"Мы есть..."

Интервью с Патриархом Любомиром (Гузаром), Главой Украинской Греко-Католической Церкви.

– Ваше Блаженство, в интервью, которое Вы дали газете "30days", Вы объясняете причины перенесения Вашей резиденции в Киев следующим образом. Во-первых, в Восточной Украине насчитывается 600 000 греко-католиков; во-вторых, первоначально, в 1596 году, центр Вашей Церкви находился именно в Киеве; и, наконец, в-третьих, Киев – столица Украины, и все остальные религиозные сообщества также имеют там свои представительства. Кроме того, Вы добавляете, что Греко-Католическую Церковь упрекают главным образом в том, что она не увязывает Церковь и нацию неразрывной связью. Означает ли это, что Ваша экклезиология носит более евхаристический, нежели территориальный или национальный характер?

– Понятие «канонической территории» – очень древний христианский принцип. Практически с самого начала истории христианства всегда признавалось, что для каждой территории должен быть только один епископ, что, как мне кажется, вполне правильно. Такова древняя христианская традиция. Однако, здесь имеется один недостаток. Он заключается не в идее как таковой, но в нас самих. Идея прекрасная: имеется в виду, что епископ – духовный руководитель всех христиан в каком-то определенном регионе – должен проявлять пастырскую заботу обо всех без исключения, к какому бы языку и культуре его верные ни принадлежали. Решающим фактором в эпоху древней Церкви было то, что все они исповедывали одну веру. А епископ, как духовный отец, имея, как правило, сравнительно небольшую территорию в своей юрисдикции (например, тот или иной город), окормлял всех без исключения. Однако сегодня мы больше не можем применять этот принцип.

– Почему?

– Потому что мы больше не составляем единой Церкви. Мы – разделенная Церковь. Возьмем, например, Германию. Там есть католики и есть лютеране. Они очень разные. Возможно ли, чтобы один епископ заботился обо всех? В Восточной Европе сегодня между православными и греко-католиками значительно больше сходства, так как, по моему мнению, у нас единая вера: часто говорят, что у нас разная вера, но я убежден, что это не так. Однако, при всем том, Московский Патриархат и наша Украинская Греко-Католическая Церковь не являются одной Церковью. Мы – две отдельные Церкви. И вследствие этого у нас две канонические территории. Мы не можем более говорить об одной канонической территории. Ибо различия между нами сегодня настолько фундаментальны, что я не знаю ни одного епископа, который был бы способен заботиться в одинаковой мере и о тех, кто признает Папу Римского видимым центром Вселенской Церкви, и о тех, кто отрицает за Римской Кафедрой это значение. Следовательно, применение древнего принципа в данном случае «не работает».

– Какова могла бы быть идеальныая ситуация сегодня?

– Я говорю как католик, не желая, однако, навязывать свою точку зрения кому-либо. Принадлежа к православной (в смысле: византийской) традиции, я одновременно нахожусь в общении с Римским епископом. Хочу подчеркнуть: прежде всего в евхаристическом общении. Вот конкретный пример. Что означает это общение? Во Львове есть епископ латинского обряда, кардинал Яворский, а я являюсь львовским епископом восточного обряда. Несмотря на это различие, мы можем вместе совершать богослужения, потому что мы оба пребываем в общении с Римским епископом. С моим православным собратом, митрополитом Киевским Владимиром, я разделяю ту же литургическую, духовную, богословскую традицию. Однако мы не можем вместе совершать богослужения, потому что не пребываем в одном общении. Это наглядно показывает, что мы в глазах друг друга не принадлежим к одной Церкви. А значит, и применение принципа канонической территории в этой ситуации разделения невозможно.

– 29 ноября 2003 года Патриарх Константинопольский Варфоломей направил послание Папе Римскому в ответ на письмо кардинала Каспера, адресованное Патриарху Алексию. Кардинал Каспер в своем письме оправдывал признание Патриархата для Украинской Греко-Католической Церкви канонами IV Халкидонского собора 451 года, которыми были устанавлены канонические основы патриаршего служения. Патриарх Вартоломей отвергает этот подход, ссылаясь на Константинопольский собор 879-880 годов, и говорит о нерушимости границ традиционных Патриархатов. Но Митрополит Киевский, наследником которого является Ваша кафедра, все же подписал акт унии с Римом на Флорентийском соборе в 1439 году вместе с Константинопольским Патриархом. Ваша Церковь, в отличие от Москвы и Константинополя, никогда не отменяла этот акт. Не в этом ли причина несогласия с Патриархом Вартоломеем, который не допускает возможности для Вашей Церкви стать Патриархатом?

– Мне очень трудно понять его аргументацию. Мы имеем, а, главное, имели очень близкие отношения с Константинопольским патриархатом, ибо именно благодаря Константинополю христианство пришло на те земли, которые сегодня являются Украиной. Однако его аргументация для меня не очень понятна. Нет сомнения, что патриархаты в течение истории учреждались, создавались и признавались весьма различными способами. Древний «классический» путь – признание на Вселенском Соборе, на одном из семи великих Вселенских Соборов первого христианского тысячелетия. Во втором тысячелетии мы находим уже другую ситуацию, а сегодня она изменилась еще больше.

– В каком смысле?

– На протяжении второго тысячелетия как в Православной, так и в Католической Церкви был установлен целый ряд Патриархатов. В Православной Церкви – Московский, а позднее Сербский, Румынский, Болгарский и другие Патриархаты. Они были установлены не Вселенским Собором...

– ...но Церковью-матерью...

– Да, Церковью-матерью, которая признала их существование, но не Вселенским Собором, потому что во втором тысячелетии в Православной Церкви не было Вселенских Соборов. Стремление созвать такой Собор существует, но оно не не реализовалось.

В Католической Церкви нужно принять во внимание позицию Римского епископа. Второй Ватиканский собор признал существование Патриархатов внутри Католической Церкви, в частности внутри восточной традиции, византийской традиции (но не только, так как существует, например, Малабарская Церковь, которая не является византийской), и поощрил к основанию новых патриархатов. Кто может создавать Патриархаты? В принципе, это прерогатива Вселенского Собора. Но должны ли мы ждать, пока соберется Вселенский собор, для того, чтобы был признан или учрежден новый Патриархат? Строго говоря, так должно было бы быть. Но жизнь идет вперед, и мы не знаем, когда соберется следующий Вселенский Собор. Второй Ватиканский Собор постановил: «Желательно, чтобы учреждались новые Патриархаты». Если соберется Вселенский Собор в его компетенции будет сделать это. Но если он не соберется, а потребность в учреждении Патриархата будет налицо, то это может сделает Папа. Он уполномочен для этого [Вторым Ватиканским] Вселенским Собором и в рамках Католической Церкви такого рода действия входят в его компетенцию. С католической точки зрения, он действует как лицо, ответственное за управление всею Церковью, и при этом не по собственному произволу, но имея для этого полномочия от [Второго Ватиканского] Вселенского Собора. Эти полномочия, данные Вселенским Собором, были подтверждены в Кодексе Канонического Права. Сам Папа в своем недавнем апостольском обращении к епископам заявил вновь: «Желательно, чтобы учреждались новые патриархаты». Таким образом, он проявил свою заинтересованность в том, чтобы постановления [Второго Ватиканского] Вселенского Собора выполнялись. Следовательно, это вовсе не какая то человеческая прихоть, как некоторые думают. Нет, Папа действует в рамках жизни Церквей, для которых он сам играет очень важную роль.
Да, пять первых патриархатов были установлены Вселенскими Соборами. Но как много других, существующих сегодня, были установлены иными способами!

К этому нужно добавить еще одно. У меня складывается впечатление, что вокруг вопроса о Патриархате поднимается слишком много шума, как будто бы Патриархат – это что-то совершенно исключительное. По моему мнению, Патриархат – это нормальная форма существования Церкви в византийской, восточной традиции. Речь при этом идет просто о структурном развитии той или иной Церкви, и я не думаю, что этому развитию следует придавать какую-то исключительную, особую важность. Мы желаем Патриархата не в качестве какой-то «престижной марки» или в качестве «вознаграждения» за наши страдания и наших мучеников. Для нас Патриархат – это, во-первых, душпастырский, а во-вторых, экуменический инструмент. Мы чувствуем, что наш патриархат мог бы стать внутри нашей, – к сожалению разделенной, – Киевской Церкви очень сильным экуменическим инструментом, который мог бы привести к осознанию единства Церкви. Это вовсе не означает, что все должны стать греко-католиками. Это означает, что нам всем предстоит проделать путь к первоначальному единству, которое познала наша Церковь, – даже если это единство подразумевает также общение с преемником апостола Петра.

Итак, ситуация [вокруг патриархата] чрезмерно нагнетается. Между тем, в ней нет ничего чрезвычайного. В соответствии с каноническим правом и с недавним папским документом речь идет о нормальном пути развития [Поместной Церкви].

Идея Патриархата для Западной Церкви также обсуждалась на Втором Ватиканском Соборе. Но я думаю, что Западная Церковь еще не готова к этому. Хотя нам не следует забывать, что Римский епископ, именующийся также Папою Римским, является также Патриархом Запада, и этот традиционный титул не отменен и по сей день.

– Патриарх Алексий II заявил 20 января этого года агентству Франс-Пресс (AFP), что в Украине «сотни тысяч православных верующих пребывают в ситуации преследуемого меньшинства», что происходит «экспансия Греко-Католической Церкви на юг и на восток Украины», что большинство украинцев не согласится на учреждение греко-католического патриархата. Какова Ваша реакция на эти слова? Очень печально, что в прошлом году в одном из своих публичных заявлений Патриарх Алексий отказался признать, что в 1946 году Советское государство ликвидировало Греко-Католическую Церковь при поддержке Русской Православной Церкви. Наверное, Вам нелегко вести разговор с теми, кто через тринадцать лет после падения СССР все еще не желает признать трагедии, которую пережила Ваша Церковь. Возможно ли иметь диалог с Москвой в таких условиях?

– Ситуация очень сложная. Попробую ее шаг за шагом разъяснить. В XVIII-XIX веках (к сожалению, часто и в XX веке) официальная точка зрения утверждала: человек не может быть настоящим русским или украинцем, если он не православный. И наоборот: настоящий православный – это русский, или украинец, или грек, или серб, и т. д. Это означает полную идентификацию национальности и веры, как будто бы эти два понятия неразрывно, скажу даже: онтологически, взаимосвязаны. Само наше существование является отрицанием такой идентификации. Мы – украинцы, мы – христиане, мы принадлежим к восточной традиции, но мы также пребываем в общении с Римским Апостольским Престолом. Это общение не делает нас менее украинцами, менее христианами, менее православными в смысле принадлежности к византийской традиции. Такая постановка вопроса всегда была немыслима для Московского патриархата и для многих других Православных Церквей. И по-моему, их позиция чрезмерно однобока. Я очень надеюсь, что эта односторонность сможет быть преодолена.

Во-вторых, вернемся к 1946 году. Советское правительство по прямому приказу Сталина ликвидировало нашу Церковь. Я не хочу произносить слова всеобщего осуждения, поскольку для нас, – для тех, кто не жил при тогдашнем советском режиме, – нелегко понять, что означает существование под гнетом советской системы.

– Вы родились в 1933 году?

– Да, но я покинул СССР в 1944 году. Я не жил здесь в наиболее трудные, мрачные годы. Однако, не подлежит сомнению тот факт, что Русская Православная Церковь была использована в качестве инструмента этой ликвидации и, к сожалению, до некоторой степени сотрудничала с властью, – умышленно это происходило или неумышленно, я не хочу сейчас обсуждать. Пусть об этом судит Бог. Я не осуждаю, ибо ситуация была очень и очень трудной. Но факты остаются фактами. Советское правительство передало Московскому Патриархату огромное количество [Греко-Католических] церквей. Московский Патриархат был единственной Церковью, которой было позволено существовать. Люди, которые хотели ходить в церковь, должны были идти только в Русскую Православную Церковь. Многие так и делали. В 1989 году советское правительство разрешило официальную регистрацию греко-католических приходов. В течение 1990 и 1991 годов многие из тех приходов, которые в свое время перешли в Русскую Церковь, заявили, что хотят снова стать теми, кем они были раньше, то есть греко-католиками. И более тысячи общин зарегистрировались как греко-католические. Тогда возникли трудности с храмами. И этот вопрос еще не до конца решен по сегодняшний день.

– Сколько церквей еще являются предметом спора?

– Я сказал бы, что в Западной Украине есть приблизительно 300 мест, где оспаривают храмы.

– С Московским Патриархатом?

– Особенно с Киевским Патриархатом и Украинской Автокефальной Церковью. С Москвой нет споров во Львовской области, например. Я сказал бы, что на эти 300 мест есть 25 случаев особенно яростных конфликтов.

– Можно ли говорить, что идет религиозная война?

– Решительно нет. Я считаю, что действительно очень несправедливо говорить о «преследованиях». Однако я могу понять Русскую Православную Церковь. Они были здесь в течение 45 лет. И когда представилась возможность, люди оставили их Церковь. Это означает настоящую пастырскую неудачу. Люди не остались православными. Это рана для Русской Православной Церкви, которую трудно излечить.

– Существует ли все-таки надежда на то, что обе Церкви признают друг друга взаимно?

– Видите ли, мой предшественник, кардинал Любачивский, обратился к Русской Православной Церкви с предложением взаимно простить друг другу. Наш народ, даже если он много страдал, даже если некоторым из них не нравится термин «православный», в действительности не испытывает антипатии к русским православным. Я сам, некоторое время тому назад, совершил богослужение в том самом месте, где в то же воскресенье происходило освящение новой православной церкви владыкой Владимиром (Сабоданом), главой Украинской Православной Церкви. И при этом не было ни одного возражения со стороны греко-католиков. Люди говорили: «Они построили эту церковь, пусть они и владеют ею!» Конфликты имеют место там, где есть церковь, которая ранее принадлежала нам, и которую у нас потом отобрали, т.е. власти передали церковь православным Московского или Киевского Патриархатов. Таким образом, наша позиция – это не желание борьбы, мести. Я могу сказать откровенно, что наша принципиальная позиция – быть друзьями с украинскими и российскими православными. На это есть реальная надежда. Имеется заявление Московского Патриархата, на которое не обратили достаточного внимания. Обращаясь к христианам российской православной традиции в Западной Европе, патриарх признал, что Московский Патриархат в советский период не всегда поступал правильно и уступал натискам правительства.

– Когда он это сказал?

– В прошлом году он написал письмо россиянам в эмиграции, которые намереваются учредить российскую митрополию в Западной Европе, подчиненную Московскому Патриархату. Для меня хороший знак, что он и его окружение осознали, что не всегда все происходило должным образом. Прозвучало признание, что в прошлом, вследствие человеческих слабостей, не всегда [деятели Церкви] поступали должным образом, и следует просить прощения за это. Я не теряю надежды, что рано или поздно Московский Патриархат осознает, что никто не совершенен. Это прокладывает путь к взаимопониманию, к христианскому отношению друг ко другу.

– Адресуете ли Вы сегодня те же слова взаимного прощения кардинала Любачивского Патриарху Алексию и Русской Церкви?

– Да, безусловно, мы все еще готовы к взаимному прощению, даже если другая сторона до сей поры не пожелала ответить на наш призыв.

– В какой-то степени можно понять верующих Украинской Православной Церкви и Митрополита Владимира (Сабодана). Они, видимо, думают, что, имея резиденцию в Киеве, Вы будете требовать передачи Вам таких православных святынь, как Киево-Печерская Лавра, Почаевская Лавра и т.д. Они опасаются этого. Кроме того, Ваша популярность весьма велика и Вы сделали выбор в пользу использования украинского языка в богослужении. Какие гарантии Вы можете дать Украинской Православной Церкви? Каковы критерии, которыми Вы руководствуетесь при определении того, должна ли Вам принадлежать та или иная церковь, или нет?

– Есть некоторые церкви, некоторые святыни, которые являются национальным достоянием, принадлежат всей Украине. Наша позиция такова: самое главное, чтобы кто-то заботился о них. Греко-Католическая Церковь ни в коей мере не претендует на Киево-Печерскую или Почаевскую Лавру. Пусть Московский Патриархат заботится об этих местах. Но эти святыни не являются собственностью Московского Патриархата. Он в данном случае – лишь хранитель национальных святынь, притом не имеющий на них какого-то исключительного права в ущерб другим Церквам. Почему греко-католики не могут войти туда? Почему они не могут поставить свечи в Печерской Лавре? Почему нас не допускают туда? Мы вовсе не претендуем на то, что Лавра должна стать нашей. Там православные верующие, и мы принимаем этот факт. Но нельзя допустить, чтобы правительство позволило Московскому Патриархату «приватизировать» эти святые места, превратить их в его собственность, ибо это – собственность всего украинского народа. Православная Церковь Московского Патриархата является лишь хранителем этих святынь, но таким образом, чтобы и мы, и верующие других Церквей также могли посещать их и поклоняться им.

– Может ли греко-католик сегодня свободно молиться в Киевских пещерах?

– Если он не узнан, да. Но я не могу войти и купить свечи в магазине Лавры. Меня спросят: «Вы греко-католик?» И мне их не продадут.

– Поговорим о международном диалоге вокруг Греко-Католической Церкви. В Баламанде (1993 г.) Совместная православно-католическая комиссия, – к участию в которой Греко-Католическая Церковь не была приглашена – с одной стороны, осудила «униатизм», который был истолкован как форма прозелитизма, а, с другой стороны, признала существование Греко-Католической Церкви как Церкви. Какова Ваша позиция по этому поводу и каким сегодня вам видится будущее межконфессионального диалога, поскольку международная дискуссия была прервана в Балтиморе в 2000 году?

– Если понимать «униатизм» как средство достижения церковного единства, мы также не принимаем его. Нашу позицию преднамеренно выставили в ложном свете. Не таково было намерение наших епископов в конце XVI века. Здесь многое зависело, к сожалению, от политической ситуации в Польском королевстве той эпохи и от латинского послетридентского богословия. Но все это – в прошлом, и нам не хотелось бы, чтобы униатизм стал путем достижения христианского единства. Тем не менее, наше существование является фактом и его нельзя отрицать. Патриарх Варфоломей в своем послании Папе призывает его сделать все возможное, чтобы уменьшить значение Греко-Католической Церкви. Какое он имеет право говорить так? Мы здесь. Мы сделали этот выбор. Если бы я жил 400 лет тому назад, я, безусловно, не сделал бы тот выбор, который был сделан тогда. Митрополит Шептицкий, мой предшественник, откровенно сказал в 1942 году в письме к православным: «Это не тот путь, по которому мы хотели бы идти сегодня». Но мы дети прошлого. Мы не в ответе за него, но мы являемся теми, кем мы есть. Нам не имеют права сказать: «Исчезните! Примите латинский обряд или перейдите в православную конфессию!» Мы желаем быть православными в смысле принадлежности к византийской традиции. Мы не всегда полностью были ей верны. Я считаю, что с течением времени мы утратили кое-что из этой традиции, и должны восстановить утраченное. Но мы также желаем остаться в общении с Папой Римским, преемником апостола Петра, символом единства. И мы надеемся и желаем, чтобы все Церкви вошли в это общение. И мы считаем, – хотя это не является нашей личной заслугой, – что мы можем быть хорошим примером того, что значит обладать кафоличностью – сохраняя общение с преемником апостола Петра, и при этом ни в коей мере не утрачивая свою религиозную и национальную идентичность.

– Но православные говорят, что вы были сильно латинизированы в XVIII-XIX веках! Какие гарантии того, что и в XXI веке вы не утратите вашу независимость?

– Это правда, что мы были латинизированы. И большая заслуга Митрополита Шептицкого в начале XX века состояла в том, что он попытался коренным образом изменить направление этого процесса. Лично я считаю себя последователем митрополита Шептицкого, вместе со всеми теми, кто желает избавиться от того, что незаконным образом проникло в наше духовное, богословское, литургическое и каноническое наследие. Нам говорили: «Если вы хотите стать настоящими католиками, вы должны стать латинянами», и подталкивали нас в этом направлении. И только благодаря Митрополиту Шептицкому мы смогли сказать: «Дорогие латинские собратья, можно быть католиком, не будучи при этом латинянином». Нас атаковали с двух сторон, и с латино-католической и с византийско-православной. И мы сказали : «Дорогие братья, можно быть украинцем, можно принадлежать к византийской церковной традиции, и можно в то же самое время быть католиком. Эти различные элементы не противоречат друг другу». Именно поэтому ни латинская Церковь, ни православная Церковь никак не могут вполне примириться с нашим существованием.

– Каковы условия достижения евхаристического общения между верующими Православной и Католической Церквей? Необходимо ли для этого иметь одинаковое богословское учение о браке, исхождении Св. Духа, чистилище, и т. п.?

– Нет. Мы исходим из того, что между нами и православными различий в вере не существует. Такие вопросы, как чистилище, непорочное зачатие или филиокве относятся к сфере богословских концепций, а не веры. Безусловно, [взгляды Востока и Запада по этим вопросам] весьма различны, но в конечном счете эти различия комплементарны, они дополняют и восполняют друг друга. Они во всяком случае не позволяют говорить о двух различных «верах». Они являют собой различное понимание дара веры. Какова наша точка зрения на общение в таинствах? Если католик окажется в ситуации, когда поблизости нет католической церкви, он может свободно идти в православную церковь и причаститься там. И наоборот, если православный не может найти православного священника, мы ему не отказываем в таинствах, особенно в исповеди и причащении. Важно лишь не давать повода для соблазна и не создавать впечатления, что для тебя неважно, кем именно ты являешься – католиком или православным. Ты являешься тем, кем ты являешься. Но обстоятельства в данном случае таковы, что ты имеешь потребность в таинствах, и мы открыты к тому, чтобы помочь тебе или принять от тебя помощь.

Взял интервью Антуан Аржаковский,
профессор Украинского католического университета
(Львов, 26 января 2004 года)