Пастырь
В этом году, 9 декабря, исполнилось бы 85 лет со дня рождения второго Патриарха Киевского и всея Руси-Украины УПЦ КП Владимира, до пострига в монахи — Романюк Василий Емельянович (1925—1995), а годы его патриаршего служения — 1993—1995. Но украинская общественность, наверное, никогда не забудет его скоропостижной смерти в знойный день 14 июля 1995 года вследствие четвертого инфаркта, во время прогулки в университетском Ботаническом саду. Как не забудет и драмы похороны патриота 18 июля 1995 года на Софийской площади перед стенами всенациональной, почти тысячелетней святыни — Софийского собора. Этот трагический день вошел в новейшую историю уже Независимой Украины под названием «черный вторник».
Кто же он, второй Патриарх Киевский и всея Руси-Украины УПЦ Киевского патриархата Владимир Романюк? С рядом вопросов о Патриархе Владимире Романюке я обратилась к участнику всех трех церковных соборов по выборам Патриархов Мстислава Скрипника, Владимира Романюка и Филарета Денисенко — к известному ученому, обладателю трех докторских дипломов по философии, богословию, искусствоведению, академику АН Высшей школы Украины, профессору Дмитрию СТЕПОВИКУ.
— Дмитрий Власович, когда состоялась ваша первая встреча с Патриархом Владимиром и какие впечатления вы вынесли?
— В Канаде. В 1988 году в болгарской столице Софии, где с 5 по 10 октября происходил X Международный конгресс славистов (я был его делегатом), меня пригласил на полгода в Канаду профессор Альбертского университета в канадском городе Эдмонтон украинец Богдан Медвидский. Цель — прочтение курса лекций по истории украинского искусства в Департаменте славянских и восточноевропейских исследований Альбертского университета. Приглашение я принял, но в то, что поеду, не очень верил. Поскольку в западные страны я был так называемый невыездной; ведь советская власть считала, что я могу оттуда не вернуться: имел ярлык националиста, или, по крайней мере, «национально напряженного» (сугубо кагэбэшный термин). Тем не менее случилось невероятное, и я с января по июнь 1989 года читал в Эдмонтоне свои лекции. Мои выступления кое-кому понравились, и в коротких перерывах между лекциями я, по соответствующим приглашениям, посетил главные города канадских провинций: Ванкувер, Викторию, Виннипег, Торонто, Монреаль, город Квебек, столичную Оттаву. О своих впечатлениях от этих поездок, встреч, выступлений мог бы написать целую книгу. Но я хочу конкретнее ответить на ваш вопрос об отце Василии.
Как известно, священника Василия Романюка как неугодного советам дважды по много лет мучили по тюрьмам и выселкам и, в конце концов, летом 1988 года удалили вместе с сыном Тарасом из СССР на Запад — в Канаду. Если бы не Горбачев со своей «перестройкой», то Романюков, наверное, постигла бы судьба Василя Стуса. Но отец Романюк оказался в свободном мире, и митрополит Украинской православной церкви в Канаде Василий Федак послал его на служение в украинский православный приход города Ватерло, что в провинции Онтарио, к югу от Торонто. Когда же я приехал из Эдмонтона в Торонто, то мои друзья и коллеги-ученые, пригласившие жить у них дома, Дария и Юрий Даревичи составили для меня целую программу на все семь дней пребывания в Торонто — с 21 по 28 февраля 1989 года. Каждый день у меня была либо лекция, либо выступление — и много частных встреч. Даревичи сказали мне, что тогда, зимой 1989 года, в Канаде находилось уже около шести тысяч гостей из Украины; нескольких из них, например, художников Андрея и Феодосия Гуменюков, Ивана Остафийчука, я встретил здесь же, на моих выступлениях или в гостях у людей. Как-то Даревичи мне сказали, что есть среди этих шести тысяч гостей из тогдашней Украинской ССР одна необыкновенная личность: православный священник-изгнанник с Родины — Василий Романюк. Получил он спокойный, тихий приход в очень милом городке, но часто бывает в Торонто и здесь провозглашает пламенные проповеди, главная идея которых — Бог и Украина.
Я несколько разочаровал Даревичей, которые думали, что «открыли» для меня о. Василия Романюка, выпущенного полгода назад из «тюрьмы народов» — СССР: я сказал моим милым хозяевам и их трем детям, что знаю страдальческий путь этого священника, его рано умершей жены Марии, сына Тараса, который по приезде в Канаду учился в Духовной коллегии-семинарии св. апостола Андрея в Виннипеге.
Итак, в эти дни конца февраля 1989 года о. Василий находился в Торонто, и Даревичи пригласили меня на его речь в Торонтском институте св. Владимира. Этот институт — не учебное заведение в нашем понимании, а научное, общественное учреждение для разных публичных мероприятий — выставок, лекций, концертов. Здесь я впервые в жизни и увидел легендарного страдальца, о котором много знал еще в Украине, но никогда с ним не встречался и не видел его. Зал был переполнен, но меня, как гостя из Украины, посадили ближе к сцене. В первом ряду сидели несколько священников и, кажется, даже греко-католический тогдашний епископ провинции Онтарио, владыка Исидор Борецкий. Выступал отец Василий долго, пламенно, прекрасным украинским литературным языком, который редко услышишь от гуцула — ведь он из Косивского края, из села Химчин. Голос у него был не звонкий, а густой и немного глуховатый. Я ощутил в нем твердо верующего христианина, пастыря. Он цитировал Священное Писание и давал пояснения, которые были тесно связаны с судьбой Украины. В свои 74 года выглядел младше своих лет; стройный, среднего роста. Ряса делала его немного выше, а на груди сиял прекрасный крест с украшениями — незадолго до этого о. Василий побывал в США и митрополит УПЦ в США Мстислав Скрипник наградил о. Василия митрой и саном митрофорного протоиерея.
После лекции о. Василия окружили плотным кольцом слушатели. Хотя он дал много ответов на их вопросы во время лекции, все равно вопросы продолжали сыпаться, особенно от женщин. Если бы не Даревичи, не пробиться бы мне к отцу сквозь кольцо интересных торонтонских женщин. Итак, Дария Даревич выпихнула меня к самому отцу и представила: вот искусствовед из Киева, профессорствует у нас. Когда о. Василий справился о моей фамилии, кто я, и где работаю, то сказал, что знает меня, слышал много доброго (так и сказал), и спросил, когда я возвращаюсь домой? Я ответил, что в середине 1989 года, летом. Улыбнувшись, Романюк сказал: «Полетим вместе». На мой немой и удивленный вопрос, как это так, только что прибыл не по своей воле в страну, где так много проживает доброжелательных к нему земляков-украинцев, но священник прибавил мало понятную мне тогда фразу: «Я этой сытой Канадой сыт по горло». Между прочим, его несколько суровый вид резко менялся, когда отца озаряла милая и доброжелательная улыбка. На этом наш короткий разговор завершился. Намного позднее, когда его избрали Патриархом Киевским и всея Руси-Украины, я понял суть слов о. Василия о сытости богатой спокойной Канады: Василий Романюк был воином на поле духовном и на поле национальном. Он — словно птица-буревестник. И таких духовных лидеров как раз востребовала тогдашняя переломная эпоха.
— Как вы оцениваете деятельность владыки Владимира Романюка после его возвращения из Канады в Украину? Встречались ли с ним? Произошли ли в его характере, поведении какие-то изменения после того как он стал архиереем — епископом, архиепископом, митрополитом, патриархом?
|
— Конечно, духовная карьера владыки после Канады стремительно продвигалась вверх. За шесть лет (1990—1995) он прошел все ступеньки духовного пастыря: от священника до патриарха. Я сказал и еще раз повторю: тогдашняя переломная эпоха нуждалась в таких деятелях. Ведь тогда происходил параллельный процесс восстановления и возрождения двух церквей, которые были сторонниками получения Украиной статуса независимого, самостоятельного, суверенного государства: УАПЦ и УГКЦ. В общественно-политическом плане обе церкви сделали хорошую духовную работу, полезную для каждого правдивого украинца. Но в плане сугубо юрисдикционном, между ними завязалось нездоровое соревнование, которое кое-где переросло в противостояние. Вместо того чтобы строить структуры УАПЦ, которые еще не были сформированы, некоторые коварные единицы в середине церкви (и добавлю, враждебные силы вне церкви и даже вне Украины) разжигали вражду между украинскими православными христианами и греко-католиками. К сожалению, в это противостояние они втянули митрополита Владимира Романюка. Я не принадлежал к ближайшему окружению владыки Владимира ни до, ни после избрания его патриархом (1993 год), но как участник движения за автокефалию Церкви неоднократно встречался с ним. Я видел, что его окружение не является добрым ни в каком плане, в частности, моральном. Тем не менее я не мог об этом ему сказать, поскольку эти единицы, мужчины и женщины, всегда были при нем. Единственное, что я мог посоветовать Патриарху, это чтобы он не вовлекался в губительную для Украины борьбу за недопущение восстановления легального статуса УГКЦ. Один раз, второй, третий владыка слушал меня, и было впечатление, что он соглашается. Потом молчал, ни «за», ни «против», но с недовольным лицом. В конце концов, он как-то говорит мне: «Мы думали сделать из вас нечто наподобие министра иностранных дел нашей церкви (в скобках отмечу, что тогда, при президенте Кравчуке, ходили упорные слухи, что меня должны были назначить послом Украины в государстве Ватикан), или главой внешних связей УАПЦ, даже высвятить вас в епископы. Но вы все о греко-католиках да греко-католиках; так мы решили ни того, ни другого не делать».
Итак, ненужная и откровенно навязанная со стороны позиция борца против возрождения УГКЦ не пошла на пользу ни самому владыке Владимиру, ни УАПЦ на начальных этапах ее возрождения. Эту позицию он несколько смягчил, после того как В. Романюка по упокоении первого православного Патриарха Украины Мстислава Скрипника избрали Патриархом. Конечно, после той короткой встречи в Канаде, я заметил изменения в характере и поведении владыки. Так как изменился его статус. Он был хорошим архиереем. Его речи напоминали своей пламенностью и искренним патриотизмом, духовностью и преданностью Христу речи Мстислава и многих архиереев УАПЦ в 20-е годы прошлого века, включая речи митрополита Василия Липкивского. Это была самая сильная, лучшая сторона его пастырства как до избрания патриархом, так и после.
— Господин профессор, что вы можете сказать о позиции владыки Владимира Романюка по объединению УАПЦ и УПЦ Московского патриархата в июне 1992 года?
— Его позиция была очень важная и принципиальная. От начала и до конца владыка был за это объединение, хотя тогдашний предстоятель УАПЦ Патриарх Мстислав не сразу постиг судьбоносность этого объединения и в определенные моменты остро критиковал поспешность и процедуру этого объединения на соборах в 1992 году. Впрочем, я точно знаю от самого Мстислава, что и он был за объединение с УПЦ, но по его собственному плану и в его присутствии. Эти два формальных требования не были соблюдены из-за преклонного возраста и плохого состояния здоровья Патриарха Мстислава в 1992 году. Но неискренни и неправдивы те, кто тогда говорил и теперь говорит, что Мстислав был против объединения с той частью УПЦ, которую возглавлял тогда экзарх Украины митрополит Филарет Денисенко. Я знаю точно, что Владимир Романюк имел контакт с Патриархом Мстиславом по поводу объединения с церковью Филарета, и что Мстислав имел положительное суждение и об украинской патриотической части УПЦ во главе с Филаретом, и о самой личности Филарета как очень способного церковного деятеля Украины.
— Вы присутствовали на Поместном соборе УПЦ Киевского патриархата, который избрал тогдашнего митрополита Владимира Романюка вторым Патриархом Киевским и всея Руси-Украины?
— Я был делегатом всех трех соборов, на которых избирали патриархов: Мстислава (1990 год), Владимира (1993 год) и Филарета (1995 год). Должен сказать к сведению врагов и недоброжелателей УПЦ КП, которые упражняются в словоблудии, что это Церковь неканоническая, неблагодатная и т.д. Все три собора точно соответствовали православным традициям Поместных полных соборов с представительством всех звеньев иерархии, клира, монастырей и мирян, то есть на все трех была полнота Церкви! И выборы имели благословенный, спокойный, набожный характер с соблюдением всех требований церковной демократии. Хотя, конечно, были дискуссии, иногда острые. Были демонстративные манифестации, а именно, оставление несколькими персонами во главе с владыкой Антонием Масендичем храма святой Софии, где проходил поместный собор осенью 1993 года. Но никто и никогда не упрекнет, если, конечно, имеет совесть, что эти соборы хоть в какой-то части были неканоническими.
При выборе патриарха 1993 года во второй тур вышли Владимир и Филарет. Два самых сильных на то время архиерея. Большинством голосов победил Владимир. Тихая радость и вместе с тем большая забота, которая теперь возникла перед ним, читались на его лице.
— Как вы расцениваете с позиций нынешнего дня двадцатимесячное патриаршество Владимира Романюка?
— Да, оно было коротким, немногим больше полутора лет. Если его оценивать аналитически, то это должен сделать профессиональный историк Церкви — со всей документацией за этот период и воспоминаниями современников. Я не историк Церкви этого периода, а историк священного христианского искусства. Но как заинтересованное лицо я мог бы о 20 годах существования Киевского патриархата и о роли трех патриархов сказать образно и афористично: Патриархи Мстислав и Владимир заложили за пять лет фундамент Киевского патриархата, а патриарх Филарет за 15 лет своего патриаршества возвел его замечательное строение, которое сияет, словно купола Михайловского Златоверхого монастыря в погожий день.
Конечно, о Патриархе Владимире Романюке должна быть написана — и, я уверен, будет написана — фундаментальная богословская монография. Как и о Патриархе Филарете. Так как это три знаковых фигуры нашей церковной истории ХХ—ХХІ веков. О Мстиславе уже такая монография написана и издана. У нас есть специалисты, которые способны создать такие книги. Они воспитаны и выучены здесь, в стенах Киевской православной богословской академии. Итак — за работу! Важная часть материалов о жизни отца Василия Емельяновича Романюка — Патриарха Владимира — опубликована в книгах его сына, к сожалению, недавно упокоенного, священника Покровской церкви в Киеве Тараса Романюка «Патриарх Владимир, или Воспоминания об отце» (К., 2000) и «Канадские рассказы» (К., 2006). Бесспорно, у сына были документы, да еще дополнительные воспоминания о своем выдающемся отце; а кроме того, еще много есть людей, у которых есть что сказать об этом славном человеке. Написана не одна дюжина статей. Все это надо собрать вместе и проанализировать. Это не какая-нибудь работа, а конечная необходимость, так как это — существенная часть современной истории УПЦ, на которую еще долго будут ссылаться специалисты. Мы живем в лукавые дни, поэтому надо очень высоко поднять украинский национальный дух в нашей церковной среде.
— Дмитрий Власович, были ли вы на Софийской площади 18 июля 1995 года, когда хоронили на святом месте Киева упокоеного Патриарха Владимира? Какие впечатления?
— Нет, не был. Я почти все лето 1995 года провел в Париже, работая в архиве и библиотеке. Конечно, с украинской общиной Парижа внимательно следил за событиями в Украине. 14 июля, день скоропостижной смерти Патриарха — национальный праздник Франции, день Бастилии. Гулял по Елисейским полям, был на площади Звезды, смотрел на фейерверки над рекой Сеной. В отель вернулся поздно, как вдруг звонок: профессор Аркадий Илларионович Жуковский, который дома слушал французское радио, услышал короткую фразу, что в Киеве умер выдающийся иерарх Православной церкви по имени Владимир. Жуковский поручил мне на другой день связаться с Киевом и узнать подробности. Вместе с редактором украинской газеты «Украинское Слово», выходившей в Париже, Юлием Лазарчуком, выбираем из разных источников информацию и информируем одного из ведущих украинцев в французской столице Аркадия Жуковского. Обращаемся за помощью к Посольству Украины во Франции и лично к послу Юрию Кочубею. Печаль и тревога. Так проходит четыре дня. И вот 18 июля поздно вечером ко мне в комнату снова звонок от профессора Аркадия Жуковского. Голос полный отчаяния: «Что вы здесь сидите? На Софийской площади — мамаево побоище. При похоронах Патриарха возле стен Софии Киевской пролилась кровь. Могилу засыпали голыми руками. Площадь вся в крови». Потом я узнал, когда вернулся из Франции домой в Киев, что в приступе отчаяния Жуковский несколько сгустил краски, в частности, что площадь была вся в крови. Но черный вторник все же навсегда останется несмываемым пятном греха на тогдашнем политическом руководстве якобы независимой на то время Украины.
