Комментарии политологов и экспертов, прозвучавшие в связи с пятилетием понтификата Бенедикта XVI, в основном отличаются поверхностным взглядом. «Консерватор»… Но оценить специфику консерватизма папы можно только с помощью глубокого понимания его теологии.
Обновление социального учения Церкви
Социальное учение Католической Церкви долгое время опиралось на понятие естественного закона, который присущ самой человеческой природе. Учение о трех главных элементах естественного закона принималось Католической Церковью в том виде как оно сформулировано Фомой Аквинским в «Сумме теологии»: «Все, к чему человек по своей природе имеет склонность, воспринимается разумом как благо и, следовательно, как цель его поступков, а то, что этому противостоит – как зло, которого следует избегать. Так что иерархия заповедей естественного закона выстроена по иерархии естественных склонностей. Действительно: 1) Во-первых, в человека вложена склонность к благу, что объединяет его со всеми другими существами, поскольку всякое существо по своей природе стремится к сохранению своей жизни. В силу этой склонности из естественного закона будет проистекать все, что помогает сохранению человеческой жизни и препятствует тому, что ей противостоит. 2) Во-вторых, в человека вложена склонность к некоторым более специфическим благам, что объединяет его с другими животными. В силу чего будет сказано, что из естественного закона вытекает то, что природа внушила всем животным, то есть соединение полов, воспитание детей и тому подобные вещи. 3) В-третьих, в человека вложена склонность, соответствующая природе свойственного ему разума: поэтому у человека будет естественная склонность к познанию истины о Боге и жизни в обществе. В силу этого из естественного закона будет проистекать то, что относится к склонностям данного рода, например: что человек чуждается невежества, что он не причиняет обиды тем членам общества, благодаря которым он существует, и прочие связанные с этим установления» [Цит. по: Лобье П. Три града. Социальное учение христианства / Пер. с франц. Л. Торчинского. СПб.: «Алетейя», 2001, с. 292-293]. Но и до Фомы существовало учение о естественном законе, например, у Августина. Согласно с учением Августина для человечества естественно общество, в котором обеспечена справедливость. Августин был пессимистом и считал, что справедливость реально может быть обеспечена только в рамках идеала общественной безопасности: государство тогда справедливо, когда наказывает преступников, борется с преступлениями. Владимир Соловьев был августинцем, когда написал знаменитые слова: «Задача государства не в том, чтобы земную жизнь превратить в рай. Задача государства в том, чтобы не дать земной жизни превратиться в ад». Фома был большим оптимистом и считал, что государство может обеспечить еще и социальную справедливость. Люди как разумные существа склонны не только бороться со злом, но и стремиться к добру, к осуществлению осознанного добра в общественной жизни. Человек склонен признавать регулятивное значение идеи общего блага. И государство наряду с обеспечением безопасности граждан должно строить общество социальной справедливости. Общество общего блага, торжества справедливости как осуществления добра, не является «раем на земле», но только отдалённым приближением к нему. Это общество, соединяющее реализацию правовой и социальной справедливостей. Во-первых, в этом обществе должна быть обеспечена юридическая справедливость, в том числе надежно защищены права человека. Это важно с точки зрения христианского мировоззрения, поскольку таким путем каждый гражданин может почувствовать собственное личное достоинство. Он уже не винтик в общественном механизме, но самостоятельная и высшая ценность, цель существования общества. Все равны перед законом, все равно защищены государством, их права равно обеспечены. При таком равенстве личность осознает собственное достоинство. Во-вторых, в обществе общего блага должна быть обеспечена социальная справедливость путем построения социальной жизни на принципах солидарности и субсидарности. Первый принцип предусматривает заботу государства о социальном развитии всех граждан, второй – заботу о меньшинствах, нуждающихся в особой помощи. Социальная справедливость может обеспечиваться не только деятельностью государства, но и действиями гражданского общества. Общества «общего блага» устремлено к осуществлению идеала добра, но не претендует на то, чтобы быть царством Божиим на земле. Царство Божие есть господство любви, которая выше любой справедливости. Жизнь по любви согласно со словами Спасителя есть «жизнь с излишком», а справедливость в защите от зла или в осуществлении добра – всегда предполагает жизнь согласно с мерой. Но любовь есть сила «жизни будущего века», которая уже сегодня вдохновляет многих из тех, кто строит общество порядка и (или) общество общего блага. Невозможно заставить людей жить согласно с мерой лишь любви – всепрощающей и жертвенной. Но идеал общества любви становится востребованным сегодня, когда с одной стороны во многих странах уже достигнуто социальное благополучие, но нет ощущения счастливой жизни; а с другой стороны – многие страны и мир в целом столкнулись с такого рода проблемами, для решения которых невозможно рассчитывать только на силу разума. Дополнительная трудность лежит в теоретической области: современные философы сомневаются в понятиях «разум», «человеческая природа». Часто личности совсем не очевидно, что она естественно устремлена к самосохранению, продолжению рода и жизни в обществе. Современный человек может доверять лишь более жизненным очевидностям, среди которых важнейшие – счастье, как полнота жизни, и любовь, как полнота отношений. Неотомизм от Жака Маритена до Иоанна Павла II стремился доказать, что естественные устремления человека, как они поняты Фомой, являются экзистенциальными характеристиками личности – насколько она познает и действует. Папа Бенедикт XVI выбирает не путь обновления учения Фомы, а путь создания нового социального учения Церкви. Учения, основным понятием которого будет не понятие естественного закона, а понятие любви.
Социальное учение Бенедикта XVI становится своеобразным неоавгустинством. Если пессимистично оценивать возможности построения общества, ориентированного на общее благо, то это еще не означает признания возможности только общества порядка, защищающего от зла. Возможно и иначе посмотреть на ситуацию, и сделать вывод о необходимости строить общество любви. Таким образом, при невозможности задержаться между защитой от ада и строительством рая на земле, не обязательно начинать строить ту или иную «обычную жизнь»: правовое общество, социальное государство и прочее. Можно строить «обычную жизнь» как преддверие рая. Попытку дать теоретическое обоснование такого рода оптимистического неоавгустинского идеала общества любви папа Бенедикт и дает во введении в энциклику «Caritas in veritate».
Любовь и закон
Папа заявляет, что не учение о естественном законе, но учение о любви является основой сегодняшней социальной доктрины Церкви. «Любовь – главное русло социального учения Церкви. Всякая обязанность и всякая задача, очерченные этим учением, почерпнуты из любви, в которой, по слову Иисуса, заключен весь закон (ср. Мф. 22, 36-40). Любовь насыщает подлинным содержанием личное общение с Богом и ближним; она – начало не только микро-отношений: дружественных, семейных, в малой группе, но и макро-отношений: социальных, экономических, политических» (Caritas in veritate, 2). Таким образом, папа объединяет учение о естественном порядке (законе) и учение о порядке сверхъестественном, порядке любви. «Закон», «истина», «справедливость» в энциклике служат для именования порядка, задаваемого естественным законом. Но этот порядок включен в бесконечный порядок любви. Мысль папы заключается в том, что осуществление естественного закона и справедливость сегодня возможны только силой любви. Без открытости к сверхъестественной силе любви все естественное: разум, стремление к справедливости, социальный порядок – умирают.
Человеческое существование принципиально не может быть автономным от Бога, от Любви. «Любовь в истине – любовь, о которой свидетельствовал Иисус Христос в Своей земной жизни, особенно в смерти и воскресении, есть главная движущая сила подлинного развития каждой личности и всего человечества» (Caritas in veritate, 1). В энциклике слово «развитие» служит заменителем для философского и богословского понятия «жизнь». Такого рода употребление стало обыкновенным со времен Populorum progressio папы Павла VI. Но в энциклике папы Бенедикта особенно заметно это подразумевание под словом «развитие» именно понятия «жизнь». Жизнь сама по себе характеризуется устремлением – от начала до конца. Какими бы не были эти начало и конец. И жизнь нуждается во внутренней силе для того, чтобы просто быть, простираться от начала к концу. И Папа считает, что жизнь движется любовью. А любовь возникает от Любви. Бог, как Первая Любовь, есть начало всякой любви. Любовь есть сверхъестественная сила, движущая всем.
Но почему Папа говорит не просто о любви, но о «любви в истине». Истина – естественная цель для человеческого разума, все устремления которого естественны. Любовь – сверхъестественная цель и сила всей жизни человека. Эта целостность человека символизируется в Библии словом «сердце». Папа Бенедикт XVI хочет показать тайну внутреннего единства сверхъестественного и естественного в жизни человека. Это единство составляет саму жизнь человеческой личности. При этом сверхъестественное – источник для естественного. Но сверхъестественное реализуется обязательно через посредничество естественного.
Итак, Любовь, согласно с учением папы, – это творческий исток и сила всей человеческой жизни. Порядок любви – идеал для общества. Но реализуется этот идеальный порядок только через истину и справедливость, через торжество разума в жизни человечества. Но даже сам человеческий порядок справедливости и истины является гуманным только тогда, тогда вдохновляем силой любви и устремляется к любви, как последней цели. И этот вдохновляемый любовью разумный порядок является преддверием для общества любви. Последнее по мысли Бенедикта XVI – единственная реальная альтернатива тому гибельному пути релятивизма и безнадежности, к которому сегодня так близко человечество.
Таким образом, Бенедикт XVI призывает не уходить от разума эпохи Модерна в неразумие постмодернизма, но обрести единственно надежное основание для разума – в Любви. Разумное и естественное должно быть проникнуто сверхъестественной любовью.
Истине и любви нет альтернативы
Истина, открытая разумом, важна для человека, ибо позволяет ему перейти от эмоциональных предпочтений и частных мнений ко всеобщему и рациональному порядку. «Истина, выводя людей из круга субъективных мнений и ощущений, позволяет преодолеть рамки культурной и исторической обусловленности и вынести совместное суждение о ценности и сути вещей» (Caritas in veritate, 4). Таким образом, папа намекает на то, что поиск выхода из современного кризиса в обустройстве локальных цивилизаций и культур был бы замыканием в субъективных чувствах и идеологических мнениях.
Уход от разума есть уход от Истины. А без истины не возможна и любовь. Только обретение умом Истины позволяет сердцу пребывать в Любви. Без истины разума сердце исполняется не любовью, а эмоциями и желаниями. И эти эмоции и желания ведут к релятивизму и ксенофобии, суеверию и ненависти (Caritas in veritate, 3-4). В цивилизации, которая отказывается от норм всеобщей рациональности ради любви к своему культурному своеобразию, пускай даже христианскому, не нашлось бы места для Истины и Любви. Именно о попытках создания таких миров папа высказывается однозначно: «В таком мире просто не нашлось бы настоящего места для Бога» (Caritas in veritate, 4).
Папа подчеркивает, что единый мир всего человечества при всех его недостатках ближе к идеалу универсальной христианской цивилизации любви, чем локальные цивилизации прошлого (Caritas in veritate, 7). В связи с этим папа пишет: «В обществе, переживающем глобализацию, общее благо и труд ради него не могут не достигать масштабов всей человеческой семьи, то есть сообщества народов и наций, так что град человеческий обретает очертания единства и мира и в какой-то мере становится предвосхищением и прообразом города без границ, града Божия» (Caritas in veritate, 7).
Единое человечество сталкивается с многочисленными вызовами, и перед ним встают два пути: создать глобальное справедливое и моральное общество или погибнуть. Но человечество не имеет сил быть справедливым и моральным без вдохновляющей силы любви. Когда-то Аристотель заметил, что для существования общества недостаточно разумных и справедливых законов морали и права. Необходима еще «дружба» («филия») – дружественное отношение ко всем, стремление к солидарности и желание помочь другому. Христианская любовь и была истоком для существования такого рода «дружбы» в различных сообществах.
Любовь принципиально открыта к другому. Она не может замыкаться на «своих» и чуждаться «других». Такого рода явление фарисейства полностью противоположно христианской любви. К сожалению, сегодня некоторым христианским нациям навязывается фарисейское отношение к «другим» как к «грешникам». Такое отношение было осуждено спасителем в притче о добром самарянине. Каким бы чужим ни был другой, осуждение его как грешника – это не есть путь, заповеданный христианам. Линии отчуждения в человеческой семье могут привести только к скорейшей гибели человечества. Сегодня решение глобальных проблем может быть только общим, охватывающим все человечество.
Необходимость приоритета этики любви
Проблемы, с которыми сталкивается человечество, требуют этического разрешения. Папа сознательно следует за влиятельной идеей Э. Левинаса и Х. Аренд, когда говорит о необходимости приоритета этики. Мир от гибели может спасти этика любви и справедливости, а не технологии – политические, геополитические, экономические, научно-технические (Caritas in veritate, 9). Вопрос не в том, будет ли человечество единой семьей – это уже стало фактом. Вопрос в том, какие будут отношения в этой семье: этичные или неэтичные, отношения любви или же отношения ненависти (эксплуатации, угнетения, отчуждения).
Все попытки решить современные проблемы без приоритета этики отношений любви обречены на поражение. «Опасность нашего времени состоит в том, что фактическая взаимозависимость между людьми и народами не сопровождается этическим взаимодействием на уровне совести и ума – плодом такого взаимодействия могло бы стать подлинно человеческое развитие. Только любовь, озаренная светом разума и веры, позволяет достичь целей развития, более человечных и очеловечивающих. Совместное пользование благами и ресурсами, из которого проистекает подлинное развитие, не может быть гарантировано лишь техническим прогрессом и взаимовыгодными отношениями: необходим потенциал любви, побеждающий зло добром (ср. Рим. 12, 21) и пролагающий путь свободному общению на уровне совести» (Caritas in veritate, 9). Таким образом, социально-политические и научно-экономические технологии спасения человечества могут быть действенными, только если им будут предшествовать две этики: этика справедливости (совести и разума) и этика любви.
Эти две этики являются общечеловеческим призванием: чтобы быть подлинно человеком, необходимо жить согласно с внутренними законами разума (справедливость) и сердца (любовь). «Все люди ощущают внутренне побуждение любить по-настоящему, любовь и истина никогда не покидают их полностью, потому что представляют собой призвание, вложенное Богом в сердце и ум каждого человека» (Caritas in veritate, 1). Истина открывает, каким должен быть рациональный социальный порядок, спасающий от зла. Но вдохновить на осуществление открытой разумом необходимости может только любовь. Таким образом, на высказывание Левинаса «этика должна стать первой метафизикой» папа отвечает «и это должна быть этика любви». Фома Аквинат рассчитывал на стремление человека к общему благу. Гоббс – на страх перед властью. Руссо – на подчинение воле большинства. Кант – на послушание закону совести. Левинас и Арент – на гуманизм человека, неизбежный тогда, когда человек хочет оставаться человеком. Папа верно подмечает: без силы любви все эти условия возможности человеческого морального общежития не работают. Сегодня только человек любящий стремится к общему благу, слушает свою совесть, открыт к другому человеку, может иметь гражданские добродетели. Любовь есть та соль, без которой все пропадает и портится, даже если в первый момент кажется, что можно справиться и без любви.
Любовь и справедливость
Папа сознательно идет дальше учения томизма, когда говорит, что сегодня только любовь открывает путь к общему благу. «Любить кого-либо – значит желать ему блага и прилагать практические усилия ради этой цели» (Caritas in veritate, 7). Без любви общее благо не очевидно для разума современного человека даже как абстракция. Чтобы разум современного человека познал общее благо хотя бы как идею, у человека должно быть любящее сердце.
Сегодня любовь становится условием возможности справедливости. «Кто милосердно любит ближних, тот прежде всего справедлив к ним. Справедливость отнюдь не чужда любви и не есть путь альтернативный или параллельный милосердию: справедливость внутренне неотделима от любви, внутренне ей присуща» (Caritas in veritate, 6). Обычно справедливое общество католические авторы-неотомисты уподобляли фундаменту, а цивилизацию любви – окончательно построенному дому сообщества христиан.
Папа признает, что «любовь превыше справедливости, велящей отдать каждому «своё» – то, что ему причитается в силу его бытия и по его труду» (Caritas in veritate, 6). То есть любовь превыше юридической справедливости (обеспечивающей права человека, присущие ему в силу его бытия, начиная с момента рождения и даже зачатия). И превыше социальной справедливости, ориентирующейся на трудовой вклад человека.
Но справедливость не может осуществиться сама собой, в силу разумных устремлений и действий людей. Справедливость сегодня возможна ровно настолько, насколько она проистекает из любви. И ранее подлинным истоком справедливости была любовь. Христианские ценности и любовь были жизненным истоком, который сообщал силу европейским идеалам правовой и социальной справедливости. «Справедливость – это первый путь любви» (Caritas in veritate, 6). Именно любовь «стремится построить «человеческий город», основанный на праве и справедливости» (Caritas in veritate, 6).
И сама по себе любовь является возможностью более совершенного общества: общества, построенного на логике взаимного дара. «Любовь превосходит справедливость и восполняет её, по логике дара и прощения» (Caritas in veritate, 6). Поэтому подлинно гуманное общество – «это не только права и обязанности, но, в первую очередь, бескорыстие, милосердие и единство» (Caritas in veritate, 6).
Таким образом, любовь делает возможным общество правовой и социальной справедливости, а также восполняет то, что сама эта справедливость дать не может. Общество справедливости делается возможным благодаря моральным усилиям людей, которыми двигает любовь, а не голое осознание долга. Это общество развивается благодаря личному подвигу послушания совести граждан, но сила этого послушания – любовь. И порядок любви есть совершенство и цель общества справедливости. Осознанное исполнение долга завершается действием бескорыстного дарения, когда справедливость отступает в тень. Не потому, что она не нужна, а потому, что она уже выполнена.
Осознание связи справедливости с любовью есть путь торжества морального идеализма в его полноте. Идеал папы – не справедливое государство объективного идеализма Платона, не справедливый субъект Канта, а общение любви. Это общение Любви явлено людям в Троице. Это общение любви является смыслом церковного бытия. Это общение любви может и должно быть идеалом социальным. Отсюда для папы триадология, экклесиология и социальное учение Церкви являются единым теологическим выражением благовестия.
Бенедикт XVI считает, что в общих чертах социальное учение Церкви, как благовестие о возможности и необходимости общества любви, было сформулировано в энциклике Populorum progressio папы Павла VI. А учение о гражданине общества любви, как человеке с открытостью к бесконечной любви мыслиться как такое, что было сформулировано в антропологии Иоанна Павла II. Бенедикт XVI считает своей задачей творческое приложение учения своих предшественников к современному глобальному обществу.
Творческое развитие учения предшественников, Бенедикт XVI считает правомерным потому, что папа Павел VI предсказал современное глобальное единство человечества, и указал на позитивные возможности, заключенные в таком единстве. «Павел VI ясно осознал, что социальный вопрос вышел на мировой уровень, и увидел взаимосвязь между стремлением человечества к единству и христианским идеалом: единой семьёй народов, солидарной в общем братстве» (Caritas in veritate, 13). Причина всех социальных зол современности и кризисных явлений одна: «отсутствие братства между людьми и между народами» (Павел VI. Populorum progressio, 66). По мысли Бенедикта XVI братство необходимо для выживания человечества, а источником для этого братства может быть только любовь. Рожденное любовью братство может и должно стать основанием для отношений общения, прообразом которых являются отношения Ипостасей Троицы. «Общество, всё более глобализированное, приближает нас друг к другу, но не превращает в братьев. Разум сам по себе способен постичь равенство людей и организовать гражданское сосуществование, но не может основать братство. Источник братства – трансцендентное призвание Бога Отца, Который возлюбил нас первым и через Сына показал нам, что такое братская любовь» (Caritas in veritate, 19).
Общение любви и единая жизнь «глобальной деревни»
Жизнь есть общение. Жизнь сверхъестественная есть общение с Богом, и общение Бога с людьми. Жизнь естественная есть общение социальное. Отношения любви – это совершенство как сверхъестественных, так и естественных отношений. Мы призваны существовать в общении, а значит, призваны к совершенству в любви. Ограничение общения отдельным обществом уничтожает сам смысл общения. Общение возможно при наличии Другого или других.
Замыкание в своем «Я» бывает двух видов. Можно замкнуться в индивидуальном «Я», а можно – в коллективном. Замыкание региональных цивилизаций и культур есть отказ от общения с другими, вызванный желанием видеть только подобных себе. Такое отчуждение от других уничтожает возможность любви. Ведь в рамках коллективного «Я» всегда будут находиться диссиденты, которые чем-то отличаются от идеала большинства или, вернее, будут не соответствовать представлениям властей. И эти диссиденты будут переводиться на положение изгоев. Но среди оставшихся будет вновь находиться группа, чем-то отличающаяся от большинства. Выбрасывание «других» не может закончиться никогда.
Разорвать эти порочные отношения может только признание права другого быть другим. И признание необходимости устанавливать отношения с ним, именно как с другим. И эти отношения при условии любви могут стать братскими. Они не обязательно станут такими. Но, по крайней мере, появится возможность того, что они будут братскими. А такая возможность – это и есть путь надежды.
Открытость к другому противоположна закрытости. Открытость к другому проистекает из христианской любви и является условием возможности осуществления любви. Общество любви сегодня возможно только в глобальных масштабах. Замыкание в отдельные цивилизации или культуры есть ошибочный путь по двум причинам.
Во-первых, глобальное единство все равно станет реальностью, только отстраняющиеся сегодня от него народы войдут в глобальное общество на худших условиях. «Есть религиозные и культурные системы, не вполне приемлющие принцип любви и истины, поэтому в них подлинное человеческое развитие замедляется или даже прекращается» (Caritas in veritate, 55).
Во-вторых, утопическое замыкание в каких-либо рамках противоречит идеалу универсальной христианской любви. «Слепо противиться глобализации – значит поступать ошибочно и предубеждённо, пренебрегая процессом, в котором есть и положительные аспекты, упускать многообразные возможности для развития, какие он предоставляет» (Caritas in veritate, 42).
Глобализация хороша не только тем, что дарит технические возможности различным народам. Она хороша тем, что ставит все человечество перед необходимостью единого нравственного выбора. Глобализация делает людей ближе и создает возможности для реализации общества любви, в котором любим будет каждый. Папа смотрит на глобализацию с надеждой, думая, что человечество, как единое целое, выберет путь построения общества справедливости и любви, потому что это – путь жизни. Есть путь смерти, и он многообразен – это и использование глобального единства с целью наживы, и расколы человечества на «своих» и «чужих» по культурному и социальному критериям. А путь жизни один – это любовь к другому такая же, как любовь к себе. Папа называет «жизнь» развитием (Caritas in veritate, 42), но за его словами слышится старый библейский призыв: «Есть путь жизни и путь смерти. Выбери путь жизни». И путь жизни есть путь общения любви, открытости, справедливости.
Надеяться на разрешение всех проблем путем замыкания в каких-то особых цивилизациях – это утопия, не менее пагубная, чем надежда на то, что технический прогресс человечества разрешит все проблемы сам по себе. Отказ быть в единой общечеловеческой семье равнозначен сегодня отказу иметь человеческий способ бытия. «…Мы наблюдаем зарождение идеологий, которые огульно отрицают саму полезность развития, считают его крайне антигуманным, утверждают, что оно ведёт лишь к деградации. Таким образом, подпадают под осуждение не только искажённые и несправедливые формы, в которые мы, люди, иногда облекаем прогресс. Представление о мире без развития свидетельствует о недоверии к человеку и к Богу… Идеологически абсолютизировать технический прогресс или лелеять утопию о возвращении человечества к изначальному естественному состоянию – два противоположных способа отделить прогресс от моральных оценок, а значит, от нашей ответственности» (Caritas in veritate, 14). Конечно, христианский идеал – это царство Божие, сверхъестественная жизнь будущего века. Но развитие человечества может двигаться в рамках естественной жизни в направлении к отношениям любви, к цивилизации совершенной любви. «Христианское призвание к развитию охватывает как естественное, так и сверхъестественное измерение» (Caritas in veritate, 18). Отказ от общения является отступлением от христианского понимания человека как призванного к общению. «Человек, сотворённый Богом, в силу своей духовной природы реализует себя в межличностных отношениях. Чем искреннее он в них участвует, тем большей личной зрелости достигает. Человек раскрывает свой потенциал не в изоляции, а в общении с другими людьми и с Богом. Следовательно, такие отношения имеют основополагающее значение. Это верно и для народов» (Caritas in veritate, 53). Учение о личности как предназначенной для общения, имеет «ориентиры в христианском откровении, согласно которому сообщество людей не растворяет в себе личность, не лишает её автономии, как бывает в разного рода тоталитарных системах, но способствует ее дальнейшему развитию» (Caritas in veritate, 53). Универсальная церковь подобна семье. Церковная община и семья должны стать образцом для глобального общества. «Как семейная община не упраздняет ее составляющие, как Церковь позволяет вполне раскрыться «новому творению» (Гал. 6, 15; 2 Кор. 5, 17), которое через крещение включается в её живое Тело, так и в единстве человеческой семьи не растворятся личности, народы и культуры, но станут более проницаемыми друг для друга, более едиными, при всех законных различиях» (Caritas in veritate, 53).
Те требования, которые социальное учение пап Павла VI и Иоанна Павла II выдвигало по отношению к отдельным обществам, Бенедикт XVI прилагает к глобальному сообществу. Для выхода из современных кризисов у Католической Церкви нет нужды в изобретении совершенно нового социального учения – теории о глобализированном обществе. Папа утверждает, что у Церкви уже были ответы еще до того, как в жизни возникли проблемы последних лет. «Процессы, характерные для глобализации, сегодня требуют именно того, что всегда утверждала Церковь в социальном учении, исходя из своего представления о человеке и обществе» (Caritas in veritate, 39). Поскольку о жизни говорится как о «развитии», простирающемся к совершенству, то требования к социальной жизни в текстах папских документов выдвигаются как требования к «развитию». «С экономической точки зрения, развитие – это активное и равноправное участие народов в международном экономическом прогрессе; с социальной точки зрения – их эволюционное движение к образованному и солидарному обществу; с политической точки зрения – укрепление демократических режимов, способных гарантировать свободу и мир» (Caritas in veritate, 21). Это черты того общества правовой и социальной справедливости, которое может служить основанием для глобального общества братской любви. Уничтожению этого общества грозят не только периодические кризисы, но и вызов релятивизма. Релятивизм как учение об отсутствии единой истины, более опасен, чем возможная в процессе глобализации культурная унификация. Утверждения о том, что все культуры одинаково ценны, и каждая имеет право на самостоятельное развитие в самозамкнутости – «уступка релятивизму, который не способствует подлинному межкультурному диалогу» (Caritas in veritate, 26). И замыкание культур на основе утверждения об их самоценности, и культурная игра в «миксование» культур безответственны, ибо «в результате культуры уже не находят своего мерила в [человеческой] природе, выходящей за их пределы, и в конце концов сводят человека к культурному феномену» (Caritas in veritate, 26). Христианское учение о человеческой природе, единой для всех людей, противостоит всем разговорам об особых национальных, цивилизационных или культурных «мирах». Мир человеческого бытия – един. И это единство становится все более очевидным. Игры, как в искусственную замкнутость (при всех попытках объявить ее естественной или сверхъестественной), так и в смешение культур – безответственны.
Существование общей культуры возможно и необходимо уже потому, что все люди – разумные и свободные существа, одинаковые по своей природе (сущности). Но учение о единстве человечества подтверждено и христианским откровением, согласно с которым все люди призваны к спасению. Не отдельные народы и цивилизации, но все человечество стали целью Евангельской проповеди. И христианство не уничтожало локальных культур, но поддерживало их развитие, оживляло все подлинное в этих культурах. Христианство служило силой, освобождающей человека от рабства отдельным культурам или культурным играм. Сегодня многие геополитики хотели бы сделать человека рабом придуманных ими локальных культурных идентичностей, «освободив» от обязанностей выполнять универсальные моральные и религиозные законы. А многие деятели искусства хотели бы занять сознание человека всякого рода постмодерными смешениями культур, еще более далекими от универсальной культуры справедливости и любви (Caritas in veritate, 26).
Папа предлагает критерий для оценки, какое общество является обществом справедливости и любви. Это общество, принявшее всех зачатых младенцев (Caritas in veritate, 28). Ведь эти младенцы все имеют право на жизнь, ибо являются личностями с момента зачатия. Иоанн Креститель сознательно «взыграл во чреве», приветствуя Христа. Современные люди привыкли только в рациональной форме сознания. Но эта рациональная форма – не единственная. Сознание и личное бытие присущи эмбриону, и он имеет право на жизнь. И сохранить его жизнь – справедливо. Но есть место в этой моральной ситуации и для любви. По мысли папы, общество, проявляющее солидарность по отношению к еще нерожденному ребенку – это и есть общество любви. Ясно, что все наличные сегодня общества далеки от выполнения этого критерия. Но далеки по-разному. И потому каждая страна, каждая нация, каждый «культурный мир» призван подумать, является ли он образцом моральных совершенств, или бесконечно далек от идеала. И думается, что некоторые страны, гордящиеся особыми ценностями и святостью, должны отвернуть свой лик, поскольку, несомненно, лидируют по числу абортов. Общество, не проявляющее солидарности по отношению к каждому обычному человеку, к каждому ребенку, и более того – к каждому нерожденному ребенку, – должно не учить всех жить, а научиться быть человечным самому.
Критерий, предложенный папой, показывает, что «все согрешили» и потому не могут претендовать на особый статус. Лишь человеческая природа как таковая и ее Творец могут учить человечество как жить. А вселенская Церковь может быть учительницей человечества лишь потому, что имеет универсальный и сверхъестественный авторитет.
Изучение человеческой природы приводит к пониманию единого универсального закона морали и всей жизни, именуемого естественным законом. Конечно, Церковь знает и более совершенный закон – закон любви. Но уже естественного закона, единого для всех, достаточно для возникновения подлинного глобального общения культур. Нет культуры, нормы которой были бы совершенно чужды естественному закону. «Во всех культурах есть этические совпадения, единичные и множественные, – проявления одной и той же человеческой природы, задуманной Творцом; этическая мудрость человечества называет их естественным законом» (Caritas in veritate, 59). Также и все культуры и народы призваны к участию в обществе любви. Для этого Богом тоже созданы все возможности. «Мы должны расширить разум, воспитать в нем способность познавать и направлять эти мощные новые движения [т.е. глобализацию – прим. ред.] к той «цивилизации любви, семена которой Бог посеял в каждом народе, в каждой культуре» (Caritas in veritate, 33). Нормы естественного закона осознаются как всеобщие обязанности. «Семена» общества любви осознаются как всеобщие возможные добродетели. Соблюдение естественного закона обязательно для каждого человека, и потому юридические законы должны согласовываться с нормами этого закона.
Реализация возможных совершенств человека и торжество отношений любви – это призвание к совершенной, а не к обычной жизни. Но сегодня человечеству для выживания необходимо не только решится жить согласно с естественным законом. Новые вызовы ставят перед человечеством такие проблемы, что оно или погибнет, или устремится к формированию единой «цивилизации любви».
Но в рамках этого совершенного общества общение любви не может обеспечиваться только лишь силой самой любви. Для возникновения общения любви недостаточно наличия личностей, культур, народов, готовых вступить в общение. Необходима опора на соблюдение естественного закона. «Универсальный нравственный закон служит прочной основой для любого культурного, религиозного и политического диалога и позволяет многообразному плюрализму различных культур, не отрываясь от общих поисков истины, добра и Бога. Таким образом, соблюдение этого закона, вписанного в сердца, служит предпосылкой любого конструктивного социального сотрудничества» (Caritas in veritate, 59).
Папа признает, что в локальных культурах не все соответствует естественному моральному закону, и даже более того – всегда есть то, что противоречит ему. Существование такого рода культурных явлений не может быть оправдано ссылками на традицию. Поэтому надо осознавать, что «во всех культурах есть балласт, от которого надо избавляться, теневая сторона, откуда надо выбираться» (Caritas in veritate, 59). Позиция культурного консерватизма и традиционализма не вполне оправдана даже по отношению к христианским культурным традициям. «Христианская вера воплощается в культурах, но и выходит за их рамки, а потому может помочь им возрастать во всеобщем единстве и солидарности» (Caritas in veritate, 59). Попытки замкнуть христианство в нескольких локальных цивилизациях, культурно изолированных от влияния других, может привести только к краху христианской культуры в этих локальных сообществах: неизбежно этим сообществам придется прощаться с замкнутостью, и заодно они могут попрощаться с той христианской культурой, которая обосновывала эту замкнутость. Христианство должно дать единое социальное учение для всего мира, для всех культур, опираясь на нормы естественного закона. Это учение должно вести мир к общению любви, уводя от замкнутости и закрытости.
Глобализация требует новой ответственной политики, основанной на этических принципах
Папа предлагает от дискуссий о правах перейти к дискуссии об ответственности. Сегодня много говорят об утрате государствами части своего суверенитета как негативном последствии глобализации. Папа считает такой взгляд проявлением национального эгоизма. Христианство всегда учило о существенном единстве человеческого рода, его общей судьбе и необходимости всеохватывающей солидарности. Единство человеческого рода и ранее было фактом, но не настолько очевидным для всех как для Церкви. Сегодня же глобализация явила единство человечества как факт социальный, экономический, политический.
Исходя из единства человечества, необходимо признавать существование общей ответственности всех народов за современное положение и за будущее. Общая ответственность требует общей власти. «Конечно, при глобализации нужна власть, поскольку есть цель, к которой мы стремимся, – глобальное общее благо» Для выхода из современных кризисов у Католической Церкви нет нужды в изобретении совершенно нового социального учения – теории о глобализированном обществе. Папа утверждает, что у Церкви уже были ответы еще до того, как в жизни возникли проблемы последних лет. «Процессы, характерные для глобализации, сегодня требуют именно того, что всегда утверждала Церковь в социальном учении, исходя из своего представления о человеке и обществе» (Caritas in veritate, 57).
Эта власть не может быть тиранией. Отрицая тиранию в рамках отдельных обществ, социальное учение Церкви тем более отрицает тиранию в глобальном масштабе. Всякая власть должна быть властью демократической, то есть избранной большинством. А осуществляться эта власть должна так же как она реализуется в правовом государстве – то есть государстве, в котором защищены права личности и меньшинств. Мировой правовой порядок должно развиться из сегодняшней ООН и международного права.
Учение Второго Ватиканского Собора о необходимости демократического и правового порядка прилагается Бенедиктом XVI к проблеме глобальной власти. Она должна быть избранной, а не навязанной. Эта власть должна осуществляться при обеспечении прав личностей и народов (Caritas in veritate, 67). Но глобальная власть должна обеспечивать не только безопасность и правовую справедливость. Человечество нуждается в единых усилиях, направленных на осуществление социальной справедливости. Глобальная власть необходима, ибо отдельные личности и народы уже не справляются с вызовами современности (Caritas in veritate, 57). Помощь от человечества как единого целого, направленная к личностям и народам, является проявлением солидарности. При этом тот, кому предоставляется помощь, должен быть уважаем не менее, чем тот, кто такую помощь оказал. Важнейший постулат папы состоит в том, что помощь необходимо рассматривать в рамках правильного понимания человеческих отношений. И дарящий, и принимающий дар есть подлинно люди, обладающие одинаковым достоинством. Иначе дар невозможен. Целью помощи нуждающимся должно быть развитие народов. Нуждающиеся должны получить помощь для того чтобы «стать на ноги» и быть полноценными членами человеческой семьи.
Таким образом, папа считает необходимым экономическое и социальное развитие беднейших стран и регионов. Глобальная власть должна сознательно корректировать экономические процессы во всемирном масштабе для разрешения сегодняшних и будущих проблем.
Долгое время считалось, что дело власти – только обеспечивать справедливость при распределении общественного продукта, а экономика должна быть полностью автономна от вмешательства государств. Такую либеральную систему сегодня нет смысла обсуждать уже потому, что она невозможна. Экономика не автономна от общества. Социальная система не автономна от моральной и духовной жизни. Так, современный кризис возможно преодолеть только в случае возникновения взаимного доверия. Это взаимное доверие необходимо для самого существования финансовой, экономической, политической, социальной систем глобального общества. Таким образом, без этической основы хозяйственная и социальная жизнь общества просто невозможна.
Экономический подъем во всем мире возможен за счет проектов по развитию беднейших стран. Вместо заказов военных и безудержного потребительства, именно выравнивание развития в мировом масштабе могло бы стать двигателем для мировой экономики (Caritas in veritate, 60). Папа считает, что вкладывание ресурсов в такие проекты, координированное в мировых масштабах, выгодно мировой экономике. Ведь самая беднейшая страна обладает главным: людьми. А для превращения в процветающую экономически страну достаточно человеческого капитала. «Главным ресурсом в странах, которым нужна помощь в развитии, остается человеческий ресурс: это подлинный капитал, и его нужно взращивать, чтобы обеспечить беднейшим странам по-настоящему автономное будущее» (Caritas in veritate, 58). Важнейшей составляющей помощи является обеспечение доступа продукции из беднейших стран на глобальный рынок. «Основная экономическая помощь, в какой нуждаются развивающиеся страны, – это содействие постепенному внедрению их продукции на международные рынки, что позволит им принимать полноценное участие в международной экономической жизни» (Caritas in veritate, 58).
Таким образом, папа фактически утверждает, что общество новых социальных отношений возможно «технологически». Автономная от объективного морального рациональность, на которую надеялись деятели Просвещения и либеральные апологеты рыночного капитализма, доказала свою несостоятельность. Еще более несостоятельны идеи коммунистического и фашистского тоталитаризмов. Предложения сдаться на милость иррационализму постмодернистов наиболее опасны: человек в этом случае станет объектом манипуляций, рабом бессмысленных игр. Папа считает, что единственным путем, на котором возможно спасение и развитие человечества, является рациональность, открытая к трансцендентному (Caritas in veritate, 74). Рациональность, открытая к Истине познает великую цель в справедливости. Рациональность, открытая к Истине, познает великую цель в милосердии. Без истины и любви человек в лучшем случае подчиняется инструментальным целям. И такого рода превращение средства в цель происходит в первую очередь с основными деятелями современного человеческого общества. При незнании Истины и Любви происходит замыкание в социальных и экономических технологиях. «Тогда в качестве единственного критерия предприниматель рассматривает максимальную выгоду от производства, политик – укрепление власти, учёный – результат своих открытий» (Caritas in veritate, 71). Такое подчинение является выбором этическим и даже религиозным. Вместо нацеленности на Истину и Любовь, человек выбирает выгоду, власть и чувство вседозволенности. Такой выбор является повторным грехопадением, является принятием трех искушений, предложенных когда-то в пустыне. Глубина падения человечества заметна на фоне высоты тех задач, которые поставлены современной историей перед человеком. Почему же человечество еще не погибло, если при всем величии необходимого подвига, человек выбирает земное, слишком земное? Папа считает, что существование человечества и его развитие (то, что есть позитивного в современном прогрессе) – имеет только одну причину: есть праведники, на которых держится весь мир. «Развитие невозможно без порядочных людей, без экономических и политических деятелей, которые по совести служат общему благу» (Caritas in veritate, 71). Иначе говоря, человечество существует благодаря тому, что люди еще поступают по совести и по любви.
Общество любви как путь жизни и надежды
Человечеству необходимо новое духовное рождение. Это рождение может произойти в результате покаяния, переосмысления сегодняшней жизни, устремления от того, что есть к тому, что должно быть. «Человеческое существо развивается, когда растёт в духе, когда его душа познаёт саму себя и истины, посеянные в ней Богом» (Caritas in veritate, 76). Величайшая истина, которая открывается при таком познании, – это факт дарованости нашей жизни.
Мы не создали сами себя. Нам даровали жизнь, и не только родители, но и Бог, создавший все. Понимание дарованности жизни может стать для каждого очевидным, когда он любит. Пытаясь познать любовь, мы можем понять ее как чудо. Мы любим, но мы не продуцируем любви. Любовь застигает нас, охватывает нас. Любовь даруется нам (Caritas in veritate, 79). Понимание того, что любовь даруется, позволяет понять, что жизнь, развитие, познание – все это дары. Даже творимое нами добро – это дар. Как и сознание необходимости справедливости, как и выбор пути любви.
Таким же образом и общество любви возможно, поскольку люди к нему стремятся. Оно нужно, ибо только оно сегодня есть тот путь жизни, который позволит человечеству избегнуть гибели. Но оно может прийти не только потому, что люди будут к нему стремиться. Оно может прийти и потому что оно возможно как дар от Бога. И этот дар будет дарован, только если человек возжелает его.
Итак, нужно желать нового спасительного существования в любви, и нужно стремиться к такому общению любви. Но будет ли оно – зависит не только от нас, но и от Бога, который есть Любовь, а потому стал Творческим истоком для человека и открыл идеал общества любви как идеал для человечества.
Человек традиционно рассматривается как существо разумное и свободное. В этом видят богообразные черты его сущности. Папа предлагает задуматься над тем, что Бог есть не только Разум и Свобода, но Он есть Любовь. А раз так, то человек есть образ Любви. Быть человеком – это быть существом агапическим, любящим. А быть любящим возможно только в сообществе любви. Начиная от семьи и церковной общины, это сообщество любви должно вырасти до всего человечества. Отношения христианской любви, где бы они сегодня не находились, являются той закваской, которая может преобразить все человечество. Вне этого пути Любви – только пути смерти.
Радикальность учения папы Бенедикта XVI о любви как необходимом фундаменте социальных отношений вызвана характером сегодняшних угроз для человечества. Если Августин создавал теологию любви на пороге гибели античной цивилизации, в преддверии грозного неизвестного будущего, то папа творит в эпоху еще более глобальных изменений. Но станет ли новое социальное учение Церкви основой для христианской цивилизации будущего, для обновленной Европы и обновленного человечества?