главное, там есть "Мытарства преподобной Феодоры" с описанием перенумерованных по порядку красочных мучений, которые, по словам автора, ожидают грешников после смерти...

Женщина в ужасе от тех мук, которые считает неизбежными, потому что всю жизнь жила и числит за собой грехи. Миновать невозможно: "Вот тут же написано, что люди по 500-1000 раз в день читали Отче Наш, и это надо постоянно про себя делать [как видно, речь идет об исихазме], а Мария 47 лет провела в пустыне"... Не способна на это - значит, обречена, и это все результат того духовно-книжного винегрета, которым ее кормит "наставница". Наставление Брянчанинова для новоначальных одновременно к опытом монашествующих и тут же рядом с откровенной апокалиптической ересью - это гремучая смесь.

Посоветовал оставить себе одну книжицу, а остальные вернуть: мол, ты же понимаешь, что в вере ты как ребенок, не сможешь одолеть всего, а Бог не бюрократ, чтоб загибать пальцы по числу прочитанных молитв, и т. д. А "пророчества мальчика Славика" о последнем времени - вообще сжечь не читая. "Но как же так? Эти книги ведь в церкви продаются, там даже печать Лавры стоит..."

Я в растерянности... Советов, как быть - не прошу, потому что вместе с советчиками окажусь в роли такой же "церковной тетки". Но не могу и промолчать. Развитие печатного дела сыграло для церкви плохую роль. Припоминаю, что о. Андрей Кураев вслух говорил, что на церковных прилавках подчас лежат книжки, противоречащие учению церкви. А в руках всезнающих "церковных теток" такие "писания" превращаются в разрушительное орудие, как я вижу по своей родственнице. Получив вместо духовной беседы пачку таких наставлений (ее первая исповедь, вопреки ожидаемому, оказалась формальной), человек впадает в панику и обреченность. А "наставлять" человека неумеренным чтивом намного легче, чем попытаться наставить словом и делом.

"Уж если зло пресечь - собрать все книги бы, да сжечь" - вспоминаю Грибоедова. Ведь то, о чем я рассказал, тоже своеобразное горе от ума. Но как избавить теперь от сомнений и уныния родного мне человека?...

Читайте також