Митрополит Епифаний: Мы не стремимся быть государственной церковью, как РПЦ
Милан Лелич
Ровно три года назад, 6 января 2019-го, Вселенский патриарх Варфоломей вручил митрополиту Епифанию, главе новосозданной Православной Церкви Украины, томос об автокефалии. Этим завершился длительный процесс создания независимой украинской поместной церкви, который вышел далеко за рамки чисто церковных вопросов, став одной из главных тем тогдашней президентской кампании.
Украинская Православная Церковь Московского Патриархата, как и собственно Русская православная церковь, ПЦУ и ее автокефальный статус не признали, в знак протеста разорвав все отношения со Вселенским (Константинопольским) Патриархатом.
В течение этих трех лет в жизни ПЦУ произошло немало событий: переход части приходов от МП (который впрочем резко затормозился во второй половине 2019-го), внутренний конфликт с почетным патриархом Филаретом, который решил восстановить отдельный Киевский Патриархат (хотя и без особых успехов), признание автокефалии от трех, в дополнение к Константинополю, поместных церквей.
А вот вопрос объединения с Московским Патриархатом на повестке дня точно не стоит, и вряд ли встанет в обозримой перспективе.
– Насколько этот год был успешным для ПЦУ, в частности учитывая количество переходов приходов от УПЦ МП? И сколько всего их произошло за эти три года?
– По нашим подсчетам, около семиста приходов присоединились после Объединительного Собора ПЦУ. В течение последнего года переходов было значительно меньше. Этот спад начался еще с приходом новой власти.
Сейчас Московский Патриархат фактически по каждому приходу, который присоединился к нашей Церкви, подал иски в суды. Но в течение этого времени практически по всем искам мы выиграли, потому что правда на нашей стороне, и если община желает перейти, она имеет на это законное право.
Я сейчас говорю о верхней инстанции – Верховном суде. Сейчас чувствуется, что судебная реформа коснулась только Верховного суда, а на низших уровнях, как мы видим, очень разные иногда принимаются решения, иногда даже неадекватные, которые прекращают переход общины. Но когда дело доходит до Верховного суда, то он принимает справедливое, взвешенное решение.
– Почему процесс перехода со второй половины 2019 года ощутимо затормозился? И когда и при каких обстоятельствах он может восстановить свой темп?
– Произошла смена власти. Мы не нуждаемся в каком-то открытогом содействии со стороны украинской власти, но должна быть поддержка этого процесса в рамках, определенных законом.
– В чем?
– Например, это касается полиции, которая иногда не желает принимать непосредственного участия, защищать законные права общины, не разбирается в этих процессах, иногда может даже откровенно защищать интересы московских сторонников. И потому есть много общин, которые имеют внутреннее желание перейти, они практически уже определились, но не имеют желания противостоять тому натиску, который будет во время их перехода.
– А он будет?
– Будет, потому что есть определенные лица, которые финансируют эти процессы, которые создают картинку, особенно для внешнего мира, что в Украине нет свободы вероисповедания.
Мы уже видели очень много примеров, на Ровенщине, Волыни, Закарпатье, когда 90% общины определились с переходом в ПЦУ, но приезжали священники из других районов, привозили разных парней спортивной внешности, которые творили беззаконие, избивали местных жителей.
Поэтому общины напуганы. Очень много есть священников из МП, которые даже ко мне приходят и говорят: если бы можно было только поменять на храме табличку с МП на ПЦУ, то мы готовы к этому. Но они не хотят "воевать".
Надо отстаивать свои права, чтобы быть в Украинской Церкви, потому что есть те силы, которые противодействуют этому, особенно силы, связанные со страной-агрессором. Они боятся того, что большинство приходов присоединятся к ПЦУ, и они потеряют здесь свое влияние. Я неоднократно говорил, что это фактически последний форпост Путина в Украине, потому что Путин теряет Украину, она движется в Европу, в НАТО, и мы видим, какая сейчас истерика со стороны РФ. Русская Церковь играет большую роль для страны-агрессора, и поэтому они пытаются ее сохранить в том виде, в каком она есть сейчас.
– Что должно произойти, чтобы эти потенциальные переходы реализовались на практике?
– Надо, чтобы выполнялся закон, надо воплотить судебную реформу в полной мере, чтобы суды были честны. Потому что есть общины, которые уже по несколько кругов проходят: возвращают их дело в низшую инстанцию, потом снова, потом снова... Есть общины, которые не могут войти в свой храм, даже имея все судебные решения, потому что нет соответствующей поддержки. Если все справедливые судебные решения будут воплощаться в жизнь, то ситуация улучшится, и будет следующая волна переходов.
– Вы сказали про около 700 переходов за три года. В МП имеют собственную, совсем другую математику. А по итогам этого года вообще отчитываются, что у них стало на несколько приходов больше. Как такое может быть? Они создают новые приходы?
– Они считают те приходы, которые присоединились к нам, своими. Они не вычеркивают их из перечня. В большинстве случаев священники не поддержали идею переходов. Люди перешли, а священники нет.
– А почему так происходит?
– Потому что их заинтересовывают материально остаться в МП, их финансируют, их пугают. Представьте себе, в течение последних 30 лет священник проповедовал в общине: мы должны быть в МП, не будет никакой независимой автокефальной Церкви и тому подобное. И сейчас даже морально трудно переступить эту черту. Вот человек 30 лет говорит одно, а потом надо это опровергнуть и признать, что он был неправ. И им морально трудно переступить через себя.
Есть и такие священники, но есть такие, которые этого не желают делать. И они не приобщаются к процессу перехода, остаются в МП, продолжают дальше свое служение, возможно, в другом месте, или переходят в другое помещение.
– Если взять период последних трех-трех с половиной лет, то ваши отношения с МП остаются неизменными, улучшились или ухудшились?
– До Объединительного Собора все были приглашены Вселенским Патриархом Варфоломеем: все архиереи бывших структур Киевского патриархата, Украинской автокефальной православной церкви, Московского патриархата – их призывали творить единую признанную автокефальную Православную Церковь. Со стороны МП присоединились только двое архиереев, остальные проигнорировали этот призыв.
Но после Объединительного Собора Украина стала канонической территорией ПЦУ. И МП, который называет себя Украинской православной церковью, как таковой является неканоническим в Украине. Также согласно закону они должны переименоваться.
– Но сейчас это заблокировано решением суда.
– Да, есть приказ Минкультуры о переименовании, изданный на основании закона, где четко определены все религиозные общины, которые должны перерегистрироваться. Но Окружной админсуд Киева поставил это на паузу. Сейчас сам закон о переименовании по представлению пророссийских депутатов находится на рассмотрении в Конституционном суде, мы ждем решения, думаем, что это решение будет адекватным. Этот процесс будет разблокирован, и они обязаны будут переименовываться.
И это будет побуждать еще больше общин к тому, чтобы изменить юрисдикцию. Потому что сейчас очень много общин находятся в некотором непонимании, заблуждении, что они находятся именно в украинской православной Церкви. Но когда им придется изменить устав, и там будет прописано, что они принадлежат к "РПЦ в Украине", это заставит их задуматься и изменить юрисдикцию.
Что касается отношений с МП как таковых, то их практически нет, мы только пересекаемся с митрополитом Онуфрием на официальных мероприятиях, здороваемся, но общения по теме объединения нет. Потому что с их стороны, особенно со стороны митрополита Онуфрия, нет на это никакого желания.
– А как бы Вы охарактеризовали отношения с действующей властью, после прихода Владимира Зеленского? Потому что вначале в его команде были люди, которых считали открыто благосклонными к МП. Сейчас этих людей в команде нет, зато сам Зеленский приглашает в Украину Патриарха Варфоломея – и это можно трактовать как знак расположения уже к ПЦУ.
– У нас хорошие, конструктивные отношения с властью. Я привел вам отдельные болезненные примеры, они есть, но это касается отдельных случаев. Есть отдельные фигуры, отдельные чиновники, которые открыто поддерживают МП. Однако в целом, с президентом, правительством, Верховной Радой у нас хорошие, конструктивные отношения, мы сотрудничаем.
Последний пример – закон о военном капелланстве. Это как раз пример такого сотрудничества, не только нашей Церкви, но и Всеукраинского Совета Церквей и религиозных организаций, мы в течение пяти лет работали с предыдущим и нынешним созывами парламента, разработали законопроект, приняли его и воплотили в жизнь.
Власти заявляют, что они относятся "равноудаленно" к Церквям. А мы говорим, что они должны относиться равноприближенно ко всем Церквям и всем религиозным организациям.
– Есть ли сейчас люди во властной команде, которые четко поддерживают именно вас?
– Да, конечно, есть такие люди, во всех ветвях власти, которые понимают суть существования в Украине своей независимой автокефальной Православной Церкви, без которой мы не построим Украину такой, какой мы хотим ее видеть: европейской, демократической, справедливой.
– Можете растолковать ваш тезис о "равноприближенности" и "равноудаленности" государства и Церкви? Действующая власть, очевидно, значительно меньше занимается церковно-религиозными вопросами, чем предшественники. По-вашему, это неправильный подход?
– Каждая власть имеет право видеть по-своему эти отношения.
– А вы за что выступаете?
– Мы – за то, чтобы власть поддерживала все Церкви. В Украине должен действовать принцип демократии, свободного вероисповедания – посещаешь тот храм, который хочешь, это безусловно. Но при этом надо понимать роль каждой Церкви.
Мы не стремимся быть государственной Церковью. Мы видим, какая сейчас модель в России. Мы не хотим быть "департаментом по делам религий", как РПЦ в российском государстве. Мы не хотим быть государственной Церковью, но мы являемся государственнической Церковью, то есть такой, которая поддерживает государственность, независимость, суверенитет Украины, потому что без сильного украинского государства не будет и сильной украинской Церкви.
Поэтому власть в рамках, которые определяет закон, должна была бы поддерживать развитие ПЦУ, потому что это Церковь, которая стремится, чтобы украинское государство было сильным. Эта Церковь всегда подставит плечо украинскому государству, потому что стремится, чтобы Украина была единой. Если не будем поддерживать украинскую власть, то не будет и Украины. И что тогда? – сюда придет Путин. Мы видим, что происходит в Крыму и Донбассе – там вообще нет никакой свободы. Конечно, мы этого не хотим допустить.
– Какие сейчас отношения между Вами и почетным патриархом Филаретом?
– У него есть свое видение будущего развития Украинской церкви. Абсолютное большинство, практически сто процентов архиереев решили, что принятое на Объединительном Соборе решение мы воплощаем в жизнь. Из собственно украинских архиереев его не поддержал ни один. Поддержали лишь двое архиереев, которые находятся на территории Российской Федерации, а со временем присоединился один, который находится на территории Молдовы.
Мы как единственная, уже признанная автокефальная Церковь вместе движемся вперед, мы не хотим оглядываться назад. А почетный патриарх Филарет решил противодействовать этому, вернуть все, как было до 15 декабря 2018 года.
Но это воплотить невозможно. Мы 30 лет шли к тому, чтобы объединиться и получить Томос об автокефалии. А сейчас мы это все получили. И отказаться – ради чего?.. Это выглядит абсурдно. Поэтому сейчас все видят, что успеха у почетного патриарха не будет, поддержки нет, нет запроса в украинском обществе относительно так называемого восстановления Киевского патриархата.
Мы говорили, что вопрос статуса патриархата – это вопрос будущего. Когда мы объединим украинское православие, мы непременно достигнем этого. И поэтому у него нет поддержки, он пытается и дальше имитировать восстановление Киевского патриархата, но это не имеет реального значения.
– Какой сейчас у него статус в ПЦУ?
– Он – архиерей на покое, который не имеет права совершать определенные действия, но он находится в составе ПЦУ.
– Сейчас ПЦУ признана четырьмя поместными Церквями. Ожидаете ли Вы в следующем году, или, может, в какой-то более отдаленной, но обозримой перспективе, что ПЦУ признают другие Церкви? И какие именно?
– Если говорить в целом о Православной Церкви, не только о ПЦУ, то в православии на первом месте стоит евхаристическое единение. И если разобраться правильно, то через Вселенского Патриарха мы евхаристическое единение имеем со всеми Православными Церквями, кроме РПЦ, потому что она сама разорвала это единение со Вселенским Патриархатом.
А сейчас мы говорим просто о признании действия, которое было совершено Вселенским Патриархом – предоставлении Томоса. Это его право, его прерогатива, но другие Церкви должны воспринять этот акт.
Сейчас, кроме Вселенского Патриарха, который предоставил Томос, признали Томос еще три Церкви: вторая по чести, Александрийский Патриархат, а также Церковь Греции и Церковь Кипра. Сейчас этот вопрос обсуждается во многих других Церквях, которые созреют и примут соответствующее решение.
– В обозримом будущем это произойдет?
– Да, в обозримом. В течение этих трех лет мы уже имеем признание Томоса от трети православных церквей. Со временем будет признание от десяти Церквей, потом больше, последней, наверное, будет Русская православная церковь, которая со временем смирится.
– Вы верите, что РПЦ может когда-то признать ПЦУ?
– А почему нет? Они будут вынуждены. Произойдут перемены, сменятся поколения, патриархи, одни отойдут, другие придут и будут вынуждены общаться. Это касается и украинского государства также: когда-то же в Москве признают, что мы независимы, мы отдельный народ, мы имеем право на существование. Когда-нибудь это произойдет.
– Но какие конкретно Поместные Церкви могут следующими признать Томос?
– Вот например, последнее празднование на Фанаре было при участии митрополита Румынской православной церкви, который стоял рядом на богослужении, молился рядом с нашим архиепископом Тернопольским, они не чураются, мы ведем переговоры неофициальные. Это касается и Болгарской церкви, Грузинской церкви, и Албанской церкви. Есть много Церквей, но мы конкретную информацию не объявляем, потому что есть безумное противодействие со стороны российской Церкви и российского государства, которые у них неразрывно связаны. Они делают все возможное, чтобы дальше не было признания Томоса.
– Можно ли говорить о расколе в мировом православии, вызванном реакцией РПЦ на акт предоставления Томоса ПЦУ? И сколько тогда Поместных Церквей близки к РПЦ? Одной из таких принято считать Сербскую православную церковь, которая исторически очень близка к РПЦ.
– Как такового раскола в православном мире нет. Есть РПЦ, которая разорвала отношения с Вселенским Патриархатом. Другие Церкви, которые в определенной степени поддерживают РПЦ, этого не сделали, та же самая Сербская православная церковь. Это разве что условно можно поделить Церкви на определенные два лагеря.
– Этот условный "лагерь Москвы" – он меньше?
– Есть несколько церквей, которые в определенной степени тяготеют к РПЦ, так уж сложилось исторически. Частично Грузинская церковь, Польская церковь, Церковь Чешских земель и Словакии, Сербская православная церковь имеют исторически хорошие отношения с РПЦ.
Но если Украинская церковь будет единой и сильной, то в православном мире воцарится мир. Потому что так исторически сложилось, что существует диптих Православных церквей и в нем первое место занимает Вселенский патриархат Константинопольский, как было определено на Четвертом Вселенском соборе 451 года.
Москва пытается это изменить на основании того, что они считают себя численно самой большой Церковью в православном мире. Но это не значит, что они будут первыми. Они никогда этого не достигнут. Это стремление у них есть в течение последнего века…
– Первенства в мировом православии?
– Да. Они эту мысль не оставляют. А сейчас, если они полностью потеряют Украинскую церковь, то никогда не смогут претендовать на это первенство. Они являются такими большими именно благодаря Украинской церкви, без нее они теряют практически половину.
– Мы начали говорить о России. Сейчас самая большая экзистенциальная угроза для Украины, для государства и украинского народа – это риск нового масштабного вторжения со стороны России. У Вас точно есть свое видение этой ситуации, нависших над страной рисков. В чем оно заключается?
– Война и так продолжается. Но я не верю, что будет полномасштабное наступление. Почему? Это будет означать начало Третьей мировой войны. Что мы видели до сих пор в Крыму и на Донбассе? Там якобы не было Путина, были какие-то "зеленые человечки" и так далее, они до сих пор говорят, что это "гражданская война" на Донбассе, а Крым сам собой через "референдум" отошел, хотя Путин потом сам заявил, что он практически руководил этим процессом.
Если сейчас говорить о вторжении в Украину, то это уже надо действовать открыто. Будут регулярные российские войска наступать на украинскую землю. К этому времени они играли довольно скрытно. Они заявляли, что "их там нет", что это украинцы между собой воюют. Поэтому это в определенной степени похоже на шантаж Европы и Америки, чтобы они отказались от поддержки украинского государства. Сейчас происходит шантаж на счет НАТО, чтобы Украина туда не вступила. Потому что Путин увидел, что Украина уже приближается к тому времени, когда может стать членом НАТО. Для него это является признаком, что Кремль раз и навсегда теряет украинское государство. Для него это больно, и сейчас он шантажирует, подводит войска к границе Украины. Но я убежден, что масштабного продолжения эскалации, того, что мы сейчас видим на Донбассе, не будет.
– Военные капелланы ПЦУ составляют большинство от всего капелланского состава. Они каким-то образом готовятся к худшим возможным сценариям?
– Цель пребывания капелланов в украинской армии – это поддержка духа. Дух очень важен, чтобы наши украинские воины были сильными. Мы знаем, что побеждают только духовно сильные, которые отстаивают идею. И наши украинские воины, конечно, отстаивают идею, они борются за свою украинскую землю, свое государство, свою семью, за каждого из нас.
Мы должны помнить то, что и сейчас они там в окопах. В Киеве и в большей части Украины выглядит так, что войны нет. Но когда поедешь туда, увидишь, что реально происходит на передовой, в каких условиях находятся наши украинские воины, то понимаешь истинную цену этого мира. И потому капелланы в армии призваны духовно и морально поддерживать военных. Они это делают.
Сейчас их условия улучшились в связи с принятием соответствующего законопроекта, который уже начнет полноценно действовать через полгода. Мы говорим сейчас о примерно 80% капелланов, которые есть на должностях в украинской армии. Но есть еще более тысячи священников-волонтеров, которые периодически ездят, возят гуманитарную помощь, поддерживают наших военных, однако в меру своих приходских обязанностей они не могут полноценно выполнять обязанности капеланские.
Сейчас еще есть вопрос того, что священник должен определиться в течение следующих пяти лет, является ли он военнослужащим, или он является просто священнослужителем.
– Церковь и вакцинация. Почему разнообразные Церкви и религиозные организации, и речь не только о православии и христианских конфессиях, нередко становятся очагами антивакцинаторских настроений разной степени остроты? Речь часто идет не о руководстве этих церквей, а о низовом уровне духовенства.
– У нас тоже есть архиереи, есть священники, которые выражают свою четкую позицию, что они против вакцинации. Но в целом мы, как Православная Церковь Украины, выразили свою позицию еще до начала этой пандемии – что здесь нет религиозного подтекста. Если это касается здоровья и жизни человека, то это лекарства, которые нужно принимать. Еще до "ковида", в 2019 году, мы сделали такое заявление, которое было воспринято обществом очень позитивно. Что вакцинация – не зло, нужно вакцинироваться, нужно принимать то, что может обеспечить здоровье и жизнь человека.
Поэтому, когда уже возник вопрос в связи с распространением этой коронавирусной болезни, мы также неоднократно высказывались, что здесь нет никакого религиозного подтекста. Для того чтобы побороть эту болезнь – нужно вакцинироваться. Но это личное дело каждого, это право выбора каждого человека. Мы не применяем какую-то силу, каждый имеет право выбрать, какой вакциной хочет вакцинироваться.
Это уже дело государства, Министерства здравоохранения, разъяснять и призывать людей к этому. Мы заявили о том, что мы не против, мы наоборот – за. Однако каждый выбирает самостоятельно. Есть священнослужители, которые против, есть единицы среди архиереев, я знаю одного, который выступает, делает заявления против вакцинации и приводит свои аргументы.
– В чем суть этих аргументов? Когда против вакцинации выступает рядовая верующая бабушка 80 лет – это одна вещь. Но когда это архиерей с богословским образованием, который действительно разбирается в православии – это другое. Какие у него аргументы?
– Есть такая его позиция, он ее сформировал под влиянием различной информации...
– С богословской точки зрения это как-то можно объяснить?
– Нет, это не с богословской точки зрения, я думаю, что у него таких аргументов нет. А вот какие-то вопросы по самой вакцине – есть.
– Что она какая-то "непроверенная" – такого пошиба?
– Да, есть много мифов, и, к сожалению, кое-кто поддается их влиянию и потом пытается это распространять.
– Среди глубоко верующих людей различных религий процент антивакцинаторов, как правило, несколько выше, чем в среднем по обществу. Дело в каком-то консерватизме?
– В определенной степени, да. Но это даже можно проанализировать по двум Церквям: по ПЦУ и по Русской православной церкви в Украине. У нас меньше этих настроений, их очень мало, а вот у РПЦ в Украине, как видите, их много. Они даже выходят на митинги, они интенсивно распространяют в СМИ эти мифы против вакцинации. Мы более открыты и современны, а они более консервативны и базируются на этом так называемом "электорате": это старики 60+, для которых аксиома то, что священник сказал. Священник говорит, что не нужно вакцинироваться, что вакцинация – это зло, и они воспринимают это и дальше распространяют. Поэтому и есть такая проблема.
– Вы сказали, что вы более современные, а они более консервативны. Вы лично и ПЦУ в целом нередко затрагиваете или комментируете много вопросов и тем, о которых в украинской церковной жизни не принято было говорить. Например, о возможности женщинам в любой день ходить в церковь, независимо от их физиологического цикла. Вы посягаете буквально на "основы", о платке в церкви…
– "Сакральные" (смеется, - ред.).
– Да, "сакральные" вещи. В среде епископата и духовенства, среди практикующих верующих подобные попытки как-то обновиться, осовремениться хорошо воспринимаются?
– В целом воспринимаются положительно. Наша цель – развеивать мифы, очень часто это мифы, которые уже утвердились и стали традицией в Православной Церкви. И мы говорим это открыто. Некоторые стесняются, как вы говорите, до сих пор вообще поднимать некоторые вопросы. Но мы должны об этом говорить. Ведь почему многие люди не посещают храмы? Они не умеют вести себя в них.
– Они боятся, что их затравят?
– Да, они боятся, что они придут, а им будут делать замечания, им станет стыдно и неудобно. Поэтому я заявил с самого начала, что внешний вид не должен быть преградой для человека, желающего посетить храм. Она придет в таком виде раз, другой, третий, а потом поймет, какое это есть место, что это священное место – храм, место общения человека с Богом, это святое место, поэтому нужно приходить уже в определенном виде и чтобы не соблазнять других.
Можно зайти и без платка, можно зайти и в брюках, но, конечно, есть уже и определенный стиль посещения храма. Если мы возьмем даже определенные светские мероприятия, то очень часто пишут, что дресс-код должен быть таким-то. Также и в церкви есть определенный дресс-код. Потому что человек, который приходит в храм, должен быть скромным, одеваться соответственно, но это не должно быть преградой. Потому что если женщина придет без платка и ее не пустят, то она уже, возможно, больше никогда не придет в храм.
Есть и другие мифы, которые мы практически каждый месяц развеиваем в средствах массовой информации и соцсетях, и это находит определенный отклик. Мы должны об этом говорить, мы не должны замалчивать то, что у нас болит, то, что является актуальным, если мы хотим быть более современными.
Что касается вероучения, догматов – это неизменное. Но то, что касается обрядности, это переменно. Нам очень часто задают вопрос, могут ли быть лавки в храмах, возможно ли то или иное. Все возможно, но если будет достаточное количество храмов. Потому что если мы в Михайловском Златоверхом, допустим, поставим скамейки, то это автоматически уменьшает вдвое-втрое количество людей, которых можно разместить.
Если мы взглянем на другие Церкви, то в Церкви Греции это является нормой, в каждом храме есть лавки, даже на Афоне, в монашеской республике, есть так называемые стасидии, на которых можно сидеть или опереться.
Все эти вещи являются переменными. Они вошли в Церковь в определенное время и могут претерпеть определенные изменения. Церковь воспринимает это позитивно, но нужно делать это правильно, разумно и мудро, чтобы не разделять.
– Не резко?
– Не резко. Почему? Потому что у нас и так есть много разделений в обществе. Например накануне 25 декабря – празднования Рождества Христова – встает вопрос календарной реформы. И в этом году я снова видел, что поднялась эта волна.
Согласно статистике, социологии, мы видим, что 70% людей не готовы это принять. Хотя это же одна и та же дата. Мы празднуем по традиционному календарю, он сместился на 7 января. Да, эта календарная реформа должна состояться в будущем и она состоится, но тогда, когда большинство будет за это. Потому что если мы сейчас ее воплотим в жизнь, то будет разделение.
Мы это видим на примере Греческой православной церкви, там уже практически век как произошла календарная реформа, но до сих пор есть разделение. Есть старостильники, которые тоже имеют достаточно высокий процент сторонников в Греции.
Поэтому, глядя на их пример, мы должны выработать свой правильный подход, воплотить эту реформу в жизнь. Увидим через 10 лет, проанализируем. Ведь сейчас тех, кто празднует Рождество именно по григорианскому календарю, 3% или 5%.
Так что нужно время. Но здесь есть другой вопрос – относительно единства всех православных в Украине. Мы сможем воплотить календарную реформу тогда, когда большинство будет в единой автокефальной Православной Церкви. Потому что сейчас есть те, которые еще находятся в составе Русской православной церкви.
– Какое ориентировочное распределение по количеству верующих между ПЦУ и РПЦ в Украине?
– Согласно различным социологическим опросам в течение этих трех лет, в Украине есть около 72-73% православных в целом. Более 50% себя ассоциируют с Православной Церковью Украины, считают себя верующими именно нашей Церкви. Есть часть, где-то 15% тех, кто себя называет верными РПЦ в Украине. Но нужно время, чтобы абсолютное большинство, 80-90% стали называть себя верными независимой украинской автокефальной Церкви, тогда можно было бы воплотить календарную реформу в жизнь без риска разделения.
– Со стороны эти ваши разъяснения, попытки "идти в народ", используя в частности социальные сети, видятся как логичная попытка получить больше сторонников, в частности среди молодых украинцев, которых действительно отдельные имеющиеся практики могут отпугивать еще на дальних подходах к церкви. То есть Вы таким образом стремитесь увеличить количество ваших сторонников?
– Наша цель – не потерять современное поколение молодых людей, потому что, к сожалению, современные технологии настолько быстро развиваются и настолько молодой человек поглощен ими, что он отходит от Церкви, ему не нужна духовность как таковая. Они живут в своей определенной виртуальной реальности.
А как с ними общаться? Надо использовать современные методы общения: соцсети, которые также являются важным инструментом. Сейчас постепенно, наверное, соцсети берут верх над всеми остальными СМИ.
Это в определенной степени опасно, но мы как Церковь хотим быть там неким духовным островком, который молодой человек будет иметь возможность посетить, быть поддержанным духовно и понимать, что Церковь играет в его жизни важную роль.
– Можете ли вы конкурировать в этом пространстве с различными лидерами мнений среди молодежи?
– Мы стремимся к этому и делаем все от нас зависящее. Я очень часто встречаюсь и общаюсь с молодежью. Например, в Тернополе как-то мы имели свободное общение на улице под открытым небом с молодыми людьми, и вот как раз вопрос этих кумиров и встал. Что меня поразило – молодые парни и девушки говорят: а Вы сказали в своем интервью, что Вы хотите быть другом для каждого молодого человека, вот мы хотели бы, чтобы Вы были нашим другом. У них есть кумиры, они назвали определенных лиц, блогеров и так далее, которые являются для них авторитетами, и вот они хотели бы, чтобы представители Церкви также были для них такими указателями для будущей жизни.
– Последний итоговый вопрос: на протяжении последних лет роль Церкви как таковой в украинском обществе становится больше или меньше?
– Роль должна быть, она есть, но меняется поколение. Мы можем потерять молодежь, если Церковь не будет интенсивно работать в этом направлении. Но Церковь играет и будет играть важную роль в утверждении украинской нации и государства. Потому что без Церкви мы как полноценное государство никогда не осуществимся.
