Говорить об украинском и российском баптизме несколько преждевременно, так как мы еще до сих пор живем в плену баптизма советского.
Михайло ЧЕРЕНКОВ. — "Релігія в Україні", 23 декабря 2009 года
Основные тенденции современной религиозной жизни – глобализация, новая конфессионализация, рост фундаменталистских настроений, мода на консерватизм, приватизация религии, секуляризация и проч. – трудно обобщить в некоей равнодействующей. Скорее, речь идет о всестороннем усложнении религиозной картины мира, исходя из чего стоит внимательнее присмотреться к особенностям той или иной церкви, движения, союза; так соотнести предмет изучения с общим контекстом, чтобы были видны также уникальные черты, не сводимые к общим, неповторимые, не привнесенные, оригинальные, местные, культурно аутентичные.
Общего не должно быть много, иначе особость не будет осознана, не будет внутреннего роста, самостоятельности, зрелости. Кроме вселенскости, у церкви есть и национальные измерения, и даже поместные, – они обращают внимание на сродность церкви локальному контексту, окружающему обществу. Национальные и поместные церкви должны отличаться друг от друга, чтобы быть воспринятыми и актуальными в своем служении соотечественникам, землякам, отдельным социальным группам. Но при этом должна осознаваться и мера этой разности, грань между особенным и общим, за которой рвутся духовные и культурные связи между церквами, а местные традиции начинают подменять собой единство Церкви и общность христианской истории.
Говорить об украинском и российском баптизме несколько преждевременно., так как мы еще до сих пор живем в плену баптизма советского.
Но еще более неверно говорить о каком-то «русско-украинском баптизме». Представляется, что подобное название огрубляет, упрощает реальность, скрадывая в ней особенное. Конструкт «русско-украинский баптизм» исключительно спекулятивен,
поскольку в условиях независимых национальных государств не может быть реализован. Пути общей истории разошлись, и сегодня нужно искать не столько структурного единства, сколько тех духовных принципов, на основании которых может быть воссоздана духовная общность – поверх конфессиональных и политических границ.
Если допустить многообразие как фундаментальный принцип и ценность межцерковных отношений, то общее и особенное в жизни украинских и российских баптистов найдет свое естественное и непроблемное соотношение. Трудность – в неготовности либо в нежелании лидеров церкви вместить инаковость, непохожесть, инновации в свои уже сформированные и даже канонизированные представления. Ниже – несколько тезисов, в которых отражены сравнения украинских и российских баптистских церквей.
Для церквей постсоветского пространства общей проблемой является существование на канонической территории Русской православной церкви. Уже по этому признаку их можно рассматривать как одну общность – протестантов в православной культуре.
Можно не соглашаться с определением «канонической территории» и считать постсоветские страны «миссионерской территорией», но это не снимет напряженности в отношениях с РПЦ. В отличие от западных протестантов, выборовших у католиков свою самостоятельность в событиях Реформации XVI в., для украинских и российских баптистов остается вызовом неприятие их церквей в ареале фактически монопольного православного влияния.
Вместе с тем, ситуация в странах отличается, и возможности тоже. В России я не вижу прецедентов достойного диалога протестантов с православными. Есть позиция интеллигеции евангельских церквей - И. Подберезского, А. Зайченко, В. Бачинина - но она не отражает общих настроений верующих. Позиция лидера РС ЕХБ Ю. Сипко всегда содержательна и предельно заострена, но не понимается и не принимается даже его ближайшим окружением. Поэтому на практике мы видим лишь совместные фотографии пасторов с митрополитами. Подчеркну: сильная позиция проявляется не в том, что сохраняется плохой мир ценой компромиссов и заискивания, а в том, что ставятся и решаются проблемы, доносится самостоятельная позиция, решительно отстаивается свобода церквей.
К сожалению, в Украине ситуация подобна – протестантско-православный диалог некому вести.
Представители христианской интеллигенции - богословы, профессура, юристы, журналисты - оказались не у дел при нынешних руководителях. В Украине действуют несколько совещательных органов на уровне глав конфессий и руководителей высших органов власти, но, как выразился лидер крупнейшего евангельского союза, «Мы туда не ходим, там делать нечего. Да и послать туда некого...». Кроме секретаря ВСЦ ЕХБ В. Антонюка в руководстве баптистских церквей нет лидеров, которые понимали бы суть проблемы и представляли бы возможный план развития межцерковных и церковно-государственных отношений. Но здесь спасает другое – разобщенность православных церквей
в Украине, когда церкви разных патриархатов вынуждены отказаться от претензий на монополию и учиться мирному сосуществованию друг с другом, а также с католиками и протестантами. Напротив, усиление центростремительных процессов в религиозной жизни Украины ограничит свободу и возможности баптистов, поставит их за пределы «исторических церквей», «традиционных конфессий», чего уже давно добиваются сектоборцы и представители одиозных православных братств. Так что по инерции, само собой отношения с доминирующими церквами и государством, которое активно их поддерживает, никак не наладятся. Но исторический опыт межхристианского диалога, плюралистическая модель, более высокий уровень толерантности к протестантам действительно позитивно отличают Украину от России и могут служить показательным прецедентом.
Общей проблемой для постсоветских протестантов остается и не оформленное социальное учение, не развитая гражданская ответственность. В целом для украинских баптистов характерна более проактивная социальная позиция,
связанная с уважением к индивидуальности, с давними традициями демократизма. Однако, это нивелируется негативной традицией кумовства, местничества, мещанского индивидуализма – «моя хата с краю, ничего не знаю». Т.е. демократизм часто замыкается в пределах семьи, рода, землячества, и не выливается в ответственность за свою страну, свой народ.
Для российского культурного кода и общественного сознания характера установка на вселенскую миссию,
на особую роль в мировом масштабе. В религиозной сфере этому соответствует мессианская доктрина. Такие разные мыслители, как православный Ф. Достоевский и евангельский христианин В. Марцинковский одинаково горячо верили в мессианское предназначение русских церквей. В Украине же господствует установка на локальное, «хуторское», индивидуальное. В каждой из этих программ есть свои и позитивные, и негативные характеристики. Для России, с ее ста пятидесятимиллионным населением, семидесятитысячный союз баптистов оказывается слишком мал и слаб, чтобы быть слишком амбициозным. Для сорока шестимиллионной Украины сто тридцатитысячный союз баптистов слишком велик, чтобы быть таким неамбициозным и так стремительно терять авторитет в обществе. Российские баптисты стремятся стать большим союзом, чтобы реализовать широкое видение (каковое есть, как минимум, у руководителя РС ЕХБ, а в последнее время сформулировано в документе «Видение и стратегия»). Украинские же баптисты уже стали большим союзом, но оказались без видения, стратегии и даже ближайших целей. Видимо, гигантская стройка малыми силами и слишком большой колхоз одинаково абсурдны.
Если же быть более сдержанным в аналогиях, то украинский баптизм остается неоправданно провинциальным, а российский неоправданно мессианским.
При всем том украинский протестантизм гораздо ближе к Европе, ее духовному и культурному пространству. Может быть, отсюда и провинциализм, потому что Украина –это провинция внутри Европы, в то время как Россия – действительно самостоятельный мир. Для украинских баптистов Европа стала ориентиром развития, хотя они в не меньшей степени, чем их российские братья, не приемлют секуляризма и либерального богословия. Украинское общество, и церкви как его часть, сознательно избрали путь модернизации, российские же церкви остаются более традиционными, патриархальными, в чем проявляются антиевропейские, традиционалистские настроения всех россиян, а также евразийский курс российского государства. На российский баптизм влияет и православная культура, для которой прошлое, архаика, стабильность важнее, чем перспективы, риск, реформы. Уже географическое положение определяет отстраненность российского баптизма от Европы. Азиопа, Евразия становятся такими же важными символами для россиян, как Европа и Запад для украинцев.
Для украинских церквей общение с европейскими братьями, связь с историей и богословием Реформации жизненно важны. Российские же церкви, как кажется, испытывают больше влияния от православных источников, нежели от общения в мировой семье протестантов. Это митрополит Илларион говорил, что «Вера от Бога, а не от греков», а по слову протопопа Аввакума, «Московские книги правильнее греческих». Но странно, что подобные фразы перенимают и некоторые лидеры российского баптизма. Претензии на исключительность и самодостаточность никогда не были оправданными. Для церкви важна преемственная связь, память и знание того, как Бог говорил в истории церкви. Поэтому, если рвется связь с европейским протестантизмом, то на место богословия Реформации приходит православная традиция. Полагаю, что украинским, а тем более российским баптистам, стоит прилежнее изучать историю Церкви, патристику, а еще больше богословие Реформации. Повторю другими словами: когда слабеет влияние Реформации, начинает доминировать влияние традиционализма, изоляционизма, антиреформизма. Для всех протестантов реформа важнее традиции, так как именно реформа – продолжение вчерашней традиции в дне сегодняшнем. Реформа – форма существования традиции, условие ее продолжения. Без опыта богословской полемики, без общения с западными богословскими школами невозможно становление отечественного богословия и на его основе всего протестантского сообщества в России.
Российские братья в большей степени держатся за «свое», чем украинские. Очевидна несамостоятельность украинского и подчеркнутая самодостаточность российского баптизма. Несамостоятельность связана с пресловутой многовекторностью – «и вашим, и нашим». Но также означает открытость другому опыту, другой традиции, другим образам церковной жизни. Многие украинские лидеры уже пришли к пониманию, что не стоит беречь структурное единство союза, если при этом нет развития. Будет несколько союзов – будет здоровая конкуренция в среде евангельских церквей, будут более прогрессивные и более консервативные церкви без единой стандартизации. Не стоит упорно держаться и за неразвитое наше богословие, которого вовсе нет и не может быть в отрыве от мирового христианства, без общей традиции, без синтеза общехристианского и национального.
История то сводила вместе, то разводила украинские и российские церкви. Но сегодня более насущны не столько исторические, сколько современные особенности, в которых говорит не столько история, сколько наша разная природа. Кто-то более открыт Европе, кто-то видит в ней опасности. Где-то привыкли к здоровому индивидуализму, а где-то к «восточному конформизму». Где-то подчеркивают ценность личности, а где-то призывают к соборности. Какие-то церкви идут по пути реформ, а какие-то видят свою силу в традиции. Стоит признать, что церкви должны быть разные, поскольку разные люди., нации, культуры. Но для того, чтобы эти разности стали обогащающими, а не конфликтующими, нужно признать многообразие как ценность, признать право другого следовать своим путем, а также ценность другого опыта для себя. Это куда более актуальная задача, нежели доказывать свою исключительность и пытаться унифицировать все многообразие евангельского христианства.