Что именно случится, если будет объявлено об отделении православной церкви на Украине от Московского патриархата? Комментаторы в России описывают это в мрачных, апокалиптических тонах: государство будет помыкать церковью, духовные связи с РПЦ будут разорваны
Что именно случится, если будет объявлено об отделении православной церкви на Украине от Московского патриархата? Комментаторы в России описывают это в мрачных, апокалиптических тонах: государство будет помыкать церковью, духовные связи с РПЦ будут разорваны. Сами украинцы на ситуацию смотрят более позитивно и считают автокефалию важным шагом к преодолению раскола и созданию единой православной церкви. Кто ошибается и в чем ошибка?
В апреле президент Украины Петр Порошенко посетил Фанар, резиденцию константинопольского патриарха в Стамбуле, и провел с патриархом Варфоломеем многочасовые переговоры о предоставлении автокефалии православной церкви на Украине. Действия президента поддержала Верховная рада, но резко осудила Украинская православная церковь в юрисдикции Московского патриархата.
Две недели спустя патриарх Варфоломей признал, что «получил от церковных и гражданских властей, представляющих миллионы православных христиан на Украине, обращение о даровании автокефалии», и решил обсудить этот вопрос с другими поместными церквами. Никакой иной достоверной информации об этом на сегодняшний день нет.
Можно ли расценивать эти действия как недружественный акт по отношению к России и РПЦ? В этом стоит разобраться подробнее.
Сегодня в основе православных традиций лежит не столько вероучение, сколько та или иная трактовка истории. Соответственно, богословские споры прежних веков более неактуальны. Битвы, прежде всего идеологические, строятся вокруг тех или иных интерпретаций исторических событий. Хрупкий консенсус еще существует внутри многих стран, но в международных отношениях история – это в прямом смысле слова минное поле.
После крушения СССР православная церковь на всем постсоветском пространстве оказалась в непростом положении: рухнула единая концепция церковной истории, которую писали последние двести лет в России. Эта концепция была имплицитно имперской: сначала история церкви в Римской империи, затем в Византийской и, наконец, в Российской.
Но сегодня локальные версии церковной истории формируются в Молдавии (с ориентацией на Румынию), на Украине и в Белоруссии (акцент делается на том, что эти земли приняли православную веру раньше Московского княжества и матерью-церковью они считают Константинополь) и даже в Эстонии. Там апелляция к независимой церкви межвоенного периода привела к созданию епархии в юрисдикции Константинополя и временному разрыву евхаристического общения между Московским и Константинопольским патриархатами.
В РПЦ считают, что ключом к пониманию всех происходящих процессов по-прежнему остается концепция России как империи и, соответственно, Русской православной церкви как церкви империи. Не имеет особого значения, точно ли «Москва – Третий Рим» или нет. Можно использовать секулярную версию этой концепции – «русский мир». Но суть остается неизменной: все земли, когда-либо принадлежавшие Российской империи, находятся в зоне «пастырской ответственности» РПЦ и ее «канонической территории».
Как следствие, высшие иерархи мыслят об РПЦ как о мегацеркви. Ее географические границы и финансовые ресурсы несопоставимы ни с одной другой из пятнадцати поместных церквей. Ее политические амбиции вполне соответствуют ее реальному статусу – быть во всем первой. В подчинении РПЦ находятся православные церкви на Украине, в Белоруссии, Казахстане, странах Балтии и так далее. С административной и финансовой точки зрения эти церкви пользуются широкой автономией, но идеологически и статистически все они должны «работать на РПЦ».
Это важный исторический и идеологический нарратив: Российская империя рухнула, Советский Союз рухнул, а церковь, несмотря на гонения, осталась в границах империи и объединяет православные общины в тех странах, которые после распада СССР получили независимость.
После распада СССР прошло 27 лет. Но достаточный ли это срок, чтобы утверждать, что ситуация стабилизировалась и никаких потрясений не будет? Если учесть, что в церкви происходят те же самые процессы, что и в государстве (но с большей или меньшей задержкой), то вполне закономерно, что «период распада» Московского патриархата не совпадает с периодом распада Советского Союза или, скажем, СНГ.
Еще в 1990-е годы РПЦ предоставила автономию практически всем епархиям, оказавшимся за пределами Российской Федерации. Это был смелый жест, который укладывался в логику первого, условно говоря, демократического периода церковного возрождения. Но можно ли утверждать, что автономия – это предел мечтаний Украины или даже Белоруссии? Вряд ли.
Более того, сама Украина никогда не скрывала своих намерений. Еще в ноябре 1991 года Собор Украинской православной церкви обратился к патриарху Московскому и всея Руси Алексию II с просьбой даровать УПЦ автокефалию. И с тех пор этот вопрос поднимается снова и снова, однако никакого официального решения нет. В публичном пространстве довольно громко звучит аргументация, почему автокефалия Украинской церкви не нужна.
Проблема в том, что сегодня имперская перспектива на постсоветском пространстве уже не единственная. Есть альтернативы. и с исторической точки зрения весьма убедительные. В Московском патриархате этого понять пока не могут и, соответственно, не готовы действовать гибко и искать новый баланс сил и интересов.
Парад автокефалий в ХХ веке утверждал противоположную тенденцию: автокефалия как отказ от имперского прошлого и попытка построить свою национально-религиозную идентичность, отталкиваясь от имперского прошлого. Такой по своему содержанию была автокефалия православной церкви в Сербии (1920 год – после падения Австро-Венгерской империи) и Польше (1924 год – после падения Российской империи).
В той же самой перспективе следует рассматривать и все попытки автокефалии православной церкви на Украине. Первая из них относится к периоду 1917–1920 годов, вторая – непосредственно в годы Второй мировой войны. Обе оказались неудачными, но желание автокефалии не пропало, оно было вновь сформулировано вскоре после распада СССР.
На мой взгляд, вопрос следует сформулировать так: стоит ли уважать это желание и относиться к нему серьезно? Или этим желанием можно безболезненно пренебречь?
Вопрос этот сложный и имеет целый ряд аспектов: богословский, административный, церковно-практический, исторический, культурный и политический. С церковной точки зрения проблема в том, что политический аспект тут безусловно главный. И совершенно неслучайно, что ходатайствовать об автокефалии к патриарху Варфоломею едет лично президент Украины. Не исключено, что, если бы не было Крыма и Донбасса, вопрос об автокефалии не был бы поставлен так остро. Более того, вполне возможно, президент Украины прежде поехал бы к патриарху Московскому. Но после Крыма и Донбасса ситуация радикально изменилась: политическое отталкивание от России прямо влияет на религиозную жизнь.
В большинстве случаев автокефалия не решает собственно церковных задач и необходима для политического самоутверждения нации. Однако в случае с Украиной ситуация гораздо сложнее. По последним данным, православными себя называют 67,8% украинцев. При этом православные на Украине разделены (данные более ранние): параллельно действуют Украинская православная церковь Московского патриархата (39,4% относят себя к канонической церкви), Украинская православная церковь Киевского патриархата (УПЦ КП – 25,3%) и Украинская автокефальная православная церковь (УАПЦ – 4,6%).
Лишь одна из них канонична, то есть признана другими православными церквами – это Украинская православная церковь в юрисдикции Московского патриархата. Остальные с церковной точки зрения вне закона, но в масштабах Украины это значительные религиозные сообщества, особенно УПЦ КП. И создание автокефалии – путь к преодолению раскола.
К сожалению, никаких серьезных практических шагов в этом направлении Московский патриархат за последние 25 лет не сделал. Последний шанс был осенью 2017 года, когда глава УПЦ КП, лишенный сана Филарет (Денисенко), обратился к Архиерейскому собору РПЦ с письмом, приглашающим к диалогу. К сожалению, реакция на это письмо оказалась слишком бюрократической и никаких надежд на развитие диалога не оставляла.
Кроме того, существенно ослабли позиции РПЦ на Украине после 2014 года. Назвав войну в Донбассе «междоусобной бранью», то есть гражданской войной, патриарх Кирилл встал в этом конфликте на сторону России. И, как следствие, потерял симпатии и авторитет среди значительной части своей паствы на Украине. Отток прихожан из УПЦ МП в УПЦ КП стал заметным именно после 2014 года.
Ситуация осложняется еще и тем, что церковное право – это свод древних и довольно запутанных постановлений. В целом оно сформировалось в эпоху Вселенских соборов в Византийской империи и плохо соотносится с современными реалиями. Ясного и общепринятого кодекса канонического права у православной церкви до сих пор нет. Соответственно, есть разные толкования норм канонического права и, в частности, разные подходы к определению статуса Киевской митрополии.
Первый подход – московский. Московский патриархат не сомневается, что Константинополь, в юрисдикции которого до конца XVII века находилась Киевская митрополия, передал ее Москве навсегда. И следовательно, решение об автокефалии должна принимать Москва, а прочие поместные церкви могут лишь утверждать или согласовывать это решение.
Второй подход – константинопольский. Интрига заключается в том, что Константинополь, судя по всему, с Москвой не согласен: передача Киевской митрополии Москве в 1686 году носила временный характер, и хотя это временное управление затянулось на 300 лет, канонические права на Киев остаются у Константинополя, он вправе самостоятельно решать вопросы, связанные с предоставлением автокефалии Украине.
Тем не менее официально патриарх Варфоломей свою позицию до последнего времени не формулировал, ограничиваясь общими словами о своей тревоге по поводу церковного раскола на Украине и необходимости предпринять шаги к его преодолению.
Не следует забывать, что Константинополь не просто более древняя кафедра, чем Москва. Первенство чести константинопольского патриарха перед всеми другими предстоятелями церквей зафиксировано в канонах. И если он займет активную позицию, то вполне вероятно, что именно его слово будет решающим. По крайней мере очевидно, что именно на это рассчитывает Петр Порошенко и Верховная рада.
Каким будет расклад сил, сказать сложно, но момент для принятия решения в пользу Киева выбран верно. Позиции России в Европе ослаблены, российский МИД вряд ли сможет помочь РПЦ. Два года назад патриарх Кирилл не приехал на Всеправославный собор на Крите и сегодня тоже находится не в самой сильной позиции по отношению к другим поместным церквам.
Другими словами, в 2018 году шанс получить автокефалию у Украины значительно выше, чем прежде. Все козыри сегодня на руках у Константинополя. И ожидается, что не позднее начала июля он их разыграет.
Но как бы там ни было, остановить процесс автокефализации Украины невозможно. В этой ситуации патриарху Кириллу было бы правильнее его возглавить, но, по всей видимости, он совсем не рассматривает этот вариант.
Очевидно, что потеря Украины будет сильным ударом по церковному самосознанию в том виде, как оно сформировалось в годы церковного возрождения: крушение концепции «церковь империи» (мегацерковь) не только патриарх Кирилл и его окружение, но и поклонники «русского мира» будут переживать крайне болезненно. Однако в долгосрочной перспективе результат неминуемо будет позитивным: крушение, пусть и частичное, имперской мифологии позволит более трезво взглянуть на реалии современного мира.
Если и будут какие-то потери, то исключительно административные и политические. Русские и украинцы не потеряют возможность вместе молиться, совершать паломничества, поклоняться общим святыням так, как они делали это вместе, например, с греками и сербами. На приходском уровне православные не заметят никакой разницы при условии, что у правительства Украины хватит ума не начинать гонения на тех православных, кто пожелает остаться в юрисдикции Московского патриархата.
Впрочем, Константинополь не связан никакими обязательствами и может отказаться от активного участия в украинских событиях. И тогда очередная попытка Украины получить автокефалию снова ничем не закончится.