Анатолій Денисенко. Ecclesia semper reformanda!
Избранные мысли после прочтения книги Ганса Кюнга «Церковь». – М.: ББИ, 2012. – С. 653.
Считается, что никогда еще, в истории христианской мысли учение о церкви не привлекало такого огромного внимания, как это было ранее с другими доктринами. В учебнике систематического богословия, который был включен в обязательное чтение в некоторых протестантских духовной семинариях, есть фраза, которую очень четко запоминают студенты: «христологии и учению о Троице пристальное внимание уделялось в IV и V веках, искупительной работе Христа - в средневековый период, а учению о спасении - в XVI веке. Учение же о церкви никогда не привлекало такого всеобщего внимания. Даже полемика между августинианцами и донатистами в начале V века и спор о средствах благодати в XVI веке, хотя они и касались некоторых аспектов природы церкви, по сути не дошли до основного вопроса - что такое церковь» (Миллард Эриксон. Христианское богословие. С.Пб.: Библия для всех, 1999 - С. 870). По этому поводу так же вспоминаются слова православного священника отца Григория Флоровского, который на первой генеральной ассамблее Всемирного Совета Церквей в Амстердаме в 1948 высказался о том, что учение о церкви только выходит из добогословской фазы.
В своей книге «Церковь», видный немецкий католического теолог Ганс Кюнг, размышляет как о таких отдельных темах эклессиологии, как: видимая и невидимая церковь, царство Божье (с. 71-81), эсхатологические ожидания первой общины (с. 114), бегство от мира (с. 144), истинный Израиль (с. 149-172), клерикализации церкви, приватизация церкви, «идеальная» церковь (с. 173-183), взаимоотношения христиан и иудеев, проблема антисемитизма (с. 183-207), церковный фанатизм (с. 261-278), проблема ереси (с. 329-355), так и о таких основополагающих аспектах природы Церкви как: единство церкви (с. 357-403), ее кафоличность (с. 404-433), святость (с. 434-469), апостольство (с. 470-489) и так далее. Однако читать книгу Кюнга стоит с Эпилога. Центральный вопрос завершающего раздела этой книги заключается в предложении: «Имеет ли церковь будущее?» (с. 643). Бесспорно, что у церкви есть прошлое, однако без осознания ее настоящего нельзя говорить о ее будущем. Будущее у нее есть лишь только по той причине, что у нее есть настоящее (с. 651). Кюнг говорит, что «церковь, существует в настоящем, должна осмыслить церковь изначальную во имя церкви будущего» (с. 32). Только после рассмотрения церкви в ее истоке можно смело встречаться лицом к лицу с церковью современности (335). Подобные мысли приоткрывают завесу того, что основная цель книги заключается в откровенном разговоре о сущности церкви и ее исконном состоянии, что в свою очередь должно способствовать процессу реформации внутри церкви (с. 647). С одной стороны использую латинскую фразу «ecclesia semper reformanda», Кюнг говорит нам о том, что реформация церкви - это неотъемлемая часть природы церкви, выражающаяся в возвращении к исконной форме церкви (с. 647). С другой же стороны автор предупреждает, что будет ошибочным полагать, что Новый Завет дает нам одну единственную идеальную - исчерпывающею форму церкви, которая может в полноте отразить ее сущность (с. 19). Именно по этому «бесполезно искать в Новом Завете сведенную в одну законченную систему все элементы устройства и уставы церкви» (с. 113). В связи с тем, что реальность, в которой находится церковь, постоянно меняется, постоянно должна меняться и эклессиология (с. 29), а это подразумевает под собой «формирование определенных типов и стилей ее изложения» (с. 30) и наличие «всегда новой и четкой трактовки» (с.30). Согласно Кюнгу «эклессия – это паломничество сквозь эсхатологическое промежуточное время, это временное состояние» (с. 133).
Эклессия Нового Завета, говорит Кюгг, была всегда меняющейся и многообразной. Поэтому размышление о церкви сегодня ни в коем случае не обозначают попытку «восстановить, реконструировать новозаветную общину» (с. 42). Более того, «если церковь желает оставаться верной своей сущности, она просто не имеет права законсервировать себя в своем прошлом» (с. 42), а «будучи исторической, она должна меняться, чтобы выполнять существенные задачи своего посланничества в постоянно меняющемся мире, который постоянно живет не в прошлом, а в настоящем» (с. 43). Именно по этому в книге сделана попытка избежать двух крайностей: «ревностно хлопотать о том, чтобы осовременить форму церкви, а также того, чтобы пассивно плыть по течению из-за интеллектуальной лени, не удосуживаясь ориентироваться на исконную сущность церкви» (с. 19). Сущность же церкви «всегда следует рассматривать в ее исторической форме, а историческую форму всегда следует понимать, исходя из сущности и ориентируясь на сущность» (с. 20).
Книга Ганса Кюнга не столько является изложением учения о церкви, сколько размышлением о сущности церкви. Это попытка перестать постоянно прятаться за некую «традицию» и отбросить всякий страх мешающий нам задаться вопросом о своем истоке (с. 67). Одно из самых ярких определений церкви в этой книге следующее: «церковь – это общность ищущих, странствующих и заблудших, растерянных, мучимых и страдающих, грешников и паломников. Если мы являемся церковью, тогда церковь является грешащей и странствующей церковью. Всякая идеализация церкви исключена», «церковь существует не сама по себе, а в конкретных верующих людях. Как нет народа без людей и нет тела без членов, так нет церкви без верующих» (с. 56). За явно протестантским взглядом Кюнга на церковь, прослеживается след глубокого знания учения реформаторов, любовь к Карлу Барту и знание либеральной протестанской мысли XIX – XX столетия. Бесспорно, что оставаясь католиком Кюнг развивает эклессиологию, которая идет в разрез с официальным учением церкви к которой он принадлежит, что еще раз подтверждает его статус опального богослова которому в свое время было запрещено учить от имени католической церкви. Стоит хотя бы взглянуть на его понимание апостольской преемственности, которая, по Кюнгу, принадлежит не просто отдельным людям, а всей церкви и «проявляется не в новых назначениях апостолами, а в послушании исконным свидетелям и посланникам Господа» (с. 484) или на то, что под кафоличной церковью, он понимает вселенскую (универсальную, целостную в своей культурно-социальном разнообразии, всеобщую, всеобъемлющею, непрерывную во времени) церковь (с. 413), (хотя примат западной (католической) церкви Кюнгом все таки не оспаривается), что бы понять, что эклессиология Кюнга намного прогрессивней, чем его коллег – официальных епископов католической церкви. Однако такой ход мысли еще не делает Кюнга еретиком, так как еретик – это тот, кто «не покоряется авторитету церкви. Этим от отличается от святых, которые тоже часто вступали в конфликт с авторитетом церкви, но в конечном счете смиренно и терпеливо подчинялись ей» (с. 339).
Игнатий Антиохийский, Ириней Лионский и Климент Александрийский в своих работах развивали эклессиологию, которую можно свести к такой формулировке, как «salus extra ecclesiam non est», что переводится как: «вне Церкви нет спасения». В работах епископа Святого Киприана Карфагенского, который в III веке по Рождестве Христовом во время расколов, которыми уже тогда начала «болеть» церковь Христова, есть очень не однозначное заявление «Кому церковь не мать, тому и Бог ни отец» (с. 425). В одной из его работ находим такие слова: «Не может достигнуть царства, кто оставляет Церковь», «не могут пребывать с Богом не восхотевшие быть единодушными в Церкви Божьей» (Священномученик Киприан Карфагенский. Книга о единстве церкви. 295-308. Взято из: Отцы и учителя церкви III века. Антология. Том II. – М. Полигран, 1996. - С. 301-302). Однако мы с вами живем в XXI столетии, когда все чаще и чаще мы сталкиваемся со словами наших современников, которые звучат как: «Я люблю Иисуса, но не люблю церковь», что с одной стороны бросает вызов учению отцов Церкви, а с другой подталкивает нас к построению такой Эклессии, которая бы не отталкивала грешников, которые, как известно, являются потенциальными членами церкви. Многих отталкивает от церкви больше всего именно то, о чем пишет Кюнг: «Разве допустимо для церкви в эти эсхатологические времена прибегать к светским методам узурпации и использования власти, к политической стратегии и интригам? Разве может она выставлять на показ светский блеск и роскошь, распределять почетные места налево и направо, раздавать титулы и знаки? Разве может она копить блага мира сего, деньги и золото сверх необходимого? Разве может она сращиваться с силами мира сего, идентифицировать себя с какой – либо мирской группировкой, политической партией, культурным объединением, производственной и социальной группой власти? Разве может она некритично и безоговорочно выступать за определенную производственную, социальную, культурную, политическую, философскую, мировоззренческую систему? Разве может она не подвергать постоянно сомнению мирские системы с их революционными призывами, беспокоить и будоражить их, мешать им, а значит испытывать с их стороны противостояние и подвергаться нападкам? Разве может она не считаться со страданиями, презрением, злословием, преследованием в мире? Разве может она вместо крестного пути возжелать для себя триумфальное шествие? Разве может она рассматривать внецерковных людей как ненавистных врагов, а не как ближних своих, достойных понимающей и щедрой любви?» (с. 141)
В заключении стоит сказать, что автор абсолютно прав, когда говорит о том, что на церкви стоит печать апостольства. Это обозначает то, что «она знает, что, по сути, происходит с миром» (с. 648), она, с «сочувственной заинтересованностью» видит и понимает мир таким, каков он есть (с. 649). Именно по этому «дар и задача церкви – быть в мире, для мира и вместе с миром: солидарно с ним мыслить, говорить действовать» (с. 649). Более того церковь только тогда «живет в мире, когда она берет на себя обязательства по отношению к нему» (с. 649). Такая ответственность подстегивает к тому чтобы «проповедь была глубокомысленной, богослужение торжественным, душепопечение исключительно организованным, урок методичным, богословие духовным, благотворительность эффективной» (с. 650).
