Украинская автокефалия. Двадцать лет спустя…

5-6 июня исполнилось 20 лет со времени проведения Собора Украинской Автокефальной Православной Церкви, на котором формально провозгласили возрождение украинской автокефалии и избрали первого Патриарха – Мстислава Скрипника. О 20-летней истории, настоящем и будущем украинского автокефального движения рассказывает РИСУ религиовед, кандидат политических наук и непосредственный участник Собора 1990 года Андрей ЮРАШ.

«Тогда, наверно, был период не перспектив, а только попытка усвоить прошлое»

— Господин Андрей, поделитесь, пожалуйста, впечатлениями от Собора УАПЦ 5-6 июня 1990 года, ведь Вы были его непосредственным участником.

— Во многих аспектах этот Собор выглядел и фактически был некой церковной революцией. И это все понимали и однозначно так и воспринимали. Откровенно говоря, в то время многие еще не до конца осознавали и понимали суть, значение автокефалии как церковного явления и перспективы ее для Украины. Но было однозначным то, что объединяло очень многих, принимавших участие в том Соборе, или даже абсолютное большинство – это желание продемонстрировать в церковной плоскости ту волю к кардинальным сдвигам и изменениям, которые уже витали в воздухе, которые уже так или иначе реализовывались в политической сфере, когда влияние коммунистической партии существенно ослабились. Когда в политической плоскости начало действовать Народное движение, культурологические организации — в своей плоскости, то и в церковной сфере также начались движения, связанные с Автокефальной и Греко-Католической Церквями. Это все были протестные структуры, движение против той системы, которая еще продолжала функционировать, но уже было очевидно, что это ее последние годы, а возможно, и месяцы.

Собор фактически стал венцом тех интенсивных, прилагавшихся на протяжении нескольких месяцев усилий по части конституционализации автокефальной Церкви.

Собор, проходивший в киевском Доме кино, был довольно успешным, действенным, динамическим и численным. В нем приняли участие 7 епископов уже новой генерации, появившейся, начиная с осени 1989 года. По нескольким причинам не смог принять участие в Соборе сам номинант на Патриаршую кафедру, тогдашний Глава Украинской Православной Церкви в Америке, Митрополит Мстислав, которого Собор избрал Патриархом. Фактически, как и в каждой революции, – это была эра эйфории и подъема. Это была эра веры в молниеносную победу, в быстрое однозначное достижение всех появившихся и завладевших умами значительной части общины идеалов.

Но это не была первая массовая акция, в частности и в Киеве. Уже до этого, в мае, состоялся многочисленный ход по улицам Киева от памятника Святому Владимиру. И это была более массовая акция.

На Соборе были уже представители от епархий, хотя однозначным было то, что в рамках этого Собора и в рамках целого автокефального движения, безусловно, доминировали именно западноукраинские, я бы даже сказал, галицкие представители. Галиция была в авангарде. Здесь же и была провозглашена автокефалия.

На Восточной Украине движение только начиналось, скорее едва только начала появляться сама идея. Ее носителями там были буквально одиночные общины, преимущественно в городах. На сельском уровне это было исключительное явление. А в Галиции к тому времени УАПЦ имела уже сотни приходов. Думаю, что к тому времени их было уже больше тысячи, возможно, даже полторы тысячи. Хотя тогда государственные органы не хотели перерегистрировать общины с РПЦ на УАПЦ. И потому трудно сказать наверняка их точное количество.

Еще до 1992 года существовало явление, когда общины не до конца были уверены в своей конфессионной ориентированности и могли мигрировать из одной Церкви в другую очень быстро, даже каждую неделю.

Кроме того, еще до 1992 года существовало явление, когда общины не до конца были уверены в своей конфессионной ориентированности и могли мигрировать из одной Церкви в другую очень быстро, даже каждую неделю. Я припоминаю такие случаи, когда, приходя в какой-то приход, ты никогда не был уверен, в структуре какой Церкви он находится. Священники очень часто вообще никого не поминали, а если поминали, то могли в одно воскресенье поминать одного иерарха, а в другое — уже другого. Я лично помню в Трускавце, даже после 1992 года, местный священник, бывший до того времени в РПЦ, поминал и иерархию Московского Патриархата, и Киевского.

Еще один феномен заключался в том, что община могла вообще не знать, к какой Церкви принадлежит их священник. А он совещался с представителями разных юрисдикций, определял, где ему будет удобнее и выгоднее… Потому, в самом деле, любая статистика того периода очень условна. Но приблизительно, я думаю, к середине 1990-го года в УАПЦ было полторы тысячи галицких приходов. Это уже было довольно существенно. Этот факт нельзя было не учитывать. Поэтому и не было принципиальных препятствий в проведении Собора. Но он все-таки имел более символическое, легитимизирующее, формальное значение, чем сущностное. Ведь структура, как таковая, уже действовала в течение многих месяцев.

 — Логически возникает следующий вопрос: а как видели свое будущее соборяне? Думали ли они об этом вообще, не было ли это скорее эмоциональное, чем прагматичное заседание?

 — Я думаю, что какой-то специальной, прямо долгосрочной стратегии не существовало. Здесь надо исходить из обстоятельств. Всего лишь за несколько месяцев перед Собором возникла идея. Идея захватила большое количество людей. Это не новая идея, но в Украине после десятков лет господства атеизма и господствующего положения Российской Православной Церкви эта идея была абсолютно новой практически для 98% участников движения. Здесь же не было наследственного единства с автокефалией 40-х годов. Этого практически не могло быть. Некоторые, возможно, единицы верующих сохраняли традиционную наследственность, а духовенства такого, за исключением одного-двух священников, я думаю, вообще не было.

Активные деятели автокефалии 1940-х годов во время войны выехали за границу. То есть, в Украине в конце 1980-х годов родилось новое движение, на сегодняшний день прошедшее огромную эволюцию. В любом случае собор происходил на волне невиданного подъема и увлечения новой концепцией. Казалось, что этим собором все проблемы и завершатся.

Я думаю, что глубоких экклезиологических задач Собор не ставил. Основная задача Собора была дать уверенность тем сообществам и конкретным делегатам, которые принимали в нем участие; сделать правильный выбор; сформировать структуру, которая получила самый почетный в Православии статус — патриарший. И, казалось, это уже все, этого достаточно. Вопросы правомочности епископских хиротоний или стратегии развития к тому времени не стояли так остро. Это, как снежный ком: он накатился, захватил и просто двигался дальше по своей собственной инерции. Остановить это движение в то время было уже невозможно.

Я уже сказал, что в начале 1990-х годов существовало свыше тысячи автокефальных приходов, и этим приходам надо было дать определенный ориентир, уверенность в том, что они не схизматические, что они не являются какими-то протестантами, не вышли за поле православной ойкумены. В этом собственно и была задача Собора. Я думаю, что господствующей среди его участников была мысль, что движение только начинается и набирает обороты, а потому нет сомнений, что за несколько лет эта идея победит в Украине. Считалось, что все складывается в пользу идеи автокефалии. Это уже сейчас, через 20 лет, можно смотреть и оценивать, насколько такая мысль была реалистической.

Я бы здесь провел не научную или экспертную, а сугубо эмоциональную, даже поэтическую параллель. Когда молодой человек влюблен – он «без памяти». Он никогда не применяет ум и не старается предмет своей любви оценивать со всех, тем более — рациональных сторон, или думать, что будет со временем, через 10 или 20 лет: как будет житься, какой у него будет дом, которые там будут окна – деревянные или пластиковые. Никто такой задачи не ставит. Вот и автокефальное движение в настоящее время находился в таком состоянии — первой, безумной влюбленности, зачарованности самой идеей. Как нельзя от влюбленных требовать какой-то прагматики, так же ее нельзя ожидать от автокефального движения в начале 1990-х. А с другой стороны, если бы не было этот сдвига, этого эмоционального и безрассудного действия, то, возможно, не было бы и автокефалии, и вообще ничего не случилось бы. Потому что ум блокировал бы много решений.

На этой же волне был еще один вообще забытый факт, о котором надо говорить. Я имею в виду ход православных верующих 1 июля 1990 года во Львове, посвященный очередной годовщине учреждения украинского казачества. Это было исключительное, невиданное ни до, ни после того действо. По оценкам только правоохранителей, было 70 тысяч людей. Сами участники и организаторы считали, что тогда собралось 100 или даже 150 тысяч приверженцев идеи автокефалии. Прибыли сотни автобусов со всех приходов Львовщины. Возглавлял службу и все действо митрополит Иоанн (Боднарчук). Было богослужение на Высоком замке, а потом ходом все шли к собору Святого Юра, который еще был в руках Русской Православной Церкви и был забаррикадирован при входе в него от площади Святого Юра. И вот насколько сильным было влияние этого похода на львовскую общину, что в интервью газете «Христос наша сила» Юрий Шухевич сказал, что только тогда греко-католики в августе решили однозначно отважиться на перевзятие собора Святого Юра, когда увидели, какую силу представляет автокефальное движение. Попробую своими словами передать содержание той цитаты. В ней шла речь о том, что если бы УАПЦ завладела собором, то, наверное, греко-католикам не удалось бы его вернуть, как не смогли вернуть ни одну из церквей Львова, перешедших к автокефальной Церкви: Успенскую, Николаевскую, Пятницкую, Петропавловскую, Святой Анны на Голоско и т.п.

Что же касается перспектив… Тогда был период, наверное, не перспектив, а только попытка усвоить прошлое. Тогда все зачитывались коротенькой книгой Александра Воронина «Украинская автокефалия». Это буквально 20 страниц, в которых конспективно пересказана история Украинской Церкви. Каждый ее абзац на самом деле был огромным открытием. А о каких-то мощных томах, которые бы проясняли суть феномена автокефалии, ее нюансы, речь не шла: тогда, очевидно, никто к этому еще не приближался.

 — Неоднократно звучали высказывания, что американская ветвь УАПЦ и сам Митрополит Мстислав смотрели на эти события с осторожностью. И потому свои шаги он делал с опозданием. Наверное, он не разделял той эйфории, которая царила в Украине?

 — Думаю, что здесь есть определенный смысл. Диаспора всегда с определенным предубеждением смотрела на то, что происходит в Украине. Такое отношение имеет место и до сих пор. Кроме того, православная украинская диаспора, которая не является насколько мощной, влиятельной и финансово обеспеченной, как греко-католическая, высчитывала свои силы, потребность и вообще возможности для вмешательства в украинскую ситуацию. Поскольку к тому времени уже Греко-Православная Церковь в Канаде и Православная Церковь в Америке начинали задумываться, или уже вступали в переговоры с Константинополем относительно своего вхождения в юрисдикцию Вселенской Патриархии. Это могло также влиять на решение епископата. Думаю, что осторожность диаспоры начала 90-х - конца 80-х прослеживается до сих пор.

Если мы видим очень близкое, органическое, генетически обусловленное сотрудничество между епископами Греко-Католической Церкви в диаспоре и в Украине, впечатляющий уровень согласия и сотрудничества между ними, то между православными диаспорными структурами и украинскими независимыми православными структурами практически никакой действенный контакт не налажен. В Украине существовало большое желание согласия и объединения, но, я бы сказал, что эта любовь не была взаимной. И диаспорное духовенство, прежде всего американское и канадское, не ответило на ожидания с украинской стороны. Совершенно очевидным и понятным это стало после того, когда обе эти влиятельные структуры вошли в состав Константинопольского Патриархата. Я не говорю, что потом вообще не было контактов. Очевидно, что контакты были. Были поездки, было желание понять ситуацию, но никогда не было желания вмешаться в ситуацию, стать частью этой ситуации и применить весь свой потенциал для того, чтобы наладить эту кризисную, тупиковую внутреннюю украинскую ситуацию.

Мне кажется, что здесь сработали два фактора. Первым постоянная психологически-эмоциональная усталость епископата и духовенства американской и канадской Церквей, несших много десятилетий крест — статус «неканоничности» и непризнанности. А здесь появилась возможность быстро и однозначно покончить со своим неурегулированным статусом. Вторым моментом стали сугубо меркантильные и прагматические вещи, когда не слишком мощная церковная структура не захотела брать на себя ответственность, даже частично, и помогать в организации структур, епархий, начинавших образовываться в Украине. Но со временем, когда автокефальное движение набрало обороты, когда к нему присоединилось уже больше приходов, эта материальная помощь, возможно, уже и не была бы существенной. А вот ее моральное, эмоциональное значение, наверно, было бы очень важным.

Хотя не надо забывать еще об одной важной вещи, которая, бесспорно, сыграла свою роль: православная диаспора в Америке и Канаде — это большей частью выходцы из Центральной и Восточной Украины. А автокефалия, которая зародилась в конце 80-х – в нач. 90-х, была преимущественно галицкой. Возможно, дали знать о себе традиционные внутриукраинские недоразумения, которые в диаспоре почти снивелировались, но в глобальном контексте эти предубеждения и комплексы себя проявили.

Для меня всегда было загадкой, почему сотрудничество существовало лишь на уровне отправки книг и взаимных приветствий, почему она не переросла ни в какую форму организационного сотрудничества. Например, иерархия американской Церкви могла даже возглавить УАПЦ после 1993 года, когда последняя оказалась в полном кризисе. Они могли влиться в тот самый Киевский Патриархат на достаточно основательных правах, как мы это видим на примере Русской Православной Церкви за границей и РПЦ, когда даже после слияния с Московским Патриархатом епископат РПЦЗ занял особое, чрезвычайно уважительное положение. То есть, такие формы можно было искать. Вот, к примеру, русская епархия, я не говорю в Калуге, а, например, здесь, в Украине – Хмельницкая, имеющая свыше 600 приходов. Какое значение этого правящего архиерея в глобальном контексте сравнительно с епископом Марком (Арндтом), возглавляющим несколько десятков приходов РПЦЗ в Германии? Статус епископа Марка несравненно выше.

К этим 2-3 причинам, которые я уже называл, я бы добавил еще и личностный фактор. А именно: неумение прийти к согласию на персональном уровне с главными представителями в Украине. Например, в последние годы Мстислав (Скрипник) имел очень хорошие контакты с о. Владимиром Яремой, однако категорически не хотел контактировать с тогда еще митрополитом Филаретом. Сказывалась болезнь межличностной неприязни и предубежденности.

 «Наконец все, кто хочет автокефалии в Украине, объединились»

 — Какая же главная причина краха объединения УАПЦ с частью УПЦ под руководством митрополита Филарета в 1992 году? На мой взгляд, это объединение должно было бы добавить эмоциональному на то автокефальному движению большего прагматизма и структурированности. Или это объединение не было искренним, или все-таки главной причиной стала личность  митрополита Филарета или даже всей структуры УПЦ?

 — Опять же, вспомним факты. В объединительном Соборе приняли участие все епископы УАПЦ и несколько епископов УПЦ. Принимал участие лично и о. Владимир Ярема. На Соборе он не заявил ничего категоричного относительно его объединительной концепции. И, фактически, до конца 1992 года УАПЦ, согласно решениям этого Собора объединенной с частью УПЦ (МП), больше не существовало. Вместо этого образовалась единая автокефальная по статусу, но без употребления в названии, Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата. Правда, недовольные были сразу, в частности Львовское братство апостола Андрея Первозванного. Сразу начался поиск причин того, на основе чего можно объявить недействительным решение Собора. Конечно, Собор провели второпях, это не был представительный Собор, который бы равноправно и пропорционально отображал все «де-факто» автокефальные структуры. Это опять-таки было очень эмоциональное и очень быстрое решение. Я убежден, это был снова чрезвычайно сильный эмоциональный подъем. Так же, как в 1990 году. Лозунг был такой: «Наконец все, кто хочет автокефалии в Украине, объединились». Наконец автокефалия, обвиненная в неканоническом рукоположении епископов, получает полностью канонических епископов. Получает владык Филарета, Якова и Андрея (Горака). Но там были и другие фамилии, например, тогда еще архиепископ Лазарь (Швец), настоящий митрополит Крымский УПЦ (МП), который очень поддерживал автокефалию, за что был изгнан из Одессы. Это была исключительная эйфория. Конечно, она была лимитирована в пространстве и времени, было сожаление, что это стало всеобщим мощным движением, однако надо было действовать быстро и однозначно, потому что была угроза, что Митрополита Филарета лишат всех влияний.

Здесь нужно подчеркнуть, что никогда в истории ничего одномерного не бывает. Была огромная эйфория, я это говорю с уверенностью. Большинство симпатиков автокефалии приветствовали это объединение. Те, кто не соглашался и «надувал губы», был в меньшинстве. Я имею в виду отдельных деятелей и группы в УАПЦ. В объединительном процессе принимал участие и тогдашний архиепископ Львовский УАПЦ Петр (Петрусь), первым оставивший Киевский Патриархат. Но, я думаю, его убедили или даже принудили это сделать братчики и о. Владимир Ярема. Общее ощущение все же было таким: «Наконец мы объединяемся в единую мощную влиятельную силу, которая сможет достойно противостоять московским влияниям в Украине»…

С другой стороны, было и государственное стимулирование. Очевидно! Государство было заинтересовано в прогрессе консолидационного процесса и предоставляло ему организационную помощь, в частности в оформлении юридических моментов.

Но у любых событий или процессов обязательно появляются протестующие, оппозиционеры. Я думаю, что в либеральном обществе не найдем никакого явления, которое бы не вызвало альтернативных настроений. Так произошло и относительно объединительного движения, приведшего к образованию УПЦ КП. По этому поводу мне всегда хочется вспомнить одну мысль, возможно, несколько категоричную, но справедливую: если бы сейчас пришел Христос и сказал, что или УАПЦ, или УПЦ КП, или Московский Патриархат является единственной канонической Церковью, и всем надо вокруг этой Церкви объединиться, то, я убежден, что обязательно нашлись бы несогласные с Христом, которые сказали бы: «Нет, а мы считаем иначе». Так же и в этой ситуации образовалась группа протестующих, началось бурление, переписка, собрание подписей. До конца года то движение более или менее оформилось. Его идеологи заставили владыку Петра выйти из УПЦ КП. Он возглавил это движение. И тогда начался поиск новых кандидатов, появился викарный епископ Уманский Михаил (Дуткевич), не имевший никакого прихода (даже не знаю, какова его судьба сегодня). Эти два владыки начинают рукополагать, поставлять новую, альтернативную к УПЦ КП генерацию епископов — и так далее, и так далее…

Здесь были как внешние силы, действовавшие на разбивку единой в 1992-м году автокефальной структуры – УПЦ КП, так и личностные причины. Отец Владимир Ярема «де-факто» задекларировал, что только его версия автокефалии является единственно чистой, истиной, незыблемой, а все остальное – это наследство тоталитарной Церкви, которую «позорный и коррумпированный» митрополит Филарет, недавний «душитель» автокефалии, хочет воплотить и навязать, заковать в кандалы синодального русского подкрашенного православия. То есть, снова была навязана борьба, идеологическое противостояние. И никто даже не думал о перспективах, о нахождении согласия или рычагов влияния на того же Митрополита Филарета, чтобы его изменить или использовать весь его очень мощный прагматический потенциал.

Оппозиционеры к УПЦ КП решили, что только в них истина, и потому надо бороться. Так же, я думаю, эта бацилла исключительности и сейчас заражает, влияет на отдельных епископов в среде УАПЦ. Но в нашей разъединенной, фрагментированной Украине нельзя построить партию или Церковь на одной лишь голой, даже красивейшей идее. Нужно проявлять огромный уровень уважения к другим идеям. Поэтому тот, кто ставит на принцип: «Я не воспринимаю идеи, я не воспринимаю личность», собственно и попадается в свою ловушку саморазрушения и самоуничтожения. Поэтому, в конце концов, и было столько обвинений в адрес о. В. Яремы, что он провозгласил автокефалию наперекор и во время возрождения Греко-Католической Церкви.

— Глядя на историю, можно констатировать, что украинскую автокефалию просто преследуют какие-то фатальные вещи. Ни одна из других Церквей, которые добивались автокефального статуса, наверное, и близко не прошла таких испытаний. В чем главные причины такой ситуации, или, возможно, главные ошибки?

 — Ошибки были в прошлом и есть сейчас. И очевидно, что их надо осознавать. Если говорить в глобальном измерении о причинах отсутствия молниеносного успеха, то я лично вижу три главные точки.

Первая — это то, в чем заключается корень вообще всех украинских проблем. Это то, что у нас никогда не было и нет какой-то национальной оси, объединяющей идеи. Имеем совсем разные культуральные перспективы, разные видения, мировоззренческие парадигмы. Почему Галиция так быстро приняла идею автокефалии и возродила идею греко-католицизма? Потому что она всегда где-то подсознательно считала советскую действительность оккупационной. И наоборот: на русифицированном Востоке и Центре и даже на Волыни и Подолье духовенство в течение нескольких столетий воспитано исключительно на русских культуральных образцах. И для них все украинское является откровенно вражеским, словно частью другой национальной традиции…

 — Или хуторянским…

 — Или хуторянским. Или непонятным. Или маргинальным, в лучшем случае, если не враждебным вообще, как я говорил выше. Я думаю, что не ошибусь, когда скажу, что очень многие даже этнические украинцы именно в Украинской Церкви как самостоятельном феномене видят главного личного экклезиологического врага. Правда, на этом условном фронте в течение последних десятилетий также наметились положительные сдвиги. К продуктивным идеям начинают приходить и в УПЦ (МП). Самой существенный декларацией, длительное время вселявшей оптимизм, было заявление Митрополита Владимира (Сабодана) во время Архиерейского собора в Москве 2007 года. Он тогда подчеркнул, что нельзя все в Украинском Православии сводить сугубо к личным мотивам, как это традиционно делалось со стороны РПЦ. И это было революционное высказывание. Он озвучил, что Украина воспитана в разных исторических традициях, а потому разделение в Православии отображает культурное и даже цивилизационное разделения общества.

Мы обреченные так жить: есть одна часть церковной общины, которая не хочет быть под Москвой, а другая не видит своего будущего вне нее.

Мысля трезво, я понимаю, что этот фактор является глобальной причиной, которая и в будущем, ни в одной перспективе нам не даст возможности говорить о ЕДИНОЙ поместной Православной Церкви. Я уже несколько лет утверждаю, что это культуральное разнообразие исключает образование единой структуры, Московского ли Патриархата, автокефальной ли Церкви. Мы обреченные так жить: есть одна часть церковной общины, которая не хочет быть под Москвой, а другая не видит своего будущего вне нее. Найти между ними организационное согласие можно только силой. Кого-то загнать или туда, или туда, чего, я надеюсь, не произойдет.

Вторая причина — это также абсолютно традиционная, украинская – личности. Это то, что было всегда. Каждый себя видит лидером. И каждый считает, что только он имеет единственно правильную и истинную линию поведения. Это во всех случаях срабатывает в негативном контексте. Например, абсолютное большинство иерархов УПЦ (МП) именно непринятием Митрополита Филарета, формально таким «личностным» фактором, обосновывали свое нежелание поддержать его движение к независимости. В ноябре 1991 года, якобы под давлением, все епископы подписали обращение за автокефалию. Потом появились трое первых недовольных, которые написали письмо несогласия. Со временем уже абсолютное большинство духовенства поддержало Харьковский собор и выступило против митрополита Филарета, хотевшего перехватить идею автокефальной Церкви. Потом, якобы сам этот фактор сработал в отношениях между неформальным лидером автокефального движения до 1992 года о. Владимиром Яремой и Митрополитом Филаретом, к этому движению присоединившимся. И таких примеров можно приводить много. Например, почему сегодня разваливается и трещит УАПЦ? Потому что каждый себя видит исключительным, и только собственную позицию видят правильной и Митрополит Мефодий, и архиепископ Игорь. И на этом все замыкается.

А третье – это внешнее вмешательство и стимулирование. Я убежден, что настолько, насколько было вмешательство со стороны украинского государства, старавшегося содействовать независимым движениям, в частности во времена Л. Кравчука, настолько же мощной было действие российских спецслужб, которые стимулировали, мягко говоря, а я думаю – используя собственные методы, принудительно запрещали епископам поддерживать Митрополита Филарета. Убежден: то, что потом развернули массовую кампанию очернения Митрополита Филарета, это все было инспирировано из-за границы. Кампания даже началась не в Украине, хотя ее и поддержали такие классики «пера и креста», как Василий Анисимов, который всю свою головокружительную карьеру журналиста-погромщика построил на антифиларетовской пропаганде и ненависти ко всему украинскому.

Посмотрите, каким был епископат УПЦ (МП) в то время. Это были владыки, за исключением одного-двух, новохиротонизированные, рукоположенные в период 70-х – 80-х годов. То есть, все имели дело с генерацией епископов, вышедших из советской системы координат, а советская система, и здесь нет никаких сомнений, на каждого из них имела досье. Где эти досье были? Очевидно, их хранили в Москве. Не вызывает сомнений, что эта внешняя сила повлияла, принудила, убедила, обязала или напугала большинство епископов, которые были вынуждены отречься от сотрудничества с Митрополитом Филаретом.

Так вот, в итоге мы видим, что эти внешние и внутренние, мировоззренческие и культуральные, субъективные и объективные причины и раскромсали украинское Православие.

 2000 год – новые ожидания

 — После окончательного оформления разделения между УПЦ КП и УАПЦ эти структуры существовали порознь вплоть до 2000 года, когда появилась надежда на согласие и даже нашлись приверженцы такого сценария в Константинопольском Патриархате. Две украинские автокефальные структуры начали переговоры по урегулированию своего статуса в мировом Православии. Но снова ничего не вышло. В чем заключалась причина на этот раз?

 — После разъединения было еще несколько известных случаев, когда епископы перебегали из одной Церкви в другую. По этому поводу можно целую книгу написать, писать и рисовать десятки схем, кто куда ходил и где оказался. Однако большинство из тех, кто метался между юрисдикциями во второй половине 1990-х годов, сейчас вообще неизвестно где, точнее – нигде. То есть, они явным образом были маргинальными во всех структурах.

Фактом является другое: именно в настоящее время — с 1993 года до 1995-96 годов — окончательно выкристаллизовалась ситуация, в главных чертах оставшаяся неизменной до сих пор. Это — принципиально важно. Стало понятно, что УАПЦ все-таки является вторичной, подчиненной структурой в независимом автокефальном лагере. Здесь я абсолютно объективно смотрю на вещи! Структурой, законсервировавшейся во всех своих измерениях – статистическом, организационном и региональном. Неоспоримый факт: как у нее было около 1000 приходов в середине 1990-х годов, так и осталось сейчас. А Киевский Патриархат стал лидером автокефального движения с постепенным, но неуклонным увеличением количества общин в Центре, на Востоке и даже на Юге Украины. Московский Патриархат всегда был наиболее многочисленный, второй по численности общин была УГКЦ, но ориентировочно лет через 10 со времени учреждения Киевский Патриархат вышел на второе место по количеству общин и уверенно демонстрирует свое упрочение и в дальнейшем.

До констатированных Вами событий на рубеже тысячелетий, когда появился так называемый «константинопольский фактор», которого до тех пор не было или он был однозначно промосковский, никто в сторону Фанара не смотрел. Однако здесь следует отметить, что вторая половина 90-х годов – это период самого большого обострения отношений между Москвой и Константинополем из-за «эстонского» вопроса. Между ними вообще доходило до полного разрыва евхаристического общения. Вторая половина 1990-х годов — это период чрезвычайного напряжения и конфликтов между двумя самыми влиятельными православными Патриархиями мира.

Поэтому Константинополь сам искал любых союзников, чтобы иметь рычаги влияния на Московский Патриархат. Со своей стороны, украинские Церкви также активизировались. Так вот, главным мотивом Константинополя был поиск союзника. Если говорить об украинцах, то, во-первых: УАПЦ постепенно разваливалась, не находя внутренней опоры. Она исчерпала все ресурсы для собственного развития — раскромсанная, безо всякой политической поддержки, без прямой связи с диаспорой, на что она очень надеялась, с беспрерывными конфликтами внутри епископата. Она маргинализировалась по сравнению с двумя другими Церквями. И ей ничего не оставалось, как заявлять и демонстрировать, что она делает до сих пор, стремление войти под омофор Константинополя.

Активизация со стороны УАПЦ вынудила и Патриарха Филарета делать шаги с целью поиска путей урегулирования своего собственного статуса и положения возглавляемой им Церкви – УПЦ КП. Говорили даже о том, что Константинополь готов делать довольно оптимистичные заявления относительно анафемы, наложенной РПЦ на мятежного Киевского митрополита, теперешнего Патриарха. Дескать, Константинополь никогда не ставил под сомнение правомочность этой анафемы, но и формально не подтверждал ее. А когда Патриарха Варфоломея члены украинских делегаций прямо по этому поводу спрашивали, то звучал византийский дипломатический ответ: «А этот вопрос был рассмотрен на общеправославном суде?». Итак, ответ можно было толковать, как кому будет угодно. Таким образом, Константинополь всегда себе оставлял возможность быть в стороне от этой проблемы, а, если потребуется, мог поставить под вопрос эту анафему.

Когда Патриарх сидел в центре, а делегации от УПЦ КП и УАПЦ — по две стороны от него, он сказал: «Примиритесь, я вам даю месяц-два, приезжайте уже в составе объединенной Церкви, и будем вас признавать».

Таким образом, в «константинопольском векторе» совпадали интересы если не всех, то, по крайней мере, многих «игроков». Поэтому и начались в начале 2000-го года очень интенсивные переговоры. Десятки раз украинские делегации посещали Стамбул. Константинопольские иерархи приезжали в Украину. Происходили их встречи с представителями власти. Тогда же премьер Ющенко подписало известное письмо Патриарху Варфоломею. Все выглядело чрезвычайно оптимистически. Насколько я знаю (хотя, возможно, это была еще одна затея византийской дипломатии), было поставлено условие: «Объединитесь между собой, и мы вас признаем». Был ли это миф и иезуитская затея, или — реальность и искреннее желание видеть Украинское Православие объединенным, я не могу судить. Так мне рассказывали непосредственные участники встреч. Когда Патриарх сидел в центре, а делегации от УПЦ КП и УАПЦ — по две стороны от него, он сказал: «Примиритесь, я вам даю месяц-два, приезжайте уже в составе объединенной Церкви, и будем вас признавать».

Разговоры, переговоры начались даже на приходском уровне. И снова мы стали свидетелями очередного периода вдохновения, новой эйфории, новых перспектив. Но помехой в реализации молниеносного, такого, казалось бы, очевидного и перспективного плана снова оказалась традиционная украинская позорно-банальная вещь – личные амбиции: два декана в одном районе, никто же не уступит… Две святые семинарии в одном городе – опять же не уступят! Два епископа на одной кафедре! Два Предстоятеля…

Украинские Церкви сами дали основание Вселенскому Патриарху с формальных позиций отодвинуть этот вопрос, снять его с повестки дня. Они – украинские Церкви, как никто, были заинтересованы, чтобы прийти к согласию и признанию. И они ради этого не захотели ничем пожертвовать — ни личными амбициями, ни формальными статусами.

Понимаете, я не могу сказать, что этот процесс (признание Украинского Православия) похоронил Константинополь. Я бы сказал по-другому: украинские Церкви сами дали основание Вселенскому Патриарху с формальных позиций отодвинуть этот вопрос, снять его с повестки дня. Они – украинские Церкви, как никто, были заинтересованы, чтобы прийти к согласию и признанию. И они ради этого не захотели ничем пожертвовать — ни личными амбициями, ни формальными статусами. Можно ли, а тем более духовенству, сомневаться, что Церковь, вера и духовность — это постоянное самопожертвование.

«Какой мере мерите, такой будет и вам отмерено». И если мерить исключительно гордыней, нежеланием слушать другого, то это и получишь в ответ.

- Оппоненты обвиняют именно Патриарха Филарета в такой неуступчивости…

- Оппоненты Патриарха Филарета скажут, что виновен именно Филарет. Я не утверждаю, что все сказанное выше не касается и Главы УПЦ КП. Я говорил в общем.

В то время начались даже совещания и обсуждения относительно предсоборных совещаний, принципов и условий созыва объединительного собора. УАПЦ настаивали — только выбор жребием или делегатами собора, которых должно быть 50 на 50, то есть, обе Церкви должны бы принимать участие в процессе на паритетных началах. Вместо этого УПЦ КП настаивала: «Нет. Наша Церковь больше, а потому объединительный процесс должен происходить на принципах пропорциональности. Если избрание Предстоятеля делегатами, то опять-таки — на началах пропорциональности. Например, наших частей, по меньшей мере, три, а ваша – одна, то есть 25%». Это все было, это все уже история…

Конечно, потом был подъем, связанный с избранием Ющенко Президентом и с визитом Патриарха Варфоломея в Украину в 2008 году. Но и эти последние в хронологическом измерении оптимистичные ожидания, как мне кажется, тоже уже похоронены.

А какие были иллюзии, какой был испуг у Московского Патриархата!

 «Однозначные, резкие шаги, которые бы окончательно похоронили амбиции Вселенского Патриархата относительно Украины, не сделаны»

 — Если мы начинаем говорить о 2008 году, то сейчас выглядит, что это был последний шанс, который возвратить практически невозможно. Сейчас все Православное сообщество смотрит в направлении Всеправославного Собора. А для Патриарха Варфоломея это вообще выглядит целью номер один, и он смог согласовать это с Патриархом Кириллом.

Трагедия не в том, что мы потеряли шанс. Трагедия в том, что украинцы не изменились.

— Боюсь, что я с Вами  преимущественно согласен. Но и трагедию здесь также нельзя делать. Трагедия не в том, что мы потеряли шанс. Трагедия в том, что украинцы не изменились. События последних 20-ти лет их ничему не научили. Причины, которые обуславливают сегодняшнюю ситуацию, никуда не делись, они остались. И эти обстоятельства не содействуют решению запущенных проблем. Эти обстоятельства маринуют существующую ситуацию, углубляют проблему. Украинское духовенство и в дальнейшем демонстрирует впечатляющую степень разделения.

В мировом масштабе есть, например, еще один случай непризнанной, но провозглашенной автокефалии, случай также давний, но принципиально отличный от украинского — Македонская Православная Церковь. Относительно автокефалии, то там есть оппоненты на уровне 1-2 епископов и нескольких священников. То есть, если взять общественный фон, то противников церковной независимости — ничтожно малый процент. Без малейшего покушения на истину можем утверждать, что там существует объединенное общественное мнение по этому вопросу.

Вместо того, что мы имеем в Украине? Полная разобщенность. А отсутствие единства позволяет каждой стороне толковать ситуацию, как она сама того желает. Приезжает Патриарх Кирилл в прошлом году — происходит ряд акций. И это показывает нам, насколько исключительно торжество Московского Патриархата. Хотя я сам проводил подсчеты: ну, 100 тысяч верующих приняло участие во всех мероприятиях всего. И это максимум! По сравнению с количеством населения Украины — это минимальный, даже унизительный процент. Это, извините, немного больше, чем Свидетели Иеговы собирают на свой всеукраинский конгресс. То есть, если взять формальный показатель, посещение верующим молитвенно-демонстрационных мероприятий, то Московский Патриархат выглядит всего лишь немногим лучше, чем Организация Свидетелей Иеговы. Но, опять же, надо учитывать одно принципиальное обстоятельство: Свидетели Иеговы на свой ежегодный конгресс собираются в одной точке один раз, а Патриарх Кирилл 10 дней ездил по Украине, проведя два десятка публичных встреч и богослужений. Так вот, с формальной точки зрения, ситуация с Московским Патриархатом выглядит еще хуже, чем может показаться на первый взгляд.

То есть, мы имеем разобщенное общество. В этой связи нам надо было уже давно отказаться от концепции навязывания универсалистской модели развития. Ситуация показывает, что безальтернативной модели нет — еще нет и, наверно, не может быть.

Священники Киевского Патриархата и Греко-Католической Церкви не видят между собой идеологических препятствий, чтобы отслужить общий молебен хоть в селе, хоть в столице. А попробуйте свести священников УПЦ КП и УПЦ (МП). Это невозможно.

Одесская семинария Московского Патриархата уже десятилетиями воспитывает убежденных борцов не просто с автокефалией, а вообще с украинским сознанием. И большинству ее выпускников вы никогда не докажете необходимость создания в Украине автокефальной Церкви. Семинарии и академии Киевского Патриархата готовят кадры, которые убеждены в том, что дальнейшее существование под юрисдикцией Москвы не является возможным. То есть, воспитаны уже целые генерации священнослужителей, которые существуют вне всякого идеологического контакта между собой. Идеологическое разделение между православными юрисдикциями, то есть внутриконфессиональное разделение, является более глубоким, чем собственно межконфессионное размежевание в Украине. Священники Киевского Патриархата и Греко-Католической Церкви не видят между собой идеологических препятствий, чтобы отслужить общий молебен хоть в селе, хоть в столице. А попробуйте свести священников УПЦ КП и УПЦ (МП). Это невозможно.

Итак, надо понимать, что мы являются свидетелями углубления очевидной мировоззренчески-цивилизационной трещины. И Московский Патриархат делает все возможное, чтобы эту трещину углубить. Сделать ее такой, какую нельзя перейти. Чтобы тех, кто является ее верующими сейчас, навсегда сохранить в лоне своей идеологии и сознания.

Статистика последних 7-8 лет показывает однозначно постоянный рост количества тех, кто декларирует принадлежности к Киевскому Патриархату как к украинской Церкви. Возможно, они не относят себя к Киевскому Патриархату как к конкретной существующей структуре, но связывают себя с Киевским Патриархатом как символом киевоцентричного сознания. Срабатывает банальная, но однозначная схема — есть независимая Украина, и в ней должны быть независимая украинская Церковь. Не знаю, какими будут последствия событий последних месяцев, но до этого периода статистика фиксировала перманентный рост именно таких настроений в обществе.

И парадокс заключается в том, что более многочисленная по количеству приходов УПЦ (МП) проиграет Киевскому Патриархату в этом измерении.  

 — Последние заявления Вселенского Патриарха относительно Украины, сделанные им во время визита в Москву, в очередной раз спровоцировали острые дискуссии о судьбе украинского Православия и роли Константинополя в разрешении конфликтной ситуации. Вопреки заявлениям со стороны пресс-службы УПЦ КП, что Патриарх Варфоломей говорил не то, что подали российские СМИ, все же можно утвердить, что он дал понять о своих сегодняшних приоритетах. Он отдал преимущество глобальным приоритетам над локальными. И в этом смысле между Москвой и Константинополем явным образом существуют определенные договоренности. Значит ли это окончательное дистанциирование Константинополя от Украины?

 — Давайте посмотрим на все трезво, насколько это возможно. Я думаю, что Константинополь попробовал сыграть «украинскую партию» в мировом Православии. И что он увидел? Следует ли ему опираться на так называемых «украинских» союзников?

Во-первых: эти разнофракционные и разноюрисдикционные «союзники» никак не могут примириться между собой и прийти хотя бы к какому-то согласию. Есть три влиятельные части в Украинском Православии: Киевский Патриархат, УАПЦ и УПЦ во главе с Митрополитом Владимиром. Последний не демонстрирует желания порвать с Москвой в пользу Константинополя, Патриарх Филарет не демонстрирует никакой уступчивости, например, готовности стать епархиальным владыкой или полуавтономным митрополитом Константинопольского Патриархата. УАПЦ же – это клочья отдельных епархий. Кому они вообще нужны, и влияют ли они хоть на что-то в Украине? Да, обломки УАПЦ –  наиболее проконстантинопольские, но что Вселенский Патриархат сможет изменить или как укрепиться, приняв их? Это будет означать поссориться со всем православным миром и ничего фактически не получить. Вне процесса останется Киевский Патриархат, а Москва, в любом случае, будет оппонировать. Это первое.

Во-вторых: нет не только единства церковного, но и политического. Нет консолидированной воли власти поддержать, условно говоря, «константинопольский вектор». Особенно сейчас. Власть постоянно демонстрировала разное видения такого сценария. Ведь даже во времена президентства Ющенко была влиятельная оппозиция, была создана в Верховной Раде группа по защите так называемого «канонического» православия. Ее представители ездили на Фанар и доказывали, что вмешательство Константинопольского Патриархата нежелательно. Все это происходило не просто на уровне отдельных владык (вспомним хотя бы, к примеру, одиозные заявления Агафангела и его духовенства), но и на уровне политикума высшего эшелона. Однозначно, что это был очень сильный фактор, которого Фанар не мог не учитывать.

Константинополь все же попробовал сыграть украинскую партию. И увидел, что он по ней получит меньше дивидендов, чем можно ожидать.

Однако Константинополь все же попробовал сыграть украинскую партию. И увидел, что он по ней получит меньше дивидендов, чем можно ожидать. И тогда был сделан ход в другом направлении. Прагматичный, как всегда. Патриарх Варфоломей решил поторговаться с Москвой и сделать взаимно выгодный обмен: он обменивает подтверждение со стороны второго по влиятельности игрока — Московской Патриархии — своего уникального и первого по чести статуса в мировом Православии, как межправославного судьи и первого в епископских конференциях, на невмешательство в так называемую «каноническую территорию» Московского Патриархата. Боюсь, что уже существуют серьезные договоренности по этому поводу между Москвой и Фанаром. Но они были инициированы не вчера и не сегодня. Я это говорил еще в 2008 году. Думаю, мой вывод был справедливый: еще во время визита Патриарха Варфоломея в Украину было договорено о приезде уже немощного и больного Патриарха Алексия ІІ на всеправославное совещание в Стамбул (этого не случалось десятки лет), чем было «де-факто» подтверждена со стороны Москвы роль Константинопольских первоиерархов как арбитров и лидеров мирового Православия, в обмен на обещание, что Константинополь воздержится от резких шагов в «украинском направлении».

Летом 2008 года мы стали свидетелями откровенного и прагматичного торга, обмена. Украину «оставили» Русской Церкви, а взамен подтвердили тщеславное константинопольское место в мире, влияние на православную диаспору, возможность контролировать процессы в других Церквях и избежали неминуемого раскола между Москвой и Константинополем, который бы состоялся при условии вмешательства последнего в украинскую ситуацию.

Однако, на мой взгляд, Константинополь еще не жжет мосты. Договоренности есть, но однозначные, резкие шаги, которые бы окончательно похоронили амбиции Вселенского Патриархата относительно Украины, не сделаны. Мы стали свидетелями откровенного реверанса в сторону Митрополита Владимира (Сабодана) — высказывание пожелания, чтобы преодоление раскола в Украинском Православии состоялось еще при его жизни… Но возврата к риторике начала 90-х годов нет.

Я думаю, то, что мы наблюдаем, можно назвать спокойным движением в конкретном направлении, в конкретных обстоятельствах и с соответствующей целью. Заявления были сделаны в Москве при высшем представительном уровне. Украина во времена Ющенко показала, как можно принимать Патриарха, и Россия ответила таким же образом или, возможно, даже организовала прием еще более высокого уровня. Были встречи с Лужковым, Медведевым. И в тех обстоятельствах он, очевидно, пел ту песню, которую от него хотели услышать. Не надо забывать о давней традиции: Константинопольские и другие восточные Патриархи неоднократно в прошлом приезжали в богатую и влиятельную Москву за милостыней, и это была очередная поездка за милостыней. Неужели можно было надеяться, что во время такой поездки, после службы в Исаакиевском соборе, который, наверное, раз в 200 больше его храма св. Георгия на Фанаре, после всего устроенного величия, Патриарх Варфоломей мог хоть каким-то образом противоречить той линии, которую от него ожидали?

На мой взгляд, в этом случае нельзя однозначно и беспрекословно осуждать Константинополь, что он плохо относится к украинцам. Но скажите, пожалуйста: ради чего он должен идти на конфликт с Москвой, жертвовать своими связями, влияниями и еще одним, я думаю, очень существенным фактором – финансовым? Кстати, не сомневаюсь, что банковские счета Вселенской Патриархии пополнились принципиально после поездки в Москву. Это не вопрос для таких людей, как Лужков или Медведев, перебросить пару миллионов долларов на определенные швейцарские счета.

 — Возвращаясь к вопросу Всеправославного Собора, к которому уверенно движется православный мир, возникает вопрос, а может ли на нем зазвучать «украинский вопрос»?

 — Исключать этого нельзя. Но на текущем этапе я не вижу такой перспективы. Теоретически это возможно, и, наверно, это было бы логично. Но, если повторится конфигурация сегодняшнего момента, этого не произойдет. Чтобы он возник, необходима воля прежде всего со стороны украинцев. Нужна воля главного «игрока», которым очевидно сейчас снова становится Митрополит Владимир (Сабодан). И здесь необходима его однозначная декларация: «Мы хотим ради миллионов наших братьев, которые не имеют литургической связи с каноническим Православием, пойти на жертву, поборов собственные амбиции, свою гордыню и презрев амбиции и ультиматумы Москвы. Мы видим, что есть разные пути решения проблемы, и ради спасения раскольников мы готовы пойти на жертвы». Однако же пока что ничего подобного ни Митрополит Владимир, ни его окружения не проявляют. Наоборот, они понемногу отказываются от оптимистичной и, казалось бы, все более приближенной к реалиям риторики 2007-2008 годов.

Мы видим полное свертывание всех объединительных инициатив. Комиссия по подготовке диалога между УПЦ (МП) и УПЦ КП фактически прекратила свое существование, никакие практические шаги к согласию не сделаны.

 «Москва, и в частности Патриарх Кирилл, не является приверженцем никаких моделей, которые бы предусматривали уступки, согласие, а тем более диалог»

 — Как действовать украинским Автокефальным Церквям: УПЦ КП и УАПЦ в ситуации, сложившейся сейчас?

 — Во-первых: трезво оценить ситуацию. Дальше — подумать над двумя моделями развития — реалистической и утопической. Первая — жить, как живется, не наступая на горло собственной песне, воспринимая сегодняшнюю ситуацию как данность и не разыгрывая никаких трагедий как с одной, так и с другой стороны. Так вот, есть часть православных, которые мыслят себя только в рамках автокефальных структур, есть другая часть, которая видит себя под Москвой. Надо оставить иллюзии о быстром и безболезненном соборном объединениях двух частей, а стремиться, как минимум, к полному согласию и сущностному объединению в каждом из лагерей. Две идеологически-цивилизационных части украинского православного мира будут существовать и дальше, борясь за влияния и собственное утверждение в украинском обществе.

Вторая модель развития — идеалистическая. Она может, например, предусматривать созыв Всеукраинского собора из всех епископов, представителей всех Церквей для обсуждения и поиска объединительной схемы. Но этот путь неприемлемый для Москвы, которая сейчас реально начинает все крепче контролировать главнейшего украинского «игрока» — УПЦ.

Убежден, Москва, и в частности Патриарх Кирилл, не является приверженцем никаких моделей, которые бы предусматривали уступки, согласие, а тем более диалог. Взята стратегия на победу, на истощение врага, дискредитацию и уничтожение. Поэтому РПЦ будет предлагать жесткую модель присоединения, как максимум — локальных точечных ударов по автокефальному движению в форме инициирования индивидуальных переходов в Московский Патриархат. И, я думаю, многие пойдут на это. Я не говорю, что большинство, но какая-то часть перейдет.

 — Вы считаете, что в ближайшие годы возможны переходы даже на уровне епархий?

 — Переходы возможны даже на уровне епархий. Предвидеть это нетрудно. Случится то, что произошло раньше в УПЦ в Америке и Канаде. Имею в виду усталость от борьбы за то, что называется каноническим статусом. Потому что здесь такая ситуация: или ты уже провозглашаешь себя протестантом в православных ризах, и тебя не волнует признание других православных Церквей — тебя видит Единый Бог, и Он тебе Единый Судья, тебе не нужно ничье признание, то есть побеждает протестантская точка зрения. Или же торжествует православное сознание, которое диктует стремление к единству, стремление к каноническому общению с другими православными епископами и Церквями. Этот прессинг является довольно сильным для определенной части духовенства. И ради реализации своего «канонического» экклезиального сознания они могут оказаться готовыми покинуть «неканонический» автокефальный лагерь.

Со стороны же Украинских Автокефальных Церквей, если они все-таки хотят выжить, а тем более — углублять свою экспансию в рамках украинского общества, им надо забывать об амбициях, избавляться от комплексов и искать согласия. Безусловно, что главный троянский конь украинского автокефального движения — это Митрополит Мефодий, которого могут держать и дальше в такой же роли – роли тени и альтернативы всему, что делает УПЦ КП и ее Предстоятель. Но если бы владыка Мефодий по-настоящему радел о будущем независимого украинского Православия, то должен был бы пойти на шаги согласия и внутри УАПЦ, и прийти к согласию с УПЦ КП, где бы он мог занять довольно почетное положение, как, например, главы полуавтономной структуры в составе Киевского Патриархата.

 Беседовал Анатолий БАБИНСКИЙ

Львов, июнь 2010