Патриарх Кирилл о российских войнах: never say never

«Пусть было, как было, — ведь как-нибудь да было! Никогда так не было, чтобы никак не было!» — за этот принцип угольщик Франтишек Шквор, как поведал нам его знакомый солдат Швейк, пошел даже на смерть. Видимо, именно этим нехитрым принципом руководствовался Патриарх Кирилл, выступая с речью в Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил России. Да, как-то же оно все-таки было. Но допустима ли подмена нравственной оценки событий в угоду текущей конъюнктуре? «Истина – это то, во что ты веришь, а не то, что есть на самом деле».

Патриарх, с его слов, говорил по ненаписанному, как когда-то заставлял бояр Петр I. Трудно сказать, что из сказанного написано референтами, а что — «самиздат» самого Патриарха, но получилось, как всегда, настолько экстраординарно, что невозможно не откликнуться.

«Такая великая страна, как Россия, — обладающая несметными богатствами, огромным потенциалом, совершенно уникальным геополитическим положением, — всегда была вожделенным объектом для тех, кто хотел бы использовать для себя все те преимущества, которые Бог пожелал вручить именно нашему народу.

На свете очень мало стран, которые бы подвергались в своей истории столь мощным проявлениям внешней агрессии, как Россия».

Без сомнения, Патриарх продолжает политику Кремля по скреплению своего местами расшатанного государства, которая в психологии называется «синдромом осажденной крепости». И тут неважно, насколько реальность (прошлая, нынешняя или будущая) соответствует заявленным утверждениям. Всякая страна может о себе сказать, что она богата – но у каждого свое представление о богатстве, уникальна – но это надо подтверждать практикой, потенциальна – но можно всю свою историю пробарахтаться, а «обладает большим потенциалом» со временем из заявки на перспективность превращается в диагноз. Вроде «вечного студента». Нескольких сот лет обычно достаточно, чтобы государство смогло реализовать свой потенциал и показать миру его явное воплощение. В чем состоит уникальное геополитическое положение России, Патриарх не уточнил. Но его истоки, очевидно, связаны со следующим утверждением:

«Собственно говоря, вся наша история так или иначе отмечена войнами, причем Россия никогда не вела захватнических войн. Мы прирастали территориями, но не в результате целенаправленной стратегии, связанной с захватом этих территорий, а только вследствие победы над агрессором. Так было на протяжении практически всей истории — когда прогоняли врага, его наказывали. И какая-то часть страны приросла за счет тех земель, которые были отвоеваны, но опять-таки не в результате агрессии, а в результате защиты Отечества».

То есть, войны были – да, причем постоянно, территория в результате этих войн разбухла до необъятных размеров – тоже да, но никакой стратегии, агрессии и несправедливости при этом Россия не проявила.

Тут уж любой, кто мало-мальски знаком с историей России (от княжества Московского до Российской империи), начнет лихорадочно вспоминать, где он уже ранее мог слышать нечто подобное. Собственно, далеко ходить не надо: этому утверждению уже не один десяток лет.

«…когда в предвоенные годы возникла и потом сохранялась потребность в патриотической идеологической линии, появился обязательный для всех школьных учебников пакет утверждений: Россия никогда не вела захватнических войн, народы один за другим присоединялись к ней совершенно добровольно, и для них вхождение в империю было исторически прогрессивным явлением».

Причем у авторов этой гениальной мысли не возникает даже допущения, что их аксиома обязательно должна быть основана на неопровержимых фактах – иначе это не аксиома. Один взгляд на интерактивную карту России с 14 по 18 век не оставляет камня на камне от теории прирастания русских земель благодаря исключительно самообороне. Россия возникла на территории одного Московского княжества, которое начало политику завоеваний прочих русских княжеств (Новгород, Тверь, Рязань, Ярославль, Ростов). Что, эти русские (но не входящие в состав Московского) княжества тоже были агрессорами и врагами в понимании патриарха Кирилла?

Возьмем самый простой пример, лежащий на поверхности: поглощение Казанского ханства. Как известно, ордынская империя начала свой распад в начале XV века. На его территории образовался ряд ханств – Астраханское, Казанское, Сибирское и Крымское, и Ногайская орда. Образование Казанского ханства датируется 1438 г., а в 1487 г. оно попало в вассальную зависимость от Московии именно благодаря русским походам на Казань и Вятку. Ханом стал, как сейчас модно говорить, русофил Мухаммед Эмин – марионетка царя Ивана III. В результате этих событий началась внутренняя грызня в ханстве (нашими словами, борьба русофилов с русофобами). Эта борьба привела к различным альянсам ханства с ногаями (по сути, с Турцией), а также к набегам на Московское княжество. В коротком историческом периоде эти набеги можно объяснить противостоянием с московитами уже за освобождение самих татар от русского гнета (sic!). В 1552 году произошел финал этого «соседского противостояния», и Казанское ханство было уничтожено и присоединено к Московии. И тут, как всегда, есть две стороны, видящие историю падения Казани разными глазами. Для Московии это было вот как впоследствии оценено:

«Завоевание Казанского царства было, следовательно, первым завоеванием, и, что всего важнее завоеванием Татарского царства: после многих веков страдания и унижения явился наконец царь на Русь, который возвратил ей счастливое время первых князей-завоевателей.... Завоевание Казанского царства было подвигом необходимым и священным в глазах каждого русского человека; подвиг этот совершался для защиты христианства от бусурманства, охранения русских областей, опустошаемых варварами, для освобождения пленников христианских. ... В истории Восточной Европы взятие Казани, водружение креста на берегах ее рек имеет важное значение ... широкая степь отделяла Московское государство от Крыма. Ничто не отдаляло его от... царства Казанского, основанного на Средней Волге и Нижней Каме, в том важном месте, где новая Северо-Восточная Русь необходимо должна была столкнуться с Азиею в своем естественном стремлении — вниз по Волге. Издавна Азия, и Азия магометанская, устроила здесь притон, притон не для кочевых орд, но для цивилизации своей. ... До тех пор пока существовала Казань, до тех пор дальнейшее движение русской колонизации на восток по Волге, наступательное движение Европы на Азию было невозможным. Страшное ожесточение, с каким татары, эти жители степей и кибиток, способные к нападению, но неспособные к защите, защищали, однако, Казань, это страшное ожесточение заслуживает внимание историка: здесь Средняя Азия под знаменем Магомета билась за свой последний оплот против Европы, шедшей под христианским знаменем государя московского. Пала Казань, и вся Волга стала рекою Московского государства» [Соловьев С.М. Сочинения. Книга III. T.6. С.460-462].

Естественно, что татары смотрят на те события (и помнят их до сих пор!) совершенно иначе. В частности, татары лучше русских знают труды некоего Ивана Пересветова, которые оказали значительное влияние на внешнюю политику Московского царства в конце 1540-х гг., тем более что они весьма удачно наложились на идею «Москва – Третий Рим». Вот его типичный призыв: «а иныя воиники удалыя послати на улусы казанския, да вел?ти улусы жечи, а людей с?чи и пленити». Ибо Казань была «подрайскою землицею, всем угодною». Ранее эту мысль высказывал и Андрей Курбский. Идеи превентивной войны разделяли и церковнослужители, в частности, преп. Максим Грек. Одновременно с завоеванием (будем настаивать именно на таком характере казанских походов) предполагалось и «оправославливать» покоренное население, причем добрая воля на то самих «крещаемых» совершенно не принималась во внимание: «Ни что же бо тако пользует православных царей, яко же се, еже неверных в веру обращати, аще и не восхотят... дабы вся вселенная наполнилася православиа» [цит. за «История Христианства на Волге и Урале»].

Документы говорят, что неоднократно для того, чтобы иметь повод напасть на приграничные территории, русские проводили карательные операции, направленные на уничтожение мирного населения. Набег татар не заставлял себя долго ждать. Далеко не все историки склонны видеть в казанской операции оборонительный маневр: «В начале XVI в. Россия превратилась в единое сильное государство. Граничившие с ним татарские ханства и орды, хотя и являлись беспокойными соседями, все-таки по отдельности опасности для России не представляли. Однако русским было ещe памятно ордынское иго, имелся даже своеобразный ордынский синдром, влиявший на политику страны и массовое сознание. В России серьезно опасались возрождения Золотой Орды, это была вполне очевидная угроза. Воссоздание некогда могучего государства на прежней основе произойти не могло, слишком сильны были противоречия между государствами — наследниками Золотой Орды. В то же время в регионе заметно возросло влияние России, противостоять которому в полной мере татарские ханства уже не могли». [А. Г. Бахтин. Причины присоединения Поволжья и Приуралья к России// Вопросы истории. 2001. № 5. С.65. Цит.по: Завоевание Казанского ханства: причины и последствия (критический разбор новых тенденций современной российской историографии)]

Собственно, аналогичная история произошла со многими государствами, ставшими на пути экспансии России. Но были и другие войны: 3 раздела Польши, предвоенная Финляндия, Сахалин и Курильские острова, Прибалтика… Разве что Аляску колонизовали более-менее мирным путем. О присоединении Прибалтики в 1939 г. напомним Патриарху Кириллу непосредственно слова товарища Сталина от 2 октября 1939 г. на переговорах Сталина, Молотова и министра иностранных дел Латвии Мунтерса: «В настоящее время мы не имеем выхода и находимся в том нынешнем положении, в каком больше оставаться нельзя… если не мы, то немцы могут вас оккупировать».

Очевидно, уже не хотят помнить о «большой азиатской программе» Николая II, которая привела к русско-японской войне 1905 г. Эта программа базировалась на той же идее русского мессианства, что и стратегия завоевания бывших золотоордынских территорий: «Иные говорят: «К чему нам это? У нас и так земли много», – но для Всероссийской державы нет другого исхода, – или стать тем, чем она от века призвана быть (мировой силой, сочетающей Запад с Востоком), или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе нас, в конце концов, подавит внешним прев осходством своим, а не нами пробужденные азиатские народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники» [Э.Э. Ухтомский, цит. по Император Николай II. Большая Азиатская Программа].

В процессе работы над анализом речи Патриарха довелось наткнуться на такую интересную подмену. Признавая завоевательный характер русских войн, некоторые их апологеты при этом еще 100 лет назад утверждали: «завоевательные войны вела и Россия. На западе эти войны были, собственно, только стратегической обороной». Автор этих строк – убежденный монархист Иван Солоневич (1891 – 1953). Он вывел такую идеальную трансформационную формулу (по сути, формулу подмены): да, у нас были войны наступательные, они все равно не были завоевательными. При этом слова «наступательный» и «завоевательный» постоянно путаются, как стекляшки в калейдоскопе. Например: «все основные наши войны были войнами оборонительными, хотя были и войны чисто наступательные». После такой путаницы трудно поверить, что описанное далее завоевание Сибири было вызвано исключительно «наступательной стратегической обороной»: «Завоевание Сибири автоматически вовлекло нас в завоевательную войну с Японией. Для Сибири был необходим выход к Тихому океану. Для Японии никак не было нужно, чтобы Россия охватила её полукольцом — от Сахалина до Ляо-Дуна. России был нужен выход к океану, перенаселённой Японии нужна была опора на материке. Такие вопросы решаются силой» [И.Л. Солоневич «Народная монархия». Цит. по: «Два полюса»]. Так увлеклись защитой рубежей от набегов Казанского ханства, что вдруг, незаметно для себя вышли к Тихому океану и столкнулись с японцами!

Что это, как не откровенное лукавство в оценке морально-политического характера «своих» войн? Но сама история мировых войн убеждает, что не всегда «наступательная стратегическая оборона» уместна в целях защиты своих границ от нападения сопредельных народов. В Европе много государств имели затяжные конфликты друг с другом (Франция и Германия, Франция и Нидерланды, Франция и Англия, Испания и Англия), однако это в большинстве случаев не привело к превентивным войнам со старым и ослабевшим противником с целью поглощения. Ведь одно дело – обороняться на границах, а другое – уничтожить и присоединить к себе всю территорию противника, после чего, естественно, граница смещается, и – опять естественно! – возникают новые враги, нападающие на новые границы «миролюбивого оборонителя».

Не все войны закончились победой России. Однако если даже откровенно захватнические действия России сейчас отказываются признавать иначе, кроме как стратегической обороной, то тем более никогда не признают захватнический характер тех намерений, которые закончились неудачей. А ведь неслучайно военный устав 1939 г. (ПУ-39) гласил: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий… Наступательный бой есть основной вид действий РККА». При той тотальной концентрации внимания на враге, что существовала в сталинском СССР, особых поводов к «защите от противника» долго искать не приходилось. Типичный пример – Зимняя война с Финляндией 1939-1940 гг., начавшаяся с так называемого «Майнильского инцидента».

Нет сомнения: Патриарх Кирилл прекрасно понимает, что в нынешних условиях «мотивация для ратного труда и подвига» нуждается в обновлении – слишком много ценностей и смыслов дискредитировано. Самый универсальный стимул обозначили еще древние римляне: «за очаги и алтари». Собственно, в лозунге, который воспроизвел Патриарх Кирилл – «За веру, царя и Отечество!», есть и древнеримский отголосок. Под Отечеством же Патриархом понимается «общее духовное и культурное пространство народа». Тут стоит обратить внимание, что об общем духовном и культурном пространстве патриарх говорит не только в самой России, но и пребывая в Украине, это же определение касается и Беларуси. Правда, о том, что это общее пространство он сам понимает как общее Отечество, в Украине Патриарх почему-то предпочитает не говорить. Получается интересная метаморфоза: первоиерарх РПЦ стимулирует российских солдат защищать свое Отечество, в которое он по культурно-духовному признаку постепенно включает и территории, находящиеся за пределами Российской Федерации. Какие же выводы можно, в таком случае, сделать, исходя из наблюдения за неуемным энтузиазмом патриаршьей «группы поддержки» восстановить и сберечь общее культурное и духовное пространство того, что называют «Святая Русь»? Получается, что негласно речь идет о восстановлении того самого Отечества, которое призваны защищать вооруженные силы России! Все то же неискоренимое мессианство (в наше время называемое «зудом спасительства»)… Вот так и формируется миф, который потом можно будет навязывать как «защиту исторической памяти».

Нет стран без войн. Нет войн на чужой территории, которые можно было бы назвать «справедливыми». Но ведь Патриарх Кирилл не только разделил войны на справедливые и несправедливые (да, с точки зрения победителей все их войны – только справедливые, ибо чем иным можно мотивировать солдат на смерть, кроме как высшими целями?). Патриарх произнес сакраментальное «никогда». Хотя англичане советуют: never say never.