«Все и во всем Христос». К дискуссии о русском языке на Украине

Эта статья — отклик на серию материалов о русском языке на Украине, которые Правмир публиковал на прошлой неделе.

Я от роду «русскоязычный». Родился на Донбассе, где и прошли первые годы моего детства. Школьное время протекло в Крыму, университетское – в Одессе. Казалось, судьба сама меня вела по русскоязычным регионам Украины, пытаясь сотворить из меня россиянина. По окончании Киевской Духовной семинарии по моей просьбе мне выдали диплом на русском языке.

На русском возглашал проповеди в свои первые годы священства, хотя в общении с прихожанами постепенно переходил на украинский, поскольку именно этот язык являлся для них родным. Помню то дискомфортное состояние, когда я осознавал, что проповедую с амвона словами вовсе не того языка, на котором в действительности общаюсь, поэтому свою же проповедь иногда воспринимал как сухую лекцию.

Решил было благовествовать на родном украинском, да вот беда: книг на «мові» в ту пору в храмах еще не было (малотиражный «Православний вісник» мне на глаза почти не попадался), поэтому приходилось некоторые ключевые богословские понятия проговаривать по-русски с украинским произношением…

Такова была ситуация в 90-е годы. В ту пору, конечно, никому и в голову не могло прийти помышлять о какой-то дискриминации русского языка в Украинской Церкви. Но для чего мне писать о минувшем, когда речь идет о дне сегодняшнем? Да в том-то и дело, что языковой вопрос, по крайней мере, в епархии, клириком которой я являюсь (и это касается не только ее), остался прежним: здесь во всех приходах на иконных лавках вы не обнаружите ни одной книги, изданной на украинском языке.

Не хочу утверждать, что это плохо, хотя и не скажу, что от такого положения дел я в восторге. Украиноязычные прихожане к нему относятся вполне спокойно и сдержанно; недовольства из-за отсутствия книг «рідною мовою» слышатся довольно редко. И когда на этом фоне живущие на Украине православные собратья начинают жаловаться на некое ущемление русского языка, это воспринимается подчас как фантасмагория.

«Да, — говорят они, — в храмах, возможно, дело обстоит по-другому, но ведь в реальной жизни происходит все иначе». Что сказать на это? Когда православные верующие светскую жизнь воспринимают как нечто «более действительное» в сравнении с церковной, это само по себе уже странно. Но поскольку вопрос ставится так, а не иначе, то перейдем к «реальной» его стороне.

Живу я в Коростене, в одном из городов Полесья, находящемся в центральной части Украины, ближе к северу. Мне кажется, что мой регион неплох для исследования данной темы, поскольку в географическом положении это в самый раз: и не «восток», и не «запад».

Здесь на вопрос, заданный на русском языке, вам никто не ответит «не розумію» («не понимаю»). Вместе с тем, на школьное преподавание на украинском здесь не жалуются. Нет возмущений и по поводу того, что русскую поэзию якобы принуждают учить лишь в украинском переводе.

На последнем хотелось бы немного остановить свое внимание, в связи с тем, что в одной из публикаций на данном портале этой теме отвелось достаточно места. Поскольку у меня, в отличие от автора той статьи, есть дети, трое из которых уже получили школьные аттестаты, да и сам я к школьной жизни имею непосредственное отношение, являясь преподавателем основ христианской этики в двух школах города, — то прошу внимательно отнестись к нижесказанному. Быть может, отношение у иного читателя к сумрачным стереотипам жизни русскоязычных украинцев, одобряемым отдельными публицистами, несколько изменится.

Действительно, предмета под названием «русская литература» у нас не существует, но есть литература «зарубежная», в которой русской классике отводится не менее 30% урочного времени. В каждой школьной библиотеке есть книги русских авторов, которые любой желающий может прочитать в подлиннике. Есть и уроки русского языка, которые вводятся в обязательном порядке с 5-го класса общеобразовательной школы.

Что касается стихотворений русских поэтов, которые в наших школах якобы заставляют заучивать только в украинском переводе, то это беззастенчивый вымысел. Несмотря на то, что в школьных хрестоматиях имеются переводы на украинский, на практике допускается и поощряется альтернативный вариант прочтения — оригинала.

Мне лично доводилось встречаться со стихотворениями Есенина в наших хрестоматиях под заголовком «Учимся читать в подлиннике». А с приведенным в статье переводом на украинский стихотворения «У лукоморья дуб зеленый» мои дети и вовсе не знакомы, в отличие от оригинального русского текста, который они знают почти наизусть.

Автор статьи утверждает, что у детей Украины украли родную культуру, вследствие чего они пишут русские слова с украинскими буквами. Признаюсь, у меня все это было в детстве с точностью до наоборот: я писал украинские слова с «и» вместо «і» и употреблял в украинской речи массу русизмов. Значит ли это, что меня лишали украинской культуры?

Относительно же того, что в украинских переводах русской поэзии некоторые слова исчезают, другие же, напротив, появляются, об этом говорить и вовсе излишне. Художественный перевод любого литературного произведения, и уж тем более стихотворения — всегда интерпретация.

Для более ясного представления перейдем к обратному примеру, переводу стихотворения с украинского на русский: «Посреди широкой степи / выройте могилу, / чтоб лежать мне на кургане, / над рекой могучей…»

В содержании этого русского перевода известнейшего стихотворения Тараса Шевченко содержится странное противоречие: если могилу вырыть посреди степи, то тело поэта уж никоим образом не окажется на кургане над рекой. Данное противоречие образовалось вследствие перевода «поховайте на могилі» словами «выройте могилу» вместо должного «похороните на кургане».

Еще две строки этого стихотворения «и злой вражеской кровью волю окропите» остались почти без изменения, чем… существенно изменили его изначальный смысл, поскольку слово «вражий» согласно «Словарю украинского языка» Бориса Гринченко обозначало преимущественно «диавольский». Но именно такими словами выразил шевченковский «Заповіт» в своем переводе Александр Твардовский.

Так известный советский поэт свел завет Шевченко на духовное самоочищение, переосмысление жизни и чаяния своего народа к банальному призыву к войне с инородцами. И, тем не менее, именно этот русский перевод завещания Кобзаря принято считать классическим.

В сравнении с этим обвинения автора статьи в «бледных ксерокопиях» украинских «дряхлых переводов» русских стихов видятся слишком преувеличенными.

Я не раз читал Пушкина и Некрасова в украинском переводе — признаюсь честно: не то. Так же, как и того же Шевченко на русском. Вроде смотришь: и слова те, и все названо своими именами, а воспринимается совершенно по-иному. Почему? Потому что язык народа – не просто слова. Это исторически сложившаяся словесная мозаика этнической самобытности со всеми непередаваемыми психолого-семантическими оттенками.

Возьмем роман «Тарас Бульба» Николая Гоголя. В этом русском произведении то и дело появляются «странные» украинские лексемы. Вот Остап перед казнью в толпе народа кричит отцу: «Чуеш, батьку?». «Чую, сынку», — тихим голосом проговаривает Тарас. Почему писатель передает этот диалог именно так, ведь обычный русский язык достаточно богат для изложения простого диалога? Это верно, но изречения «слышишь, отец?» и «слышу, сынок» для украинца Гоголя оказались не тождественными им написанным. То же касается и имени младшего сына Тараса – Андрий.

По этой же причине могу с уверенностью сказать, что многие украинские народные песни, в том числе и авторские (среди них «Два кольори» на стихи Дмитра Павлычко и «Пісня про рушник» Андрея Малышко), на русский язык так никогда и не переведутся. Равно как и многие русские — на украинский.

* * *

Часто приходится слышать о том, что русский язык якобы более богат и совершенен в сравнении с украинским, поэтому он должен иметь более значимое место в жизни Украины. С этим нельзя согласиться хотя бы по той причине, что эти два языка не могут быть в достаточной мере взаимозаменяемы, в чем мы достаточно убедились на приведенных примерах.

Вспоминается послание апостола Павла к эфесянам, где присутствует мысль о том, что каждый телесный орган незаменим, несмотря на то, что он может казаться менее важным по сравнению с другими. Поэтому разговоры о преимуществе одного языка над другим в христианской традиции просто неуместны.

Хотелось бы, чтобы православные христиане, ведя дискуссии о вещах мирских, продолжали до конца оставаться христианами, не искушаясь мирскими приемами полемики. Если православно верующий пытается убеждать собеседника в преимуществах и достоинствах какого-либо народа над другими, пусть вспомнит слова Христа: «кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф. 20:26-27).

Если кто-то заявляет о том, что один язык по сравнению с другим более богат и более значим, пусть вспомнит слова апостола: «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых… и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее» (1 Кор. 1:27-28).

Кстати, Христос, Всемудрый и Всезнающий Богочеловек, благовествовал вовсе не на классическом еврейском языке, а на арамейском, что также могло смущать представителей ученой интеллигенции и церковной элиты (на евангельском языке: книжников и фарисеев).

«Не плотник ли Он?.. И соблазнялись о Нем», — повествует евангелист (Мк. 6:3). Подобные соблазнения сегодня возникают и в отношении к украинскому языку у тех, кто видит в нем лишь «польский диалект русского». А ведь у Господа «нет ни эллина, ни иудея… варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3:11).

Протоиерей Виталий Эйсмонт

"Православие и мир", 7 августа 2012