Смирение, злоупотребление и ответственность. Размышления о ситуации вокруг УПЦ
Лідія Лозова
Прежде всего, я хотела бы сказать о двух вещах. В 2009-2019 годах я принимала самое активное участие в жизни Украинской Православной Церкви (УПЦ) – от пения на клиросе и помощи священнику-монаху в местном приходе под Киевом до помощи епископу во время международных поездок и перевода для международных экуменических делегаций в Лавре, митрополии и Киевской духовной академии. Во-вторых, я являюсь одним из авторов недавнего заявления против применения насилия при урегулировании конфликтов между церковными общинами в Украине, которое было составлено вскоре после конфликта между ПЦУ и УПЦ вокруг церковного здания в Ивано-Франковске. Я против насилия и противоправных действий в церквах и вокруг них, где бы они ни происходили.
Однако в свете симпатий, которые международные организации выражают сегодня УПЦ, я должна признать, что социальное противостояние и насилие, направленные против этой Церкви в украинском обществе, не являются искусственной конструкцией украинских властей. На мой взгляд, это реакция на скрытое системное насилие, которое присутствует в структуре этой организации с 1990-х годов и особенно после 2014 года, когда сменилось руководство УПЦ. Конечно, в этой Церкви есть много отзывчивых людей, добрых пастырей и хороших инициатив на местах. Но есть и системные проблемы, из-за которых я перестала ассоциировать себя с УПЦ в 2019 году и которые стали неприемлемыми для тех в украинском обществе, кто сейчас участвует в борьбе с российской агрессией.
В УПЦ на разных уровнях – от приходской общины до Киевской духовной академии и митрополии – лично или на опыте друзей я была свидетелем множества случаев унижения человеческого достоинства, объясняемого с “духовной” точки зрения. По опыту рядовой прихожанки могу сказать, что в УПЦ часто систематически учат, что ты слишком грешен, чтобы иметь мнение, отличное от мнения священника и/или епископа, чувствовать себя нормальным (особенно если ты женщина, осмеливающаяся думать на богословские темы), иметь право голоса. Если с тобой случается какое-то несчастье, это часто истолковывают как свою собственную ошибку и вину, которую ты должен смиренно принять вместо того, чтобы пытаться изменить что-то, кроме себя. Это может происходить как в грубой, так и более деликатной форме. Сильный, уверенный в себе человек, совпадающий во взглядах с “генеральной линией” вполне может не замечать многих травматичных моделей поведения и установок. Но для кого-то более ранимого и мыслящего критически переживать такое очень нелегко.
Подобное структурное насилие напоминает положение дел в РПЦ, хотя в УПЦ оно ощущается мягче. К сожалению, такая ситуация, пожалуй, характерна для значительной части православного мира в целом, включая ПЦУ. Но в УПЦ есть характерная особенность, на уровне коллективного сознания отличающая ее от РПЦ: в то время как РПЦ постоянно твердит людям в России о том, насколько они великий народ, УПЦ много лет предлагает довольно карикатурную картину Украины и «украинскости», взращивая в украинцах конфликт идентичности: из проповедей, речей и просто разговоров мы, украинцы, часто узнаем, что несколько отличаемся от русских, но при этом украинский язык, культура, история выглядят скорее вторичными, более примитивными, иногда даже унизительными – до такой степени, что молиться на украинском или даже молиться с украинским произношением церковнославянского языка (который имеет разные версии, несмотря на попытки Москвы унифицировать его) кажется неловким и постыдным. Да, теоретически приходам УПЦ разрешено молиться на украинском языке; на практике, однако, “моральное” давление против этого на протяжении трех десятилетий независимости Украины было настолько велико, что по-украински обычно звучат только евангельские чтения и проповеди; литургия на украинском языке совершалась только в одном известном мне приходе в Киеве, и в 2019 году этот приход сразу же присоединился к ПЦУ.
Есть несколько важных вещей, за которые украинское общество не может простить УПЦ. Среди них – печально известный эпизод в 2014 году, когда митрополит Онуфрий и еще два архиерея УПЦ не встали в Верховной Раде Украины во время минуты молчания в память об украинских солдатах, павших на востоке в начале оккупации Донбасса; они были единственными, кто остался сидеть в знак протеста “против войны” и в “поддержку народа Донбасса”.
Говоря о Голодоморе, митрополит Онуфрий однажды заявил, что это “наказание по заслугам” (“катюзі по заслузі”) – имея в виду, что украинцы сами организовали и заслуженно (отпав от Церкви) получили эту трагедию в XX веке. Так выглядит типичная логика УПЦ, которая всячески поощряет самоунижение и самобичевание. Хотя митрополит Онуфрий в самом начале и осудил российскую агрессию, в УПЦ есть много людей, в том числе и моих знакомых, которые до сих пор считают, что бомбы падают на наши головы по заслугам, «за грехи»; такие заявления звучат и от некоторых защитников Киево-Печерской Лавры сегодня. Иногда посыл “мы за Украину, мы молимся за Вооруженные силы”, с одной стороны, – и “война нам за грехи” или “никто не виноват”, с другой, исходят от одного и того же человека (от епископа до обычного прихожанина), вызывая шизофреническое ощущение. Вне контекста покаянные интонации могут показаться проявлением истинно христианского смирения, но слишком часто в УПЦ создается впечатление, что главный грех, за который мы должны каяться в этой войне, – это “Революция достоинства”, протесты на Майдане Независимости 2013 года. Почему? Потому что это “спровоцировало Россию”. Согласно такой логике, если бы мы оставались «смиренными», ничего бы не произошло.
Кстати, в начале Майдана моих друзей из Киевской духовной академии УПЦ учили, что в общественной жизни важен порядок и что в Византии восстания справедливо подавлялись насильственным путем ради общего блага. Тем временем православные друзья и официальные лица в России публиковали эссе и посты в социальных сетях о ненасилии Иисуса в ответ на римскую оккупацию.
Среди других вещей, которые сейчас в Украине невозможно простить и забыть, – отказ некоторых священников УПЦ совершать панихиды по погибшим украинским солдатам, начиная с 2014 года и по сей день. Хотя это были единичные случаи, а не массовое явление, отсутствие какой-либо реакции со стороны руководства заклеймило всю УПЦ в глазах широкой общественности.
В УПЦ приветствие “Слава Украине” часто считается “безбожным” и “националистическим” и часто подчеркивается, что нужно говорить только “слава Богу”. Однако в нынешнем контексте нарочитый отказ от него становится пророссийским заявлением. Многие священники как из ПЦУ, так и из УПЦ предпочитают говорить “Слава Богу, слава Украине!” как гораздо более разумное решение.
Наконец, постоянный акцент на исключительной “каноничности” УПЦ в пределах Украины и категорический отказ от любого диалога с “раскольниками” (ПЦУ) и Вселенским патриархатом – диалога, который многими членами УПЦ в духовном плане воспринимается как искушение говорить с самим дьяволом, предательство Христа и дорога в ад – представляется очевидной политической манипуляцией. В свете недавних разоблачений Службой безопасности Украины сотрудничества членов УПЦ с ФСБ России, “духовный” характер этого отказа вызывает возмущение общества. При этом нежелание Синода УПЦ внести необходимые структурные изменения в свой Устав после Собора в Феофании 27 мая 2022 года, признать и осудить факты коллаборационизма в своих рядах и обратиться к мировому православию лишь подтверждают их сохранившуюся зависимость от Москвы.
Словом, УПЦ как таковая не вызывает симпатий в Украине, несмотря на ее участие в гуманитарных инициативах и службу многих членов УПЦ в украинской армии. В целом эта Церковь не предлагает никакого последовательного ви́дения своего взаимодействия с обществом и своей идентичности, за исключением того, что она выступает против ПЦУ и по-прежнему в некоторой степени до сих пор лояльна Москве. Между тем, как будто бы “чистая эсхатология”, которую УПЦ предлагает миру сейчас, обращаясь за помощью – оторванная от украинских социальных реалий и по-прежнему привязанная к России – выглядит тупиком. В течение многих лет УПЦ могла позволить себе быть проявлять насилие, направленное как внутрь, так и вовне, не заботясь об обществе в целом. Однако теперь она не способна применить логику “наказания по заслугам” к самой себе, потому что, с ее точки зрения, эта логика применима лишь к отдельным людям и секулярному обществу, а не к канонической Церкви. Между тем, украинцы, видящие лицемерие УПЦ как структуры, применяют эту логику к ней самой довольно прямолинейно.
В заключение я хотела бы процитировать Николаса Соя, председателя Православного содружества мира, который на конференции IOTA-2023 в Волосе говорил о сути Крестообразной Церкви: “Церковь должна взять на себя ответственность и признать коллективную вину, которую она несет за поступки своих членов и руководителей. Более того, Церковь должна видеть себя такой, которая несет вину всего человечества, так как Церковь – Христова, а Христос дал нам этот пример”. Сегодня, жалуясь на гонения, УПЦ оказалась неспособной взять на себя ответственность – ни за себя, ни за общество и все человечество; она парализована полуправдой, давней созависимостью с РПЦ и выученной беспомощностью, которая развилась в результате систематического “злоупотребления смирением” среди ее членов. Сегодня я не вижу ясных ответов на проблемы, возникшие вокруг УПЦ. Меня не вполне удовлетворяют действия государства и реакция членов ПЦУ, которые гораздо чаще соглашаются с эскалацией противостояния, чем действуют в соответствии с законом и Евангелием. Но я все еще надеюсь, что, если в будущем в Украине будет единая Церковь, она сможет быть более честной перед обществом и более ответственной перед Богом.
