Пятьдесят лет назад среди баптистских церквей СССР возникло мощное духовное движение. Для церкви оно стало радикальным реформаторством, для советского государства опасным религиозным диссидентством. Церковь в который раз показала свою неподконтрольность власти, идейную принципиальность и неиссякающий лидерский потенциал, вовсе не ограниченный продажной номенклатурой.
Никто не мог ожидать, что антицерковные директивы власти, покорно принятые к исполнению руководством Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВС ЕХБ), вызовут массовое сопротивление на уровне поместных общин.
Как могло случиться, что простые, необразованные, малоопытные служители из глубокой провинции смогли организовать движение сопротивления, охватившее весь Советский союз? Как можно было в условиях тотального контроля создать подпольное издательство, самодельные печатные станки, сразу несколько типографских центров? Как в условиях постоянных преследований писались документы, обращения, проповеди, целые книги; как никому неизвестные молодые лидеры смогли поднять протестное движение на столь высокий идейный уровень?
Даже яростным оппонентам «отделенных» пришлось удивляться и говорить о «чуде». Харизму и талант лидеров признавали и руководители ВСЕХБ, и представители советской власти. История вывела из тени молодых, энергичных, принципиальных священнослужителей, бросила их в гущу событий. Мы говорим об «истории», логика которой может многое прояснить – особенностями послевоенной ситуации, «оттепелью» в обществе, поколенческими сменами в церкви. Сами же отделенные не знали таких объяснений и говорили только об Иисусе, почти как их дальние предшественники – первые христиане, умиравшие за веру со словами «Pro Christo».
История объясняет далеко не все. Здесь история столкнулась с личностью верующего, верой, верностью. Почему перспективные лидеры «отделенных» выбрали для себя не международные конференции и уютные места в московской канцелярии, а нелегальное положение, тюрьмы и лагеря? Что заставляло тысячи молодых людей ломать свои судьбы «ради Иисуса и Церкви»?
Подобное религиозное диссидентство напомнило миру и самой церкви, что у христиан есть свой Царь, своя родина, свой образ жизни, свои принципы. Все попытки советской власти включить евангельские церкви в тотальный порядок советской жизни, где религиозное подчинено социальному, а социальное идеологическому, оказались наивными. Церковь по своей природе остается инаковой. Для партийных функционеров стало открытием, что можно купить или запугать руководство церкви, но в своей целости она остается свободной, неподвластной людям, церковью Христовой.
Наивность советских вождей вполне объяснима в рамках мЫшления модерна, где религиозное почти растворялось в стихии общественной жизни. Этим же объясняется и поведение законопослушного руководства ВСЕХБ, увлеченного борьбой за мир, оправданием власти, воспитанием «советского верующего».
«Отделенные» стали в сторону, разорвали связь с этим, казалось бы, универсальным порядком, где кесарево и Божье слились воедино. Этим движением отделения, разрыва, протеста, они продолжили линию радикализма, идущую сквозь историю от ранней церкви. Эта линия напоминает церкви о ее особенном призвании, подотчетности Богу, неотмирной природе. Сегодняшним христианам все это напоминает о непопулярности настоящего христианства, всегда слишком высокой цене следования за Христом, радикальном характере веры.
Движение «отделенных» началось с создания инициативной группы, поэтому их стали называть «инициативниками». Инициатива реформ в церкви была своевременной, но стоила дорого для инициаторов. Речь идет уже не о «потерянной жизни» и «мучениях за Христа», а о крайне тяжелой ответственности за начатое дело. Инициатива обновления выдохлась достаточно быстро, начались внутренние распри радикалов и либералов, борьба с компромиссной идеей «автономии», инквизиторское «очищение и освящение» от всевозможных ересей и грехов. Инициативу реформ удержать не удалось, движение стало закрытой организацией.
В истории бывало не раз, что изначально прогрессивное духовное движение на определенном этапе теряло свою пассионарность, свой обновляющий импульс, и превращалось в организацию со своей собственной структурой власти и почти каноническими традициями, со своей галереей вождей, своим иконостасом мучеников, и даже со своим спасительным «железным занавесом».
К своим юбилеям отделенные баптисты, как правило, издавали брошюры «…лет по пути возрождения». Как показала история, возрождение сменилось стагнацией и упорным межцерковным противостоянием. С исторической высоты сегодняшнего дня можно с горечью заметить, что путь возрождения слишком быстро стал путем разделения, по которому отделенные упорно шагают вот уже пятьдесят лет.
Признавая историческое значение «инициативы» 1961 года, роль движения в борьбе за свободу совести и свободу церкви, нельзя не сказать правды о том, инициатива реформ была подменена инициативой радикализации и не привела к церковному обновлению. Путь «отделения» завел в тупик.
Правда в том, что инаковость церкви не предполагает постоянного религиозного радикализма и принципиальной социальной маргинализации. При отсутствии межцерковного общения (частью которого каждая церковь призвана быть) и диалога с советским и постсоветским миром (которому каждая церковь призвана служить) обновляющие реформы в среде «отделенных» были и остаются невозможными.
Сегодня в церковных реформах нуждаются и «отделенные», и те, от кого они в свое время отделились. Но ирония истории состоит в том, что реформаторский импульс крайне редко исходит из одной среды дважды.