Два Папы Римских — это может оказаться слишком много для одной церкви. Даже такой большой, как католическая. Это не новость, конечно, история знает много чего, в том числе и "удвоение" Папских Престолов. Также история готова предоставить немало примеров того, в какую деликатную и даже опасную ситуацию может попасть двуглавая церковь, когда Папы оказываются не согласны друг с другом.
Когда Папа Бенедикт XVI (в миру Йозеф Алоиз Ратцингер) выходил на пенсию, высказывалось немало сомнений по поводу этого решения и самой возможности его принять. Папой Римским избирают однажды и на всю жизнь. Это означало, в частности, что после принятия отставки Папы Бенедикта и избрания Папы Франциска церковь оказалась не в уникальной для себя, но от того еще более тревожной ситуации двоепапия. Конечно, Папа Бенедикт, понимая, что принимает почти беспрецедентное решение, пообещал, что скроется от мира и никак, никоим образом не станет вмешиваться в церковные дела. Видение своего нового положения Папа Ратцингер изложил в книге "Папа-эмерит", которая увидела свет в год его выхода на пенсию и стала чем-то вроде декларации Папы-пенсионера о его намерении ни во что не вмешиваться.
Немного зная Папу Ратцингера, можно было предположить, что он сдержит свое слово. Тем более странной кажется история с выходом в свет его новой книги, написанной в соавторстве с кардиналом Робертом Сара, "Из глубин наших сердец: священство, целибат и кризис католической церкви". Эта книга откровенно вступает в полемику с некоторыми решениями действующего Папы Франциска, а по большому счету со всей его политикой.
С одной стороны, почему бы нет? Критиковать Ватикан и лично Папу Римского — обычное дело. Кардинал Сара, соавтор Папы Ратцингера, — один из виднейших ватиканских консерваторов, никогда не стеснявшийся высказывать свое особое мнение. Вся живая жизнь — это полемика живых современников с мертвыми классиками.
Но Папа Бенедикт еще жив. Мало того, он все еще Папа Римский. Хоть и "на пенсии".
То, что можно кардиналу, невозможно для Папы. Даже если он эмерит. Тем более если он эмерит. Ситуация двоепапия слишком деликатная и даже опасная. Опасная именно этим потенциальным несогласием двух Пап, которое может разделить церковь. Если не на две церкви — это было бы уж слишком, то на равнозначные партии, которые с почти полным правом смогут поставить под сомнение решение оппонентов. Даже если они будут опираться на догмат о непогрешимости Папы в вопросах веры — Папа Римский может уйти на покой, но он остается Папой, и на вопрос о том, как распределяется непогрешимость, невозможно ответить однозначно.
Выход Папы Ратцингера с книгой о целибате и кризисе католической церкви случился как раз после довольно скандального с точки зрения оппонентов-консерваторов решения Папы Франциска о разрешении женатого священства для отдаленных регионов (касалось лесов Амазонии).
Совпадение? Вполне возможно. Книги пишутся небыстро, а вынашиваются еще дольше. Да и сам вопрос о целибате стоит перед Святым Престолом не первый год (и даже не первый век).
Но совпадения полны соблазна. Из каких бы соображений Папа Ратцингер ни писал свою книгу, она оказалась слишком своевременной — оппоненты Папы Франциска обрели в ней поддержку и опору, а сам Папа Бенедикт, вольно или невольно, превратился если не в лидера, то в знамя партии ватиканских консерваторов, противостоящих Папе-либералу. В этом свете строка из пресс-релиза "Эта книга изменит историю" выглядит почти угрожающе.
Папа Бенедикт немедленно попал под огонь жесткой критики. Есть за что. Начнем с того, что обещал же не вмешиваться, а вмешивается. Книга — это как будто непредосудительно, тем более у Папы Ратцингера неплохое перо. Но его непрямая полемика с действующим Папой обнажает опасную коллизию, апеллирующую к худшим для Папского Престола временам "авиньонского пленения", при котором Пап Римских было двое и каждый мог выбирать, кого из них считать истинным.
Впрочем, львиная доля критики выпала все же на долю кардинала Сара — одного из самых влиятельных прелатов католической церкви. Его заподозрили в том, что он использовал 92-летнего, прикованного к инвалидной коляске Папу Ратцингера для укрепления позиций своей партии и борьбы против инициатив Папы Франциска. Кардинал Сара опровергает тезис об использовании и утверждает, что текст Папы Бенедикта он получил от самого Папы и издал с его одобрения. Хоть и без подписи под договором.
Мнение Папы Бенедикта на предмет целибата известно хорошо и давно, как и то, что он убежденный консерватор. Однако писать книгу о кризисе в католической церкви после того, как по собственной воле сложил с себя ответственность за нее, не то чтобы комильфо. Если Папа Бенедикт находится в здравом уме и трезвой памяти, он не может этого не чувствовать. И не понимать, что его полемика с действующим Папой создает коллизию, из-за которой, собственно, до сих пор двоепапие считалось в принципе невозможным и неприемлемым.
В общем, лучше, чтобы публика думала, что Папа Ратцингер в очередной раз стал жертвой куриальных интриг. Или, еще лучше, это все "недоразумение", как теперь пытаются убедить публику в Ватикане.
Имя и фото Папы Бенедикта сняли с обложки книги. Но осадочек остался. Идея использовать двоепапие в политических целях внутри католической церкви — запрещенный прием, говорящий о том, что борьба между Папой Франциском и курией идет нешуточная. Причем целибат — это не самый острый вопрос, можно сказать, только повод, хоть и чувствительный для католического духовенства. Послабление целибата, особенно на фоне педофильского скандала, вполне могло оказаться первым заметным шагом в церковной реформе, которой ждут от Папы Франциска. Причем шагом, который Папа сделал бы не только навстречу церкви, но и навстречу общественному мнению, разгоряченному педофильским скандалом.
В церкви бытует мнение, что педофилия священников никак не связана с целибатом, а любые попытки связать эти два явления — манипуляции с целью протянуть отмену целибата. Но это мнение оспаривается и вне церкви, и внутри нее. Однако именно целибат рассматривается как наиболее вероятный кандидат на либерализацию — просто потому, что это, в общем, вопрос не столько веры, сколько традиции. Католическое священство не всегда было безбрачным — целибат был установлен только в XI в. Часть католического священства, принадлежащая к церквям восточного обряда, в частности Украинской греко-католической церкви, женатое. Целибат может быть важен для католического духовенства — это их способ почувствовать свою особую "чистоту" и "посвященность". Но все же это не более чем традиция.
Целибат стал местом страсти не только потому, что церковь и традиция — близнецы-братья. Но потому, что отмена или даже просто смягчение целибата — это уступка. Уступка в той необъявленной войне, которую церковь, в том числе католическая, ведет против мира с его секуляризмом и либерализмом. Смягчение целибата — это либерализация. Одного этого слова достаточно, чтобы консервативная публика объявила зраду и спросила, что дальше. Женщины-священники? Венчание однополых пар? Одобрение контрацепции? А может, и адюльтера заодно? В общем, целибат — это только "а", сказав которое, непременно покатишься по алфавиту дальше, до самой омеги — конца времен.
Кризис католической церкви, конечно, есть, даже если Папа Ратцингер не в положении о нем писать. Для широкой публики он имеет вид преимущественно педофильских скандалов и вопиющих фактов разнообразного насилия над женщинами — от монастырского рабства до практики отнятия детей у матерей-одиночек. Это видимая часть айсберга, по которой можно судить о тех непростых процессах, происходящих в тишине и темных глубинах, в которые никогда не проникает глаз внешнего наблюдателя. Даже теперь, в эпоху тотальной прозрачности, церковь тщательно скрывает от посторонних глаз свои крипты — это, возможно, и возмущает публику больше всего. Если под покровами сакральности и тайны совершаются преступления, эти покровы должны быть сорваны. Даже ценой самих сакральности и тайны, без которых нет ни церкви, ни религии, ни, вероятно, самой веры.
Вопрос о целибате — малая часть более глубоко вопроса. Вернее, даже нескольких. Что именно публика может потребовать от церкви? Как много может позволить себе Папа Римский? Что удастся церкви сохранить, если она решится на испытание открытостью и реформами? Какой путь избрать — идти навстречу публике, то есть открываться, или, наоборот, запахнуть сутаны поплотнее и сделать вид, что мы выше требований толпы?
В церкви, как и вне ее стен, это оказывается противостоянием консерватизма и либерализма. Любопытно, что ни то, ни другое понятие не присущи церкви, это сугубо светская риторика. То есть церковь, хочет она этого или нет, сама впускает в себя секулярную риторику, и по мере этого проникновения секуляризуется сама церковная повестка дня. Для католической церкви это не первое испытание светскостью. Вот только в роли объекта интервенции — а не интервента — она, пожалуй, выступает впервые.