Место встречи
Несмотря на молодость и славу весьма жесткого руководителя, закрепившуюся за блаженнейшим Святославом в бытность ректором Львовской духовной семинарии, можно не сомневаться в том, что в целом политика УГКЦ по сравнению с периодом правления блаженнейшего Любомира кардинала Гузара не изменится революционно.
Выборы и возведение на патриарший престол нового главы УГКЦ вызвали необыкновенный интерес в Украине. Что говорит о многом — прежде всего о том, что УГКЦ, несомненно, переросла свой региональный статус. Еще недавно казалось, что ее всеукраинское звучание связано только с одним человеком — блаженнейшим Любомиром Гузаром. С его авторитетом, смелыми идеями, необычным, как для украинского лидера, масштабом мышления и человеческим обаянием. Во многом успех УГКЦ ассоциировался с блеском ее предстоятеля. Верховному архиепископу Святославу Шевчуку еще только предстоит обрести влияние на умы. Поэтому на первый план выдвигаются вопросы, связанные не столько с его личными качествами, сколько с общими направлениями церковной политики, которую он собирается проводить в жизнь.
Несмотря на молодость и славу весьма жесткого руководителя, закрепившуюся за блаженнейшим Святославом в бытность ректором Львовской духовной семинарии, можно не сомневаться в том, что в целом политика УГКЦ по сравнению с периодом правления блаженнейшего Любомира кардинала Гузара не изменится революционно. Все то, что было заложено владыкой Любомиром, останется и будет продолжено. Во-первых, не напрасно владыка Святослав — его воспитанник и преемник. Во-вторых, не напрасно блаженнейший Любомир устроил «репетицию собственных похорон», уйдя в отставку и настояв на том, чтобы главой церкви был избран молодой владыка. Таким образом, блаженнейший Любомир вряд ли может в полной мере считаться пенсионером — собственно, он же и обещал, что будет передавать руководство церкви «теплой рукой». В твердости же этой руки сомневаться не приходится. Идеи, которые были в свое время провозглашены блаженнейшим Любомиром, настолько масштабны, что их реализация потребует сил, возможно, не одного поколения. Но церкви привычно мыслить категориями Вечности.
Впрочем, смена власти ознаменовалась не только «омоложением», но и явным качественным переходом в общей политике церкви — от формулировки стратегических целей к стадии тактических разработок. Это хорошее оправдание для выбора Синода — стратегии пристало формулировать людям, имеющим несомненный авторитет, а для проведения в жизнь конкретных тактических ходов нужны люди жесткие и энергичные.
С первых же дней правления нового главы УГКЦ наблюдатели зашумели. Что не удивительно — блаженнейший Святослав стал первым в Украине «новым» главой церкви. Его молодость подчеркивалась не столько как «интересненький факт», сколько как признак нового жизненного цикла, связанного с активизацией поколения, не слишком обремененного «совковым» опытом, сформировавшегося уже в новое — какое ни есть, но гораздо более свободное — время. На фоне прочих глав украинских церквей — советской еще закалки старцев — новый предстоятель УГКЦ выглядит почти вызывающе. Но в то же время представляется ориентиром.
Кроме того, возведение на престол нового Верховного архиепископа УГКЦ ознаменовалось неожиданным потеплением со стороны извечных критиков этой церкви — Московского патриархата. Поразительным было само присутствие на интронизации епископа УПЦ МП Илария, зачитавшего приветствие от имени блаженнейшего митрополита Владимира. И благосклонный отзыв о выборах в УГКЦ со стороны представителей УПЦ. И даже приветственное письмо от главы ОВЦС МП митрополита Илариона (Алфеева). А ведь еще вчера отношения УГКЦ и Московской патриархии казались безнадежными. Поэтому заявление нового Верховного архиепископа УГКЦ о желании лично встретиться с патриархом Московским уже не казалось простой фигурой речи — как знать, может, и правда «оттепель». Во всяком случае, встречные высказывания Верховного архиепископа УГКЦ и главы ОВЦС МП о желании стратегического партнерства выглядят интригующе.
Что бы это значило? И что они задумали?
Подобные резкие повороты в политике церкви редко происходят без веских причин. Вряд ли изменение тона в отношении УГКЦ связано исключительно с «поколенческими» изменениями в обеих церквях. Хотя и их не стоит сбрасывать со счетов. Советский человек патриарх Алексий и даже энергичный, но все же той еще закалки действующий патриарх РПЦ плохо совмещались в одной плоскости с патриархом Любомиром Гузаром — человеком, олицетворявшим все «несоветское». Иное дело молодые (как для архиереев) предстоятель УГКЦ и глава ОВЦС МП — они, хоть и принадлежат к разным традициям, люди одного рационального поколения, не слишком мучающегося фантомными болями советского прошлого. Да и сама их политика может оказаться гораздо более понятной для омолаживающейся паствы обеих церквей.
Но это разве что упрощает их диалог. Причины потепления коренятся в чем-то другом.
Одной из них, вполне возможно, является общая «прокатолическая» позиция Московской патриархии. Позиция, которая стоит РПЦ весьма дорого. Поскольку обвинения в «ереси экуменизма» — любимый аргумент «внутренних» критиков патриарха Кирилла. Недовольство политикой Московской патриархии внутри РПЦ очевидно — ее постоянно сотрясают скандалы. И если несколько лет назад епископ Диомид казался то ли мракобесом-одиночкой, то ли провокатором, сегодня ропот клира на священноначалие уже не спишешь на чью-то единичную злую волю. И упрек в «экуменизме» — самая звонкая нота в этом хоре. Впрочем, этот упрек имеет под собой массивный фундамент из других, не так четко артикулированных недовольств — начиная с административной реформы в РПЦ, заканчивая все теми же знаменитыми швейцарскими часами.
Но если на прочие упреки всегда есть ответы-заготовки у блистательного до рези в глазах протоиерея Всеволода Чаплина, то «ересь экуменизма» — дело серьезное. Ведь сама православная доктрина всяческие ереси и расколы осуждает очень жестко, а в случае РПЦ это осуждение еще и помножено на идеологический коэффициент почвенничества, антизападничества. Многовековая политика воинственного неприятия «инославия», практиковавшаяся в РПЦ, самому ее патриарху теперь доставляет массу неудобств.
Учитывая это все, за сближением между МП и Ватиканом наблюдать весьма интересно. Не так давно официальные лица МП публично назвали устаревшей доктрину «Москва — Третий Рим». Но при этом было отмечено, что так же устарело представление о Пентархии (первенство по чести пяти древних церквей в мировом православии). То есть отказ от статуса «Третьего Рима» связан не со смиренным отказом РПЦ от лидерства на православной арене, а только с обновлением списка стратегических партнеров. Альянс с Ватиканом ради «новой христианизации Европы» — один из шагов в направлении этого первенства. До возможного всеправославного собора, на котором вопрос о первенстве обязательно возникнет и получит какой-нибудь ответ, есть смысл заручиться союзнической поддержкой — и собственного государства, с которым вынужден считаться мир, и самой авторитетной мировой христианской церкви.
Успехи МП на обоих направлениях выглядят настолько ярко, что некоторые наблюдатели, увлеченные медиареальностью (в конструировании которой представители Московского патриархата весьма поднаторели), с серьезными минами заговорили об «объединенной миссии РПЦ и Ватикана по христианизации Европы» и даже «переформатировании» зон влияния в Европе, а то и вовсе — изменении государственных границ. Эти предположения невозможно читать без слез по одной причине — достаточно вернуться в реальность и оценить положение РПЦ у себя дома. Церковь, которая не может христианизировать собственное население (вам напомнить, что даже на Рождественских и Пасхальных богослужениях в храмы собирается 2—5% населения РФ?), вряд ли окажется сильнее за границами своей страны. Да, она изо всех сил старается укреплять свое «духовное присутствие» в разных странах. На это работает, в частности, дипломатическое ведомство, а то и первые лица государства. Параллельно лишаются своего «присутствия» в собственных приходах, учебных заведениях и т.д. потомки русских эмигрантов, создавших эти духовные центры. Неудивительно, что российское руководство так старается — ему в заграничных землячествах нужны «правильные» идеи. А уж РПЦ от всего этого не в накладе.
Но надо понимать, что укрепление РПЦ на международной арене для России — не более чем вопрос имиджа. Однако сама РПЦ может на этом кое-что выиграть — как в материальном плане, так и в наборе очков в межправославном диалоге. Поэтому для нее есть смысл эту игру поддержать. Да и само руководство РПЦ — заложники привычного для нынешней России медиамышления. Действительно, так ли важно, что на приходах священники отказываются поминать патриарха, если официальный спикер МП может в любой момент с экранов телевизоров уронить очередную жемчужину мудрости о «моральном состоянии общества» или «необходимых церкви знаках престижа», а сам президент в интересах МП едет в Ватикан и дарит Папе Римскому полное собрание сочинений А.Пушкина? На русском.
Таким образом, собственный клир и верные, по всей видимости, не рассматриваются руководством РПЦ как союзники. Им куда важнее сотрудничество с Кремлем и Ватиканом. А успешный диалог с Ватиканом, в свою очередь, невозможен без примирения по вопросу УГКЦ. Ведь сколько уже заклинаний было произнесено о том, что эта церковь не имеет права на существование, а может, и вовсе не существует — а она все не рассасывается.
Что ж, значит, придется считаться с УГКЦ. И уже одна только готовность это делать говорит о том, насколько МП стремится завоевать расположение Ватикана. Конечно, Папа Римский и сам давно желает диалога с РПЦ — у него свои доктрины (а может, фантазии) на тему «света с Востока», преодоления Великой схизмы и новых возможностей евангелизации Европы, — но политика Ватикана последние века отличалась крайней осторожностью и отчетливым нежеланием складывать все хрупкие предметы в одну корзину.
Таким образом, вопрос об упразднении УГКЦ с повестки дня в диалоге Москвы и Ватикана, кажется, снят, по крайней мере временно.
Тем более, у РПЦ и УГКЦ в Украине действительно могут быть общие стратегические интересы. Идея «церкви киевской традиции», о которой говорят и в УГКЦ, и в УПЦ, может оказаться взаимно плодотворной. Во-первых, ее развитие может несколько снять напряжение в УПЦ, в которой тоже постепенно происходит смена поколений — появляется все больше людей (и среди мирян, и среди клира), желающих видеть в УПЦ церковь, построенную именно на украинских традициях. Во-вторых, это может оказать заметное влияние на снятие проблемы раскола в украинском православии. Стратегия, конечно, для Москвы рискованная — киевоцентристские настроения, получив развитие, могут еще дальше оттянуть УПЦ от Москвы. Но при чутком руководстве и правильной расстановке противовесов можно попробовать. В конце концов, УПЦ имеет массу внутренних слабостей, прежде всего богословских, которые позволят управлять ситуацией.
Подобное сотрудничество может оказать существенное влияние на положение УПЦ КП. Интересно, что новый глава УГКЦ, в отличие от блаженнейшего Любомира Гузара, не говорит о далекой (хоть и блестящей) перспективе объединения всего украинского православия в одну церковь — он говорит о тесном сотрудничестве и стратегическом альянсе. А объединительные процессы на этом фоне должны произойти естественным образом, сами собой. Очевидно, позиции УПЦ КП и УАПЦ выглядят на этом фоне не слишком перспективными. Основные аргументы УПЦ КП и УАПЦ — традиционная украинская обрядовость, украинский язык богослужений, «киевская прописка», альтернатива «московской церкви». Однако если УГКЦ удастся правильно сформулировать и подать свое видение «церкви киевской традиции», многие сторонники украинских православных церквей, особенно ориентированные на обрядовость и национальные соображения, могут найти ее привлекательной. Особенно если УГКЦ удастся реализовать свою идею Киевского патриархата. Что касается «католичества», сила «киевского проекта» как раз в возможности снять вопрос о конфессиональной принадлежности: церковь киевской традиции — прямая наследница Владимирова крещения — появилась еще до Великой схизмы и непосредственно в разделении на католическую и православную не участвовала.
Таким образом, в идеальной перспективе видится появление объединения украинских христианских церквей с патриаршим центром в Киеве, сохраняющего свою связь с обоими «материнскими» центрами — Ватиканом и Москвой, для которого конфессиональная принадлежность оказывается вопросом не первой важности. Совсем недавно подобная перспектива, только с участием еще одного центра — Константинополя, рассматривалась для УПЦ КП и УАПЦ. И сегодня она, возможно, не теряет актуальности и, не исключено, остается шансом для этих церквей не «раствориться» в стратегическом альянсе УПЦ и УГКЦ (если он действительно случится).
Эта перспектива при всей своей утопичности уже заставляет профессиональных защитников «русского православия» в Украине зашевелиться. На этой неделе они передали предстоятелю УПЦ митрополиту Владимиру свой протест против участия в «экуменическом шабаше», а потом на всякий случай обратились и к президенту Украины с просьбой «назначить» УПЦ главной церковью страны и защитить нас всех от «затягивания в Европу». Конечно, эти выступления весьма созвучны выступлениям критиков «экуменического курса» патриарха Кирилла в России. Но если бы не специфические украинские перспективы, вряд ли отечественные околоцерковные активисты были бы так настойчивы.
Каким бы невероятным ни казалось предположение о разделе зон влияния по Днепру, ни МП, ни УГКЦ не собираются отказываться от присутствия на всей территории Украины — эту возможность не стоит сбрасывать со счетов. В конце концов, это разделение (с теми или иными географическими, конфессиональными и идеологическими отклонениями) и так существует. Кроме того, это никого не заставляет отказываться от своего присутствия где бы то ни было — в рамках стратегического альянса можно договориться о частностях, если будет достигнуто согласие в главном. А если в рамках стратегического альянса удастся ликвидировать УПЦ КП «эволюционным» путем, приз для МП окажется весьма хорош — его «монополия на православие» в Украине будет восстановлена.
Екатерина ЩЕТКИНА
