Переосмысление в РПЦ анафемы Льву Толстому как зеркало «Русского мира»

20 ноября исполнилось 100 лет со дня смерти великого русского писателя Льва Толстого. К приближению этой даты в СМИ произошло некоторое оживление темы о совершившемся в 1901 году отлучении Толстого от Церкви. Недавние заявления московских священнослужителей архимандрита Тихона (Шевкунова) и протоиерея Димитрия Смирнова (оба возглавляют влиятельные Синодальные структуры РПЦ) являются прекрасной иллюстрацией практического применения той концепции «Русского мира», которая активно пропагандируется в современной РПЦ. Естественно, возникает желание сопоставить высказывания видных представителей духовенства Русской Церкви, современных Толстому, с заявлениями видных представителей той же Церкви, современных нам.

18 ноября «Российская газета» опубликовала как обращение Сергея Степашина, президента Российского книжного союза (и «по совместительству» председателя Счетной Палаты РФ), к патриарху Московскому Кириллу, так и ответ РПЦ на это обращение.

Сергей Степашин, «принимая во внимание» невозможность для РПЦ пересмотреть отлучение Толстого, попросил патриарха «проявить сегодня к этому сомневающемуся человеку то сострадание, на которое способна именно Церковь». «Разъяснение позиции Церкви в этом вопросе, публичное проявление в той или иной форме чувств сострадания со стороны Церкви к великому писателю в канун скорбной даты, по мнению Российского книжного союза, были бы сегодня правильно восприняты православным сообществом и обществом в целом», заключил он.

Ответить со стороны РПЦ было поручено ответственному секретарю Патриаршего совета по культуре архимандрита Тихону (Шевкунову), что он сделал, как сам сообщает, по благословению патриарха Кирилла. Архимандрит заявил, что в 1901 г. Синод «лишь констатировал уже свершившийся факт — граф Толстой сам отлучил себя от Церкви, полностью порвал с ней, чего он не только не отрицал, но и при всяком удобном случае решительно подчеркивал». Священник процитировал слова писателя: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо… Я отвергаю все таинства… Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей», указал, что с 27 лет Толстой «вынашивал идею создания новой веры» и в преклонных годах создал «секту своих почитателей». «Главным объектом нападок Л.Н. Толстого становится Православная Церковь. Его высказывания и поступки, направленные против нее, были ужасающи для православного сознания. … Великий талант графа Толстого целенаправленно употреблен им на разрушение духовных и общественных устоев России», пишет архимандрит.

Продолжая говорить об отлучении Толстого, о. Тихон в то же время заявил, что «Церковь с огромным сочувствием относилась к духовной судьбе писателя. Ни до, ни после его смерти никаких «анафем и проклятий», как утверждали сто лет назад и утверждают сегодня недобросовестные историки и публицисты, на него произнесено не было. … Поскольку примирение писателя с Церковью так и не произошло (Л.Н. Толстой публично не отказался от своих трагических духовных заблуждений), отлучение, которым он сам себя отверг от Церкви, снято быть не может. Это означает, что канонически его церковное поминовение невозможно. И все же сострадательное сердце любого христианина, читающего художественные произведения великого писателя, не может быть закрыто для искренней, смиренной молитвы о его душе».

Слова о. Тихона о том, что «ни до, ни после его (Льва Толстого – авт.) смерти никаких «анафем и проклятий», как утверждали сто лет назад и утверждают сегодня недобросовестные историки и публицисты, на него произнесено не было», почти буквально повторяют заявление другого видного представителя современной РПЦ — протоиерея Димитрия Смирнова, сделанное им в начале года. Тогда с подчеркнуто мягкой и почтительной интонацией он завил в телевизионной передаче (видео размещено также на Youtube): «Льва Толстого никогда никто анафеме не предавал. Это все журналисты придумали. Можете почитать документы. То, что называется анафемой… там слово «анафема» вообще не произносилось. Просто в силу того, что граф Лев Николаевич позиционировал себя как христианин и для многих это было соблазном: дескать, «Я, Лев Толстой, правильно понимаю Евангелие, а Церковь неправильно понимает», поэтому Церковь издала такой документ, в котором разъяснялось, что Лев Николаевич заблуждается; то, что он говорит, это не христианство, а то, что Церковь — это христианство. Вот и всё». По словам о. Димитрия, не состоялось вообще никакого «отлучения от Церкви» Толстого, так как к Церкви, по его мнению, тот никогда и не принадлежал. От ответа на заданный ему естественный вопрос, что Толстой принадлежал к Церкви «по крещению», Димитрий Смирнов уклонился.

Как пример настоящей анафемы прот. Димитрий Смирнов привел Патриарха УПЦ-КП Филарета, анафематствованного в РПЦ. И здесь тон его речи радикально меняется. «Есть такой гражданин — Мишка Денисенко. … Когда-то он был Митрополитом Киевским. И он соврал на соборе, клятву нарушил и организовал на Украине Украинскую Православную Церковь (отдельную от Церкви), которую никто не признаёт, сам избрал себя патриархом и так далее. … Вот его — анафематствовали… Его отлучили от Церкви. Анафема. Что это значит? Он — Мишка Денисенко. … Он вообще никто. Он — как некрещенный мужик у ларька, который пивом торгует».

В этой связи показательным будет привести и слова того же прот. Димитрия Смирнова, сказанные им полтора года назад о «невозможности» снятия анафемы с гетмана Ивана Мазепы. По мнению священника, попытки реабилитировать Мазепу — «напрасные хлопоты». «Разве вскрылись какие-то новые обстоятельства? Материала на Мазепу больше, чем на Адольфа Гитлера. Он не предатель, а распредатель», - подчеркнул Димитрий Смирнов. «Насчет анафемы ничего не выйдет — могут не хлопотать». В заключение он назвал «очень показательным» то, что «именно такой человек, как Мазепа становится национальным героем у наших южных соседей». «Это самая прекрасная символическая фигура для национального героя», — иронически заметил он.

Все эти высказывания двух священнослужителей являются прекрасной иллюстрацией практического применения той концепции «Русского мира», которая активно пропагандируется в современной РПЦ. Прежде всего, бросается в глаза, с одной стороны, нескрываемый пиетет, с которым отзываются о Толстом современные представители Русской Церкви. «Граф Лев Николаевич…Великий писатель земли Русской… Одна из вершин не только русской, но и мировой литературы… Несколько поколений православных читателей в нашей стране и за рубежом высоко ценят литературное творчество Л.Н. Толстого…» и т. п. С другой стороны — столь же очевидно открытое презрение к патриарху Филарету и гетману Ивану Мазепе.

В собственном желании подчеркнуть уважение РПЦ к Толстому («православные люди по-прежнему почитают великий художественный талант Л.Н. Толстого») эти священнослужители доходят до прямого отрицания очевидных вещей.

Во-первых, отлучение Толстого в 1901 г. в действительности было самым обыкновенным провозглашением ему анафемы Русской Церковью. Толстой открыто и настойчиво проповедовал учение, совершенно несовместимое со всей православной догматикой. Он прямо отрицал догмат о Святой Троице, Божественную природу во Христе, учение о всеобщем воскресении и т. д., церковные таинства называл «грубым колдовством», а о Писании отзывался: «Говорят о вредных книгах. Но есть ли в христианском мире книга, наделавшая больше вреда людям, чем это ужасная книга, называемая «священной историей» ветхого и нового завета?». В своем «Обращении к духовенству» Толстой последовательно критиковал весь Символ веры — от первого до последнего слова и называл излагаемое в нем учение бессмысленным: «Забейте клин между половицами закрома. Сколько бы мы ни сыпали в такой закром зерна, оно не удержится. Точно так и в голове, в которую вбит клин троицы или Бога, сделавшегося человеком и своим страданием искупившего род человеческий и потом опять улетевшего на небо, не может уже воздержаться никакое разумное, твердое убеждение. Что ни сыпь в закром с щелью в полу, все высыпается. Что ни вкладывай в ум, принявший за веру бессмысленное, — ничто не удержится в нем».

Именно за такие действия — открытое отрицание церковных догматов (хотя бы одного-единственного) — и полагается наложение анафемы. За исповедание учения, входящего в противоречие с христианскими догматами, и объявлялись анафемы в истории Церкви. Провозглашение анафемы тем, кто сознательно отвергает церковное учение, никогда не рассматривалось как «опциональное» «право» Церкви — но как ее прямая обязанность. И хотя слово «анафема» в Синодальном Определении об отлучении Льва Толстого от Церкви, действительно, не было употреблено, но как по форме, так и по содержанию это определение было самой обыкновенной анафемой, которые провозглашались еретикам в истории Церкви.

Утверждение о. Димитрия Смирнова, будто Толстой, который «позиционировал себя как христианин», даже не был «отлучен» от Церкви, поскольку к Ней никогда и не принадлежал («как можно предавать анафеме человека, который не является христианином?» — с последующим сравнением с мусульманами), а Церковь лишь «издала такой документ… что Лев Николаевич заблуждается; то, что он говорит, это не христианство… вот и всё», является противоречащим самому себе.

В Определении Синода касательно Толстого говорится буквально об «отпадении его от Церкви» и о том, что он «отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной» — то есть ясно предполагается, что членом Церкви Толстой несомненно когда-то был. Как крещенный в Православии Толстой имел в свое время право участвовать в церковных таинствах, и этого права он был затем лишен. Далее, если Толстой рассматривал, по утверждению Димитрия Смирнова, свое учение как подлинное христианство, а оно таким в действительности не было — то именно такая ситуация и являлась всегда в истории Церкви основанием для наложения анафемы. Причем анафемы провозглашались вовсе не одним только основателям еретических учений, но всегда и всем их последователям, даже если те уже не отпадали от Православной Церкви, а рождались в неправославной среде. Из заявления, будто бы хотя Толстой и рассматривал свои взгляды как христианство, но что Церковь не предала его анафеме, следует только один вывод: что Церковь не рассматривает учение Толстого как ересь.

Во-вторых, заявления московских священнослужителей Тихона и Димитрия (оба возглавляют влиятельные Синодальные структуры РПЦ) о том, что якобы «ни до, ни после его смерти никаких «анафем и проклятий», как утверждали сто лет назад и утверждают сегодня недобросовестные историки и публицисты, на него произнесено не было» и будто «это все журналисты придумали» —  следовало бы рассмотреть в свете высказываний о Толстом многих современных ему церковных писателей — например, святителя Феофана Затворника и святого праведного Иоанна Кронштадтского. И здесь мы увидим поразительный контраст между тем подчеркнуто уважительным тоном, с которым говорят современные представители РПЦ о Толстом, и высказываниями этих святых.

Феофан Затворник, называвший «Войну и мир» «больным романом», о самом писателе говорил:

«Этот бесов сын дерзнул написать новое евангелие, которое есть искажение евангелия истинного. И за это он есть проклятый апостольским проклятием. Апостол святый Павел написал: кто новое евангелие будет проповедать, да будет проклят (анафема: Гал.1:8). И чтобы все затвердили это добре, в другой раз это подтвердил. (ст.9). В евангелии богохульника сего цитаты похожи на наши, например: Ин. гл.1-я, ст.1-й, а самый текст другой. Посему он есть подделыватель бесчестнейший, лгун и обманщик. Если дойдет до вас какая-либо из его бредней, с отвращением отвергайте».

Похоже, свт. Феофан, открыто проклинающий Толстого и адресующий ему анафему, является одним из тех самых «недобросовестных публицистов» или «журналистов», о которых говорят оо. Тихон Шевкунов и Димитрий Смирнов?

В письмах Феофан Затворник отзывается о Толстом:

«враг Божий, сын диавола»; «ни во что не верит, хуже татарина», «близок к помешательству», «слишком лукав или глуп», «бред белогорячечного», «у него самого в голове-то галки ночевали», «всюду бредни — самые безалаберные» и т. п.

Иоанн Кронштадтский в своих Дневниках писал о Толстом довольно часто и даже более резко. Вот лишь весьма немногие его высказывания:

«настоящий пигмей, ничего не смыслящий», «предтеча антихриста», «объявил войну Церкви православной и всему христианству», «это вольное сумасшествие; у него, у Толстого, попирание всех законов мышления, — всякой истины и правды, у него сатанинская, полная бесстыдства хитросплетенная, насмешливая над нашей святыней ложь», «с Толстым, как с умопомешанным … нельзя говорить», «у него диавольская неисправимая гордость и он умрет с нею», «дышит непримиримой ненавистью к Церкви», «Толстой — неслыханная гордыня и дерзость воплощенная», «отлученный от Церкви, Толстой еще более возненавидел ее и ее служителей», «еретик злейший и дерзостнейший изо всех бывших еретиков», «пресловутые романы «Война и мир» и «Анна Каренина», без которых, в самом деле, человечество легко бы могло обойтись и не чувствовать в них ни малейшей потребности», «Толстой самым низким образом смеется над русским народом, желая всех привести в состояние дикости… хочет всех вести за собою в ад», «геройство — чисто сатанинское, да еще и в превосходной степени, ибо и сам сатана боится Бога и трепещет уготованных ему мучений, а ученик его превзошел и своего учителя», «все Нероны, Калигулы, Деции, Домицианы, Юлианы, — все гонители Христа и христианства… скажут: ай, русский Лев последних времен; ты и нас далеко превзошел: и из христиан вышел надменнейший, и лукавнейший гонитель воспитавшей тебя Матери-Церкви… сгорай в огне негасимом, уготованном отцу твоему, диаволу, которому ты усердно служил», «Толстой есть гнилой плод западной вольнодумной учености», злые духи «встретят Толстого по смерти, которая ждет его с нетерпением, и они-то с жадностью готовы схватить, с скрежетом зубовным и с хохотом страшным Толстого и подобных ему», «ниже этого упасть невозможно, бессмысленней», «как возможен Толстой в наше время? как возможен такой писатель? такой сумасброд? такой рецидивист?», «сын геенны!», «это — антихрист, это — зверь, вышедший из бездны», «змея, полная яда смертоносного», «сосуд сатаны», «учитель безбожник, атеист и антихрист», он поносит святыню, «которой живешь и дышишь… как свинья (извините за слово) попирает все это своими ногами», «настоящий тать и разбойник», «кумир гнилой», «колоссальное безумие! дикое сумасбродство!», «Церковь законно отлучила, отсекла его от своего тела как гнилой член, падший к смерти», «дерзкий несмысленный еретик, знавший писать только легкие игривые романы», «дерзкий безумец и безвер в людях, враг не только русских, но и всего человечества», «Толстой извратил свою нравственную личность до уродливости, до омерзения», «о, как ты ужасен, Лев Толстой, порождение ехидны», «не у Льва Толстого мудрость, совсем объюродевшего, а у Церкви, которую он попирает ногами», «я… столько лет трублю гласом моим против величайшего еретика Толстого», «злейший враг православия», «в особенности в хулении православной веры превзошел всех граф Лев Толстой — совершенный отступник от Бога»…

Это лишь немногие из весьма многочисленных высказываний Иоанна Кронштадтского о Льве Толстом, изданных, в том числе, в 1910 г. отдельной брошюрой на 40 страниц (Из дневника о. Иоанна Кронштадтского в обличение лжеучения графа Л. Толстого. СПб, 1910. 40 с.).

Естественно, возникает желание сопоставить эти высказывания видных представителей духовенства Русской Церкви, современных Толстому, с заявлениями видных представителей той же Церкви, современных нам. Очень сложно, ввиду приведенных цитат, согласиться с заявлением о. Тихона, будто Феофан Затворник и Иоанн Кронштадтский относились к религиозной деятельности Толстого всего лишь «с горечью». И особенно бросается в глаза тот контраст, который мы видим между максимально, предельно резкими «эпитетами» у дореволюционных церковных деятелей (насколько они могли себе это позволить) с подчеркнуто почтительным тоном двух современных священников.

Возникает естественный вопрос: как возможна такая перемена? Ответ, мне кажется, лежит на поверхности, и связан он напрямую с доктриной «Русского мира».

Для современной РПЦ существуют два полюса: «величие России, ее культуры, истории и ценностей», с одной стороны, и доктринальная чистота экклезиологии — с другой. Объявленная патриархом Кириллом доктрина «Русского мира», как она применяется «на практике» (пусть это и не очевидно ее сторонникам), имплицитно входит в противоречие с кафоличностью Церкви, с учением о Ее вселенской миссии, о равной обращенности ко всем нациям и их культурам. В этой доктрине на первое место ставятся национальные «ценности» России, и православие рассматривается не как абсолютная величина (лишь в свете которой получают свое значение все остальные), а как одна из таких ценностей в ряду других. Православие здесь — не универсальная религия, а одно из целого ряда средств (наряду с русским языком, русской культурой и «общей исторической памятью»), которыми необходимо скреплять страны «Русского мира».

И если речь идет о такой ключевой ценности в этой доктрине, как русская культура, то, конечно же, как проповедует патриарх Кирилл, «неоспоримое значение для общности Русского мира имеют достижения русской литературы». И поэтому одно — оценивать личность и религиозные взгляды Толстого с позиций только вероучения Православной Церкви (как это делалось Церковью век назад), и совершенно другое — давать оценку личности Толстого в эпоху доктрины «Русского мира», в которой «православие» и «русская культура» оказываются рядоположными и подчиненными общей концепции.

Русская Православная Церковь устами своих ярких представителей справедливо отмечает, что Определение Синода 1901 г. отменено быть но может, но как изменилась интонация! Отрицают даже саму возможность отнесения к Толстому и его взглядам слова «анафема», а свои высказывания представляют как спокойную и почтительную «констатацию фактов».

Толстой определенно не может быть вписан в одну «ценность» Русского мира — «православие», но он настолько же определенно не может быть вычеркнут из другой — «русской культуры». Возможен ли Русский мир без Льва Толстого? Едва ли.

Перейду теперь к двум другим примерам — патриарху Филарету и гетману Мазепе. И здесь оказывается, что высказывания многих современных российских священнослужителей по своей риторике оказываются как две капли воды похожи на слова духовенства о Толстом вековой давности. Не буду перечислять подробно все те «эпитеты», которыми активно награждают того и другого видные клирики и миряне РПЦ (один из далеко не самых резких образцов указан выше).

Однако ни в случае Ивана Мазепы, ни в случае Филарета мы не видим исповедания этими историческими персонажами неправославных взглядов. Никто из них публично не отвергал ни одного церковного догмата.

Первый был анафематствован за клятвопреступление — причем, как убедительно доказано в статьях диакона Андрея Глущенко, это было сделано вопреки православным канонам.

Второй был предан анафеме за раскольнические действия — что вообще является весьма редким случаем в истории Православной Церкви (в отличие от анафематствования еретиков, которое каноническими текстами не «предполагается», а прямо требуется).

В то же время РПЦ в 1971 г. сняла анафемы с других раскольников — старообрядцев, несмотря на то, что те не воссоединились с РПЦ. При этом отличия современной УПЦ-КП от РПЦ едва ли сравнимы с отличиями от РПЦ «поповских» старообрядческих толков. Более того, в новейшей истории РПЦ не был предан анафеме практически ни один из лидеров различных «истинно-православных» юрисдикций, существующих на территории РФ.

Бранная риторика многих представителей РПЦ в адрес Ивана Мазепы и Филарета также является хорошей иллюстрацией практического применения доктрины «Русского мира», начавшей формироваться в последнее десятилетие и получившей при патриархе Кирилле концептуальное выражение. Со всей очевидностью ни тот, ни другой отлученный от РПЦ украинец в этот «мир» не вписываются, поскольку оба восстали против такой важнейшей его ценности, как «общая историческая память» двух «братских народов».

Если оценивать в свете «Русского мира» Толстого, с одной стороны, и Мазепу с Филаретом — с другой, то публичные высказывания представителей РПЦ объясняются следующим образом. Толстого нельзя исключить из «Русского мира», несмотря на активную борьбу против Церкви, и поэтому его неправославием можно как бы пренебречь: Толстой как часть «Русского мира» требует более мягкого к себе отношения, с простой «констатацией фактов» и без всякого перегибания палки. Патриарх же Филарет и гетман Мазепа, как восставшие против «единства двух народов», как открытые враги «Русского мира», заслуживают еще больших наказаний, чем это даже требуется каноническим правом — и здесь уже можно пренебрегать их православием.

Более важным мерилом в оценке этих личностей современной Русской Церковью оказывается не православие, а их роль в «величии России» — подлинного критерия «Русского мира», лишь в свете которого и получают свое значение остальные «ценности».

На Толстого, патриарха Филарета и гетмана Мазепу в РПЦ смотрят не с позиций церковной догматики и канонического права — и только их! — а с позиций ценностей «Русского мира», где, как это видно на данных примерах, православие, т. е. ортодоксальность религиозных взглядов, хотя и играет определенную роль, но отнюдь не первую, будучи поставленным на службу геополитической концепции и в зависимость от нее.

И если я здесь ошибаюсь, то даже в случае, когда анафемы РПЦ на гетмана Мазепу и патриарха Филарета не будут сняты, услышим ли мы от о. Тихона (Шевкунова) в их адрес слова, сказанные о Толстом: «Сострадательное сердце любого христианина не может быть закрыто для искренней, смиренной молитвы о его душе»?

Глеб КОВАЛЕНКО

"Релігія в Україні", 22 ноября 2010