«Нет идеям и идеологиям! Нет миссиям и миссионерствам!» Взгляд на проповедь, катехизацию и миссионерство с разных сторон и под острым углом.
«Нет идеям и идеологиям! Нет миссиям и миссионерствам!» Взгляд на проповедь, катехизацию и миссионерство с разных сторон и под острым углом.
Пасха красная, Пасха великая, Пасха Христос нам всем жизнь возсия!
Наступает Пасха. Что сказать мне, отмечающему 52-ю Пасху? А сказать уже есть что. Есть. Скажу: чествование в народе праздников - вечно, непреходяще. В праздники люди массово приходят в храмы, в свои национальные святилища. Им даже не нужно понимание праздника, они живут чувством, инстинктом, сердцем, влечением сердечным и простым природным бытием.
Предпасхальное. Осанна, евр. «Гошанна» - спаси! А вербная вечерня на нашем Крюковском приходе в 80-е была вельми многолюдна. Сотни людей с вербами наполняли храм. Андрей Антонович - так не то что с ветками вербы, а однажды с целым деревом вербным пришел в церковь, стал и поет: «Днесь благодать Святого Духа нас собра, и вси вземше (вербу) глаголем: осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне!» От многочисленных зеленеющих веток кажется заполненным все пространство церкви. Много цыган было. Естественно, шум стоял неимоверный, как на базаре. Посредине мужички, деды пономарь Семен Петрович, Борис Никофорович, Николай Алексеевич накладывали огромную копну вербы прямо на полу, так себе - высотой метр двадцать. Ну, раздавать! Начинается полиелей, На полиелее по 50-м псалме читается молитва на освящение «ваия» и начинается «раздача» - поднимается такой неимоверный крик, шум, гам, что канон приходится прерывать. Все лезут к заветной куче вербы «шоб висмикнути й собі!» Отец Василий (Василенко) старенький, слабенький батюшка, старчик 86 лет. На ногах и так по старости еле держится. А тут! Его один год как толкнули, так он и сел на кучу вербы. Как дальше рассказывает он сам: «Я сначала обиделся: сел так «под прытыском», как будто меня с почетом посадили. А потом вижу, что мне удобно на той куче зелени сидеть, и вот пономарь поднес мне мировальницу, и так я сижу и мирую. Очень удобно. Весьма!» Ну, а люди с искаженными, кричащими лицами, вошедшие в азарт, все равно из этой копны «смыкчуть». Копна делается все ниже и ниже - и вот отец Василий сидит уже почти что на самом полу. Мирует, помазывает, с праздником поздравляет. Когда уже батюшка на самом полу сидит! Ну, неподобство, его тут же незамедлительно мужички под руки подхватывают, на ноги, «на попа» поставляют. Я кричу, совещу кричащих: «Да тише, вы, православные!.. Православные, да куда же вы! Остановитесь!» Эге! Да куда там. Глас вопиющего в пустыне. Полчаса, бывало, канон не читают, а когда самые шумные, ретивые, особенно цыгане с вербой разойдутся из храма - и только лишь тогда начинается канон, и богослужение входит в свое нормальное русло.
И насколько смешны иногда мы бываем, стремясь «втиснуть» простой народ в прокрустово ложе различных идеологий и догматов. Да, так есть. Я помню, как в 80-е годы (почему-то именно они мне ярко врезались в память) люди приходили к нашему Крюковскому храму святить пасхи. Приходило много. Храм был один на три района. Стоят молча, жгут свечи, робко крестятся, советское ведь время, ждут освящения, пока батюшка пройдет с кропилом. И все! Им не нужно богослужения, не нужно научения, не нужно никаких наших акций, прокламаций и катехизаций. Я же был неистовый: чуть ли не к каждому бросался, приставал, учил, стремился что-то объяснять, читать. Люди слушают молча, мало смысля, мало понимая, чего я от них здесь хочу. Меня поразил их немигающий, почти что куриный, гипнотический взгляд. О, что это был за взгляд! Отсутствующий. Словно говорящий: что и чего это молодой человек в рясе так сильно куражится, чего он хочет? Чего ему нужно?
Они, простые люди, чувствовали главное: время наступившего праздника. Солнце светит, поют птицы, вся природа торжествует, сликовствует всеторжествующей жизни. И тут где ни возьмись - я, со своими катехизационными потугами. Помню, положил на аналое среди храма Библию с русским текстом и, ну, давай читать Деяния святых апостолов — читаю на русском, а не на славянском, дабы понятно было. Думал, что все так и ухватятся за близкие и понятные мне мысли. Люди стояли, отвлеченны, закрыты и безучастны. Но в собственном, внутреннем, личном праздничном настроении духа.
Вся природа, все живое радуется расцветающей весенней жизни, без всяких философем и идеологем. Но во мне бушевала эта просветительская «энергия заблуждения». Я хотел просветить мир! (Кременчугский, по крайней мере). Отец Василий Василенко, старый митрофорный протоиерей, видавший виды, смотрел безучастно на меня сквозь толстые стекла своих очков, говоря: «Не заблуждайтесь, отец Аввакум, Вербная и Пасха — это не религия, а всего лишь празднично-народный фольклор! Присмотритесь и поймете».
Пасха в Крюкове советского периода
В каких уродливых условиях бытования с атеистической властью мы, верующие, жили и выживали!
Шлепин Валентин Иванович. Очень принципиальный был гонитель религии. Инструктор при горкоме комсомола, по идеологии и работе с молодежью. Было, придет, станет в крестилке и стоит-смотрит недовольно, как я крещу, губы надует и тщательно высматривает, кто из молодых людей крестит. Затем, в конце, прицепится, сопровождая, «прорабатывает» их: кто таковые и зачем крестите?
Рассказывает священник Василий Ольхов (наш, тут же служивший диаконом в Крюковском храме). Пасха. Время подходит к полночи, вокруг полно народу. Дорога перекрыта, стоят милицейские будки-воронки, как необходимые атрибуты праздника. Аж тут и «контролеры» от атеизма, от комсомольца Шлепина непрошеные. Шлепин Валентин Иванович в ту пасхальную ночь 1984-го возглавлял комсомольские дружины, целью которых было не пускать молодежь в храм. Кордоны. Кроме милиции есть еще люди в штатском - это дружинники комсомольцы, которые руководят милицией, цель и намерение которых те же: не пропустить молодежь в храм на пасхальное богослужение. Рассказывает отец Василий (Ольхов): мать идет с дочерью в церковь, девушке лет 18, подходят к кладбищенским воротам — а тут как тут их останавливают люди в штатском: «Нельзя на службу! Молодежь школьного возраста в это время должна спать. Это действо для старых дедушек и бабушек!» Я, - говорит отец Василий (он всегда был резкий), - взял за руку девушку и мать и, ругаясь, отгрызаясь, откусываясь от комсомольцев-дружинников, провел их (мать и дочь) в храм. Аж тут залетает в пономарку старший комсомолец Шлепин с криком: «Так кто это тут управляет?!» - Отец Василий ему резко и категорично: «У нас по конституции свобода вероисповедания!» «Вы в храме командуйте, а на улице мы распоряжаемся!» Ну, крик, шум, гам! Разборки, столкновение мировоззренческих позиций! Одно благо, что до потасовки не дошло.
В те годы, рассказывала мать Евфимия, бывавшая на Пасху в Киеве, молодчики-комсомольцы, да и так просто подвыпившие хулиганы, наводнив храм, на пасхальные возгласы священника «Христос воскресе!» дружно, хором скандировали: «Нет воскресения! Нет воскресению!» И такое было.
«Вижу, - рассказывает далее отец Василий Ольхов, - что беда заваривается. Бегом письмо написал в Москву Черненко, копию патриарху Пимену, уполномоченному Куроедову. И поехал с письмами в Москву. Из Москвы, естественно, эти письма пришли, вернулись назад к Полтавским кагебистам, к самому Нечитайло. Кравченко Василий Сергеевич, представитель по делам религий при Крюковском райисполкоме, он такой себе был человек положительно-нейтральный, вызывал меня: «Ой, что вы там натворили?! Бегом езжайте в Полтаву к уполномоченному Ивану Яковлевичу Нечитайлу!» Поехал. Тот вместе с кагебистом Петром Степановичем там меня прорабатывали: «Нарушаете, ой нарушаете, Василь Васильович! За такое нарушение, если еще раз повторится, я могу и регистрацию у вас отнять! Поняли? Езжайте и не нарушайте. Еще раз такое повторится - отберем регистрацию».
Вызвали и меня, еще иеромонаха Аввакума, в горисполком, в КГБ, на «проработку». Помню, это было на втором этаже. Они вдвоем сидят, строгие такие, Шлепин и еще второй высокий мужчина намного постарше, у него, помню, были светлые курчавые волосы и лицо, на котором было написано крайнее презрение вкупе с брезгливостью. Теперь-то я знаю, это был штатный сотрудник КГБ при горисполкоме. Тогда, в те годы, такой атрибут имел присутствие всюду во властях. Основная тема моего «распекания», то бишь, того, для чего меня вызвали, была: вы, попы, мало того, что отсталый, так еще и вредоносный элемент советского общества. «Ты почему в армии не служил? И что это ты так много проповедуешь, разошелся. Вон, старые батюшки не проповедуют, а ты смотри, какой ретивый нашелся!» Говорили, беседовали долго. Я что-то мямлил вяло и неубедительно... что я ушел из дому в 18 лет в Почаевскую Лавру, я служу Богу небесному, это мое... и так, как мне Бог открыл, другого не знаю. Но там, оговорюсь, я не был героем. Говорил не резко, не исповеднически, не сильно и, повторюсь, не убедительно! Затем Шлепин встал и рьяно так придвинулся ко мне и говорит: «Знайте! Мы вас, церковников, только терпим. Придет время, мы будем ломать вам хребты и отправлять вас в лагеря!» - «Ну, что ж, спасибо за такое намерение-пожелание», - только и смог выдавить из себя я. Боялся.
Прошли годы. Перестройка. Рухнула идеология коммунизма и атеизма. Исчез Советский Союз. Недовольны остались почему-то все, как неверующие, так и верующие. В последнее время Шлепин Валентин Иванович занимал пост начальника управления земельных ресурсов города Кременчуга.
Помню, приезжаем в Кременчуг, недалеко от речвокзала дом на набережной во дворах. Отец диакон Николай Олейник, Наталия Орлова и Анна Костенчиха. Смотрю, на журнальном столике, возле труны, стоит фотография. Узнаваемое сердито-надутое лицо: принципиальное такое и знакомое-знакомое. Спустя 25 лет трудно было сразу узнать. Потом как прочел фамилию - обомлел. Вот те на! Так мы вчетвером его и отпевали. Можно было заупрямиться и не хоронить. Выступить перед народом и рассказать, что это был за «друг» религии и церкви в 80-е. Но я человек не конфликтный, отпевал. Хоть бури в душе бушевали страшные. Народу было полно. Музыка играла. Помню, и флаг еще какой-то несли. Умер 31 октября 2006 года, хоронили 2 ноября.
Так мне пришлось отпевать того, кто чаял, выжидал время ломать хребты духовенству и отправлять меня в лагеря! Так было. Не дождался бедняга своего «звездного часа», о котором с таким жаром мечтал! Ехали назад в автомобиле, я певчим и протодиакону Николаю Олейнику (служит сейчас в Сумах), осмелев, всю дорогу рассказывал, кого мы хоронили: того, кто на Пасху не пускал в церковь молодежь. Всё как в той знаменитой книге «Как в селе Покровском хоронили атеизм».
Но возвратимся к основной теме повествования.
Пасхальная ночь
А как наставала ночь светлая Пасхи, смотрю, по храму ходят странные высокие люди, девушки. Чу! Думаю: что такое, на ходулях, что ли? А то, оказывается, разгоряченные алкоголем хлопцы побрали девчат себе на шею, те ноги наперед свесили, и так ходят, празднуют, что-то там сильно радостно гикая, кликая, выкрикивая звуки, радостные клики животных. Ну, тут их милиция вылавливала, смиряла - и в «воронок».
Теперь, сегодня, по прошествии тридцати лет, я понимаю, осознаю свои напрасные, никому не нужные потуги. Осознаю свою глупость, фанатизм и несмысленность. Для простых людей главное - это радостное переживание бытия, торжество плоти и природы, а не сухие «книжные идеологии». Сегодня я понимаю: обряд вечен и востребован, а катехизация - нет. Катехизация, чтения-учения - они для нас, узкого кружка церковных религиоманов, «библеедов»-любителей. Кому дано, кому открыто. (Луна пасхальная: купил даже телескоп, чтобы наблюдать за луной. Показывал в «Большом Часослове» таблицу, ключ границ, лунное течение фаз, рассказывал суть, как и когда наступает пасхальный период). Когда чтецы «Деяний» уставали и иссякали, я проповедовал перед самой Пасхальной заутреней почти час, или даже полтора. Рассказывал об истории Пасхи почти с библейских времен и до сегодня. А было и такое: говорю об Иоанне Златоусте, и тут из толпы голос: «Так, так. Как имя того парня? Почему я его не знаю?» И тут взрыв эмоций, из груди пьяного вырвался хохот, похожий на ржание дикого, необузданного жеребца, я же невозмутимо продолжал, так что перед Крестным ходом входил в алтарь почти полностью изможденным. Один год так на проповеди истрепался, что вот, надо идти на Крестный ход, а я не могу, сердце спазмом от долгого говорения сжало. Людям же это все было не нужно, лишь редкие единицы откликались благодарностью.
Посему, повествуя, остановлюсь и умолчу. Вспомню поэтессу Анну Андреевну Ахматову: «И даже мне, кому убийцей быть божественного слова (в смысле литературы – а. А.) предстояло, почти благоговейно замолчала, чтоб жизнь благословенную продлить!»
Наш патриарх Кирилл постоянно призывает церковь всемерно усиливать просветительский, миссионерский диалог с современным миром. Но в церкви на сегодня уже борются две тенденции, одна - ухода от диалога, другая, наоборот, как призывает Святейший, за усиление диалога. Я скажу, что и то и другое у нас имеет место, и противоборство этих воззрений, «искра-молния» дискуссии, между ними вспыхивающая, - и составляют животрепещущую, пульсирующую жизнь современной церкви.
В этом году на Крестопоклонной ижевские священники-бунтари писали: «Народ нуждается в живой проповеди - жизнью. Но нам не нужны пастыри-каратисты, пастыри-футболисты, пастыри-штангисты, пастыри-артисты, пастыри рок-певцы, пастыри-банкиры, байкеры и так далее... А нам жизненно необходимы пастыри, душу свою полагающие за овцы, свидетельствующие о Христе не только своим словом, но и жизнью».
Да, понятно, никто не спорит: кондаковцы - раскольники, смутьяны, но именно эта одна мысль у них - зернистая. Теперь наши катехизации и просвещения делаются, по большей своей части, для пустозвонства, для галочки, денег, для поднятия имиджа или как трамплин в карьерном росте, а тогда я ведь проповедовал просто из благочестивого фанатизма. Какие деньги, какая слава, какое вознаграждение? За активную проповедь тогда могли и регистрации лишить, со значимого прихода перевести. Я же все равно ревностно делал, повинуясь Вечному зову, звучащему в душе и зовущему к подвигу…
Сегодня я настроен антимиссионерски. Довольно этих тупиковых идей и миссий. Хватит, сколько их уже было, не перечесть! Теперь я чту только эффект присутствия, радостное, невыразимое словами переживание, перетекание события ПРАЗДНИКА, за многие века ставшего природным и народным.
Почему у нас в церкви должны иметь место, сосуществовать две борющиеся тенденции? Одна миссионерская, а другая, скажем так, молитвенная, богослужебная. Опыт прошлого, царской России нас должен насторожить, в том смысле, что, как помнится, чем больше мы, духовенство, шли в школы, чем больше преподавали Закон Божий, тем больше из тех школ вышло врагов Церкви Христовой, революционеров, борцов с религией.
Суровость русских законов существенно смягчается необязательностью их исполнения. Если историческая Церковь согласилась на принятие в свою ограду, в свои ряды широких народных масс, стала народной, то и требования к народу она должна предъявлять широкие, минимальные, как и есть, и существует у нас минимальное православие. Иначе, если к народу будем предъявлять сурово ригористические требования и навязывать чуть ли не узко монашеские модели поведения, люди их попросту не примут, под разными благовидными предлогами будут их игнорировать. Да и игнорируют! Они, эти жесткие требования, уместны лишь в сугубо локализованных, замкнутых тоталитарных группах, сектах. Там - да! У нас же это вызывает лишь отторжение.
Поймите, не в том моя беседа, что катехизация не нужна. Она нужна, и уместна, если бы сотворила вместе с крещением реальное вступление человека в общину церкви. Если бы она была осуществляема только для стремящихся воцерковиться. А если это формальное соблюдение ритуала, то наглядна и посмеятельна видна наша деятельность: подчеркнута зияющая пропасть между приходящими в церковь крестить кумовьями и тем, чего хочет от них священник.
Отец наш Александр Юрковский крестит-катехизирует, а он у нас очень ревностный батюшка. Очень. Без чувства ситуации. Перед крестинами он строго кумовьям устраивает катехизационную беседу на час. Тут кумовья, время к обеду, к официальной части - к столу «рестятся», а тут эта почти часовая проповедь, да такое же почти часовое крещение. О Господи! В конце концов, следующие кумовья приходят и хитро заказывают батюшку на крестины: «ТОЛЬКО БЕЗ ЛЕКЦИИ», ведь они очень спешат, у них заказан в кафе на 12 часов дня обед!..
И еще хохма! Праздник Богоявления, то есть Крещения в Каменных Потоках 2011 года. Мне позвонили: свяжитесь, мол, по телефону, с вами хотят говорить. Вы должны поехать и освятить своим присутствием «посвящение в козачки», база отдыха «Маяк» в Каменных Потоках под Кременчугом. Я усумнился. Позвонил распорядителю: дай, думаю, расспрошу, какая моя миссия там будет? Позвонил: отозвался бравый молодой голос. Я стал расспрашивать: «Мне интересно, в чем будет состоять там моя миссия?» Тот же мужской голос бодро ответил: «О, приезжайте, батюшка! Не пожалеете! Мы тут устраиваем большой свой праздник и в связи с этим большое мероприятие. Мы там сделаем так: у нас будет праздничная парная банька, и вот наши «козачки» будут выскакивать из той баньки и бежать к Днепру, а вы будете уже на тот момент напоготове, то есть стоять с ведерком святой воды и кропилом будете «мерщій» кропить, как бы предохлаждая их, на пару разгоряченных, святой водой, прежде чем они нырнут в ледяную бездну днепровских вод. Оплата будет вам гарантирована и знайте - весьма и весьма достойная. Обед праздничный! Так как все «козачки» - бизнесмены, люди весьма заможные»...
Естественно, я рассмеялся и «неблагоразумно» отказался. Они, конечно, не поняли моего юмора. Какой странный и чудной батюшка-поп - не откликнулся, не клюнул на такое «горячее» заманчивое предложение.
Мини-православный народ хочет праздника и хочет праздновать. И следовательно, не очень-то шибко воспринимает наше миссионерство с катехизацией вместе взятые. Они ему просто-напросто не нужны. Наш народ еще с советских времен, а то и раньше, по горло перекормлен идеологическими лозунгами. А тут, видите ли, мы подоспели - новые, православные! Но у людей уже выработался стойкий иммунитет против всякой идеологической, в том числе и церковной, штурмовщины.
Надо осознать, разумно почувствовать, что на сегодня мы перешли критическую грань, за которой народ начинает нас не то что не воспринимать, но даже ненавидеть. Надо остановиться в безудержном, крикливом навязывании себя миру! Нужно, чтобы к церкви прибегали, ее благодати жаждали, сами искали тропинку к старцу и дорогу к храму.
Если Бог в громах и молниях не кричит, не вопит, не вещает нам, во всеуслышание высокопарно с небесных сфер, то наши самые громкие потуги на земле смешны! Если Бог не выскакивает из каждой иконы и не берет нас, грешников, за шиворот, и не ведет насильно, то тщетно нам силой своего ограниченного земного ума выманивать, силиться извлекать Его оттуда и показывать другим. Подражаем Богу в ненавязчивости. Будем как ОН, все в природе вечно произращающий, но Сам Себя в ней прямо не проявляющий!
И Господь наш Иисус Христос в Евангелии говорил нам: «Будьте совершенны, как совершен Отец Ваш небесный!» Бог есть свет! Безмолвный свет. Тихий свет. Жизненный свет! В Его присутствии, пока этот свет сияет и отражается в нас, мы, земнородные, живем, скорбим, радостно празднуем и блаженствуем. Тебя славим, о мысленный Свет!
Архимандрит Аввакум из Кременчуга, Пасха 2011 года
Архимандрит АВАКУМ (Давиденко)