В истории с увольнением Ирины Магдыш из Львовского горсовета самым интересным было наблюдать за тем, как скандал превращается в "церковный".
Как набирают силу разговоры о "давлении церкви" и его "недопустимости" (такого рода комментарии звучали даже в церковных кругах).
Как либеральные комментаторы наливаются желчью, а их тексты "мракобесием", "клерикализмом" и мрачными пророчествами о скором диктате "оскорбленных чувств верующих".
Было в этом что-то от информационного БДСМ: с таким безотчетным наслаждением они мусолили чисто российские мемы и примеривали их - как нам будет их носить.
В этом скандале все было прекрасно и гармонично – ни одной попытки обменяться мнениями с целью что-то выяснить, и много-много ярлыков, тыканья пальцами, манипуляций и прочей информационной пены.
И вся-то история, по сути, – о том, какая коммуникативная пропасть лежит между нами, и о том, что все наши усилия направлены на расширение, а не на преодоление (ни Боже мой!) этой пропасти.
Не стану анализировать труды всех участников "ремонта провала". Скажу только, что скандал здорово проиграл бы в сочности, если бы на одном из его сторон не оказалась церковь.
Это становится законом жанра: хочешь организовать хороший медийный скандал – покажи хотя бы издали край подрясника.
Церковь становится все более серьезным общественным раздражителем.
Во многом из-за того мы, в последнее время резко поделившие весь мир на "тех, кто с нами" и "тех, кто против нас", пока никак не решим, куда отнести церковь. Ну, ладно "свои" и "чужие" - но хотя бы к какой социальной нише?
Сама церковь даже не думает нам помогать. Наоборот, своей неопределенной социальной природой она пытается пользоваться.
Не могу удержаться от избитого примера - митрополита Павла Лебедя. Который, когда это ему выгодно, указывает на то, что церковь – это миллионы людей, которых журналисты "оскорбляют" своими нападками на "церковь".
Невооруженному ю-тьюбом глазу видно, что нарушают ПДД на "мерседесах" вовсе не миллионы верующих, а один вполне конкретный иерарх. И аргумент про "подарок" играет владыке "в минус": это подарок ему лично или той церкви, которая "миллионы верующих"? И если той, второй, то почему на "мерседесе" – он, а не упомянутые миллионы?
Или, скажем, "давление в деле Магдыш": "церковь" в данном случае - это один конкретный иеромонах, пускай даже поддерживаемый молчаливо своими иерархами, или снова "миллионы верующих"?
И на которую из них ориентировался и ссылался мэр Садовый - на ту, которая на "мерседесе", или на ту, которая электорат?
Или ориентировался на одну, а ссылался на другую?
Согласитесь, все так запутанно, что становится просто неудобно в пользовании…
Не зная, как позиционировать церковь в обществе, мы не знаем, и как истолковывать ее слова и действия.
Не зная ни целей, ни мотивов, ни размеров приза, мы начинаем догадываться. А область догадок – это, в большинстве случаев, пространство хромых аналогий.
Самих представителей церкви эта головоломка в большинстве случаев устраивает.
Пример с митрополитом Павлом, объясняющим свое право ездить на "мерсе" и плевать на ПДД "миллионами верующих" и даже Самим Христом, конечно, вульгарен – но вполне отражает суть. Тот, кто прикрывается таким "щитом" больше ни в каких атрибутах легитимности не нуждается – у него их достаточно, и земных, и небесных.
Однако пример митрополита Павла не только вульгарен, он еще и маргинален. Потому что многие в церкви прекрасно понимают, что такие атрибуты легитимности часто и по мелочи использовать нельзя – в информационный век любые аргументы после трех-четырех использований выглядят затасканными, а еще после трех-четырех перестают работать вообще.
Но что делать и как разговаривать с обществом, в церкви не знают.
Поэтому мы и имеем дело либо с "неофициальными" (всегда и принципиально "личными") выступлениями отдельных представителей иерархии или даже мирянских организаций, либо с тяжеловесными, очень общими и понятными только посвященным официальными документами.
Да и то, только в тех случаях, когда дальше молчать – совсем никак невозможно. И то, и другое – чистая манипуляция.
Церковь остается закрытой структурой, которая очень тщательно фильтрует информацию, идущую вовне.
И чем дальше общество в своем строении, структуре, способах коммуникации уходит от "традиционных" моделей, церковь – с ее естественным патернализмом, основанным на божественном праве, практикой посвящения и вытекающей из нее круговой порукой, с ее закрытостью, обусловленной сакральными соображениями, - будет вызывать все больше подозрений.
В церкви есть достаточно людей – в том числе, в высоких чинах – которые понимают, что прорывать информационную блокаду между обществом и церковью нужно. Которым хотелось бы объяснять свои поступки и позиции, не прибегая к дешевым манипуляциям.
Которым хотелось бы выйти в ежедневную коммуникативную среду на равных – ведь только так сейчас можно влиять на общественное мнение, да и просто осуществлять свою духовную миссию.
Но они не могут этого сделать.
Начиная с того, что властное церковное большинство в этом не заинтересовано, продолжая отсутствием специфических умений и навыков (этому вовсе не учат в семинариях, а в духовных академиях вроде и учат, но ровно так, как иностранному языку в советских школах), заканчивая страхом перед таким экспериментом.
Вернее, нет. Заканчивая тем, что к этому не готова ни одна из сторон коммуникации.
Отсутствие нормального поля обмена мнениями (мнениями, Карл, а не мемами!), отсутствие нормальной ежедневной коммуникации – это проблема не церкви.
Это проблема целого украинского общества.
Которому проще оперировать "трендами" и "мемами", чем анализировать конкретные слова и поступки. Которому проще ориентироваться по ярлыкам, чем пытаться понять другого (я уж не говорю – посочувствовать).
Нет, никого из нас – независимо от степени воцерковленности – не учили этому в школе и не учат теперь. Потому что школа наша – по сей день в корне советская, а отсутствие нормальных горизонтальных связей в обществе, неумение разговаривать друг с другом и подсознательный страх перед ближним были условием существования СССР, а значит, и целью воспитания.
Просто именно от церкви мы с каким-то суеверным подсознательным подозрением/надеждой ждем чего-то особенного. Иного, чем даже от себя самих.
И, с одной стороны, оказываемся легкой добычей для манипуляторов, с другой, получаем всякий раз бесплатный сеанс коллективной психотерапии, когда какой-нибудь очередной рясоносец на дорогой "тачке" подставляется под камеры.