Книга Рихарда Шефлера «Краткая грамматика молитвы» М.: ББИ, 2012, является наверное единственной книгой на русском языке, которая вводит современного читателя в феномен молитвы. Честно сказать, это одна из книг, которую можно прочитать довольно таки быстро (всего 150 страниц), однако на письменное осмысление ее уйдет гораздо больше времени. Причиной этому является довольно таки академический подход автора, написавшего свой труд с точки зрения чистой философии – то есть феноменологии. Книга предназначена не только для практикующего молитву, но и для учителя языка, который, как, ни странно, но все, же может внести свой особый вклад «в дело обучения молящегося речевым актам благодарения плача и прошения» (с. 118). Как пишет автор: «ключевой вклад, который может внести философия языка в преодоление паралича доверия Богу, в совлечение со скепсиса риз благочестия, состоит в сообщении молящемуся более ясного осознания того, что он делает, когда молится (и, соответственным образом, когда он благодарит и плачет)» (с 121). Именно поэтому учитель языка призван к тому, чтобы очистить язык молящегося, так как «нечистые языковые игры», которые молящийся подчас «ведет» во время молитвы не могут увенчаться успехом. «Нечистыми играми» стоит считать такие формы «поведения», или лучше сказать «использования» языка во время молитвы, элементы которых находятся в противоречии друг ко другу (с. 127). Такие нечистые игры очень часто играют роль скрытых социальных манипуляций (с. 148). Именно здесь и усматривается необходимость труда философа языка, так как именно он способен помочь человеку, совершающему молитву осознать, что «принадлежность к логической структуре молитвы того, что следует из отношения человека к свободному и непринужденному произволению Божьему», которое и позволяет молящемуся вступить во всеохватывающую всю жизнь связь с Богом (с. 141).

Шефлер пишет о том, что «верующий не всегда имеет четкое представление о том, чем он занимается, когда молится. Поэтому он может поддаться искушению под видом чтения молитв заняться чем то совсем иным, но не самой молитвой, к примеру приучением общины к порядку, ритуальным подталкиванием ее к принятию замыслов предстоятеля и извлечением для себя конкурентной пользы при своем самоутверждении в общине!» (с. 136.) Вот почему основная цель книги, как это можно заметить уже на самых первых страницах, заключается не только в том, чтобы побудить философа заняться языком молитвы, но и в том, чтобы побудить молящегося, прислушаться к философу языка (с. 9). Интересно, что именно философ, а не кто-то иной, и выступает учителем языка в данном случае (с. 130). Здесь сразу же возникает вопрос о том, а можно ли вообще истолковать молитву с философской точки зрения или нет? Автор книги прикладывает усилия к тому, чтобы показать, что «изучение структуры и содержания молитвы вызывает особый интерес у философа именно по тому, что этот язык, согласно господствующему в философской среде мнению, представляется структурно неупорядоченным и бессодержательным» (с. 11). Именно по этому, молитва вызывает особый интерес у философов, которые интересуются философией язык и которые зачастую считают, что язык, представляется структурно неупорядоченным и бессодержательным (с. 11).

Самая большая проблема тех, кто считает молитву бессмысленным набором слов, заключается в том, что они смысл молитвы ищут не там где его можно найти (с. 10) или, что еще хуже, формулируют что-то на языке, не подходящем для молитвы (с. 12). «Не всякий язык имеет все возможные формы интерсубъективности. Так, например, язык аргументации конституирует определенный род интерсубъективности, то есть исследовательского сообщества. Язык права тоже отражает определенный способ интерсубъективности, а именно сообщества юристов. Спрашивается: какой язык конституирует сообщество молящихся? Или наоборот: каким является сообщество молящихся, которое объединено посредством специфической формы языка и молитвы?» (с. 16). Подобная проблема снимается тогда, когда дается определение тому, что понимается под произнесенным словом «Бог». Именно по этой причине книга, как никакая другая по данной тематике, поднимает вопрос, однажды обозначенный известным венским философом Людвигом Витгенштейном в его «Логико-философском трактате»: «границы твоего языка суть границы твоего мира» (с. 17).

Проблема может быть решена только тогда, когда вопрошающий сможет определиться с тем, действительно ли его речь имеет отношение к объекту вопрошания и только тогда, когда он придаст более менее отчетливые очертания смысловому содержания своего вопрошания. В ином случае его молитва будет ни чем иным, чем набором пустых словесных оболочек (с. 29). Как пишет Шеффлер: «только тот мир, который полностью мой, потому что я выстраиваю его из своей памяти и настоящего опыта, и который, однако, не исчерпывается тем, что он мой, ибо содержащиеся в нем переживания и воспоминания принадлежат и Другому, которого я встретил, позволяют мне отличать реальность от сна» (с. 69). Вот почему «понятие о Боге» у человека, совершающего молитву наполнено смыслом не просто на каком-то метафизическом уровне, на который якобы «восходит» молящийся в акте молитвы, а по большей части на протяжении самого процесса, во время того речевого действия (вопрошания), во время которого имя Божье раскрывается в создании некой общей между молящимся и Богом истории (с. 85). Именно во время молитвы, молящийся «обретает свою идентичность и свое «спасение»» (с. 77)

Здесь мы сталкиваемся с тем, что хотя молящийся и напоминает Ему о Его, Бога, собственной истории, рассказывая, например, о Его прошлых великих чудесах, Бог выслушивает такие повествования так, словно он узнает это в первый раз (с. 73). Если быть кратким, то философ языка может научить молящегося смыслу молитвы. Автор описывает это следующим образом: «пытаясь рассказать Другому мою собственную историю, я стремлюсь, чтобы он почувствовал себя главным действующим лицом некоторых решающих этапов моего жизненного пути. Подобным образом я пытаюсь рассказать историю кого-то Другого как часть моей собственной истории, и тем самым двумя взаимно дополняющими друг друга способами получаю возможность обретения заново, сохранения идентичности своего "я" и цельности внутреннего мира. И посредством взаимосвязи двух историй - моей собственной, которую Другой частично может воспринимать как свою историю - только и возникает новое понимание своей идентичности и внутреннего мира» (с. 68)

Итак, грамматикой молитвы «в теоретическом смысле является, прежде всего, обнаружение и осмысление тех функций, которые должны выполнять повествование в молитве» (с. 89). Суть грамматики молитвы заключается в том, чтобы обнаружить как в религиозном повествовании, чем в принципе и является молитва, между собой связаны содержание молитвы (ее феномен) и тот способ (речевой акт), которым оно (содержание) передается или выражается (с. 90). Книга учит читающего тому, что в молитве важно не только быть вовлеченным в речевой акт, но важно также и стремится постичь смысл (феномен) этого самого речевого акта, который зовется молитвой (с. 46). «Цель грамматики молитвы заключается в том, чтобы предложить теорию о специфике и функциях религиозных языковых форм, но вместе с тем дать указание по развитию активных языковых навыков» (с. 60)

Опубликовано на сайте Богословский Портал http://theology.in.ua/ua/bp/reviews/51177/ от 4.02.2013