Надеюсь, что это хороший шаг вперед. Перевод, конечно, не абсолютно совершенный. Во-первых, потому, что таких не существует. Во-вторых, это первый шаг. На украинский переведен только «Комментарий на Политику Аристотеля». Но это произведение философическое. А мы печатаем первый перевод богословского сочинения, причем полностью, причем с латинским оригиналом.
Как сообщала "Религия в Украине", 27 января состоялась презентация перевода на украинский язык "Компендиума теологии" св. Тома Аквинского. Мысли Фомы особенно интересны в контексте отношений между православной и католической теологией. Вице-директор Института религиозных наук св. Фомы Аквинского (Киев) о. Здислав Шманьда рассказал о новом переводе в беседе с Юрием Черноморцем.
Черноморец: Актуален ли Фома сегодня? Не в ситуации Украины, а в католической Церкви в целом?
о. Здислав Шманьда: На самом деле это вопрос открытый. Время от времени люди организовывают конференции, встречи, по поводу актуальности Фомы. Я встречал очень разных ученых. Таких, которые однозначно считают, что он настолько строго вписывается в средневековый контекст, что сегодня уже мало чего может сказать современному человеку, и убежденных в его неизменной актуальности, даже большей сегодня, чем 200 или 300 лет назад.
Я хорошо помню нашу встречу в Кракове с известным священником Иосифом Тишнером, который был очень хорошим философом и очень строго относился к Фоме. Он боялся, говоря без всяких подробностей и нюансов, что эпистемологический реализм (или даже оптимизм) Фомы и убеждение, что мы способны познать истину, может открыть ворота попыткам тоталитаризации научного дискурса. Если есть истина, и мы ее познали, тогда все другие должны согласиться с нами. Но, оставляя анекдоты в стороне, думаю, что все зависит от того, как мы подходим к Фоме. Можем подойти к нему как к человеку, как к философу и богослову, который уже все сказал, и мы можем только немножко адаптировать его мысль к современным условиям. Но это, конечно, не поможет нам найти его актуальность. Некоторые могут считать его мысль закрытой системой, в которую можно только добавлять элементы современной реальности, но при этом система как таковая остается неизменной. Но я лично уверен, что у него не было ни желания, ни стремления создавать всеохватывающую систему, которая элиминировала бы тайну. Надо сказать, что он старался искать истину и не вкладывать реальность в рамки системы. Скорее всего, философия, которой он пользовался, была инструментом для поисков предстоящих перед ним вопросов. Он очень связан с классической аристотелевской философией. Но он – не раб этой философии.
Есть, конечно, разные подходы. Например, представители довольно известной доминиканской школы в Ривер Форест в Соединенных Штатах старались подчеркнуть аристотелевские основания философии Фомы. Они были уверены, что надежная метафизика должна строиться на хорошем понимании естественных наук, интерпретированных в свете аристотелевской философии природы. Это все же не единственный возможный подход.
Что для меня самое главное, это стремление Фомы к истине и то, как он это делает. Если мы посмотрим на структуру его произведений, особенно «Questiones disputatae» или «Суммы», увидим, как он честно поступает со своими противниками, с теми, с которыми он не согласен, с уважением к другим взглядам. Сначала он указывает аргументы противников. Скорее всего, не отбрасывает их полностью, но указывает, какие элементы можно понимать по-другому, так, чтобы эти зерна правды, которые есть у его противников, сохранить и даже защитить. Можно сказать, что, это технический вопрос, но он намного больше, чем технический. Это понимание, что я член общины, которая стремится к тому, чтобы работать вместе в поисках ответов. Учитель Фомы, Альберт Великий, сказал очень известную фразу, которая говорит об этой общине ученых: «in dulcedine societatis quaerere veritatem». Альберт относил свои слова, прежде всего, к доминиканской жизни, в которой общинное измерение монашества очень важно. Касается он и академической деятельности, поисков истины. Мы стараемся не отвергать думающих по-другому, а сохранить то, что в их поисках есть истинного.
Другой элемент актуальности Фомы – это равновесие между апофатическим и катафатическим богословием. На первый взгляд кажется, что богословие Фомы абсолютно и откровенно катафатическое. Что он столько всего рассказал прямо, позитивно описывая Божественную действительность. Что он мастер катафатического богословия. Но если смотреть на это, сравнивая не только пропорции текстов по количеству, но, скорее всего, по качеству, по весомости, то у Фомы можно найти очень важные фрагменты, в которых он говорит, апофатическим образом, чего мы не знаем, чего мы не способны узнать. И, тем не менее, в той области (даже если б это был только небольшой отрезок реальности), в которой он уверен, что можно сказать нечто позитивное, он старается сказать как можно больше и точнее. Это второй элемент актуальности Фомы.
Значим и тот факт, что среди средневековых схоластических авторов он лучше всех, как кажется, знал восточное богословие и восточных отцов. И цитировал, и был заинтересован этим богословием. На данный момент немного научных трудов посвящается этой проблематике, многое еще предстоит открыть.
Наконец, необычно актуальным элементом мысли св. Фомы является его уважение к действительности. Признание послекантовской эпистемологии безусловным догматом – это редукционизм. Никто не постулирует поворот к средневековью, но средневековые инспирации могут быть очень живительными для теологии и философии XXI в. Такой инспирацией может быть убеждение Фомы в том, что мы имеем непосредственное, хотя, конечно, ограниченное познание действительности. Можно найти весомые аргументы в пользу того, что как философская контемпляция, так и религиозная – это непосредственная встреча с тем, что реально существует.
Черноморец: Чем хорош, по-вашему, «Компендиум»? Почему надо было переводить и издавать именно его?
о. Здислав Шманьда: Решение было довольно практическим. Инициативная группа, уверена, что стоит переводить Фому, конечно, вела разговоры о том, что именно переводить, какой шаг должен быть первым. После длинных разговоров и дискуссий нам показалось, что «Компендиум» как раз подходит. Это одно из незавершенных произведений Фомы. Его структура была создана по трем христианским (богословским) добродетелям – вера, надежда и любовь. К сожалению, он успел написать только первую часть и начать вторую. В нем кратко представлены теологические идеи Фомы и можно найти преимущественное большинство теологических терминов Ангельского Доктора. Эта книга написана по заказу его секретаря и друга, Рейнальда из Пиперно, и этот личный элемент также может быть важным для современных читателей. Мы немного по-другому воспринимаем текст, когда видно, что Фома пытается ответить на вопрос своего брата, который не способен так, как Фома, заниматься богословием, посвящать ему всю свою жизнь. Но, тем не менее, у этого брата есть вопросы, которые требуют ответов. Фома дает эти ответы. Коротко.
Конечно, невозможно взять эту книгу, не зная ничего о средневековом богословии, и читать просто так. Но, все-таки, она намного более проста и по объему меньше, чем другие труды Фомы, представляющие его доктрину. Потому она может быть очень полезной именно как первый шаг.
Черноморец: Вы хотите сказать, что это было средневековое «Богословие для чайников»?
о. Здислав Шманьда: Немножко больше, чем средневековое пособие для «чайников», но, конечно, проще, чем «Суммы». Надо, все таки, заметить, что Фома в самом начале «Суммы богословия» говорит, что она для начинающих. Если «Сумма» для начинающих, то, давайте скажем так, что «Компендиум» - это для «чайников».
Черноморец: Вы издаете первый украинский перевод большого богословского сочинения Фомы. Какое значение такие переводы богословских работ Фомы могут иметь для богословской культуры Украины?
о. Здислав Шманьда: Надеюсь, что это хороший шаг вперед. Перевод, конечно, не абсолютно совершенный. Во-первых, потому, что таких не существует. Во-вторых, это первый шаг. На украинский переведен только «Комментарий на Политику Аристотеля». Но это произведение философическое. А мы печатаем первый перевод богословского сочинения, причем полностью, причем с латинским оригиналом.
Первый шаг уже сделан. И это важный шаг, особенно учитывая трудности с переводом богословской терминологии. Нет определенной, устоявшейся богословской терминологии на украинском языке, касательно латинской теологии. И потому, это была не только работа переводчиков, но и переговоры с другими специалистами, в том числе в области филологии. Этот перевод обсуждался тоже в рамках лаборатории научного перевода в Киево-Могилянской академии.
Конечно, никогда не будет перевода, который удовлетворит всех. Мы это видели во время работы над нашим текстом. Во многих ситуациях был необходим компромисс, или авторитетное решение, когда филологическая грамотность затрудняла понимание теологических идей, а хороший перевод этих идей казался слишком свободным с точки зрения филологии.
Украинских эквивалентов некоторых терминов средневековой схоластической филологии вообще не существует. Надо было или придумать термины, заниматься словотворчеством, или использовать термины, которые существуют, но адаптировать их к богословскому контексту. И одно и другое направление здесь существует.
Если принять все это во внимание, кажется, что результат удовлетворителен. Пришло время восприятия перевода и более широкой дискуссии.
Черноморец: Я тоже надеюсь, что позитивная реакция будет. Когда несколько лет назад А. Аполлонов начал переводить «Сумму теологии» на русский, знаменитый неотомист Н. Лобкович заметил, что такие книги могут изменять даже общую культурную атмосферу в стране. Можно ли ожидать, что будет и «Сумма» на украинском? Институт св. Фомы в Киеве благодаря этому мог бы стать местом встречи многих традиций и их диалога…
о. Здислав Шманьда: Я хотел бы, чтобы институт св. Фомы стал таким местом, но это, конечно, зависит от многих факторов. Стоит добавить, что присутствие Фомы, как такового, в Восточной Церкви, началось далеко не сейчас. Были переводы на греческий XIV века братьев Кидонисов, которые были крайне заинтересованы Фомой. Это был не просто интерес к Фоме, как к экзотическому для Византии богословию. Фома действительно был им нужен. Император-паламит Иоанн Кантакузен заказывал перевод «Суммы против язычников», и ее активно читали в Византии. Переводил также Геннадий Схоларий. Позже присутствовало, конечно, и влияние Киево-Могилянской академии. А в XVIII веке Фомой занимались даже в Петербурге. В то время, конечно же, его читали на латыни.
Ныне ситуация изменилась. Перевод на живой, современный язык может повлиять на современную мысль. Я говорю не только о Фоме, а просто о том, как другой язык может влиять на структуру мышления.
Я встречал людей, которые начали изучать французский язык, и сказали мне, что некоторые религиозные вопросы им укладываются в голове более ясно на французском.
Дело не в том, чтобы сейчас все крикнули в восхищении и сказали: «да, Фома – это то, чего мы ждали уже несколько столетий». Тем не менее, хотя бы потому, что Аквинат больше других схоластических теологов черпает из традиции Восточных Отцов, его встреча с православной теологией сегодня может оказаться плодотворной во многих областях, не только в богословии. Думаю, что Фома может оказаться интересным для юристов в делах, касающихся оснований права и естественного права, о чем хорошо пишет преподаватель нашего Института Андрей Баумейстер в своей «Философии права». В области морального богословия Фома актуален потому, что он не подходит к нему так, как более поздние томисты, которые мыслили казуистически. Фома строил моральное богословие на учении о добродетелях. Эти проблемы будут широко раскрыты в одной из следующих книг нашей серии, авторства о. Теодора Пинкерса, известного знатока моральной теологии св. Фомы. Он указывает, как после Канта заметно изменился подход к моральности вообще и моральное богословие, в сравнении с более ранними парадигмами, в рамках которых работал Фома.
Итак, новая (а часто вообще первая) рецепция мысли св. Фомы может повлиять не только на украинскую теологию, но и на дискуссии среди украинских философов, юристов, политологов.
Черноморец: «Компендиум» вышел в рамках серии «Sapientia humana / sapientia divina». Ранее в этой серии вышел учебник «Як займатися теологією?». Знаю, что планируется еще ряд изданий. В чем общий замысел серии?
о. Здислав Шманьда: Первоначальная идея была достаточно скромной. Мы думали об издании конспектов для наших студентов, поскольку нам не хватает учебников, прежде всего по богословию. Однако удалось создать более масштабный проект издания как учебников, так и монографий, касающихся дисциплин, которые преподаются в нашем Институте. Оказывается, что это важно не только для нас. Особенно сейчас, когда богословие уже признано академической дисциплиной, правда, в рамках философии. Я уверен, что эти учебники подойдут всем тем, кто занимается или будет заниматься в будущем богословием. Верю, что со временем появятся украинские учебники теологии, рожденные из опыта веры Церкви в Украине, но сейчас, в момент щекотливой нехватки таких учебников, книги, появившиеся в другом культурном контексте также полезны. Во-первых, чтоб не пренебрегали открытыми дверями, не начинали с нуля, но пользовались теологическим наследием других; во-вторых, чтобы лучше осознавали собственные потребности и собственную специфику. Именно встреча с другой традицией может привести к лучшему пониманию своей собственной ситуации.
Факт, что эти учебники существуют на украинском языке, на котором люди здесь общаются, способствует тому, что теологические термины и идеи появляются в культурном пространстве страны, присутствуют в социальном диалоге. Когда богословие беседует с другими дисциплинами, оно само может лучше развиваться и лучше передавать вечные истины на современном языке. Я уверен и в том, что другие дисциплины, в свою очередь, благодаря этой беседе, могут лучше понимать самих себя, особенно свои ограничения.
Черноморец: Расскажите о первой книге серии – учебнике «Як займатися теологією?» Станислава Напюрковского.
о. Здислав Шманьда: Это просто введение в богословие, книга, которая тому, кто хотел бы, но не знает, где начинать, как начинать, с чего начинать, говорит о первых шагах… Об источниках, о методах богословия, о том почему богословие можно считать научной деятельностью. Это методологическое введение, которое будет полезно каждому: тому, кто потом возьмет более серьезные книги, но тоже тому, кто не пойдут дальше, но будет иметь общие представление о том, чем занимается богословие.
Черноморец: Вышел новый номер журнала Института «Коллегия». Это уже седьмой номер после возобновления издания журнала. Расскажите о этом номере.
о. Здислав Шманьда: Надеюсь, что «Коллегия» будет развиваться, и что мы сможем сделать ее более живим журналом. Содержание нескольких последних номеров – это в большинстве своем материалы конференций, которые проходили в нашем Институте или были организованы при его участии, среди прочего конференции «Простір гуманітарної комунікації». Я уже упоминал о значении творческой дискуссии между теологами и представителями других наук. Эта же проблема касается взаимопонимания между представителями разных гуманитарных дисциплин. Это важно, потому, что довольно часто ученые живут в среде не только своей области, но даже своей школы. Я, честно говоря, не знаю насколько это важно сейчас в Украине, но встречался в другой стране с тем, что люди готовы сотрудничать, поддерживать исследовательские проекту, но на таких условиях, что сотрудники или приглашенные гости готовы следовать методологическим принципам приглашающих. Это, конечно, убивает разговор. Университет всегда был местом встречи разных мнений и дискуссии по существу. Такой идее университета мы и хотели бы служить. Наш институт, конечно, не университет, но как конференции, так и журнал призваны к тому, чтобы способствовать такой академической встрече, особенно встрече богословия и других наук.
Первое – это увидеть, что иногда мы говорим на разных языках и не понимаем друг друга. Эти встречи важны хотя бы для того, чтобы осознать этот факт. Это уже будет много, даже если мы не согласимся с другими. Я, конечно, могу говорить со своей стороны. Я вижу, например, как люди, которые занимаются религиоведением, не понимают богословия. Некоторые из них говорят, что богословие не занимается Богом, но только Словом Божьим. Тогда богословие это не «слово о Боге» но «слово о Слове Божьем». Это уже мета-мета-уровень. В то же время теология, во всяком случае та теология, которая мне близка, имеет амбиции говорить о Боге, с полным осознанием, что ее незнание о Боге неизмеримо больше знания.
Черноморец: Кстати, богословы уже доказали, что богословие – это и передача Слова Божия, и рефлексия о слове Божием, и то и другое. И что разграничение это искусственное.
о. Здислав Шманьда: Меня особо смущает, если кто-то говорит, что богословие – это только слово о Слове Божьем. Потому что, подразумевается такой вид работы, где мы подходим исключительно исторически. Есть у нас произведения богословов предыдущих веков, и мы можем говорить только о том, как разные люди разных времен понимали Евангелие. Но мы не способны дойти к сути вопроса. А я все-таки надеюсь, что это и есть смысл богословия: дойти к сути. Что, конечно, учитывая опыт богословов предыдущих поколений, мы все же стремимся к тому, чтобы дать ответы, понимая, что они не полные, понимая, что они не окончательные, но все-таки, я надеюсь, что мы приближаемся к истине, а не только перемещаем разные элементы мозаики.
Черноморец: Вы хотите сказать, что богословие сегодня, как и всегда, как и Писание, как и литургия, должно приводить к Богу и к встрече с Богом?
о. Здислав Шманьда: Конечно.