О языке, патриотизме и евангельской идентичности в Украине
Среди немалого количества публикаций, которые мне удалось перечитать по этой теме, наиболее интересной считаю статью Владимира Кулика «Языковые идеологии в украинском политическом и интеллектуальном дискурсах» («Отечественные записки», 2007, №1). Концепция этого автора более всего совпадает с моим видением проблематики. Соглашаюсь с ним, прежде всего в том, что нужно различать язык как коммуникативное средство и язык как символическое выражение коллективной идентичности. В Украине и украинский, и русский язык можно видеть в обеих этих плоскостях. Каждый из них для некоторой части населения является прежде всего удобным коммуникативным средством передачи информации, но каждый является также и средством политико-символической репрезентации.
Как можно судить из дискуссий, время от времени возникающих в этом поле, украинский язык часто рассматривается одной частью общества как символ украинского патриотизма, национального и культурного возрождения, другой — как непременный атрибут агрессивного национализма. Русский язык, в свою очередь, одними интерпретируется как символ навязанного интернационализма, «имперскости» и национального угнетения, другими — как признак либерализма и соблюдение прав человека. Собственно, в более широком контексте «языковой» дискурс в Украине так или иначе связан с дискурсом свободы — хоть сообщества, хоть личности. Защищать украинский язык означает защищать национальное сообщество от культурного порабощения, а усиление позиций русского языка трактуется, как попытка предоставить каждому человеку свободу пользоваться тем языком, которым ему удобно. Все больше утверждается мнение, что русскоязычие не мешает формированию украинской нации, если последнюю рассматривать не как этнокультурное, но как территориально-политическое объединение [1].
Интересным полем для исследования является позиция Церквей и религиозных сообществ Украины относительно языкового вопроса. Мы будем говорить, в частности, о протестантско-евангельских общин, потому что именно их часто упрекают в культивировании «непатриотичного» отношения к украинскому языку. В свете этой проблемы нужно четко представлять себе комплекс мировоззренческих установок, формирующих идентичность евангельских верующих, отображающих вероучение, исторический и общественный опыт конфессии, для которой языковый вопрос всегда имел свое особое значение. Попробуем рассмотреть эти установки.
Как известно, зарождение протестантизма в Европе было тесно связано с переводом Библии на национальные языки (на английский — Джоном Виклифом, на немецкий — Мартином Лютером и т.д.). Это стало толчком для развития национальных языков, но было все-таки побочным эффектом, а не целенаправленной стратегией деятельности сторонников Реформации. Самими переводчиками язык рассматривался всего лишь как средство для лучшего понимания Божьего Слова. Протестантам с самого начала был присущ прагматизм в отношении к языкам, основанный на вере в то, что каждый человек должен общаться с Богом и читать Библию именно на том языке, на котором ему легче и удобнее всего это делать.
Язык стал одним из этнокультурных факторов формирования модерных наций. При этом, как известно, только некоторые протестантские церкви могут считать себя национальными (напр., Лютеранская), в то время как большинство деноминаций в пределах протестантизма имеют исключительно межнациональный характер. Это касается и евангельских конфессий, являющихся в нашей стране самыми многочисленными представителями протестантской традиции.
Евангельское движение в Украине начиналось в виде штундизма (от «Bibel Stunden» — библейские уроки), побуждавшего многих необразованных украинских крестьян — бывших крепостных — своими силами учиться читать, чтобы получить возможность читать Библию. Но первые доступные для них библейские тексты были в русском синодальном переводе, а также, как ни удивительно, немецкие. Библии в украинском переводе тогда просто не было. Первый евангельский союз, возникший на территории нашей страны (1884 г.), назывался «Союз русских баптистов Южной России и Кавказа» [2]. Затем национальный язык в силу объективных обстоятельств не стал весомым фактором конструирования протестантской религиозной идентичности украинцев, как это было характерно для других европейских народов.
Сегодня создается впечатление, что евангельские церкви постепенно завоевывают себе право считаться традиционными и в определенном смысле даже национальными в нашей стране. Их лидеры практически всегда используют украинский язык в официальных заявлениях и церемониях. Чаще стали использовать украинский язык во время богослужений в русскоязычных регионах Украины (в украиноязычных он используется постоянно). Но в целом для евангельского мировоззрения и богословия характерно равнодушие к процессу культивирования национальных символов и атрибутов. Сейчас эти вопросы считаются второстепенными по сравнению с вопросами истинного обращения человека к Богу («рождение свыше») и получения личного спасения. Основное внимание каждый евангельский верующий традиционно должен уделять тому, чтобы реализовать себя как духовно нового человека, «который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни еллина, ни иудея…» (Кол. 3:10-11). Земная родина здесь не сакрализируется, как это можем видеть, например, в православии. Лишь служение «небесной родине» может рассматриваться как необходимый элемент человеческого бытия. Нации, как и национальный язык, являются временными вещами земного характера. Они составляют определенные исторические условия, в которых человек должен «совершать свое спасение» (Филип. 2:12) и служить Богу. Следовательно, и их ценность измеряется тем, насколько они содействуют или наоборот мешают осуществлять эту, главную для каждого верующего, задачу. Все это не означает, что в среде современных украинских евангеликов бытует какое-то пренебрежительное отношение к украинскому языку, нации или культуры. Скорее можно сказать, что язык не является самоцелью. Им пользуются так и тогда, когда это уместно, согласно личному выбору и удобству для аудитории.
Собственно, добавлю от себя, язык очень опосредованно связан с патриотизмом. Патриотизм — это не столько идентификация себя с каким-то языком и культурой, сколько готовность содействовать благу народа как сообщества людей, среди которых тебе выпало жить. В его основе лежит понимание, что от благополучия этого сообщества зависит и твое личное благополучие. Патриотизм реализуется прежде всего в частной сфере. Он является результатом личного морально-этического выбора человека и неотъемлемой частицей его общего морального облика. Нравственность подталкивает к консолидации людей в пределах малого коллектива или группы, налаживанию конструктивных социальных связей, и таким образом, в конечном счете содействует благу всего общества, нации вообще. Так что патриотизм скорее должен рассматриваться как категория этики, а не идеологии. Он находится в плоскости свободы личности, а не свободы сообщества. Доминирование морально-этического понимания духовности в среде евангельских верующих делает их одной из наиболее патриотичных конфессий Украины, независимо от языка, на котором они говорят.
Примечания
- Об отличиях между этими двумя моделями нациеобразования см.: Брюбейкер Р. Переобрамлений націоналізм. Статус нації та національне питання у новій Європі. – Львів: “Кальварія”, 2006. – с.57-74
- Слово «русских» было употреблено для того, чтобы отличить их от немцев. Под этим словом имелись в виду и украинке. СМ.: Савинский С.Н. История евангельских христиан-баптистов Украины, России, Белоруссии (1867-1917). - СПб.: «Библия для всех», 1999. - С. 200-202.
Елена ПАНИЧ,
кандидат исторических наук,
проректор по научной работе Донецкого христианского университета
