О богослужениях онлайн, новых практиках Таинств; о том, почему Пасха – это не про окропление колбасы; как доносить до людей информацию, если большинство прихожан пожилого возраста и интернетом активно не пользуются – в беседе Сони Кошкиной с Кириллом Говоруном
В периоды турбулентности – кризисов, эпидемий, войн (а в Украине сегодня полный «набор»), люди чаще обычного обращаются к Богу. Многие приходят в Церковь, но есть и те, кто выбирает секты и/или разнообразных шарлатанов-проповедников, целителей и т.д. Различия между верой и суевериями проявляется все отчетливее.
Для Церкви, как институции, нынешние времена также являются серьезным испытанием. Пандемия изменит мир, всех нас, способы общения между людьми кардинально – обоснованию этот факт не подлежит. Очевидно, Церковь должна реагировать своевременно: модернизироваться, открываться навстречу людям, развиваться. Чтоб не получилось, как после Второй мировой, когда общество жаждало прогресса, а Святой престол продолжал настаивать на старых правилах, что в итоге обернулось сексуальной революцией 60-х и потерей многих прихожан (второй Ватиканский собор, был уже запоздалой, к сожалению, реакцией).
Но готова ли сама Церковь к подобным трансформациям? Особенно конфессии, наиболее широко представленные в Украине?
Ведь дискуссия не только о том, можно ли святить пасху онлайн или дистанционно исповедоваться, но о более глубинных процессах.
К сожалению, когда речь идет о церкви и коронавирусе, в информационной плоскости всплывает прежде всего негатив: призывы фундаменталистов от МП «все равно собираться на службы, детей приводить и иконы целовать»; истории про массовые крестные ходы; больного священника, заразившего пол-села и тому подобное.
Но ведь есть и другие примеры: когда пожилой священник отдает свой аппарат ИВЛ более молодому пациенту, из-за чего сам умирает; когда падре распечатывает фотографии своих прихожан и прикрепляет их на лавочки, где те обычно сидят во время мессы – чтобы он-лайн служба, которую он справляет в полном одиночества, проходила все-таки не в совсем пустом храме.
Фото: charlotteobserver.com
Последние два эпизода - итальянские, но примеров подобного пасторского сподвижничества достаточно и в Украине. Когда священники навещают тяжелобольных в палатах; когда волонтерят наряду со своими прихожанами; выражают готовность передать храмы под госпитали и т.д. Эти люди с большим сердцем и искренней Верой находятся на передовой точно так же, как и врачи. Только они лечат не тела – души (что часто оказывается не менее важным). Даже если при этом рискуют собственным здоровьем, а то и жизнью.
Все это рядом с нами, это важно и об этом тоже нужно говорить.
«В Италии это поняли лишь после смерти священников. Увидели, какой это риск для служения. И какая большая ответственность. Когда священник говорит, что нет никакой опасности, просто злодеи хотят закрыть наши храмы, – это безответственное отношение. Даже преступное. Потому что они подвергают риску не только самих себя, но и людей, которые им доверяют. А в наших реалиях, это, в основном, престарелые люди», - констатирует в интервью LB.ua авторитетный ученый-богослов, профессор университета Лойола-Меримаунт, научный сотрудник Йельского и Колумбийского университетов, архимандрит Кириллом Говоруном.
Нашей аудитории отец Кирилл хорошо знаком: его оценки всегда предельно точны, а анализ масштабен. Он просто, но очень глубоко поясняет сложные вещи. Ровно то, что нужно в этот час.
Итак, о богослужениях онлайн; новых практиках Таинств; о том, почему Пасха – это не про окропление колбасы; как доносить до людей информацию, если большинство прихожан пожилого возраста и интернетом активно не пользуются – в нашей беседе.
Архімандрит Кирило Говорун.Фото: Макс Левин
Многие видные церковные деятели, на которых люди ориентируются, которым доверяют, говорят сегодня, что коронавирус – это наша плата за грехи. Для людей невоцерковленных это звучит, конечно, как мракобесие; но воцерковленных, возможно, заставляет задуматься. Вы, как человек понимающий, разбирающийся и авторитетный, что на это сказали бы?
Я в этом не сильно разбираюсь, потому что прерогатива Бога знать – плата это за грехи или что-то другое. Со своей стороны могу только сказать, что это – беда, потому что гибнут люди. Причем гибнут без разбора. Если говорить о плате за грехи, то христиане верят в индивидуальное, а не коллективное воздаяние. А вирус косит всех. Преимущественно, конечно, пожилых, но и молодых тоже.
… В случае массовых трагедий возникает соблазн выразиться наподобие «Катюзі по заслузі» - мол, заслужили, поэтому наказаны. Но, как христиане, мы должны относиться к этому как к испытанию, которое требует от нас сострадания, а не злорадства.
Мы приближаемся к Пасхе, католической и православной. И в силу обстоятельств многие традиционные для воцерковленных людей форматы начинают переходить в онлайн. Богослужения, исповеди, разве что причастие не придумали как перевести. Как вы к этому относитесь? Насколько это соответствует времени и не противоречит ли первичным христианским базовым ценностям?
Какие-то вещи можно действительно делать онлайн, и это не новая практика. Для людей, которые болели или не могли присутствовать сами, и ранее предполагалась возможность следить за службой онлайн – храмы и раньше проводили трансляции богослужений. Участие в богослужении онлайн никогда не было проблемой, особенно с развитием технологий. Это нормально и допустимо.
Единственное, что таинства требуют непосредственного физического присутствия человека в церкви – онлайн они не могут быть проведены по определению.
В том-то и дело.
Но даже для таких случаев предполагаются различные практики и ухищрения, чтобы, с одной стороны, минимизировать контакт, с другой – иметь возможность участвовать в полноценной церковной жизни.
Православие чрезвычайно насыщено действиями, которые предполагают непосредственный контакт: целование икон, креста. Поэтому они несут в себе риск потенциального заражения. Их сейчас пытаются минимизировать, сделать более безопасными. Например, вместо того, чтобы целовать друг друга в щеку – кланяться. Вот была крестопоклонная неделя, когда все должны были подходить целовать крест, но сейчас рекомендовано кланяться вместо этого. А вот что касается евхаристии – это самый сложный вопрос.
Евхаристия – это причастие.
Да. Вопрос в том, как вложить в уста эти священные дары, избегая прямого контакта. Некоторые приходят к тому, чтобы причащать не из чаши, а с дискоса, когда частицы раскладываются на дискосе.
Дискос – это что? Поясните читателям.
Дискос – это такой служебный сосуд (в виде подноса на ножке - С.К.), который используется во время приготовления и совершения литургии. Сейчас его начали использовать и для причащения мирян.
Звучала идея причащать, например, одноразовыми ложечками, подавать записки. Священник сам решает, как поступать?
В каждом приходе своя практика.
Что каноничнее всего?
Практики, которые вводятся, они не нечто новое, а давно забытое старое. Например, использование лжицы – ложечки, из который подают причастие, – это относительно недавняя практика. Где-то с 11 века.
Очень недавняя.
Для нас это недавний срок. Что касается каноничности, нужно понимать, что в церковной истории было такое многообразие практик, что мы можем использовать многие из них для того, чтобы минимизировать риск заражения сегодня.
Люди, которые погружены в обрядовость церковной практики, настороженно относятся к изменениям. Им кажется, что если что-то приобретает иную форму, то их причастие или исповедь не будут каноничны. Не признаны Господом, проще говоря. Что вы можете сказать таким людям?
Это важный вопрос. Но нужно адресовать его Богу, чтобы Он ответил. С точки зрения богословской традиции нашей церкви и здравого смысла, важна не форма причастия, а само по себе причастие. Тем более, что форм причастия было очень много. И действительно, у людей, особенно тех, которые ничего не знают о прошлом своей собственной традиции, есть страх перед какими-то изменениями. Иногда это явление называют ультраконсерватизмом или фундаментализмом.
Фундаментализм – это когда человек держится за какие-то практики, не понимая их смысла, не зная их истории, и считает их священным установлением, которое происходит от самого Бога, а также крайним нечестием и богохульством полагает внесение в них изменений. Это все от незнания, невежества. От него рождаются многие суеверия, которых очень много в нашей церкви. У людей возникают соблазны, они беспокоятся – правильно ли делают. Но то, что церковь рекомендует, это все разумно. Во многом это возвращение к древним практикам. И ничего страшного нет в том, чтобы изменить форму причастия. Важнее сохранить жизнь людей.
Чистая правда. А как сделать так, чтобы у прихожан не возникало подобных вопросов?
Это невозможно. Вопросы будут возникать всегда. Нужно постоянно объяснять и рассказывать людям, что мы сейчас делаем, что в этом нет ничего страшного.
Я очень люблю пример Второго Ватиканского Собора. После Второй Мировой войны в Европе у общества назрел запрос на серьезные изменения, но католическая церковь, которая на тот момент имела очень сильную позицию в Европе, подавляла и игнорировала его. И когда Второй Ватиканский Собор, наконец, собрался…
Это были 1962-1965 годы.
Да, спасибо. Он совпал уже со студенческой революцией во Франции и многие отступили от церкви. Не кажется ли вам, что верхушка церковной иерархии должна сейчас попробовать донести своим прихожанам, что мир уже другой, что наступили изменения, на которые нельзя не реагировать и что церковь готова к этому?
Мы пытаемся это сделать. В частности, на Всеправославном Соборе на Крите, который был в июне 2016-го года.
Который Москва сорвала?
Русская православная церковь не принимала в нем участие, но Собор состоялся, его никто не срывал.
Целью Собора было как раз обсудить, как жить церкви в современном мире. Он был задуман во многом как православный ответ на Второй Ватиканский Собор, чтобы согласовать нынешние существующие практики с современным миром, с тем, что происходит сегодня. Сейчас, конечно, на многое, в том числе, и на прошлое, мы будем смотреть с точки зрения коронавируса. Он сильно поменял наше сознание, поменял оптику для всего поколения. И на Всеправославный Собор нужно смотреть как на неплохую подготовку к нынешним событиям, чтобы мы встретили их более готовыми.
В 2016 году еще не было тех вызовов, которые стоят перед миром сейчас. Может, Всеправославному Собору стоит снова собраться? Или отдельно ПЦУ? Чтоб конкретизировать вызовы и дать прихожанам более конкретный ответ.
Собираться нет смысла из-за угрозы заражения. А провести видеоконференцию можно. Все решения для православия принимаются на соборах, а технологии, наверное, позволяют осуществлять соборность в режиме онлайн.
Интересно было бы посмотреть на иерархов, которые собираются онлайн, и на то, как они верифицируют свои решения.
Но Соборах это происходит путем голосования. Но хотя бы обсудить все эти вопросы имело бы смысл. Я полностью с вами согласен, что вопросы назрели и требуют обсуждения и решения. Посмотрим, удастся ли достичь консенсуса. Хотя православные церкви обычно и принимают отдельные решения каждая для себя, можно выделить какой-то общий знаменатель, который свидетельствовал бы о том, что церкви осознают риски и опасность этой эпидемии и призывают – с разной степенью жесткости – к самоограничению своих прихожан при совершении определенных практик.
Львиная доля верующих в Украине и тех, кто посещает храмы, - люди преклонного возраста. Они не пользуются фейсбуком, не читают интернет-СМИ. Как им донести, что освятить паску онлайн равняется тому, что ее лично окропил батюшка, какие возможны каналы донесения информации?
Главный способ коммуникации для таких людей, конечно, храм. Но тогда получается замкнутый круг: как они придут в храм с существующим риском заражения? Об этом нужно было говорить до того, как была объявлена пандемия. А как сейчас донести такую информацию, даже не знаю. Наверное, священнику стоит просто обзванивать постоянных прихожан.
Что касается освящения паски онлайн, то так не получится. Вообще, освящение паски – это не самый важный элемент в пасхальных торжествах. Это, кстати, хорошая возможность для людей узнать, что освящение паски, колбасы, водки совершенно неважно для Пасхального Богослужения. Важно причаститься. Есть разные рекомендации, как это сделать: возможно, на улице, чтобы люди сохраняли социальную дистанцию, или на дому. Наверное, для многих пасхальная служба будет в режиме онлайн, к сожалению. Поэтому причаститься можно будет в другое время. Святить паски онлайн не получится. Пускай люди едят, что есть, без освящения.
То есть вы признаете, что традиция освящения еды – не совсем про православие?
Это неплохо, что люди приносят еду. Но для многих это единственное...
Что связывает их церковью на протяжении года?
Когда они этого смысла лишатся, возможно, для них откроется новый смысл пасхальных торжеств: более глубокий, более правильный.
Или они вовсе уйдут из церкви.
Не уверен. Но каждый, конечно, решает сам для себя. Если люди уходят из церкви из-за того, что не могут освятить паски и колбасу, значит, в церковь их приводило что-то не то.
Во время соцопросов много людей называют себя верующими. Но ходят при этом в церковь дважды в год – на Рождество и на Пасху. Многие тех, кто соблюдают обрядность, не имеют реальной воцерковленности.
Это повсеместное явление, хорошо описанное социологами – так называемое «культурное христианство». Оно существует во всех религиях: есть культурный ислам, культурный индуизм, культурный буддизм. Когда люди ассоциируют себя с какой-то религией, но не имеют соответствующих практик. В социологии различают три категории отношения людей к религии: принадлежность, поведение и вера. Часто люди относятся только к одной категории – “принадлежность”. Это идентичность, когда они себя аффилируют с этой традицией, но не живут в соответствии с этой традицией и не веруют в соответствии с ней. Это и есть культурное христианство, или культурное православие. И к этой категории относится, на самом деле, большинство людей.
Конечно, нельзя это оставлять как есть, с этим нужно работать. Обычай освящать на Пасху еду часто лишь закрепляет людей в категории «принадлежности». Человеку, который причисляет себя к православию лишь через обряд освящения паски, нужно объяснять, что не это главное. Смысл Пасхи – Воскресение Христа.
Возвращаясь к вопросу о формализации новых правил, стоит отметить, что очень скоро, в том числе и из-за изоляции ввиду коронавируса, онлайн общение станет абсолютно традиционным. Все смирятся с тем, что это отныне норма. Как сегодня церкви не опоздать - как опоздал с реакцией на назревшие в обществе после войны изменения Второй Ватиканский Собор? Возможно, пора определить новые правила, идущие в ногу со временем?
Есть дискуссия по этому поводу: должна церковь идти в ногу со временем или опережать его. Средства коммуникации действительно будут по-новому использоваться. Они еще больше станут нашей реальностью после этой пандемии. Я не уверен, что прямо все перейдут в онлайн, может, многие просто устанут от этого и с еще большим рвением обратятся к оффлайному общению, станут больше общаться друг с другом. Потому что поняли во время пандемии, насколько важно личное общение.
Мы не знаем, что будет, на самом деле, после пандемии. Можем лишь сказать, что реальность будет другая. Мы будем жить в другом мире. Это совершенный факт. И, наверное, церкви тоже нужно готовиться к этому другому миру, другим людям, другим отношениям. Опыт работы с людьми в кризисных условиях очень важен. Отмечу также важность инициатив, которые прозвучали со стороны Греко-Католической церкви и ПЦУ, даже в УПЦ МП заявили о готовности предоставить церковные помещения для обустройства в них госпиталей для больных коронавирусом.
Заявления греко-католиков видела, УПЦ МП - нет. Но вернемся к этому позже. Прежде я бы хотела поговорить о священниках. На церковь периодически осуществляются нападки с требованием прекратить службы. Но что делать людям, которые находили в них надежду, утешение, поддержку, разрядку? Возможно, причастие на дому действительно имеет смысл?
Да, причастие на дому имеет смысл, хотя все равно не исключает риска заражения, лишь минимизируя его.
Фото: kp.ua
Ну да, в данном случае риск для священника даже возрастает.
Конечно. Вы видите, сколько в Италии умерло священников от коронавируса? Причем некоторые пожертвовали своей возможностью дышать через ИВЛ ради своих прихожан. Как и медики, они рискуют собой. Это их призвание, ради этого они пришли.
Церковь может издать сколько угодно предписаний и инструкций, распоряжений, как действовать в той или иной ситуации. Но если они не будут выполняться священником, это не будет иметь никакого смысла. Важно, чтобы у священников было самосознание, чтобы они понимали риск для прихожан и для себя.
В Италии это поняли лишь после смерти священников. Увидели, какой это риск для служения. И какая большая ответственность. Когда священник говорит, что нет никакой опасности, просто злодеи хотят закрыть наши храмы, – это безответственное отношение. Даже преступное. Потому что они подвергают риску не только самих себя, но и людей, которые им доверяют. А в наших реалиях, это, в основном, престарелые люди.
С такими призывами, в частности, выступал Павел Лебедь, настоятель Киево-Печерской Лавры. Он звал людей участвовать в службах, исповедоваться и причащаться в разгар карантина. У нас, конечно, секулярное государство, но, возможно, здесь стоит принимать какие-то меры? Должна же быть какая-то ответственность?
Должна. Такие призывы не только безответственны, но и преступны. Какие должны быть меры пресечения – решать государству. Потому что государство имеет монополию на насилие и на пресечение такого поведения. Здесь я ничего не могу рекомендовать. Просто констатирую, что это преступные призывы, которые могут повлечь за собой человеческие жертвы.
В Тернопольской области был случай, когда заболел священник, который списывал свое заболевание на ОРВИ и инфицировал, скорее всего, большое количество людей. Уповать только на веру в данной ситуации, видимо, нельзя, хоть и считается, что через священника говорит Бог.
Далеко не всегда. Священники изучают, что они должны говорить, что является частью традиций. Но иногда они что-то недоучивают, что-то недопонимают, что-то говорят, как в нашей среде принято говорить, «от ветра своей головы».
Почаевская Лавра. Фото: Вікторія Матола
К сожалению, я думаю, через церковь будет намного больше случаев заражения. Вспомните хотя бы историю с Почаевом, когда побывавшие там в качестве паломников граждане Молдовы привезли вирус в свою страну. Мы не знаем, как они заразились, скольких они заразили. Мы только знаем, что это была группа паломников из Почаева. Информация подтверждена президентом Молдовы, и это серьезное заявление, которое свидетельствует о том, что опасность заражения через религиозные обряды, через паломничество, есть, и мы видим сейчас лишь верхушку айсберга. Маленькую верхушку айсберга в мире и еще более крошечную верхушку в Украине – с учетом замалчивания, намеренного скрывания количества случаев заражения. Я думаю, что вскоре мы столкнемся с огромной волной этих заражений, в том числе через церковные, священные пространства.
Вы говорили, что с людьми нужно проводить разъяснительную работу через священников, а как проводить ее со священниками? Чтобы они понимали меру своей ответственности, риск от того, что святой отец продолжает причащать людей, хоть и советует им не ходить в церковь. Что он рискует жизнями. Какую роль в этом должна сыграть церковная иерархия?
Со священниками должны работать епископы. Объяснять им, что они могут говорить, а чего нет. Проблема в том, что епископы иногда имеют очень странные и даже небезопасные идеи относительно этого вируса. Как вот владыка Павел. И не только. Я думаю, у него есть единомышленники.
И, к сожалению, не только среди МПшного епископата.
Думаю, такие единомышленники есть и в других юрисдикциях, которые думают, что все это ерунда, что вирус можно игнорировать, потому что мы имеем веру и ничего не боимся. Они лично могут иметь веру, они – свободные люди и могут делать, что хотят. Но когда они начинают подвергать риску здоровье и жизнь других людей, это уже не вера, а я называю это терроризмом. Что отличает мучеников от террористов? И те, и другие жертвуют своей жизнью ради своей веры. Но террористы еще и другие жизни прихватывают с собой. Когда люди готовы пожертвовать собой и другими – это настоящая террористическая деятельность. И нужно понимать последствия, к которым это все может привести.
Карантин в Украине продлен до 24 апреля. Как в таких условиях должна проходить Пасха? Святое воскресенье? Страстная неделя?
Сложно сказать. Могу сказать навскидку, без подготовки. Пасха – это единственный праздник в православном календаре, который длится неделю. В принципе, празднование можно было бы растянуть на всю неделю. Не собирать толпу в храме за один раз, а чтобы люди приходили по очереди. Я не знаю, как это регулировать. Большое значение имеет, город это или село, пригород, центр, спальный район. Это факторы, которые влияют на возможный формат богослужения. Но в любом случае у нас есть неделя, чтобы причаститься и разделить радость этого праздника.
Наверное, священник должен отрегулировать этот вопрос со своими прихожанами. Мы же сейчас привыкаем к новой форме посещения супермаркетов. Не знаю, как в Киеве, но в Лос-Анджелесе установили такие разделители, чтобы люди стояли на расстоянии метра в очереди в супермаркет или на кассе. Наверное, что-то подобное можно ввести в храмах, чтобы люди подходили к причастию, соблюдая дистанцию, и делали это на улице. Не подавать его через лжицу. Это все можно отрегулировать, даже с учетом большого скопления людей. Но я не могу давать практических советов – это задача церковного начальства.
Это частично защищает людей, но священник все равно остается под ударом.
Да.
Фактически он приносит себя в жертву?
Священники рискуют, как и врачи. Хотя врачи, конечно, рискуют больше. И теперь нам придется переосмыслить наше отношение к врачам.
Недавно вы писали у себя на фейсбуке о том, что кризисные ситуации, подобные той, которая сегодня случилась в мире, провоцируют возникновение и развитие сектантских практик. Так, в Индии, например, местные гуру призывают пить мочу коров, а в Техасе проповедник а-ля Кашпировский, обещает исцелить от коронавируса путем прикосновения к монитору. Вопрос даже не в том, что с этим делать. А как для себя сегрегировать веру от суеверия?
Эта пандемия поставила остро извечный вопрос. Во всех религиозных традициях есть вера и суеверие. Православие здесь не исключение. И до сих пор это казалось как-то не так важно. Очень многие, даже верующие и посещающие церковь, практиковали всякие суеверия. Но сейчас вопрос о разделении между ними встал с особой остротой – теперь это, можно сказать, вопрос жизни и смерти. Эта пандемия может сыграть положительную роль, спровоцировав дискуссии по поводу того, какая разница между верой и суеверием. Я не буду эти дискуссии озвучивать, просто хочу сказать, что они есть, и это очень положительный момент, чтобы люди понимали разницу. Практиковать свою веру, быть христианином можно и в условиях пандемии, карантина, полной изоляции. От этого страдает только суеверие, но не вера. Если люди говорят, что карантин разрушает их веру, то, скорее всего, речь идет не о вере, а о суеверии.
А заявление Филарета о том, что коронавирус – это плата за грехи человеческие, в частности, за однополые браки, это вера или это суеверие?
Это простой ответ на очень сложный вопрос – своего рода популизм. Комплексной проблеме пытаются дать простое объяснение, чтобы люди его подхватили. Подобное было с Голодомором. Помните, что сказал митрополит Онуфрий на вопрос, почему был Голодомор? Смысл его ответа был в том, что люди отступили от Бога. Это точно такое же упрощение ответа на сложный вопрос. Почему тогда страдают невинные дети? Почему умирают прежде всего старики, которые вряд ли массово являются представителями данного сообщества?
Это распространение коллективной вины на всех без разбора. Дискриминационной, по сути вины, которую христиане не могут так истолковывать. Христиане не должны давать такие простые ответы на такие сложные вопросы.
Православная церковь Украины – достаточно молодая структура. Ей едва больше года. Что нужно предпринять, чтобы пройти это испытание достойно? Укрепит оно ПЦУ или ослабит?
Я думаю, это испытание для всех церквей и религиозных организаций, не только для христианских. Это испытание для иудейской и мусульманской общины Украины, в том числе. Мне кажется, очень правильно, что церкви и религиозные организации делают совместные заявления через ВРЦРО – Всеукраинскую раду церквей и религиозных организаций. Потому что проблемы эти общие для всех. В том числе, проблема веры и суеверия.
Фото: facebook/Митрополит Епіфаній
Что касается Православной Церкви Украины, она сделала очень грамотное и правильное заявление, на мой взгляд. Необходимо еще доносить эти заявления на места, потому что там тоже много суеверий, в приходах много бравирования своей верой, что подвергает риску прихожан. Вся эта работа еще впереди, этим нужно заниматься. УПЦ Московского Патриархата, в принципе, тоже приняла достаточно разумное заявление, если не брать заявлений отдельных лиц.
Если не брать заявления Павла Лебедя, можно вспомнить представителей Московского патриархата, которые совершают автомобильные “крестные пробеги” в Ужгороде. Это вера или все-таки суеверие? С одной стороны, они подъезжают к домам своих прихожан, кропят их святой водой, показывают, что они рядом, поддерживают их. Но с другой стороны – это вообще что?
От этого никакого вреда нет, я думаю. Православные верят, что святая вода имеет силу освящающую, благодатную. Излечит ли она от коронавируса? Чудеса случаются, и такое возможно. Является ли она панацеей, эффективным лекарством, от которого обязательно этот вирус исчезнет? – конечно, нет. Пускай люди ездят и кропят водой. В этом нет ничего плохого, пока они не будут говорить, мол, мы вас покропили, теперь больше никакой вирус вам не угрожает, приходите к нам в церковь, давайте будем продолжать целоваться, целовать иконы и все прочее. Это уже вопреки вере, вопреки тому, что должны делать христиане.
В Писании сказано: «Что мне человек, когда Господь за меня». Целовать иконы, кропить водой – это все-таки от человека. Если носитель веры искренне верит в то, что Господь за него, почему он должен страшиться того, что связано с человеком, – целования икон, посещения храма, причастия?
Целование иконы, ритуалы – это проявление веры и в этом нет ничего плохого, это хорошо. Но хорошо в условиях, когда нет вируса. В условиях вируса это все может быть смертельным.
Как это объяснить человеку, верующему буквально в сказанное: «Что мне человек, когда Господь за меня»?
Можно привести множество примеров из Писания, когда Христос исцелял людей. Вспомните историю про прокаженного, когда Христос исцелил его, а потом сказал, чтобы по обычаю он показался священникам. В то время был определенный обряд, предполагавший, что священник должен засвидетельствовать очищение человека, чтобы он не был больше заразным. То есть это была в некотором смысле медицинская процедура, характерная для того времени. Вера в чудо – это всегда результат соработничества между человеком и Богом. Если человек не делает ничего для того, чтобы избежать, например, болезней, а просто сидит и ждет по своей вере исцеления, это исцеление, как правило, не наступает. Исцеление обычно бывает тогда, когда человек идет к врачу, но при этом верит и молится. Тогда через эту синергию – сотрудничество между человеком и Богом – и происходит исцеление. Никто не сказал, что медицинских мер достаточно для того, чтобы верующий человек не заболел. Для верующего человека нужна вера. Но нужна и медицина. Эти два элемента и есть синергия между человеком и Богом. Одно другого совершенно не исключает.
В окроплении святой водой, которое не предполагает контакта, нет ничего страшного. Но это не решение той проблемы, с которой мы столкнулись. Решение проблемы – найти лекарство и вакцину.
Обратимся вновь к Писанию. Исцеление расслабленного в Капернауме: “Он лежал и он не ждал никакого спасения”. То есть друзья разбирали крышу для того, чтобы была возможность спустить расслабленного к ногам Христа, и он его исцелил.
Как раз наоборот – тут было огромное человеческое усилие, со стороны друзей.
Но не воля конкретного человека.
И воля была – он хотел исцеления.
Хотел, но ничего для этого не делал.
Потому что не мог – он ведь был парализован. И всячески сподвигал своих друзей, чтобы они ему помогли. Вот они и разобрали крышу в доме, где находился Иисус. Это большое усилие со стороны человека. Таким же усилием является наше усилие по преодолению этого вируса через средство, которое нам дал Бог, в том числе, через медицину.
Как вы думаете, эта история укрепит институт церкви в современном мире или, наоборот, ослабит ее? Мы видим, что церкви закрываются в Европе – Италии, Франции, во многих исконно католических странах. Это должно пойти на пользу. Но пойдет ли на пользу церкви?
Человечество столкнулось с тем, с чем не сталкивалось со времен Второй мировой войны. С риском для всех погибнуть в любой момент, со страхом, который охватил всех. Вы посмотрите: Принц Уэльский заболел, украинские олигархи болеют. То есть эта болезнь опасна абсолютно для всех. И экзистенциальный страх умереть в любой момент, на ровном месте подхватить вирус, – в подсознании у каждого. Обычно такой страх перед неожиданной смертью пробуждает религиозные чувства. Поэтому, думаю, что сейчас религиозность только усилится в мире и во всех социальных слоях.
В Украине есть процесс падения религиозности, объективно фиксируемый социологами. Наверное, но не гарантирую, этот процесс будет как-то замедлен, и религиозность будет возвращаться. Какая это будет религиозность, это уже другой вопрос. Это возможность для церквей обречь эту религиозность в правильные формы. Чтобы она не была дикой, разрушительной и даже опасной.
Я думаю, что да, церкви сейчас очень страдают от того, что нужно закрывать храмы, что люди не могут в них приходить. Но, с другой стороны, в более далекой перспективе, на мой взгляд, эта пандемия открывает новые возможности для церкви, для миссии церкви, для того, чтобы церковь достучалась до сердец людей, которые раньше были для нее закрыты. Вдруг сердца окажутся открытыми из-за страха умереть?
Почему люди идут к Богу, когда очень плохо? И так редко просто говорят «спасибо»?
Таково состояние человеческой природы. Такое бывает не всегда, но бывает часто, да. А происходит это по тем же причинам, по которым люди легче совершают злые поступки, нежели добрые.