Источник: Public Orthodoxy
Лидия Лозовая
Прежде всего, я хотела бы ясно обозначить свой контекст: я из Украины, православная, и у меня есть опыт участия в диалоговой и миротворческой деятельности. Кроме того, я была одним из переводчиков документа «За жизнь мира: на пути к социальному этосу Православной Церкви» на украинский и русский языки и полагаю, что он является глубоким и вдохновляющим свидетельством потенциала “поствизантийской” Церкви в современном мире. Однако уже более года у меня есть вопросы к его разделу “Война, мир и насилие” в связи с агрессией России против моей страны. Речь идет о ненасилии, самообороне и победе, увиденных украинским взглядом.
Согласно «За жизнь мира», «каждый акт насилия против другого человека – это на самом деле насилие над членом собственной семьи, и убийство другого, даже в тех случаях, когда оно неизбежно, – это убийство собственного брата или сестры»; «в конце концов, можно справедливо утверждать, что насилие – это грех par excellence». Ненасильственный самоотверженный поступок свв. Бориса и Глеба провозглашается в документе «идеалом человеческого поведения, установленного Христом во время Его земного служения». Между тем, оборонительное насилие охарактеризовано как «трагическая необходимость в том, чтобы отдельные лица, сообщества или государства использовали силу для защиты себя и других людей от непосредственной угрозы насилия». «Самооборона без злобы может быть оправданной (excusable)», хотя любой вариант критериев «справедливой войны» категорически отрицается как противоречащий православному учению. Интерпретируя Иоанна 15:13 («нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»), «За жизнь мира» напоминает, что «когда приходится защищать невинных от насильников», «единственно истинным христианским мотивом может быть любовь», но также утверждает, что Крест Христов, на который указывает этот отрывок, был свидетельством «покорности насилию и отказа от возмездия». Отмечается, что все стороны конфликта страдают от насилия, включая «многих военнослужащих, полицейских и лиц, совершивших насилие», и поэтому православная Церковь «должна постоянно предлагать служение духовного исцеления» как жертвам, так и преступникам, заботясь о всех, «кто восприимчив к Божией милости и благодати». Раздел заканчивается восхвалением разного рода миротворцев.
Такая позиция в отношении насилия отличается от намного более воинственного предложения «Основ социальной концепции Русской православной Церкви» (2000), но зато вполне согласуется с международной традицией миротворчества (а точнее, «построения мира», peacebuilding), развивающейся на Западе после Второй мировой войны и особенно с 1970-х годов. Вкратце, эта традиция настаивает на том, что для достижения мирного существования необходимо мыслить в терминах ненасилия и «справедливого мира» (just peace), а не насилия и «справедливой войны». Парадигма «построения мира» была в значительной степени разработана членами традиционных «Церквей мира», в особенности меннонитами, чья этика основана на радикальном ненасилии и готовности принести себя в жертву ради врага (Дж.П. Ледерах). С 1960-х годов миротворческие принципы становятся основополагающими и для Католической Церкви. В современном православии богословие мира на протяжении многих лет развивает Православное содружество мира. Недавно вышедшая книга Orthodox Christian Perspectives on War (2017), некоторые из авторов которой принимали участие в составлении «За жизнь мира», хотя и включает различные точки зрения, все же отдает предпочтение ненасилию, неразличению «умышленного убийства» и «убийства на войне» – и предполагает близость между православным богословием и идеалом just peace (заключительная статья Перри Хамалиса).
С начала полномасштабного российского вторжения в Украину во всеправославном контексте много раз звучали призывы о необходимости мира и ненасилия. В основном эти послания были адресованы России и РПЦ, которая благословляет и поддерживает войну. Участники панельной дискуссии «Война и мир» на конференции IOTA-2023 в Волосе подробно рассматривали этот вопрос. В своем докладе по “иринологии” (от гр. ειρήνη – мир) председатель Православного содружества мира Николас Сой подчеркнул необходимость формирования культуры ненасилия и богословия мира в Православной Церкви, явно подразумевая нынешнюю ситуацию в России. На своей недавней лекции о гимне VII в. «Спаси, Господи, люди Твоя» и сакрализации насилия в церковных текстах Джордж Демакопулос связал историческое признание в Византии насилия как благотворного для христианской империи с сегодняшней риторикой РПЦ, подвергнув ее критике. Очевидно, что в отношении России сейчас важно показать, что насилие не может быть оправдано с поствизантийской православной точки зрения. И я с этим согласна.
Однако, когда та же самая, близкая к пацифистской, риторика о ненасилии и мире – с очень поверхностным вниманием к проблемам защиты и обороны – звучит в отношении Украины, мне (как и многим украинцам) становится больно и не по себе – так же, как и от предположения, что украинцы должны автоматически находить общий язык с антивоенно настроенными россиянами. Вся страна уже больше года молится не только о мире, но и о Вооруженных Силах Украины и их победе. Почти у каждого из украинцев кто-то служит в армии. Уже больше года, или почти десять лет, множество людей (наши родственники и друзья) сражаются и погибают на фронте; страдают и гибнут мирные жители. Но несмотря на это, большинство из нас не хотят соглашаться на оккупацию и геноцид, предлагаемые россиянами в качестве решения, и выбирают вооруженное сопротивление.
Чтобы понять восприятие Бога и войны с точки зрения современной Украины, достаточно рассмотреть недавнюю проповедь митрополита Епифания (4 апреля 2023 г.). В начале, имея в виду российскую сторону, он говорит, что война не может быть «священной» или каким-либо образом «освящённой» (т.е. посвящённой Богу). В духе «За жизнь мира» он продолжает: «Очень важно в вопросе войны и мира называть вещи своими именами: ненависть есть ненависть, несправедливость есть несправедливость, убийство есть убийство… И никакие политические, идеологические или иные интерпретации не могут оправдать пагубную разрушительную природу войны, которая является ужасным грехом и преступлением против человечества». Однако во второй части, обращаясь к украинцам, он подробно объясняет, почему Церковь благословляет военных: «В отличие от оккупантов, наши военные – защитники. Они не посягают на чужую собственность, не приходят в чужую страну с мечом, не совершают актов агрессии, не причиняют сознательно боль другим, не жертвуют чужими жизнями». Они совершают подвиг самопожертвования, подвергая себя риску ради других, проявляя высшую степень любви (Иоанна 15:13). «В этом заключается огромная разница между теми, кто “приносит меч”, и теми, кто защищается мечом. Армия и оружие не запрещены Библией, но, согласно христианскому учению, существуют для защиты, а не для нападения. Церковь Христова выступает против насилия, но всегда в защиту истины, мира и ближних». Акцент на самообороне здесь гораздо сильнее, и в принципе его разделяют большинство православных украинцев независимо от юрисдикции.
Я предполагаю, что недостаток положительной интерпретации обороны в «За жизнь мира» можно объяснить двумя причинами: (1) желанием избежать любой сакрализации/оправдания насилия и военных с «византийской» точки зрения или с позиции «справедливой войны», хотя и не принимая логики радикального пацифизма; (2) культурным контекстом авторов и недостатком (либо отсутствием) у них опыта жертвы нападения на войне (причем со стороны другого «православного народа»). Я также предполагаю, что наш современный, поствизантийский, православный отказ от сакрализации насилия богословски объясняется желанием никак не вовлекать Бога в тот грех, который обозначен как par excellence. Но действительно ли мы считаем, что однозначно оборонительные действия никак не могут иметь не только Божьего «оправдания» (excuse), но и благословения – даже в поствизантийскую эпоху? Действительно ли полагаем, что сегодня для Украины «сомнительно» молиться не только о мире, но и о победе – не завоевательной, не триумфалистской, но такой, которая бы прекратила геноцид со стороны России – победе, которая никогда не упоминается в «За жизнь мира» как возможность? Никак не отрицая необходимость исцеления для всех сторон в конечном итоге? Или ожидается, что украинцы должны молиться исключительно о чудесном обращении врага, пока этот враг массово терроризирует их без всякой причины? Действительно ли благословение военнослужащих и молитвы о победе в этом случае тянут нас назад в “Византию”, в то время как Украина, в отличие от России, не имеет имперских амбиций? Или мы просто хотим «оставить все Богу», «тайне», не слишком вовлекаясь в «слишком человеческое»?…
Да, я понимаю, что благословлять военных и молиться о победе, учитывая все насилие, в которое были вовлечены православные народы в истории, на Западе может показаться так же неудобным, как сегодня говорить украинцам о ненасилии. Конечно, чем-угодно можно легко манипулировать: в конце концов, Россия и РПЦ утверждают, что защищают Украину от зла коллективного Запада, – и часто используют тот же отрывок из Иоанна 15:13 для оправдания собственной агрессии. Более того, сегодня насилие иногда имеет место в православных храмах и вокруг них в самой Украине и совершается украинцами с разными политическими и церковными взглядами. Но мой изначальный вопрос – заданный из контекста страдающего украинского общества – все равно остается. Один и тот же язык ненасилия не работает одновременно для России и Украины, и эта проблема требует более осмысленного рассмотрения.