Ми заощаджуємо не на тому

25.12.2014, 11:44
У своєму першому інтерв'ю на новій посаді Микола Кулеба розповів ZN.UA про те, що збирається робити і змінювати в "дитячій темі" в найближчому майбутньому.

После почти годичного перерыва в Украине вновь появился Уполномоченный президента по правам ребенка. 18 декабря П.Порошенко подписал указ о назначении на эту должность Николая Кулебы, в течение последних восьми лет бывшего начальником киевской службы по делам детей. А до этого Н.Кулеба работал с детьми улицы: создал модель реабилитации беспризорников, открыл сеть специализированных центров по работе с ними, основал благотворительные организации "Открытое сердце" и "Службу спасения детей". В "детскую" тему пришел в 2000-м.

Верующий христианин Николай Кулеба называет свою работу не иначе, как служением детям. Как бы там ни было, с первых слов собеседника становится понятно, что защищать права наших маленьких граждан пришел не чиновник, умеющий лишь старательно копаться в бумажках, а менеджер.  Ну а было ли назначение нового детского омбудсмена накануне Дня Святого Николая своеобразным подарком детям Украины, покажут время и конкретные дела. Ведь вызовы сегодня серьезны как никогда. Мы лишь  приблизительно можем оценить количество детей и их положение на оккупированных территориях, не знаем точных цифр относительно убитых и раненых… Не говоря уже о хронических проблемах, таких, например, как буксующая реформа интернатной системы в Украине.

В своем первом интервью в новой должности Николай Кулеба рассказал ZN.UA о том, что собирается делать и менять в "детской  теме" в ближайшем будущем.

— Николай Николаевич, что будет входить в сферу интересов нового детского омбудсмена? Каковы ваши  первоочередные задачи?

— Сфера деятельности, конечно, с одной стороны ограничивается Положением об уполномоченном, с другой же — ничто не может ограничить мое желание служить детям. Задача одна — сделать все, чтобы дети в стране жили как можно лучше.

Для этого нужно выйти на качественно новый уровень работы. В первую очередь, считаю весьма важным объединение усилий всех причастных государственных органов власти, депутатов ВР, местных советов и общественных организаций. Если необходимо, будем менять нормативные акты, чтобы быстро и эффективно решать проблемы с детьми и семьями, нарастающие, как снежный ком, в особенности на Востоке страны. Поэтому вовлеченность и понимание всех сторон крайне важны.

Второе — это повышенное внимание к детям с особыми потребностями и сиротам. В этом контексте следует довести до логического завершения реформу интернатных учреждений. За последние лет восемь об этом кто только ни говорил, но все — без реальных подвижек.

Более того, в связи с повсеместной экономией мы допустили урезание выплат при рождении ребенка (сэкономив бюджету около 3 млрд грн в год), сокращение социальных работников (около 300 млн грн/год), но при этом даже не задумались о целесообразности финансирования интернатных учреждений, которые обходятся госбюджету почти в 6 млрд грн. Мы экономим не на том. Считаю, что этот перекос нужно коренным образом изменить, переориентировав бюджетные средства на профилактику сиротства и на открытие в школах классов с инклюзивным образованием, а не поддерживать изжившую себя, крайне дорогую интернатную систему советского образца, ворующую детей из семьи. 

Третье — я выступаю за создание национальной стратегии по защите прав детей. Это должен быть основополагающий документ, в виде закона, дающий четкое понимание, куда мы хотим прийти через 10 лет. Чтобы все участники процесса понимали, на какие цели они должны ориентироваться, а не бросались из стороны в сторону с приходом новой власти. Из-за того, что нет цельного подхода и четкого видения, система постоянно дает сбой. Хороший руководитель знает, что без бизнес-плана дело лучше не начинать. А в сфере защиты прав детей почему-то никто не заморачивается стратегическими целями и детальными планами. Но я убежден: в будущее надо смотреть, поставив конкретные задачи и рассчитав прогнозы. 

Ну и четвертое — приняв Конвенцию ООН о правах ребенка, мы задекларировали, что государство действует в "наивысших интересах ребенка". Однако так и не определили, в чем заключаются эти интересы. Должны быть критерии (хотя бы минимальные) потребностей ребенка, в зависимости от его развития, возраста... Ведь очень часто чиновники принимают решения в отношении ребенка, опираясь не на четкое и обоснованное понимание его интересов, а на собственное субъективное мнение.

— Какие реальные рычаги у вас есть для осуществления задуманного? С какими министерствами и ведомствами и как собираетесь сотрудничать?

— Сегодня у президента Украины достаточно рычагов влияния и авторитета, чтобы каждому органу власти дать понимание важности этой темы.

Свою деятельность я начинал как общественник, а продолжил как госслужащий, и потому считаю успешным только равноправное сотрудничество между государством и негосударственными структурами. Государство должно делегировать свои полномочия общественному сектору, как это есть в развитых странах. И не нужно бояться, что оно утратит монополию в каком-то вопросе. Ситуация на Востоке четко показала: когда государство, по независящим от него причинам, теряет контроль либо монополию, люди сами берутся решать свои проблемы. Так было с эвакуацией детей и взрослых. Волонтеры и общественные организации, независимо от того, делегировало им государство какие-то функции или нет, взялись эвакуировать и расселять людей, и справились с этой задачей. Быть объединяющим звеном между госорганами и общественным сектором — в этом я и вижу свою функцию.  Зная, как много проблем предстоит решить в сфере детства, готов объединить свои усилия с Уполномоченным ВР по правам человека Валерией Лутковской. У всех нас должен быть один интерес — благо детей.

— Какие задачи поставил перед вами президент, назначая на эту должность?

— Задача одна: сделать все, чтобы права детей соблюдались в семье, в школе, в обществе. Каждым из нас. По сути, эта задача будет предопределять всю мою деятельность на должности уполномоченного.

— Гуманитарная катастрофа на Донбассе прежде всего бьет по детям. С одной стороны, Украина экономически не может позволить себе спонсировать террористов, в надежде, что хоть малая часть этой помощи попадет там к действительно уязвимым слоям населения. С другой — эти дети, по-прежнему граждане Украины, даже если у некоторых из них свидетельства о рождении с ДНРовскими орлами. Какой совет на этот счет вы дадите президенту?

— Хороший вопрос. Каждый сознательный украинец понимает, что на оккупированных территориях детей зачастую используют для грязных манипуляций и политических разборок. Это омерзительно и незаконно. Можно выдавать любые справки и документы детям, однако они не имеют никакой юридической силы. Так, справка о рождении от "ДНР" не дает ребенку никаких гарантий.

Потому, во-первых, нужно понимать, сколько детей находится "там". В каких условиях они проживают. Сколько из них подвергаются потенциальной опасности. Необходима также оценка потребностей этих детей. С самого начала АТО я занимаюсь эвакуацией детей и взрослых, непосредственно принимаю участие в их вывозе и устройстве. Но у меня нет статистики о том, сколько детей выехало и сколько осталось. Думаю, точными цифрами сегодня не располагает никто.

Во-вторых, необходима разъяснительная работа с семьями. По-прежнему чрезвычайно много взрослых, зазомбированных российскими СМИ, боятся выехать с опасных территорий. Они не доверяют Украине и говорят: "Пусть лучше дети умрут с нами"…  В такой ситуации, возможно, стоит подумать об увеличении количества социальных работников в Донецкой и Луганской областях. Но у них должны быть четкие задачи. Конечно, всю эту работу необходимо было проводить намного раньше, чтобы как минимум предусмотреть на это средства в бюджете. Но, увы…

— Непосредственно в зоне АТО и рядом с ней есть еще немало детей в интернатных учреждениях. Будете ли вы инициировать их эвакуацию?

— Надо понимать, что любое перемещение травмирует ребенка. Если мы увидим, что жизнь и здоровье детей под угрозой, то, естественно, я буду настаивать на эвакуации.

— Такие сообщения в СМИ уже есть. Например, дети в интернатах, находящихся в прифронтовой зоне, не имеют достаточного обеспечения.

— Если эти факты подтвердятся, я буду настаивать на вывозе детей.

— Можно предположить, что вы поедете туда лично?

— Естественно. Это будет первое, что я сделаю. И на будущее договорюсь с общественными организациями на местах о получении оперативной информации. Реагирование должно быть молниеносным, чем, к сожалению, не могут похвастаться органы государственной власти. Никто не хочет принимать быстрые решения и брать на себя ответственность. Тем самым жизнь ребенка ставится под угрозу.

— Есть ли надежда, что в скором времени цифры по детям в зоне АТО будут обнародованы?

— Прежде всего, я собираюсь обратиться к  властям Донецкой и Луганской областей с просьбой о сборе информации  — что реально происходит там с семьями. Но, к сожалению, даже на освобожденных территориях органы власти зачастую парализованы. Потребуется помощь международных структур.

— Среди депутатов нового созыва стало больше сторонников Гаагской конвенции по усыновлению. Стоит ли, на ваш взгляд, после стольких провалов вновь выносить ее ратификацию на рассмотрение ВР? А, может быть, Украине она не так уж и нужна, учитывая рост в последние годы национальных усыновлений, приемных семей, ДДСТ и т.д.?

— Гаагская конвенция проваливалась только потому, что не было понимания, что это за конвенция, и зачем она нужна. Ее стоит выносить только тогда, когда с каждым депутатом ВР будет проведена разъяснительная работа.

Безусловно, есть политиканы, пытающиеся превратить международное усыновление в политический вопрос. Как, например, в России, приняв т.н. "Закон Димы Яковлева" и лишив тысячи детей права на семью. Многие спекулируют историями трагической гибели усыновленных детей в семьях иностранцев, пользуясь тем, что за рубежом эту информацию не скрывают, наказывая преступников. Но при этом мы не замечаем трагедий в наших семьях.

Конечно, мне бы хотелось видеть всех детей в украинских семьях, но пока наши дети находятся в интернатах, международное усыновление необходимо. И не следует воспринимать иностранцев как врагов. Главное, чтобы семья любила ребенка. А Гаагская конвенция  позволит качественнее регулировать процесс международного усыновления и быть уверенными, что за каждым ребенком есть контроль. (Кстати, в международном усыновлении необходимо срочно предусмотреть приоритет для семей украинских эмигрантов. К сожалению, этот вопрос обсуждается уже много лет, но подвижек нет.)

Тем не менее, это сегодня — не приоритет, а лишь один из возможных способов решения проблемы. Приоритетом является национальное усыновление. И из-за ситуации на Востоке страны у нас оно сильно сократилось.

— Вы упомянули, что сокращение 12 тыс. социальных работников — неадекватный способ экономии бюджетных средств. Намерены ли вы бороться за их возвращение? Возможно ли это в нынешних условиях?

— Сэкономленные на соцработниках 300 млн грн несоразмерны утрате, которую в результате понесут дети и семьи. Проблема в том, что многие из тех, кто принимает решения, не могут себе представить страдания ребенка, которого отрывают от семьи. Наличие рядом с семьей соцработника, который помог бы ей выстоять в кризисе   (родителям — реабилитироваться, а детям — не попасть в интернат), крайне важно. Другое дело, насколько соцработники компетентны и наделены полномочиями. Но они однозначно необходимы. Есть другие источники сэкономить. И, конечно, я намерен бороться за их возвращение.

— Считается, что деинституализация в Украине буксует, потому что работники интернатов, боясь потерять работу, всячески ей препятствуют. Однако речь не идет о полном закрытии учреждений, а скорее об их перепрофилировании на работу с детьми и с кризисными семьями. Возможно, если бы сотрудникам предложили переквалификацию с последующим трудоустройством, процесс пошел бы быстрее? Подобное я видела в Болгарии.

— Реформа предполагает эволюционный подход. Революции не будет. Работники интернатов должны быть предупреждены о том, что со временем интернат будет реорганизован. В соответствии с этим им будут предложены те специальности, которые они смогут осилить. Это может быть работа в школах, садиках, или же они смогут стать родителями-воспитателями в детском доме семейного типа, приемными родителями. Естественно, если государство даст гарантию, что люди не будут "потеряны", то и страхи исчезнут. Понятно, что не все будет гладко, но надо четко дать им понять, что другого пути не будет, поскольку именно этот — в интересах детей.

Государственная политика должна переориентироваться на профилактику сиротства путем укрепления семьи. Даже пятидневное обучение ребенка в интернате неприемлемо. Он должен посещать общеобразовательное учреждение и жить дома. Надо оказывать помощь семье, а не финансировать интернаты. Последние — дорогое удовольствие. Но что еще хуже — его воспитанники абсолютно не готовы к самостоятельной жизни и становятся изгоями в обществе.

К сожалению, на фоне сложной социально-экономической ситуации интернаты получили "второе дыхание". Система не только не реформируется, но и пополняется социальными сиротами, например, детьми из семей  переселенцев.

— Война всегда сопровождается циничными манипуляциями детской темой. Это и распятые мальчики, и скандалы с попытками вывоза украинских детей в РФ, и не всегда однозначные заявления Е.Глинки, и детские гуманитарные грузы, которые дерибанятся боевиками "ДНР". Последним в этом ряду можно назвать заявление российского детского омбудсмена П.Астахова по поводу вашего назначения, которое якобы случилось благодаря настояниям РФ. Как вы к этому относитесь? И как оградить от этого детей?

— Я даже не хочу на этом заострять внимание. Все понимают, что война сопровождается жестокими информационными атаками — манипуляцией сознанием людей. Спасибо российскому коллеге Павлу Астахову, что хоть разобрались с распятым мальчиком, которого не существовало. Надежда на то, что разум и здравый смысл восторжествуют, остается.   

Мы обязаны разъяснять родителям, что не следует безоговорочно верить магическому зомбоящику, нельзя позволять информационным помоям формировать их сознание. Мы видим, насколько этим отравлена жизнь людей на Востоке. И исцеляющей вакциной может быть только правда. Не нужно перебивать ложь ложью.

Конечно, дети страдают больше всего. Получив инъекцию ТВ-яда, родители переносят это на них. Общаясь с детьми с Востока страны, к сожалению, я убеждался, что большинству не привита любовь к Родине. А ведь патриотизм не появляется из воздуха.

— Намерены ли вы отслеживать продвижение иска Украины в Европейский суд по факту похищения детей-сирот и попыток вывоза их в РФ?

— Да. Понятно, что это политический вопрос. И, конечно, мы хотим, чтобы правда восторжествовала, и все виновные были наказаны. Но сейчас меня больше заботят дети, которые еще там остаются.

— Тысячи детей вместе с родителями стали беженцами в Россию. Как можно их вернуть в Украину? И нужно ли?

— Родители на то и родители, чтобы самостоятельно принимать решения, в том числе и где им с детьми жить. Я верю, что мы поднимем социальную сферу на качественно новый уровень, и тогда никого не нужно будет убеждать. И если родители решили уезжать — это их право. Лично я хочу жить в своей стране, сражаться за нее и сделать все, чтобы дети здесь были счастливы.

— В Болгарии я видела непривычно много мужчин в детской теме. Почему вы стали этим заниматься? И почему, на ваш взгляд, в Украине мужчины неохотно идут на работу, связанную с детьми?

— Работа в социальной сфере, к сожалению, непрестижна и малооплачиваема. А мужчина должен зарабатывать деньги. Это эмоционально чрезвычайно тяжелый труд, и я благодарен тем своим коллегам и социальным работникам, которые, несмотря ни на что, положили на этот алтарь свою жизнь и помогают другим в беде.

Однажды я повстречался с беспризорными детьми, и это изменило мою жизнь. Будучи верующим человеком, я принял решение служить детям. Начинал с помощи беспризорным, которых находил в канализационных люках, на чердаках, ночью на улице. И для меня нет награды выше, чем знать: то, что было посеяно тогда, сейчас дает хороший урожай. Мне приятно встречать состоявшихся, красивых молодых людей, которых 15 лет назад я вытаскивал "с улицы". Поэтому я готов идти дальше.

Олена РОЗВАДОВСЬКА

"Дзеркало тижня", 24 грудня 2014