Наш баптизм: история и современность
Формирование богословия наших церквей – масштабная историческая задача. Сегодня, когда церкви пополнились образованными и одаренным служителями, для этого есть все возможности. Удивительно, но в самые трудные годы наши предшественники сделали больше для богословия, чем мы сегодня, во времена невиданной свободы.
Уже названием своего доклада я хочу указать на непростую связь слов о баптизме. О нем можно говорить как о «нашем» или «не нашем», как о современном или об историческом. Ранее с похожим названием вышла книга советского академика Льва Митрохина («Баптизм: история и современность» [1]). Но классик советской науки писал об «их» баптизме, о тех врагах, с которыми всю жизнь спорил и боролся. Я же буду говорить о «нашем» баптизме - о его проблемах с болью, а не злорадством, о неудачах - с неумирающей надеждой, о благословениях и успехах – без иронии и недоверия.
Я буду говорить о «нашем» «историческом» баптизме, который в то же время и «современный», т.е. имеет славные традиции, но также и сильное влияние на сегодняшние процессы. Эту непростую связь нас и традиции, современности и истории я постараюсь осветить в последующих тезисах.
Баптизм как историческое движение возникает в начале XVII века в Англии, уставшей от противостояния католиков и протестантов, возникает как духовное движение, далекое от политики и официальных церквей. Именно здесь пуританский проповедник Джон Смит создал свою общину, но вскоре (в 1607 г.) как религиозный диссидент был вынужден вместе с помощником Томасом Хелвисом отправиться в изгнание в Амстердам, известный своей терпимостью. Основатели баптизма повторно крестились и всячески подчеркивали важность сознательного обращения к вере, после которого человек становился действительным членом церкви (не по принадлежности к приходу, а по вере), «видимым святым» (т.е. прилюдно и сознательно принявшим крещение). В 1612 году многие члены общины вернулись в Лондон и там издали свою «Декларацию веры». В ней подчеркивалась значимость крещения, к которому допускались лишь покаявшиеся и возрожденные, а также религиозная свобода для всех форм христианства. Сам Джон Смит был сторонником Якоба Арминия и верил, что Бог никого не предопределил к погибели, однако вскоре возникло и движение партикулярных баптистов, согласно которым лишь часть людей спасена жертвой Христа. Известными представителями английского баптизма были писатель Джон Беньян, проповедник Чарльз Сперджен, основатель Английского баптистского миссионерского общества Эндрю Фуллер.
Впрочем, настоящий расцвет баптизм обрел в Америке, ставшей для него второй родиной. Здесь большинство изначально составили частные баптисты, которые создали общины с закрытым членством, из которых изгонялись верующие в общее спасение. Постепенно миграции размыли эти границы и церкви стали смешанными по составу и более толерантными. Баптистские церкви в Америке выступили основателями известных учебных заведений, благодаря чему христианское просвещение охватывало молодых людей и наиболее перспективные социальные группы. С XIX в. численность баптистов в США непрерывно росла и опережала другие конфессии.
Проповедуя автономию поместной церкви, баптисты открыты для общения и взаимодействия. В 1905 г. в Лондоне был создан Всемирный союз баптистов, объединяющий сегодня церкви из более 200 стран для поддержки, защиты религиозных прав и совместной евангелизации. В то же время многие церкви, оберегая свою автономию и богословские устои, с недоверием относятся к экуменизму и современным богословским тенденциями.
Недавно мы праздновали юбилей мирового баптизма в Амстердаме (имею ввиду конгресс Амстердам-400). И куда же мы пришли за эти 400 лет? Во что превратился Амстердам? Можно ли говорить сегодня о сколько-нибудь ощутимом влиянии баптизма на ситуацию в мире? Можем ли мы быть довольны этим развитием баптистской церкви? Насколько славянские церкви связаны с европейским баптизмом? Есть ли что-то общее кроме названия? С какой традицией мы себя связываем? Есть ли духовное родство или же мы одиноки в своем особенном славянском пути? Если же мы вместе с баптизмом европейским, то не ожидает ли нас судьба наших западных братьев, опустевшие церкви которых превращены в магазины и ночные клубы?
Судя по заявлениям Европейской баптистской федерации, основным ее служением стала гуманитарная деятельность, а не духовное водительство [2]. Баптистская церковь пытается сохранить влияние на общество через дела милосердия и правозащитную деятельность, забывая о целостности своего служения, которое включает, прежде всего, духовный авторитет и твердое богословское основание. Добрыми делами агрессивных мусульман и гей-активистов не задобришь. Об этом в последнее время громко заговорили во всех христианских церквах.
Так папа Бенедикт XVI назвал свою последнюю энциклику «Добродетель в Истине», предупреждая христиан, что без твердой богословской позиции их служение миру превращается в сентиментальную филантропию: «Христианство, в котором есть любовь, но нет истины, похоже на копилку добрых чувств, полезных для совместного проживания, но малозначимых. В таком мире просто не нашлось бы места для Бога. Без истины любовь впадает в сентиментализм, превращается в пустую скорлупу, наполняемую чем угодно» [3].
Об этом же говорят и евангельские церкви. По мнению Рика Уоррена, «Очевидно, что Иисус заботился как о теле, так и о духе. Его волновали как личностные, так и общественные проблемы. И я считаю, что и те, и другие важны, но произошло разделение». По словам Рика Уоррена, исторически так сложилось, что евангелические лидеры пытались изменить общество. Они были в авангарде борьбы против рабства, призывали к соблюдению прав женщин и запрету детского труда. «Поэтому вся наша работа заключается в том, чтобы возродить то, что я называю евангелической доктриной 19 столетия», - отметил Рик Уоррен, добавив при этом, что в 20 столетии в протестантизме произошло разделение на приверженцев социального Евангелие и тех, кто подчеркивает важность нравственности и спасения [4].
В условиях демографического кризиса традиционных христианских стран и постепенной номинализации церквей духовные лидеры не устают биться над вопросом: что сделать, чтобы завоевать души современных людей? Они видят определенный успех у церквей, которые активно занимаются работой в обществе, но понимают все риски, которые с этим связаны.
Американские аналитики утверждают, что именно евангельские церкви в их современных формах наиболее конкурентноспособны и называют того же Рика Уоррена пастором-предпринимателем. Светские обозреватели отмечают: «Вместо того чтобы проклинать современность, наследники евангелистов XVIII-XIX веков стремятся помогать пастве ориентироваться в ней. Проповедники обещают прихожанам, что научат их справляться со стрессом, с финансовыми сложностями, восстанавливать социальные связи в мире, где виртуальное общение вытесняет реальное, помогут сделать карьеру и даже похудеть. Проповедники коммерциализируют проповедь, превращая слово Божие в товар, а прихожан — в клиентов. Они продают футболки и кружки с названием церкви, снимают рекламные ролики с участием звезд, выступают по телевизору, а их церкви похожи на стадионы. Конечно, с нашей точки зрения, все это «нецерковно», примитивно и просто глупо. Потребители духовного «фаст-фуда» не интересуются учением о спасении, не знают, придерживается ли их церковь, например, учения об оправдании верой или учения о предопределении. Но даже Иисус отвечал на простые вопросы, связанные с нуждами его времени, и не считал, что это ниже его достоинства» [5].
Итак, евангельские церкви Америки демонстрируют определенные успехи и их риски вполне оправданы. Гораздо хуже ситуация в Европе, родине баптизма. Крупное российское интернет-издание сообщает, что немецкое католическое епископство в целях экономии закрыло 54 церкви: «Епископство Хильдесхайм планировало закрыть 80 церквей, однако после переговоров с местными жителями и властями список сократился. Епископ Трелле назвал закрытие церквей болезненным, но необходимым. По его словам, это связано с недостатком средств. Потребность в инвестициях составляет 115 миллионов евро. Церкви должны быть закрыты не позднее 2020 года. К этому времени будет принято решение, что делать со зданиями: сносить или использовать в других целях. Не исключено, что некоторые из церквей могут быть переданы евангелическим или православным конфессиям» [6].
А теперь мой вопрос: готовы ли мы принять эти церкви и заполнить их людьми? Готовы ли евангельские церкви взять под свою ответственность пустые храмы исторических конфессий, готовы ли помочь «номинальным христианам» вместо злорадства и критики?
Недавно на пасторской конференции в Кыргызстане мне рассказали о предложении китайцев направить 100 тыс. миссионеров в помощь поместным церквям. Но вопрос – готовы ли кыргызские церкви из принять – остается без ответа.
Оказывается, что нам нужны не ресурсы, а воля, видение, огонь в сердце. А эти проблемы на других уже не спишешь.
Сегодня даже православные иерархи признают, что войну за храмы можно выиграть, но наполнить их людьми – пока неразрешимая задача. Поэтому вполне понятен и заслуживает всяческой поддержки совет Юрия Сипко воспитывать христиан в своих семьях, а не конкурировать за прихожан: «Россия уже практически находится в аду. Ситуация с детьми в стране ужасная – криминализация детского сообщества, беспризорники, сиротство. Это пощечина христианской России. Сами в глазах детей предстаем врунами, мы врем, замалчиваем, а хотим преподавать этику и учить их. Нам самим нужно очищение. Детская наркомания и преступность, коррупция – все это посеяли мы сами. Давайте начнем с малого работать – может быть это будет нам зачтено Богом. Вот такой мой к вам вопль отчаяния» [7].
Это честный и мужественный голос, призывающий не ругать других и не отстаивать свою особость, но добрым примером явить миру Христову любовь. Мы любим вспоминать, что большую часть истории баптисты были гонимы. Но что из этого следует сегодня? Чувство исторической обиды, гордость за былые заслуги, злорадство над судьбой гонителей? Или обостренное чувство ответственности за новые возможности, которые открылись сегодня и о которых так долго мечтали, которые так терпеливо выстрадали?
В юбилейном официальном издании РС ЕХБ, посвященном 140-летию баптизма в России, констатируется, что баптисты всегда были и будут «не как все», но при этом провозглашается социальная ответственность церкви: «Будучи гражданами Небесного Царства, евангельские христиане-баптисты всегда были гражданами своего земного отечества. Все трудности и перипетии нашей общей со всем народом истории касались и нас» [8].
Вернуть Евангелие в эпицентр общественной жизни, быть духовным (не политическим или экономическим!) авторитетом для своих погибающих народов, остановить поражение наших людей за исторические грехи – благородное и Богоугодное дело всей церкви.
Именно Евангелие и евангельская вера спасали не раз славян от полного разложения. Поворотным моментом в духовной судьбе русского народа стало распространение Священного Писания. Пастор Геннадий Лихих обращает внимание, что то время «Библия распространяется в столичных магазинах, на ярмарках и выставках, в сумах книгонош доходит до самых отдаленных деревень. Ее содержание становится предметом дискуссий в религиозно-философских кружках и тюремных камерах…Обращение людей к библейским истинам отображают в своих произведениях русские поэты и писатели» [9].
Зададим себе вопрос: почему сегодня Евангелие звучит только в церкви и не выражается в культуре, общественных дискуссиях, произведениях искусства? Не сузили ли мы тем самым религиозными рамками влияние Евангелия на жизнь всего общества?
Сегодня нам не хватает не только пасторов, дьяконов и миссионеров. Нам катастрофически не хватает переводчиков, которые могли бы перевести евангельские истины на язык современной проповеди, культуры, СМИ. Нам не хватает книгонош, которые принесли бы истины христианского просвещения в каждый дом и снова сделали бы наши народы читающими и думающими, а не тупеющими и спивающимися.
Баптизм оказывал значимое влияние на все российское общество, но сегодня об этом влиянии больше могут сказать светские ученые, чем сами верующие. Между тем, согласно журналу «Баптист» (№9, 1911) в России насчитывалось около 100 000 баптистов. Их влияние на общественную жизнь страны постоянно усиливалось. В.А. Фетлер проповедовал в концертных залах, театрах. «В русле баптизма» развивалось движение евангельских христиан под руководством И.С. Проханова, который проявил себя как политический лидер, сторонник христианской демократии. Однако затем эти добрые начинания были прерваны. Историки отмечают эту смену вектора от общества в себя: «В условиях советского общества баптизм претерпел сложную эволюцию, которая была вызвана не свойственной протестантскому богословию тенденцией постоянно обновляться, а совсем иными обстоятельства» [10]. Иные обстоятельства это необходимость уйти в подполье для самосохранения. Впоследствии подполье отложилось, выразилось в духовном и психологическом комплексе маргиналов, в «богословии страдания», в недоверии к обществу и болезненной подозрительности.
Историческим прецедентом для постсоветского баптизма стало появление в 2003 году социальной позиции протестантских церквей России, разработанной совместной комиссией баптистов, пятидесятников и адвентистов. При множестве положительный тезисов документа обращает на себя внимание новая, угодническая нотка по отношению к власти: протестантизм нельзя рассматривать вне истории российской государственности, протестанты способствовали укреплению обороноспособности страны, модернизации и становлению регулярной российской армии, находились в действующей армии, встретили Великую Отечественную войну как истинные граждане своего отечества (участие в боевых действиях – вот вклад российских протестантов в борьбу за спасение Родины (?) [11].
Нам представляется, что усилия баптистских церквей должны быть направлены не на укрепление государства, а на заботу о духовной судьбе его народа, обычных людей. Больше того, государство чаще всего оказывалось врагом духовного просвещения. Известно, что Русь была крещена, но не просвещена. Об этом пишет и В.Г. Павлов: «Наш русский народ принял христианство не по убеждению, но по приказанию великого князя Владимира» [12]. Как можно было исправить это? Через освобождение народа от крепостной зависимости, через распространение Евангелия, т.е. через свободу и христианское просвещение. «Неграмотный не мог читать Библии, следовательно, не мог и проверить учения господствующей церкви, сличив его с учением Нового Завета. Несвободный человек не мог без великих жертв исповедовать свою веру, которая не согласовалась с учением церкви… Только с получением свободы личности и усвоением грамотности наш крестьянин начал читать Библию и стал замечать несоответствие окружающей действительности с учением Христа» [13]. Очевидно, здесь штундисты-баптисты сыграли важную роль, от которой затем почему-то отказались.
Что значит быть протестантом сегодня? Ученый-востоковед и при этом активный проповедник баптизма Игорь Подберезский замечает журналистам: «У нас к протестантству иногда относятся слишком легковесно и видят в нем исключительно отрицание католичества и ничего большее. Между тем протестантство есть прежде всего особое отношение к Богу, суть которого – прямой диалог верующего с Ним и личная ответственность перед Ним. Для протестантства характерно своеобразное восприятие присутствия Божьего в этом мире, присутствия «здесь и сейчас», обостренное осознание своей греховности и своей вины перед Творцом. И в то же время – радость от того, что Господь есть и любит нас, полное упование на Него» [14].
На мой взгляд, замеченной выше легкомысленностью страдают не только «внешние», но и мы сами. Когда отвечать на вопрос «кто мы» начинаем с критики православных крестов и икон. Когда спешим разоблачить других, и тем самым строим свою идентичность на негативе.
Опасная легкомысленность преследует нас и тогда, когда проповедуя обостренное осознание греховности, о радости принятия и прощения сказать забываем, или, что еще хуже, умалчиваем сознательно, манипулируя виной людей.
В целом нужно признать, что наш баптизм остается большей частью «партикулярным», в котором выпячены одни стороны и в пренебрежении другие. На мой взгляд, нам нужно больше говорить о свободе, личности, творчестве, радости, Благодати, призвании, всеобщем священстве.
Далее я хочу сказать о болевых точках современного баптизма, которые могут и должны стать точками роста, сферами и направлениями, где открываются наибольшие перспективы.
Кризис руководства. В мировом, а в особенности славянском, баптизме очевиден дефицит авторитетных лидеров. Нам нужны люди. Как всегда, Бог ищет человека, который мог бы стать участником Его плана. Кого нам не хватает сегодня? Не хватает тонкого христианского философа и друга студентов Владимира Марцинковского; организаторского таланта и энциклопедической эрудии Ивана Проханова; влиятельности и аристократической жертвенности Пашкова, Корфа, Редстока; дерзновения Ивана Рябошапки, который не только научился читать, но и составил первый катехизис; политической грамотности и гражданской ответственности Василия Павлова; интеллигентности и при этом бескомпромиссности Георгия Винса; самобытности, оригинальности богослова Ивана Каргеля.
Яркие, одаренные, посвященные служители не появятся вдруг, их нужно взращивать, готовить на протяжении многих лет. Увы, Гамалиилов мало, но все же должны быть те, у ног которых будет чувствовать себя уютно молодежь – со своими сложными вопросам, наивным радикализмом, но и со своей энергией, своим энтузиазмом.
В изменившемся мире возник острый спрос на людей нового типа, которые понимают происходящие перемены, но при этом сохраняют ясным духовное сознание, у которых от перемен не закружилась голова, которые чужды и страха, и беззаботной эйфории.
Я связываю будущее с новым поколением лидеров служения, которые смогут творчески продолжить добрые традиции баптистских церквей, возвестить вечные истины с помощью новых методов, открыть новые подходы и формы служения.
Закрытость церквей. Евангельские церкви сохраняют опасливую дистанцию от общества, отдавая его тем самым на откуп разнуздавшемуся безбожию. Но Христос посылает Своих вестников в мир. Последние годы мы активно поддерживаем движение «Школы без стен», которое через мотивацию и практическое обучение молодежи помогает ей стать активным участников социального служения, выйти за стены зоны комфорта в сложный мир живых людей. Убежден, не участвуя в общественной жизни, мы не имеем права обвинять «секулярную культуру», «безбожную науку», «грязную политику», так как добровольно сдали эти сферы.
Церковь должна быть открыта к участию в жизни общества, использовать все открывающиеся возможности влиять на культуру, образование, науку, общественные дискуссии. В церкви должна сформироваться христианская интеллигенция, которая от имени христианского сообщества сможет авторитетно заявить свою позицию в общественной жизни.
Конфликт поколений. Большую тревогу внушает отток активной, творческой молодежи из традиционных церквей. Поколения обвиняют друг друга в непонимании, но стоит помнить, что в последнее время сердца отцов должны обратиться к детям, а сердца детей к отцам их, чтобы Бог не поразил землю проклятием (Мал. 4:6). Необходимо доверие к молодым лидерам, которые делают то же дело, но несколько иначе. Стоит признать, что вчерашними заслугами вечно жить не будешь, а методы и подходы устаревают еще быстрее, чем тускнеют награды. С уважением и доверием нужно передать эстафету служения, чтобы молодое поколение могло принять ее бережно и ответственно, а продолжить творчески, инициативно, свободно.
Богословская безграмотность. Наша некнижность стала притчей во языцех. Славяне известны своей уникальной способностью обращать недостатки в достоинства. Безграмотность мы называем простотой. Но в эпоху, называемую информационной, христиане должны прекрасно ориентироваться в запутанном мире знаний. Среди бесконечно множащихся мифологий, псевдонаук и суеверий мы должны уметь защищать истины своей веры не только ссылками на Библию, но и здравыми объяснениями этих цитат, логическими аргументами в их пользу. В обезумевшем мире, где люди преданы превратному уму, христиане должны хранить здравый смысл, слово истины, ответы на духовные поиски и вопросы.
Увы, наше богословие так и не оформилось в целостную систему. Во многом оно принадлежит отдельным толкователям или братству, но этого явно не достаточно для того, чтобы дать отчет в нашем уповании.
Больше всего говорят о богословии спасения – о кальвинизме и арминианстве, но почти ничего не слышно о богословии культуры, социальном богословии, антропологии. Недавно я слышал, как на прощальной панихиде об одном известном служителе говорили, что он был самым высшим авторитетом в вопросах богословия. Думаю, что это очень неудачный комплимент. Церковь должна строить свое богословие на основании евангельских истин, признавая их вечным и непреложным авторитетом, по сравнению с которым авторитеты отдельных служителей или традиций братства будут всегда второстепенными.
Слышал я также от лидеров наших союзов громкие слова о том, что никакое видение и богословие нам не нужны, потому что они уже есть в Библии. Думаю, что это недоразумение. Есть библейское богословие, раскрывающее учение о Боге как оно представлено авторами Библии. Но есть богословие историческое – как Церковь формировала и развивала свое вероучение. Есть богословие систематическое, представляющее целостную систему христианских ответов на основные вопросы жизни. Наконец, есть сравнительное богословие, отстаивающее истину христианства в отношении других религий и мировоззрений.
Эти виды богословия возникают при нашем участии – когда мы читаем Библию и учимся понимать ее, сравнивать, превращать в практическое руководство. Богословие не состоит из одних библейских цитат, но формируется из наших слов по поводу Слова. Богословие – это наши слова о Божьем Слове, попытка переложить Его Слово нашими человеческими словами.
Формирование богословия наших церквей – масштабная историческая задача. Сегодня, когда церкви пополнились образованными и одаренным служителями, для этого есть все возможности. Удивительно, но в самые трудные годы наши предшественники сделали больше для богословия, чем мы сегодня, во времена невиданной свободы.
Забота о новом поколении ревностных служителей-энтузиастов, открытость церкви к обществу, доверие молодежи со стороны старшего поколения и оформление евангельского богословия остаются стратегическими задачами наших церквей на ближайшее время. Они помогут провозгласить вечное Евангелие в дне сегодняшнем, связать славную историю наших церквей с такой сложной и непредсказуемой современностью.
Возможно, в истории церкви баптизм не занимает главное место, но мы ответственны за то, чтобы выполнить нашу скромную роль таким образом, чтобы стать источником обновляющей инициативы для других церквей и очагом надежды для общества. Бог использовал не самых великих людей, чтобы сотворить великие дела. Не будет оценивать себя высоко, будем строги и самокритичны, чтобы наилучшим образом послужить Ему и Его Церкви.
1 Митрохин Л. Баптизм: история и современность. – СПб.: РХГИ, 1997. – 480 с.
2 About EBF // http://www.ebf.org/about-ebf/
3 Бенедикт XVI. Энциклика Caritas in veritate. – М., 2009. - С. 5-6.
4 Рик Уоррен: «Социальное Евангелие- это марксизм в христианских одеждах» // ru.christiantoday.com/article/4197.htm
5 Спрос на смысл жизни. Проповедники на «рынке веры» отвечают на нужды, не удовлетворенные традиционными церквами // friday.vedomosti.ru/article.shtml. См. также: God Is Back. How the Global Revival of Faith Is Changing the World. By John Micklethwait and Adrian Wooldridge. London: Penguin, 2009
6 Епископство Хильдесхайм в целях экономии закрыло 54 церкви // http://www.lenta.ru/news/2009/09/30/kirchen/
7 Глава Союза баптистов Юрий Сипко призвал христиан стать примером для своих детей, а не вступать в конфессиональную борьбу // http://www.sclj.ru/news/detail.php
8 История евангельских христиан-баптистов России. – М.: РС ЕХБ, 2007. - С. 3
9 Лихих Г.А. Не надо впадать в руки врача. – Одесса: Духовное возрождение, 2009. - С. 102-103.
10 Ревуненкова Н. Протестантизм. – СПб.: ПИТЕР, 2007. - С. 204.
11 Социальная позиция протестантских церквей России. – М., 2003. - С. 68-70.
12 Павлов В.Г. Правда о баптистах // Павлов В.Г. Баптисты: церковь и государство. – М.: Логос, 2004. - С. 18.
13 Там же. – С. 37.
14 Подберезский И. Срок давности // Подберезский И. Протестанты и другие. Религиозная публицистика. – СПб.: Мирт, 2000. - С. 38.
Михаил ЧЕРЕНКОВ
