Как Сталин Церковь признал
Портал "Религия в Украине" продолжает публиковать малоизвестные страницы истории взаимоотношений Церкви и Советского государства. Накануне годовщины со дня упокоения раба Божия Иосифа Сталина мы публикуем материал, взятый из журнала «Религия в СССР» №12 з 1991.
"...митрополит Сергий затронул вопрос об открытии церквей в ряде епархий, сказав, что об этом перед ним ставят вопрос почти все епархиальные архиереи, что церквей мало и что уже очень много лет церкви не открываются.
При этом митрополит Сергий сказал, что он считает необходимым предоставить право епархиальным архиереям входить в переговоры с гражданской властью по вопросу открытия церквей.
Митрополиты Алексий и Николай поддержали Сергия, отметив при этом неравномерность распределения церквей в Советском Союзе и высказав пожелание в первую очередь открывать церкви в областях и краях, где нет совсем церквей или где их мало".
Здесь приведена та часть записок будущего председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпова о встрече 4 сентября 1943 года И.В. Сталина с иерархами Русской Православной Церкви, в которой говорилось о необходимости хотя бы частичного восстановления приходов, деятельность которых была прекращена путем силового давления и репрессий в предвоенные 30-е годы. Накануне Отечественной войны на территории СССР числилось всего лишь 3 тысячи православных храмов. Абсолютное большинство их находилось в только что вошедших в состав Союза ССР западных областях Украины и Белоруссии, в Молдавии и Прибалтике. Не следует также забывать и того прискорбного факта, что даже из этого малого числа церквей фактически действовали далеко не все. Многие из них не функционировали по разным причинам, чаще всего из-за отсутствия священников. Поэтому поставленный церковными деятелями вопрос об открытии новых церквей был продиктован действительными потребностями верующей массы, жаждущей утолить духовный голод в годы тяжелых испытаний военного времени.
Беседа, о которой идет речь, состоялась по инициативе И.В. Сталина. Кроме главы Советского правительства в ней приняли участие, с одной стороны, его заместитель В.М. Молотов и упомянутый уже Г.Г. Карпов, а с другой стороны, местоблюститель Патриаршего престола митрополит Крутицкий и Коломенский Сергий, член Священного Синода митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий и Патриарший экзарх Украины митрополит Киевский и Галицкий Николай.
Речь иерархов на приеме у И.В. Сталина была предельно дипломатична и в силу этого обстоятельства была полна недомолвок и сглаживания "острых углов". Они не говорили о фактическом разгроме Церкви, учиненном диктаторским режимом, а лишь отмечали, что "церквей мало". Они не говорили о том, что в достаточном количестве церкви имеются только там, где этого погрома либо не успели учинить за недостатком времени (западные регионы), либо там, где в условиях фашистской оккупации верующие пооткрывали их вновь, а лишь обратили внимание партийно-государственного руководства на "неравномерность распределения церквей в Советском Союзе".
Вопрос о необходимости открытия церквей, думается, был уже предрешен. Иначе не стал бы Сталин встречаться с церковными деятелями. Для него это была необходимая в тех условиях уступка Церкви, но он на нее шел вполне сознательно. Поэтому его ответ на просьбу архиереев был продуман заранее: "Товарищ Сталин ответил, что по этому вопросу, – сообщается далее в записках Г.Г. Карпова, – никаких препятствий со стороны Правительства не будет".
В своем ответе И.В. Сталин не сказал всей правды. Больше того, это была по большому счету откровенная ложь, в которую ему надо было, чтобы поверили все три архиерея. А поверили ли они на самом деле? На этот счет у меня данных нет. Но слова, сказанные Сталиным, позволили им действовать в вопросах восстановления приходской жизни на местах для того времени достаточно смело, о чем речь пойдет несколько ниже. Что же касается лживости заявления главы Советского правительства, то о справедливости такой оценки свидетельствует последующая политика в церковном вопросе государственной власти всех ее уровней. Многие действовавшие церкви в то время были закрыты ввиду изъятия у религиозных обществ зданий культа, насильно отобранных у верующих и переоборудованных "для общественных надобностей" – в дома культуры, клубы, школы, музеи и т.д.
Открывались вновь те здания церквей, о закрытии которых никто и никогда решений не принимал, но которые не действовали ввиду отсутствия священнослужителя более года. Лишь небольшая часть церквей была открыта из числа тех, которые закрывались в довоенные годы на "законных" основаниях, то есть на основании противозаконных решений местных органов власти (обл-, гор- и райисполкомов). Так что на практике отсутствие препятствий было призрачным, и большинство, чаще всего абсолютное, подаваемых верующими ходатайств об открытии церквей отвергалось под различными надуманными предлогами.
О том, что именно такая линия государственных структур будет проводиться в реальной жизни, руководство страны знало уже тогда. Но даже Г.Г. Карпову об этом было сказано несколько позже, а именно 13 октября того же, 1943 года. В записках Г.Г. Карпова читаем, что в этот день он был приглашен на прием к заместителю председателя Совнаркома СССР В.М. Молотову. О том, что говорил Карпову пригласивший его руководитель, читаем в тех же записках:
"Товарищ Молотов дал следующие указания: пока не давать никаких разрешений на открытие церквей, а провести следующее: имеющиеся в Совете заявления об открытии церквей переслать на места на заключение, разобраться в обстановке, узнать, где сколько заявлений, о каких храмах конкретно идет речь, знать мнение Патриарха и затем представить Правительству письмо, в котором показать обстановку и свои предложения, где Совет считает целесообразным открыть церкви. В последующем по вопросу открытия церквей входить за санкцией в Правительство и только после этого спускать указания в облисполкомы.
Товарищ Молотов сказал, что открыть церкви в некоторых местах придется, но нужно будет сдерживать" (подчеркнуто мной. – Ю.Д.). И в заключение еще раз было подчеркнуто: "Решение же вопроса за Правительством". Тем самым Совет по делам Русской Православной Церкви даже в решении таких местных вопросов должен был осуществлять лишь посреднические функции, если речь шла об удовлетворении ходатайств верующих, но он мог без санкции Правительства СССР отказать им в этом.
Вся система тоталитарной власти в то время в решении этих вопросов была нацелена не на открытие церквей, а на сдерживание этого процесса. Открывались не те церкви, которые надо было открывать, а те, которые "целесообразно" было открыть, то есть когда обстановка была на месте такова, что не открыть церковь было уже практически невозможно. И пусть нас не смущают цифры, повествующие о тысячах открытых в 40-х годах церквей. В абсолютном большинстве случаев за ними стояли те религиозные общества, которые к тому времени уже фактически действовали. И все же сам факт, что органы власти вынуждены были признать их деятельность и оформить это юридически, свидетельствовал о провале сталинского наступления на Церковь. Но об этом, естественно, тогда молчали все, а сегодня об этом, кажется, забыли. А забыв, как мне кажется, до конца не понимают того, какой принципиальный поворот в государственной политике в отношении Церкви и верующих вообще и в вопросах открытия молитвенных зданий в частности был начат в 1988 году. И Совет по делам религий при Совете Министров СССР в этом сыграл свою положительную роль.
Запрограммированная указаниями государственного руководства бюрократическая волокита в решении таких вопросов, как открытие церквей, естественно, вызывала недовольство верующих, которое передавалось и духовенству, включая и епископат. Все чаше правящие архиереи обращались к уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР в республиках, краях и областях с просьбами ускорить решение вопроса об удовлетворении ходатайств верующих об открытии в том или ином населенном пункте православного храма.
"В бытность у меня на приеме, – сообщал в Совет уполномоченный по Куйбышевской области Гасилин в 1944 году, – архиепископ Палицин просил разрешить следующий вопрос:
Ускорить разрешение заявлений верующих об открытии церквей, в частности, в г. Сызрани и в селе Ставрополе, ссылаясь на многочисленные требования верующих этих населенных пунктов".
Правящий архиерей акцентировал внимание прежде всего на ходатайствах верующих, проживавших в крупных населенных пунктах. Сызрань уже и в то время имела статус города, а село Ставрополь получило тот же статус через два года (в 1964 году город Ставрополь был переименован в Тольятти). Ко времени подачи этих заявлений во всей Куйбышевской области была лишь одна действующая церковь в областном центре.
Так же поступил и епископ Мануил из г. Чкалова (ныне Оренбург). Воспользовавшись приездом в командировку члена Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Т. Уткина, он напросился к нему на прием и в ходе состоявшейся беседы "выразил настойчивое желание, чтобы Совет открыл еще немного церквей в области. В особенности он упирал на необходимость открытия церквей в г. Бугуруслан, в г. Соль-Илецк, в с. Краснохолм и г. Сорочинск".
В Совет по делам Русской Православной Церкви неоднократно обращались с ходатайствами об открытии церкви (второй) и часовни в городе Ярославле. Поскольку местные органы власти этого вопроса даже не рассматривали, несмотря на то что просьбы верующих поддерживались и правящим архиереем, на место выехал все тот же Уткин. Здесь вместе с уполномоченным Совета Борисовым они ознакомились с ситуацией и пришли к выводу о необходимости поддержать ходатайства верующих и правящего архиерея. Представителям Совета удалось убедить в необходимости такого решения вопроса местное областное руководство, и он был в конце концов решен.
Но не всегда местное руководство, Совет по делам Русской Православной Церкви и его уполномоченные полностью поддерживали правящих архиереев. Многое здесь зависело, как говорят сейчас, от их "имиджа". В связи с этим документы 40-х годов сохранили интересный факт. В Тамбовской области в то время правящим архиереем был архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Широко известный и авторитетный в церковных кругах церковный деятель, крупный богослов, он был вместе с тем и не менее известным хирургом, автором ряда серьезнейших научных трактатов в области медицины. Но его прямота, нежелание считаться с некоторыми требованиями светского "начальства" привели к тому, что для них он был всего лишь с трудом терпимый архиерей, уступать которому хоть в чем-либо они не желали. В то время верующие города Тамбова обратились в горисполком с ходатайством об открытии в городе собора. Их активно поддержал архиепископ Лука. Местные руководители обратились за советом к приехавшему в город председателю Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР Г.Г. Карпову. Посоветовавшись, они совместно решили: собор верующим не отдавать, а вместо него предложить им Вознесенскую церковь. Тем самым верующих они попытались от себя не оттолкнуть, а архиерею – отказать. Надо отметить, что в вопросах открытия новых церквей, как и во многих других случаях, архиепископ Лука был бескомпромиссен. Об одной из стычек по этому поводу сообщалось, например, в Совет его уполномоченным в информационном отчете за первый квартал 1944 года:
"За отчетный период наблюдался ряд выражений реакционных взглядов со стороны Тамбовского архиепископа Луки... В конце марта в облисполком прибыл с заявлением Подосинников А.Ф. (рядовой верующий, – Ю.Д.) и во время беседы с ним пришел епископ Лука, и когда ходатай от группы верующих заявил, что быв. здание церкви, о которой просят верующие, переоборудовано под районный клуб, архиепископ заявил:
"Клуб нужно закрыть, а здание отдать под церковь, так как церковь важнее клуба. Все равно в ваш клуб никто не ходит, а посмотрите, сколько молодежи бывает в церкви".
И дальше обратился за подтверждением своих слов к гр-ну Подосинникову, говоря:
"Правда, в ваш клуб никто не ходит?" – на что последний смущенно дал утвердительный ответ".
Думается, что в данном случае нельзя согласиться ни с одной из этих сторон – ни с архиепископом Лукой, ни с властями. Клуб, конечно, необходим, но он должен быть действительным очагом культуры, а не местом пьянок и драк, что, к сожалению, часто бывает и в настоящее время, да и похож он должен быть не на грязный свинарник. И, конечно, же, он не должен быть заложником чьих-то политических интриг. Независимо от того, о каких властях идет речь: прошлых тоталитарных и авторитарных или нынешних демократических. Здания же церквей строятся для определенных, всем хорошо известных целей и использоваться они должны, конечно же, именно в этих целях. Но прямоте, безбоязненности тамбовского архиерея тех тяжелых времен, когда многие из его собратьев продолжали еще пребывать в "местах не столь отдаленных", нельзя не отдать дань уважения.
Заверение, данное И.В. Сталиным во время встречи с церковными иерархами о том, что со стороны Правительства СССР не будет препятствий в деле открытия церквей, было использовано последними для принятия мер, направленных на ускорение этого процесса. Восстановленный архиерейским Собором 1943 года Священный Синод стал направлять в епархии, где временно отсутствовали архиереи, священников в те церкви, в которых не было священнослужителей независимо от того, было ли принято решение об их открытии или нет. Подобными фактами изобилуют отчеты уполномоченных, направляемые в Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР.
Так, Патриарх Сергий дал направление на службу в церкви села Явлеи Алатырского района Чувашской АССР священнику Покровскому. Желая, чтобы все происходило по закону, верующие в числе 45 человек обратились к власть имущим с просьбой разрешить пастырю совершать религиозные обряды по домам.
Но не всегда верующие торопились заполучить на эти действия разрешение местных органов власти. Например, в селе Верховье Онежского района Архангельской области больше года не действовала из-за отсутствия священника местная церковь. Верующие обратились за содействием в Московскую Патриархию, прося прислать им "батюшку". В ответ на эту просьбу Патриарх Московский и всея Руси Сергий направляет своим указом в село священника Седунцова. По прибытии на место к удовольствию верующих священник возобновил в незакрытой церкви богослужение. Однако это не понравилось местным властям. Опираясь на постановление Совнаркома СССР 1943 года, требующее обязательного решения вопроса о возможности возобновления служб в церквах, не действующих более года, в правительственных инстанциях, райисполком предложил Седунцову и верующим прекратить богослужения. Тогда прихожане подали в райисполком ходатайство о разрешении на возобновление богослужения. Местное руководство организовало "проверку" заявления граждан, хотя проверять здесь практически было нечего.
Подобные же факты имели место в Ивановской и Курганской областях. В ряде случаев между органами местной власти и гражданами возникали конфликтные ситуации, предопределенные и недемократическим содержанием нормативных актов, и жесткостью в действиях должностных лиц. Свидетельством такого рода стали события, развернувшиеся вокруг церкви Спаса Судогодского района Ивановской (ныне Владимирской) области. Эта церковь не функционировала с 1941 года. По ходатайству верующих Московская Патриархия направила сюда на служение священника Миролюбова. Прибыв на место назначения, Миролюбов совместно с верующими попытался открыть церковь, благо ключи от нее продолжали оставаться у верующих, так как решений о ее закрытии власти не принимали, но столкнулся с запретом исполкома местного сельского Совета депутатов трудящихся. Попытка решить вопрос в вышестоящих инстанциях натолкнулась на глухую стену непонимания, хотя и в те годы было значительное количество примеров полюбовного решения таких проблем. Обозленный священник направил уполномоченному письмо, в котором от своего имени и от имени верующих высказал свое возмущение происходящим. Уполномоченный Совета по Ивановской области квалифицировал это послание как "клеветническое". Такая оценка была дана только потому, что, столкнувшись с нежеланием местного руководства понимать нужды людей, Миролюбов оценил все происходящее следующим образом: "Свобода отправления религиозных нужд верующих не только не охраняется, но попирается". И в этом он был, к сожалению, прав.
Приведенные примеры, а их число можно было бы и увеличить, свидетельствовали о том, что обещания, данные главой Советского правительства церковному руководству, на деле оказались, по сути, пустым звуком. Посланцы Патриархии встречали на местах серьезное сопротивление своей деятельности, им попросту не давали развернуться. Естественно, что в таких же условиях оказалось и духовенство, направляемое в недействующие, но и никем незакрытые церкви правящими архиереями. Как "нарушение закона об отделении Церкви от государства" квалифицировал уполномоченный Совета по Куйбышевской области только намерение архиерея направить священников в две недействующие церкви Безенчукского и Новодевичанского районов. Как нарушение того же закона расценил уполномоченный Совета по Ставропольскому краю действия архиепископа Антония, направившего священника Малышева на служение в церковь станицы Суворовской. Как отягчающее вину архиерея обстоятельство считался тот факт, что Малышев "ранее подвергался аресту и отбывал наказание в лагерях". А много ли было в то время священников, которые не успели бы пройти через горнило лагерной жизни? В большинстве областей России, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, скитались в поисках заработка вчерашние пастыри. Длительное отсутствие духовных школ позволяло практически только среди них находить кадры служителей культа для вакантных приходов.
Но вернемся к малышевской истории. Руководство исполкома после предъявления Малышевым указа архиерея зарегистрировало его. В церкви возобновились нормальные для того времени службы и совершение религиозных обрядов и треб. Но в одной из бесед с председателем райисполкома Артамоновым об этом факте узнает уполномоченный Совета и разъясняет своему собеседнику, что его действия с точки зрения правительственного постановления являются грубейшим нарушением. Обеспокоенный таким поворотом дела, предрик, вернувшись в район, тут же запрещает священнику дальнейшее проведение служб в церкви. Священник обращается с жалобой на действия местных властей к направившему его на службу в церковь владыке. "Последний, – пишет уполномоченный Совета, – предъявил мне резкий письменный протест на неправильные действия райсовета, запретившего богослужение". Финал этой истории, как и многих других, был печальным и для священника, и для его паствы. "В ответ, – продолжает уполномоченный свою информацию в Совет по делам Русской Православной Церкви, – на этот протест архиепископа я дал секретное указание райсовету снять с регистрации священника, назначенного в несуществующую общину" (кто же тогда бывал на богослужениях?). Архиерей получил от уполномоченного устный выговор.
Во многих таких случаях попытки направляемых на места архиерейскими указами священников организовать в населенном пункте службы не увенчивались успехом, но вместе с тем каждое такое столкновение духовенства и верующих с органами власти на местах порождало все новые и новые ходатайства об открытии церквей или молитвенных домов. С этим явлением можно столкнуться, знакомясь с материалами практически по любой области, краю или республике. Курганская и Астраханская, Архангельская и Пензенская, Чкаловская и Куйбышевская области, Ставропольский край и Чувашская АССР – вот далеко не полный перечень этих регионов.
В те трудные времена правящие архиереи стремились оказать верующим посильную помощь в деле обретения "своей" церкви. Но история знает и несколько иные факты. "Слаб человек". Это относится не только к физическому, но прежде всего к духовному состоянию человека, и не только паствы, но и пастырей.
"В республике имеются 7 незарегистрированных молитвенных зданий... где группы верующих подали заявления об открытии молитвенных домов и, не ожидая решения по их ходатайствам, совершают богослужения. Правящий епископ, зная, что указанные молитвенные дома не зарегистрированы у уполномоченного Совета, равно как и совершающие там богослужения, не возражая по существу, заявляет священникам: "Служите, если местная власть не вмешается в это дело; если же это случится, то помочь вам ничем не смогу, вам придется уехать оттуда", – сообщалось в Москву из Ташкента. Но тот же епископ Кирилл в столице республики запретил священнику проводить богослужения в открытом верующими молитвенном доме по улице Малогоспитальной, 62. Стремясь угодить должностным лицам, архиерей в данном случае добровольно возложил на себя функции контролера за исполнением государственного законодательства о религиозных организациях.
Но были у архиереев и обязанности, которые возлагались на них государственным нормативным актом и которые, правда, квалифицировались как их право: отклонение ходатайств верующих об открытии церквей.
В 9-й статье постановления Совнаркома СССР от 28 ноября 1943 года это право было зафиксировано следующим образом:
"В тех областях, краях и республиках, где имеются епископы Русской Православной Церкви, управляющие епархиями, уполномоченные Совета по делам Русской Православной Церкви в порядке поступивших к ним заявлений выясняют через епископов, поддерживают ли они ходатайство верующих или считают возможным отклонить эти ходатайства.
В последнем случае заявления передаются епископу для отклонения и непосредственного об этом извещения заявителей.
В тех случаях, когда заявления от верующих поступают непосредственно епископу, последний рассматривает их и передает уполномоченному Совета по делам Русской Православной Церкви только те заявления, по которым он поддерживает ходатайство верующих, сообщая свое мнение уполномоченному".
И многие архиереи предоставленным им правом пользовались. Об этом, например, сообщал в Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР его уполномоченный по Ленинградской области Кушнарев:
"В отношении заявлений верующих Ефимовского, Волховского, Тихвинского и Окуловского районов митрополит Алексий (будущий Патриарх Московский и всея Руси Алексий Первый. – Ю.Д.) ходатайств об открытии церквей в этих районах не поддерживает по следующим причинам:
Ефимовский район:
"Ввиду того, что церковь требует ремонта, а прихожане, как они заявляют, могут взять на себя лишь половину ремонта – просьба об открытии храма в этом селе не может быть удовлетворена".
Волховский р-н:
"Ввиду заявленной прихожанами невозможности произвести ремонт храма просьба об открытии его для богослужений не может быть удовлетворена".
Тихвинский р-н:
"Из заявления не видно, в каком состоянии церковь, есть ли в ней все требуемое для богослужения (иконы, сосуды и прочее), давно ли она закрыта, чем в настоящее время занята. Требуются дополнительные данные".
...К тому же у митрополита Алексия, как он говорит, "пока не имеется кандидатов во священники к этим храмам".
Владыка Алексий в данном случае был не одинок. В то же время в Курской области все 9 ходатайств верующих об открытии церквей также отклонил архиерей. По сведениям, сообщенным уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви по Курской области Ефремовым, мотивы отклонения ходатайств архиерей выдвинул следующие:
"помещения предоставлены под дома соцкультуры – 2;
за нецелесообразностью, т.к. близко находятся действующие церкви – 6;
помещение куплено колхозом и нет его согласия – 1".
В Рязанской области было рассмотрено 64 заявления верующих об открытии церквей. Из них 20 отклонил облисполком и 44 – архиепископ. Все 4 заявления по тому же вопросу отклонил в соответствии с предоставленным ему правом свердловский архиепископ Варлаам. В Удмуртской АССР из семи ходатайств 3 отклонил Совет Министров республики и 4 – местный архиепископ. В Краснодарском крае было единовременно рассмотрено 18 коллективных заявлений об открытии церквей и молитвенных домов. Из них 6 – отклонено крайисполкомом и 11 – епископом. И так далее.
Приведенные сведения не отражают в полном объеме позицию епископата Русской Православной Церкви в вопросах открытия молитвенных зданий по ходатайствам верующих в годы, которые условно можно назвать периодом сталинской "перестройки" государственно-церковных отношений. Здесь сообщены в общем-то случайные данные, зафиксированные в отдельных квартальных информационных отчетах уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР по республикам, краям и областям Российской Федерации прежде всего. Этот перечень может быть продолжен. Но и приведенные здесь сведения достаточны, по-моему, для того, чтобы утвердительно говорить о том, что в те годы по крайней мере часть правящих архиереев была больше обеспокоена отношением к ним власть имущих, чем интересами верующих и Церкви. Поэтому-то в решениях вопросов, вызванных ходатайствами верующих об открытии церквей и молитвенных домов, эта часть епископата солидаризировалась с руководством государственных органов власти республиканского, краевого или областного уровня и для обоснования своей позиции приводила чаще всего отнюдь не церковные мотивы.
Но, как показывает настоящий краткий исторический экскурс в прошлое, внутри Церкви были значительные силы, которые стремились использовать относительно благоприятные условия середины 40-х годов для восстановления утраченных Церковью в предвоенные годы позиций и по возможности усиления ее влияния в обществе. Однако последнее не входило в расчеты государственного руководства. Поэтому уже с 1947 года становятся заметными свидетельства нового поворота в отношениях государства к религиозным организациям в целом и к Русской Православной Церкви в частности.
Юрий ДЕГТЯРЕВ
