Между тремя Римами. Переход архиепископа Игоря (Исиченко) из УАПЦ в УГКЦ – напоминание о «единственной альтернативе» для украинского православия. И о том, что времени мало
Один из сайтов УАЦП поместил сенсационную новость: на недавней встрече предстоятеля этой Церквей с главой УГКЦ обсуждался вопрос о переходе к греко-католикам Харьковско-Полтавской епархии УАПЦ(о). Официальные сайты обеих Церквей, правда, умалчивают о такой теме беседы первоиерархов. Но если таковое обсуждение действительно имело место, то это вполне логично. Епархия под омофором архиепископа Игоря (Исиченко) формально существует за пределами церковной структуры, возглавляемой Митрополитом Макарием. Более того, в УАПЦ существует параллельная Харьковско-Полтавская епархия, возглавляемая архиепископом Афанасием (Шкурупием). Но УАПЦ и церковную структуру архиепископа Игоря связывает общая история. Поэтому я полагаю, что неформальная консультация между предстоятелями УГКЦ и УАПЦ по этому вопросу вполне могла иметь место.
Покойный предстоятель УАПЦ Митрополит Мефодий (Кудряков) занимал вполне консервативную позицию в отношении диалога с УГКЦ, которую он воспринимал как главного конфессионального конкурента своей Церкви. Новый глава УАПЦ Митрополит Макарий — менее консервативен и, по-видимому, готов к «перезагрузке» отношений с УГКЦ. Однако я не удивлюсь, если появившаяся в сети инсайдерская информация будет официально опровергнута со стороны руководства УАПЦ.
Митрополит Макарий не может помешать вхождению УАПЦ(о) в состав УГКЦ. Следовательно, ему действительно нет смысла возражать против такого развития ситуации. Но УАПЦ сегодня переживает далеко не лучший, а точнее - кризисный, период в своей истории. Отчасти это кризис системный: в УАПЦ нет полноценных духовных школ и собственной интеллектуальной среды. Поэтому эта Церковь сегодня неспособна выдвинуть собственную модель объединения украинского православия, а может только говорить «да» или «нет» на предложения других, более интеллектуально развитых Церквей. Но часть ответственности за нынешний кризис, как мне кажется, лежит и на новом предстоятеле УАПЦ, который вначале активно позиционировал себя в украинских медиа как приверженец объединения с Киевским патриархатом, а затем — в несколько неуклюжей манере — от этого объединения полностью отказался.
В результате Киевский патриархат также отказался от каких-либо дальнейших переговоров с руководством УАПЦ, а в самой УАПЦ нарастает движение мирян за объединение с Киевским патриархатом на приходском уровне... В такой ситуации дипломатичность в отношении епархии архиепископа Игоря может оказаться для Митрополита Макария «непозволительной роскошью». Православное духовенство на Галичине (в епархии Макария), как правило, консервативно настроено и не отличается экуменическими настроениями. А позиция нового предстоятеля УАПЦ может показаться многим западноукраинским клирикам этой Церкви слишком «латинофильской». Митрополит Макарий пытается «дружить против» Патриарха Филарета с УГКЦ и УПЦ МП. Но насколько нравственно и экклезиологически оправдана такая форма «дружбы», и как далеко она может зайти? Как я полагаю, задавая себе этот вопрос, многие клирики УАПЦ могут разочароваться в новом главе своей Церкви...
Неожиданная смена «конфессиональных приоритетов» архиепископа Игоря — креативное и выгодное решение для него лично, поскольку, войдя в состав УГКЦ, он получит легитимный канонический статус (хотя и в рамках католического, а не православного мира). Но в целом для украинского православия — это, скорее, сигнал SOS. Как подчеркивается в документах ХХV епархиального собора Харьковско-Полтавской епархии, переориентация на греко-католическую Церковь произошла в силу невозможности «канонического единения с Украинскими Православными Церквами в диаспоре». Имеются в виду две конкретные диаспорные украинские Церкви: УПЦ в США (находящаяся в составе Константинопольского патриархата с 1995 г.) и УПЦ в Канаде (вошедшая в его состав в 1990 г.). Таким образом, говоря о невозможности канонического единства с диаспорой, архиепископ Игорь имеет в виду невозможность вхождения в юрисдикцию Константинополя.
Насколько верно это утверждение ХХV епархиального Собора? Константинополь как никогда близок к разрешению «украинского вопроса» — свидетельствуют многочисленные дипломатические каналы. Но легче ли от этого владыке Игорю, который надеялся, что основой для создания константинопольской юрисдикции в Украине станет именно возглавляемая им епархия? Да и насколько обоснованными могут быть надежды на активное содействие Константинополя в деле консолидации украинского православия, учитывая фактор будущего Всеправославного Собора? Кому адресованы сигналы Фанара? Украинским властям и украинскому православию? Или Московской патриархии, которую Константинополь может, в некотором роде, «шантажировать» «украинским вопросом» в преддверии Всеправославного Собора 2016 г.?
Достаточно искушенному в церковной политике архиепископу Игорю, нужно думать, абсолютно ясно, что его епархия не рассматривается сегодня Фанаром в качестве отдельного контрагента в переговорах о создании в Украине новой канонической юрисдикции. Понятно и другое: таким контрагентом не может сегодня выступать и вся УАПЦ в целом (а это — около 700 реальных «живых» приходов, по оценкам экспертов). Пойти на радикальное ухудшение (или даже полный разрыв) отношений с Московским патриархатом Константинополь может только в одном единственном случае: если в результате его канонического вмешательства в Украине возникнет многочисленная и влиятельная в структуре вселенского православия церковная юрисдикция.
Может ли такая Церковь сегодня возникнуть на базе УПЦ МП? После смерти митрополита Владимира (Сабодана) эта Церковь претерпела существенную трансформацию и в своей идеологии, и в характере своих взаимоотношений с патриаршим центром в Москве. Но одновременно с усилением проросийских тенденций в УПЦ МП произошли и заметные изменения в Киевском патриархате. УПЦ КП уже нельзя назвать сегодня «маргинальной» религиозной силой в Украине. В последние годы эта Церковь существенно структурно укрепилась и демонстрирует новую (по сравнению с концом прошлого века) церковную идеологию. Руководство Киевского патриархата более не связывает свое будущее с идеей «второй», параллельной «мировому православию», «семьей Православных Церквей» (концепт, который критиковался автором этих строк 16 лет назад). Напротив, как можно понять из публичных заявлений и церковно-дипломатических усилий УПЦ КП, все надежды этой Церкви сегодня возложены на выход из канонической изоляции путем установления сопричастия с Константинополем.
Как реагировать на эти все изменения? Архиепископ Игорь избрал для себя вариант инкорпорирования в УГКЦ, интеллектуальный уровень епископата и клира которой сегодня выгодно отличается от православных юрисдикций. И хотя его шаг сложно понять православным, воспитанным в более консервативной традиции, имеет смысл прислушаться к этому сигналу. И церковному Киеву, и Константинополю, и церковной Москве имеет смысл задуматься над тем, как может сложиться судьба украинского православия в том случае, если процессы создания поместной Церкви в Украине будут искусственно сдерживаться. Ведь юрисдикционный (а, вернее, конфессиональный) выбор архиепископа Игоря наглядно демонстрирует: реальной альтернативой консолидации и поместности украинского православия может быть «евхаристическое и административное единство» с Римом.