И верующие, и атеисты пристально следят за событиями в, казалось бы, давно угасших древних центрах восточного христианства – Киеве и Константинополе.
Джерело: Credo.press / Релігія в Україні
Что ни день, то новости «на церковных фронтах». И верующие, и атеисты пристально следят за событиями в, казалось бы, давно угасших древних центрах восточного христианства – Киеве и Константинополе. Одни испытывают по этому поводу восторг, другие – панику и недоумение, третьи, подобно страусам, пытаются спрятаться головой в песок и думать, что все как и прежде… Но как прежде уже нет. И не будет.
Неоправданно затянувшаяся эпоха застоя в мировом православии неожиданно начала рушиться на наших глазах. Привыкшие к состоянию застоя и воспринимающие его как норму церковной жизни иерархи, священники и миряне (особенно советского воспитания) с недетским испугом наблюдают за происходящим, боясь взглянуть будущему в лицо. Оно и понятно, массам всегда сложно отказываться от устоявшихся и привычных стереотипов. Но еще более тяжело церковным функционерам, которые подобно благообразным фарисеям и законникам готовы и Самого Христа постоянно распинать, лишь бы ничего не менялось. Страх перед переменами, боязнь потерять привычные и худо-бедно комфортные места в сложившейся церковной системе побуждают многих из них еще более агрессивно реагировать на происходящее и пугать «малых сих» страшилками о предстоящих «катастрофах» и «реках крови».
Но сколько бы кто ни противился исторической стихии, пришедшей в движение, остановить ее им уже не под силу. Жизнь – движение, она никогда не стоит на месте. Наивно надеяться, чтобы и церковная жизнь все время стояла на месте. Это противоречит законам природы. И Божьим. Сказано ведь, что без воли Божией «и волос с головы вашей не пропадет» (Лк. 21:18). А если начал пропадать, так, может, причина этому вовсе не вовне?
Что же на самом деле происходит в нашей церковной жизни?
Сегодня все мы имеем возможность наблюдать, как состарившаяся советская церковная система, давно пережившая смерть СССР, из состояния застоя перешла в стадию глубокого кризиса. Этот кризис не только в Москве. Но и в Киеве. И не только в Московском патриархате. Но и в Киевском… Да-да, и в Киевском тоже. Ведь создана УПЦ КП бывшим местоблюстителем Московского патриаршего престола и главным советским церковным функционером времен брежневского «застоя» митрополитом Филаретом (Денисенко).
Слово «кризис» — греческое и на их богатом языке (опять эти греки!) имеет несколько значений. Одно из них – суд. В древности в Византии синонимом слова «кризис» было словосочетание «суд Божий».
Именно суд Божий переживает ныне советская церковная система. Устоит ли она в лице ее главных представителей, или же канет в прошлое, следом за СССР, мы все увидим в недалеком будущем. Остается набраться терпения и наблюдать за происходящим.
Этот суд на свои седые головы они накликали сами. Советские церковные функционеры в Москве и Киеве, каждый на своем уровне, не сговариваясь, приближали и приближают его. Своими действиями, поступками, словами… В этом их выдающаяся заслуга. Их роль в истории здесь обеспечена на века. Хотя дорогу придется уступить более молодым.
Согласно классическому определению, кризис проявляет скрытые конфликты и диспропорции. Это перелом — состояние, при котором существующие средства достижения целей становятся неадекватными, в результате чего возникают непредсказуемые ситуации. Но кризис – это и решение, переворот, поворотный пункт.
В этом отношении кризис – это хорошо, за ним всегда, после застоя, грядут перемены. Либо смерть, либо новое рождение. Старое должно умереть, новое – родиться. Ныне мы наблюдаем и то, и другое. Но роды всегда болезненны и даже грязны. Это естественный природный процесс. Так что не стоит обольщаться, что нынешние роды будут легкими, приятными и чистенькими. Так не бывает. При рождении новой Украинской Церкви придется потерпеть и боль и грязь. После родов предстоит омовение и очищение.
История возвращается на круги своя. И даже как-будто повторяется. Земляк Патриарха Никона Минова по угро-финской Великой Мордовии и его пылкий почитатель Кирилл Гундяев, возможно, разделит его судьбу не только как неудавшийся реформатор и вдохновитель идеи превосходства духовной власти над светской, но и как Патриарх, низложенный приглашенными им же (для суда над другими) Александрийским и Антиохийским Патриархами. Начатое мордвином-мокшей Никоном дело подавления самобытных московских церковных традиций ради сближения с греками и присоединения Киевской митрополии к Москве может завершиться на мордвине-мокше Кирилле, только в обратном направлении. Разрыв с Константинополем и греками, потеря Киева и Украины логически нуждаются в дальнейшем продолжении этих «выдающихся реформ» Кирилла Гундяева. Следом – возврат к тем самым подавленным самобытным московским старообрядческим церковным традициям.
В последнее время в России все громче звучат призывы о необходимости возврата к исконно-русской старообрядческой идентичности. Невозможно всю жизнь подпитываться чужим наследием. Рано или поздно настанет кризис идентичности. И он наступил.
В этой ситуации возврат к своим национально-религиозным первоистокам закономерен и неизбежен. Новый стимул этому необратимому процессу преподал в 2017 г. и нынешний президент России, отдавший предпочтение Рогожской слободе (историческому центру российского старообрядчества в Москве) взамен на далекий и непонятный греческий Афон (к тому же, пребывающий в юрисдикции враждебного теперь Константинопольского патриархата). Следом за президентом на Рогожку потянулись вереницы российских чиновников «постигать самобытное и исконно-российское наследие». И тут же внутри Московской патриархии в лице ее придворных «Жириновских» оперативно представлена на апробацию концепция возврата к старообрядческой идентичности. И это не единичные голоса каких-то маргиналов. Сегодня это уже тренд, который чем далее, тем все более будет востребован в российском постсоветском православном сознании.
Опираться лишь на советское наследие московские идеологи не могут. А на киевское и подавно. Еще при Сталине была предпринята попытка подкрепить советские имперские идеологемы обращением к эпохе Ивана Грозного и его искусственным мифологемам «третьего Рима». Фильм Эйзенштейна об этой «иконе» домостроевско-старообрядческой Москвы, ставший самой любимой кинокартиной Сталина, был ярчайшим воплощением этого политического спецзаказа.
Постсоветское наследие в сочетании со старообрядческими мифологемами «третьего Рима» и тоталитарным сознанием эпохи Ивана Грозного – удобная идеологическая проекция, удачно подходящая как для нынешних правящих элит РФ, так и для российского общества, особенно церковного.
Своя рубаха всегда ближе к телу. А что может быть ближе «русскому миру», как родные старые русские обряды и вера? Этого требует инстинкт самосохранения, генетическая память и потребность в новой национальной самоидентификации. Прежние советские мифы уже не работают. А после потери временно «удочеренной» Украинской Церкви и разрыва с греками ничего иного не остается. Так что хоругви с иконами Ивана Грозного и протопопа Аввакума – это закономерное ближайшее будущее России.
Насколько глубоко сработает/зайдет этот процесс в российском церковном обществе, судить сложно. Но испробовать его уже пытаются. И даже заготовили на всякий случай сценарий создания новой параллельной семьи (коалиции) православных Церквей – старостильных. Неспроста из Москвы все эти годы морально и финансово поддерживали оппозиционный по отношению к Константинополю Эсфигменский монастырь на Афоне, являющийся оплотом старостильного движения в Греции. Когда греческие власти пытались выселить из мятежного Эсфигмена осевших там старостильников, то за них вступился сам Патриарх Кирилл. Он ведь тоже немножко «старостильный». Подготовительная работа ведется давно. Поэтому не стоит удивляться, откуда в среде Московского патриархата среди видных его функционеров и экспертов вдруг неожиданно появилось так много ревнителей старостильничества и старообрядчества. Эта изоляционистская среда подпитывалась и созревала внутри РПЦ МП давно, но только сейчас ей дали команду говорить. И и предоставили для этого медийные площадки.
Будет ли этот постсоветский старообрядческо-старостильный ренессанс в России длительным и глубоким, покажет время. Пока что идет прощупывание общества на востребованность подобных идей. Нужно же как-то оправдать одностороннюю церковную самоизоляцию. Но если это сработает, то Церковь в России ожидают серьезные перемены. И кадровые тоже. Ведь нынешние российские церковные элиты во главе с т.н. «либералами-филокатоликами» Кириллом Гундяевым и Иларионом Алфеевым совершенно не годятся на роль консерваторов-антиэкуменистов. Открытый ими «ящик Пандоры» первым делом смоет их самих. Такие консервативные лидеры, как Тихон Шевкунов, Онуфрий Березовский и Лонгин Жар, помогут в этом. Последние реально могут возглавить консервативную партию внутри РПЦ МП, соединив свое советско-сергианское наследие с антиэкуменическо-старостильной и старообрядческой идеологией. Хотя относительно надежд на серьезный и длительный союз их с греками-старостильниками приходится сомневаться. Слишком разные ментально и духовно эти сообщества. Другое дело российские старообрядцы…
Как бы там ни было, после 11 октября Церковь в России стала иной. Многим российским священникам и верующим такие перемены и курс на самоизоляцию не по душе. И это тоже открывает перед ними новые перспективы и возможности. В том числе созидать церковную жизнь под омофором Константинопольского патриархата, структуры которого в лице автономного Российского экзархата тоже в скором времени могут появиться на карте альтернативного православия России… Так что выбор всегда есть.