Протестанты на краях «русского мира»

Идеи «русского мира» стали оружием массового поражения в информационных и культурных войнах последних лет. Если скандал вокруг Wikileaks был чреват обычной информационной интоксикацией, то проект «русского мира» преследовал геополитические цели и уже привел к глубинным смещениям в самопонимании целых народов, внутренним трансформациям культур, расколам социальных и политических идентичностей.

О «русском мире» уже давно теоретизировали методологи, туманно рассуждали культурологи, убежденно проповедовали евразийцы. Но лишь в устах религиозных лидеров идея стала магическим словом, отозвавшимся в миллионах. С подачи священства русский мир стал осязаемым, стал не только символической, но и социально-политической реальностью.

По мнению методолога «русского мира» Петра Щедровицкого, «Идеи и представления, используемые людьми для осмысления своего прошлого и проектирования будущего, более реальны, чем фактическое положение дел. Представления есть реальность, а знания суть идеи-силы, влияющие на способы самоопределения и взаимодействия людей. В конечном счете, именно технологии мышления и понимания человеком самого себя и своего места в мире и закрепляющие их идеологии, получившие массовое распространение, становятся ведущим фактором исторического взлета и падения обществ и государств»[1].

Госдепартамент США уже признал свой проигрыш в информационной войне трем основным соперникам – России, Китаю и телеканалу Аль-Джазира. «Русский мир» – один из ярких примеров успешной стратегии в невидимой войне, последствия которой со временем принимают вполне конкретные очертания. Так, «русский мир» в сети  – фонд, журнал, газета, портал, телеканал. Но все это «не то самое», это лишь части большой стратегии, главной в которой является вирулентная идея. Чем более эта идея невинна, свята, чаема, тем больше масштаб спекуляций по ее поводу.

Более общие фразы трудно придумать, но именно этим они и сильны – отзываются в каждом в меру его культуры, зрелости, опыта. Такими святыми словами можно прикрыть что угодно. Вместе с ними можно проглотить все, что угодно. Здесь нет предмета дискуссий, не зацепишься - слова круглые, святые и пафосные, не с чем спорить.

На уровне риторики «русский мир» предлагает давно искомое – духовность, мир, идеал, силу, единство. Предлагает, обещает, но не дает, лишь водит за нос и использует в своих целях.

Страшным является не сам факт манипуляций сознанием народа, а реакция на него – покорное и даже благодарное принятие. Церковь знает, что люди ей доверяют, и этим пользуется. Коварство иерархов, вплетающих большую политику в чистую веру, исторически не ново. Удивляет беспомощность народа, еще вчера низвергавшего кумиров советского тоталитаризма, а теперь ищущих новых вождей, новых империй.

И уж совсем странной представляется легкость, с которой религиозно-политические авантюры приемлются духовенством разных церквей. Российские протестанты, в большинстве пятидесятники и баптисты, почувствовав крепнущую мощь государства и её союзницы РПЦ, довольно быстро сменили геополитические ориентиры с Запада на Евразию, исполнились русскости и гордости за свою особость. Трудно объяснить солидарность, с которой этот поворот приняли их русскоговорящие собратья в Белоруссии, Украине, Прибалтике, и даже США.

Еще до того, как патриарх сам разобрался с идеей «русского мира», большинство протестантов уже были готовы стать ее сторонниками, и даже агентами. Задолго до того, как представилась возможность искуситься красивой идеей, она уже была внутри – в теологии, в системе ценностей, в способе жизни, в социальной позиции.

Для консервативных постсоветских протестантов «русский мир» на фоне секулярного Запада представлялся традиционной и даже «духовной» цивилизацией. Другое дело, что в этом мире самим протестантам места не было, поскольку его первоосновой объявлялось православие, по отношению к которому протестанты становились несомненными врагами, как в этой типичной статье: «С распадом Советского Союза на месте православия образовался духовный вакуум, который принялись активно заполнять ушлые янки. Всевозможные секты заполонили духовную ойкумену Русского мира, подтачивая религиозный фундамент нашего государства»[2].

В 2009 году ставший патриархом Кирилл уточнил свое видение «Святой Руси», указав в своем выступлении на III Ассамблее Русского мира на три основания этого «цивилизационного проекта»:  православная вера, русский язык, историческое наследие (русская традиция). Эти три опоры скрепляют Россию, Украину, Беларуссию как ядро «русского мира», а также «Молдавию и другие страны исторического пространства Руси». Тогда же предстоятель РПЦ предложил ввести понятие «страна русского мира» - в условиях, когда государственные границы русского мира разрушены и его люди рассеяны в других государствах, востребованным становится «духовный» наднациональный проект. Русский мир виделся патриарху аналогом Британского содружество наций, т.е. формой постколониальных или неоколониальных отношений. Причем «русский способ жизни» нужно не только воспроизводить, о нем надлежит и свидетельствовать - далеко за его пределами.

Для тех протестантов, которые жили ностальгией по советскому времени, слова о русском единстве вне границ стали бальзамом на истерзанную на чужбине душу. Они подзабыли преследования от советской власти, зато часто вспоминали единство баптистов и пятидесятников в одном союзе церквей (любезно созданном властью) и в одном союзе «республик свободных».  

Если для патриарха русский народ понимается как общность, скрепленная русским языком и русской культурой, то для протестантов так же понимается традиционный баптизм или пятидесятничество – с опорой на русский язык, советские традиции и кадры тех лет.

Конечно, после распада СССР церкви в бывших соцреспубликах пополнились за счет представителей титульных национальностей, а довольно много русско-советских людей эмигрировали либо просто умерли. Между «советскими» и национальными культурами, церквями, лидерами последние годы росло напряжение.

«Русско-советское» отживало, так как было связано с уже умершей цивилизацией СССР, с необратимой «геополитической катастрофой» 1991 года (удивительно, что вслед за Владимиром Путиным эту формулировку готовы повторить многие протестантские лидеры, сформировавшиеся в советское время).

И вот теперь, благодаря «русскому миру», появилась возможность  возродить и укрепить «русскую» общность не только для славянских народов, но и для «советских» верующих из Закавказья, Средней Азии, Европы, США.   

Понимая невозможность возрождения СССР и скорого воссоединения с матушкой-Россией сопредельных государств, патриарх пояснил предлагаемую модель взаимоотношений – русский мир принесет свой «вселенский плод» не через централизацию, но через «интеграционное сотрудничество» суверенных наций. То, что не сможет сделать империя политическая, якобы сможет сделать империя религиозная. «Русская Церковь наиболее активно участвовала в закладке Русского мира и его развитии», — заявил патриарх Кирилл на открытии IV Ассамблеи Русского мира (3 ноября 2010 г., МГУ).

Здесь иерарх проговорился, и за религиозной благовидностью сразу открылась политическая целесообразность, имперские амбиции государства, церкви и ее предстоятеля.

После распада СССР протестанты и сами попытались создать наднациональные структуры для взаимодействия в «советском формате». В частности, до сих пор действует Евро-Азиатская федерация союзов евангельских христиан-баптистов, созданная в 1991 году, «когда после распада СССР образовались независимые страны со своими границами, таможнями, законами, валютами, для того чтобы поддерживать духовное общение евангельских христиан-баптистов»[3]. Витринный, политико-дипломатический статус этой федерации признают и сами ее лидеры. Вячеслав Нестерук, бывший президентом ЕАФ с 2008 года, называл ее ничем иным как «Советским союзом».

Общение в рамках ЕАФ де факто стало противовесом интеграции постсоветских церквей в европейскую христианскую семью. Так в 2006 г. Союз церквей ЕХБ Кыргызстана вышел из Европейской баптистской федерации и Всемирного баптистского альянса, протестуя против «либерализма». Иерархи РПЦ горячо приветствуют разобщение постсоветских церквей с мировым протестантизмом, приглашая родных, почвенных протестантов вместе противостоять секуляризму, либеральной демократии и «так называемым общечеловеческим ценностям».

«Это удивительное откровение, которое мы сделали за последние десять лет, — наши российские протестанты ближе по вере к православным, чем к братьям по вере на Западе. Они не идут по пути либерализации своей доктрины», — признался патриарх Кирилл[4]. Он добавил, что многие протестанты бывшего СССР согласны с его позицией, что создает предпосылки для «сотрудничества на постсоветском пространстве».

Вторя патриарху, епископ РОСХВЕ Сергей Ряховский, член Общественной палаты, член Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ, отметил вклад главы РПЦ в сотрудничество с протестантскими конфессиями в СНГ и Балтии, общность вызовов для постсоветского мира, и уверил: «Высказывание Патриарха – весьма искреннее, и должно служить сигналом и для паствы, и для религиозных общественных деятелей – как православных, так и протестантских»[5]. 

Протестанты увлеклись словами партриарха о традиционных ценностях, наивно полагая, что речь идет о ценностях библейских. На самом деле данная традиционность измеряется не верностью вероисповедным основаниям, а соразмерностью устоям, привычкам, традициям общества. Здесь традиционное – патриархальное, коллективистское, рабское, централизованное, управляемое, привычное, стабильное. То, как было раньше, в старину, «как у нас принято».

Относительно поворота к традиции, Домострою, симфонии, византизму среди протестантских лидеров слышны и критические голоса. Достоинство «православной духовной культуры», «великой русской традиции», «нравственный авторитет Церкви» ставится под вопрос Юрием Сипко, экс-председателем РС ЕХБ: «Вопрос о судьбе Меня вдруг высветил для меня обречённость нации, несостоятельность её, какую-то необъяснимую, разрушительную страсть ниспровержения святынь, отвержения авторитетов. Пушкина убили. Толстого отлучили. Достоевского запретили читать. Пашкова изгнали из страны. Одинцова затравили собаками. Сахарова затопали ногами. Солженицына отвергли. Мéня убили. Я назвал единицы, и вздрогнул: за каждым из названных встают миллионы убиенных, замученных, отверженных, униженных»[6].  

В отличие от Сергея Ряховского или Александра Семченко, Юрий Сипко позволяет не соглашаться с мнением патриарха РПЦ и критично комментировать его: «Патриарх пожелал, чтобы мы сохранили «внутреннюю духовную жизнь». Очень тактичен патриарх. Ведь если мы задумаемся, что же именно есть наша духовная жизнь, то мы обнаружим, что она есть пустота. Нет у нас духовной жизни. Материалисты мы до мозга костей. Жизнь дрянь, если плохая одежда. Жизнь дрянь, если нет денег. Жизнь дрянь, если нет власти!»[7]. Очевидно, что к такому «русскому миру», который видится баптистскому епископу, примыкать никто не захочет. Вначале нужно «обустроить Россию», как призывал Солженицын, а уж потом «собирать земли» или звать в гости.

К сожалению, у большинства российских протестантов гордость за «русский мир» и его вождей принимает обостренные формы. Когда на Лозаннском конгрессе за всемирную евангелизацию (Кейптаун-2010) прозвучала фраза, что будущее России будут определять не Путин и Медведев, но молодые поколения христиан, вся российская делегация выразила протест и защитила «любимого премьера» (слова одного из делегатов). Позднее было подготовлено специальное международное заявление о том, что власть в России обеспечивает все права и свободы верующих. По словам Леонида Картавенко, вице-президента Союза евангельских христиан России, «Нельзя сказать, что официально правительство давит церковь. Да, есть проблемы, когда доминирующие религии пытаются это делать, но я бы не сказал, что это целенаправленная политика государства»[8]. Все это напоминает известные заявления лидеров ВС ЕХБ, что «в СССР нет ни одного узника совести».

Епископ РОСХВЕ Константин Бендас назвал критические слова в адрес российского руководства «недопустимыми для христианина, который в соответствии с Божьим Словом должен уважительно относиться как к своим братьям, так и к поставленной Богом власти»; подобные люди, по мнению епископа, «основательно оторвались от российской реальности и, главное, не чувствуют ответственности за людей в России»[9].

Каждый год российский журнал «Власть» проводит «конкурс лучших подхалимских изречений в адрес президента и премьер-министра». Уже привычным делом стали признания в любви к власти со стороны госчиновников и «звезд». Но в этом году в список льстецов попали и религиозные лидеры – главный раввин России Берл Лазар и... председатель Российского союза евангельских христиан-баптистов Алексей Смирнов. Последний поздравил Владимира Путина следующими словами: «Вы, как никто другой, уже испытали бремя и ответственность первого руководителя нашего государства, но, отвечая вызовам времени, продолжаете самоотверженно трудиться на благо страны… Господь щедро наделил вас талантами разумного лидера и творческого организатора, которые вы используете для созидания и укрепления экономического потенциала нашей страны»[10].

Известно, что Алексей Смирнов испытал на себе и своей семье преследования за веру от советской власти, формировался в среде «отделенных», нерегистрированных баптистов; а также всегда подчеркивал свою принципиальность и нонконформизм.  На фоне других протестантских лидеров, прославившихся беспринципной лояльностью к политическому режиму, пастор Смирнов выглядел исключением, достойным продолжателем свободной и бескомпромиссной линии своего предшественника Юрия Сипко.

В 2010 от видных лидеров возглавляемого Алексеем Смирновым РС ЕХБ уже звучали фразы о любви к премьеру, великой России, русском мире, хорошем Сталине. Но все это казалось перегибами отдельных персон. Теперь же возникает вопрос, что на самом деле думают российские баптисты и в чем состоит их «принципиальная» позиция?

Быть может, руководителям союзов стоит поменять спичрайтеров, которые пишут поздравления и тексты выступлений, а может быть, все гораздо хуже, и все фразы о хорошей власти складываются в одну последовательную политику. Но как-то не красит все это российских баптистов. Особенно когда едва заметные заслуги власти с избытком перекрываются ксенофобией, побоищами, терактами, милицейским (теперь уже полицейским) беспределом, процессом Ходорковского, «усмирением» шахтеров Распадской, ужасами в Кущевской, грабежом страны несколькими олигархическими кланами, репрессиями оппозиции, наконец, нагнетанием антипротестантской истерии.

Вышеприведенные примеры говорят не о концептуальном принятии «русского мира», а скорее о традиционном византийском принятии любого мира, любой империи, в обмен на преференции для церкви со стороны государства.

Стоит отметить, что на осознанном уровне идея русского мира находит принятие у молодых поколений протестантов, воспринимающих ее не с закрытыми глазами, а осмысленно и с воодушевлением. Впервые в документах протестантских церквей идея «русского мира» встречается в тексте «К стратегии развития евангельского движения в России», подготовленном молодыми теологами и пасторами евангельских церквей.

Здесь «русский мир» связывается с религиозной идентичностью, распад «русского мира» – с ее «съеживанием», «отдалением российских евангельских церквей от русскоязычных церквей в других странах, в недавнем прошлом входивших в состав СССР»[11]. Отсюда задача – «показать единство всего русскоязычного и русскокультурного евангельского христианства. И вести  братский диалог и строить по-настоящему партнерские отношения с нашими зарубежными братьями именно с этих позиций… Приложить усилия к восстановлению связей, разорванных в результате распада СССР»[12]. Началом таких собирающих, соединяющих усилий должен, по мысли авторов, стать Евангельский Собор, который нельзя ограничивать пределами Российской Федерации… Мы будем формировать собственное представление о том, что есть Русский мир»[13]. Последнее обнадеживает – собственное представление всегда лучше навязанного, спущенного сверху политического проекта.

Если в протестантском сообществе возобладает неполитическое и неагрессивно-немиссионерское понимание «русского мира», то идея может стать неожиданно позитивным фактором, формирующим особый «русский» культурно-исторический тип, с которым смогут себя ассоциировать все желающие. Но даже в этом случае сохраняется опасная связь религии и политики, способная активизировать зреющие конфликты и потребовать очистить «русский мир» от протестантов и других скрытых «врагов». «Русский мир» может и объединит отдельных людей, но уж точно разделит нации, религии и культуры.

[1] Петр Щедровицкий. Русский мир и транснациональное целое // http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/2508

[2] Сергей Маньшин. Коварная поступь протестантизма // http://segodnia.ru/index.php?pgid=2&partid=13&newsid=12845  

[3] О ЕАФ // http://e-af.org/go/about

[4] Патриарх Кирилл считает перспективным сотрудничество с протестантами // http://www.vesti.ru/doc.html?id=407755&cid=7

[5] Сергей Ряховский: «Сотрудничество РПЦ и протестантов — позитивная тенденция» // http://runews.org/pravoslavie-idet-navstrechu-protestantam/ 

[6] Юрий Сипко: "Вопрос об Александре Мене вдруг высветил для меня обречённость нации" // http://www.portal-credo.ru/site/?act=authority&id=1470  

[7] Экс-председатель Российского союза евангельских христиан-баптистов пастор Юрий Сипко о призыве Патриарха быть богатыми, социальной безнадежности и двойной морали российского общества // http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=80134&type=view  

[8] Леонид Картавенко о Лозаннском конгрессе // http://www.slavicvoice.org/russia/2010/11/24/kartavenko/

[9] Константин Бендас о Лозаннском конгрессе // http://www.slavicvoice.org/russia/2010/11/24/bendas/

[10] Лизость к телу-2010 // Власть. Аналитический еженедельник. - №50. – 2010. - С. 36.

[11] К стратегии развития евангельского движения. Философско-религиозная тетрадь №001. – М., 2010. – С. 7.

[12] Там же. С. 8.

[13] Там же. С. 13.