Юрий Черноморец. Теология как наука
Сегодня богословы иногда выступают как идеологи и тем дискредитируют и христианство, и религию, и Церковь, и теологию. Если же они будут судить обо всем как собственно теологи, уподобившись Мерабу Мамардашвили и Сергею Аверинцеву, а не Жданову и Суслову, то они и будут услышаны хотя бы частью общества, а не высмеяны всеми. Утверждение теологии как науки должно сопровождаться воспитанием интеллектуальных лидеров, которым действительно есть что предложить обществу, стремящемуся выжить после постмодернизма.
Поиски путей легитимизации теологии
Сегодня в постсоветском пространстве существует уже несколько риторических стратегий как легитимизировать теологию как науку. Каждая из них имеет существенные недостатки, и потому не приносит желаемых результатов. В то же время оптимальный путь самолегитимизации теологии в постсоветском пространстве предельно прост и понятен.
Первая мысль, которая приходит православным в голову – объявить свое богословие опытной наукой. От простых учебников по догматике до солидных работ специалистов по исихазму стало модным говорить: богословие – это обобщение опыта. Религиозный опыт был уподоблен эксперименту в науке, а результаты обобщений претендовали на общезначимость и доказуемость. Однако эта идея, возникшая под влиянием русской религиозной философии (особенно – о. Павла Флоренского) была заранее проигрышной. Научный эксперимент отличается повторяемостью: при одинаковых исходных условиях получаем одинаковый результат. А из одного православного опыта рождаются очень даже различные богословские системы: уже на уровне первичного обобщения есть различия между аскетикой св. Феофана Затворника и св. Игнатия Брянчанинова; а если мы возьмем догматику – у одних она традиционная, у других – полный или частичный экзистенциализм. Кроме того, если бы религиозный опыт был подобен научному эксперименту, в мире не существовало бы атеистов, агностиков, инославных. Достаточно было бы их приводить на православную литургию – они все убеждались бы и в существовании Бога, и в истинности православия.
Но сразу признать, что богословие на науку никак не похоже, православные не пожелали. Они начали распространять всякого рода выдумки про науку – что она тоже сплошь гипотетична, ничего до конца доказать не может и т.д. Ученые над этим просто смеялись, философы пытались объяснить, что всегда в науке есть окончательно доказанные теории, чем они и отличаются от гипотез. И если эти теории когда-то становятся частным случаем в более общих теориях – то их истинность не отменяется, они не возвращаются к статусу гипотез. Наиболее умные богословы поняли, что доказать научность богословия путем сравнения с экспериментальной наукой не удастся, сколько ни завышай достижения богословия и ни понижай статус естественнонаучного знания. Им пришла на ум более продуктивная идея – представить богословие как особую гуманитарную науку.
Немецкая философия начала прошлого века обосновала, что гуманитарные науки (или «науки о духе», Geistwissenschaften) опираются на познание единичного, на опыт, который не дает универсального знания, а может дать только знание о типическом, а также знание об уникальном. Познание истины в гуманитарных науках происходит не путем обобщения (как в экспериментальной науке) и не путем дедукции (как в классической геометрии), а путем постижения, своего рода озарения. Это постижение всегда есть истолкование текста. А текстом может быть как древний источник, так и опыт, мир… – все что угодно. Постижение происходит не всегда, а только если существует адекватный контекст, позволяющий тексту «открыться», а познающему «постигнуть». Конечно же, богословие истолковывает тексты – Писание, Предание, документы церкви. Конечно же, возможно применять методы современных гуманитарных наук для постижения Писания и Предания или хотя бы для подготовки к нему. Конечно же – Церковь есть тот Контекст, который нужен православному богослову, претендующему на истинность своих утверждений.
Идеи такого рода самопрезентации богословия для общества даже попали в официальные документы – с легкой руки о. Владимира Шмалия. Но как-то не впечатлили собственно ученых и философов. Действительно, скажут, для научного изучения Библии есть литературоведы, многочисленные аверинцевы и десницкие, вполне со своими задачами справляющиеся. Патрология – это вообще часть истории философии, и все ее успехи сегодня обязаны такому статусу. А «церковные» патрологи чаще всего ничего собственно научного на свет не производят, только доказывают, что патрология должна быть церковной. Итак, если богословие – изучение источников и постижение их смысла, то никакого глобального контекста для такого изучения источников не нужно (минус «церковность»), и богословие распадается на множество наук (минус собственно «богословие»). При таком подходе вместо богословия получаем библеистику, патрологию, религиоведение (научный анализ современных документов церкви, анализ религиозного опыта как «текста» и т.д.).
Третья стратегия родилась под воздействием постмодернистской гуманитаристики, согласно которой практически любая точка зрения легитимна в общем диалоге культуры. Конечно же, богословию есть что сказать в этом диалоге. И конечно же, богословие когда-то было у истоков этого диалога – не зря ведь богословский факультет самый древний в европейском университете. Риск такой стратегии – в отказе от претензий на истинность богословия. Быть одной из версий истолкования мира наряду с «литературой народов Африки» или «культурой джаза» – это ли статус для богословия? Конечно, древность – это интересно. Но достаточно вспомнить о том, какое жалкое место в современной культуре и университете занимает классическая филология. Неужели теологии нужен примерно такой же статус «музейной» дисциплины? Конечно, для старта в постсоветском обществе и это неплохо. Но в целом это предприятие похоже не просто на попытки втиснуть богословие в очередное прокрустово ложе. Это скорее бессмысленное занятие - одевать костюм лилипута на Гулливера (в такой ситуации действительно лучше остаться голым, чем участвовать в клоунаде).
Теология как вторая философия и претензия на статус мета-науки
Но чему тогда можно более адекватно уподобить теологию, если она совершенно не схожа ни с естественной, ни с гуманитарной наукой? Ответ на самом деле прост и очевиден для каждого философа: теология наиболее похожа на философию! Что такое философия для идеалистически настроенного философа? Это попытка разумом познать человека и мир, а также их возможную Идеальную Причину. Теология дает ответы на те же три вопроса о человеке, мире и Боге. Но дает их, используя не только разум, но и веру, поскольку теология – все-таки часть религиозного мировоззрения.
Аристотель во «Второй Аналитике» говорит, что каждая наука, и особенно философия, опирается на те или иные аксиомы, которые принимаются интуитивно, без рассуждений. Теология отличается как раз наиболее развитой аксиоматикой. Если аксиомы для системы Аристотеля или Спинозы умещаются на одной странице, то для теологии таких аксиом больше, и все они задаются вероучением Церкви. А именно, Церковь дает истинное религиозное учение, известное ей из Писания и Предания и ею истолковываемое. Теолог поставлен в ситуацию, когда он эти аксиомы должен принять. В зависимости от этого он становится православным или католическим, протестантским или неопротестантским теологом.
И конечно же, главное сходство теологии и философии – в их притязаниях на статус мета-дискурса для всех наук. Ученые относятся к этому снисходительно (особенно естественники), но философы всерьез рассуждают о том, что только они могут обобщить данные наук, вынести окончательные суждения об истинности науки, дать осмысление научной методологии, открыть «смысложизненный аспект» мироздания и т.д. Но теология тем более не прочь стать мета-наукой – как для естественных и гуманитарных наук, так и для производящей первичное обобщение универсального знания философии.
Иногда между этими двумя мета-дискурсами еще пытаются вписать и третий – «религиозную философию». Это собственно философия, то есть деятельность разума, но принимающая во внимание то, куда этот разум должен прийти. То есть заглядывающая в область теологии – ради быстрейшего достижения соответствия между тем универсальным знанием, которое есть философия, и тем универсальным мета-знанием, которое есть теология. Ясно, что религиозную философию можно и нужно критиковать с двух сторон: для философов она выглядит как слишком произвольная философия, для теологов – как позволяющая лишние вольности теология.
В любом случае, теология – по отношению к другим наукам – есть дискурс, полностью аналогичный философии. Только развиваемый исходя из церковнопринятых аксиом, также пользующийся широким спектром дополнительных по отношению к вероучению иррациональных методов познания.
Конечно, проблемным для легитимизации теологии является тот момент, что она есть часть религиозного, а не научного мировоззрения. Но и тут аналогия с философией позволяет нащупать путь к решению казалось бы неразрешимой апории. Ведь и философия не является частью науки, а есть самостоятельное мировоззрение. И тем не менее существуют звания доктора и кандидата философских наук, студентов готовят по философским специальностям, а сама философия преподается всем студентам. Философию как полноправную участницу научного дискурса признают не только постсоветские ВАКи, но и западные университеты.
Отличие теологии от философии, как мы уже сказали – наличие наиболее развитой аксиоматики. В нее входят истины, почерпнутые из Писания и Предания, современное учение Церкви по многим социальным и общемировоззренческим проблемам; вообще целостное вероучение, данное как в догматах, так и в систематических изложениях. Специальные науки заняты установлением и анализом аксиом и связанными с этим различными проблемами: библеистика и библейская теология, патристика и догматика, социальное учение христианства и современная теология. Все эти дисциплины носят вспомогательный характер по отношению к теологии, но настолько важны, что часто их принимают за теологию как таковую. А между тем под последней можно понимать только систематическую теологию, которая давала бы ответы на вопросы о Боге, человеке, мире. Эту систематическую теологию и нужно было бы представить в университетских учебниках «Православная теология».
Учебник по теологии: даже внешнее подобие с философским делает его понятным и приемлемым
Современный учебник по философии строится в соответствии с таким простым планом:
1.Вступительная часть о философии вообще.
2.История философии.
3.Различные темы, раскрывающие проблематику теоретической и практической философии: онтология, гносеология, антропология, социальная философия, философия истории, философия права, философия культуры, философская теология, аксиология, философия техники и т.д.
Написать аналогичные учебники по теологии вполне возможно. Во вступительной части можно обстоятельно объяснять, что такое теология, каковы ее особенности, основания, притязания. В истории теологии нужно остановиться на учениях великих теологов – аналогично тому, как это делается в учебниках по философии, в которых не пишется обо всех философах, но только о наиболее важных и значимых. Тематическая часть учебника по теологии должна ориентироваться на то, чтобы дать развернутый ответ на три вопроса – о Боге, человеке и мире. И показать церковное и теологическое осмысление основных мировоззренческих вопросов, беспокоящих сегодняшнее общество. Ясно, что в теологии есть своя онтология Бога, своя антропология, свое учение об истории, своя теория социальности (сверхъестественной – церкви, и естественной – общества), свое понимание природы. Кроме того, у теологии есть собственная гносеология, в центре которой – учение о путях Богопознания (теогносии). Есть своя аксиология, праксеология, этика, эстетика, теология культуры и т.д.
Конечно, изучение теологии всеми студентами университетов было бы явно излишним. Но познакомиться с теологическими ответами на основные вопросы современности можно было бы в рамках общего для всего университета курса «Социальное учение христианства». В рамках этого курса можно было бы рассказать и что такое теология, и что такое вероучение вообще. Но все это было бы пропедевтикой в наиболее актуальную для современного человека проблематику. Действительно, что думают церкви о судьбе человечества и отдельных цивилизаций, о правах человека и его гражданских обязанностях, о государстве и нации, о взаимоотношении религии и науки, о глобализации и многочисленных кризисах – гораздо интересней для современного студента, чем слушать скучные нравоучения и схоластические изложения догматики.
Но изложить теологию по образу философии в соответствующих учебниках – это и означает легитимизировать теологию как науку. Если добиться признания теологии без этого этапа – то завтра всем постсоветским ВАКам и министерствам образования будет очень трудно объяснять, почему аналогичный статус не присваивается астрологии или уфологии. В общем, теологи должны помочь и себе, и научному сообществу, проведя разумно самопрезентацию и легитимизацию теологии.
Использование феноменологии при самопрезентации теологии как строгой науки
Утверждение теологии как признанной по аналогии с философией как бы науки – только первый шаг для самих теологов. Очевидно, что они все-таки будут пытаться построить теологию как строгую науку, используя феноменологию как ее метод. На очевидные достижения в этой области православных теологов Дэвида Харта и о. Джона Мануссакиса нужно было бы обратить особое внимание. Теология как теория религиозного опыта и религиозного постижения (молитвенного, евхаристического, экстатического и т.д.) действительно нужна, и ее может дать теологическая феноменология. Многочисленные попытки механического построения таких теорий (например, «феноменология аскетического опыта» С.С. Хоружего представляет собой схематизированное изложение богословия о. Софрония Сахарова!) – ни к чему не приводят. Такого рода феноменология требует гениальных мыслителей, и остается только надеяться на их появление в православии. Впрочем, еще остается надежда и на новые работы Дэвида Харта и о. Джона Мануссакиса.
Очевидно, легитимизированная по аналогии с философией теология особое внимание обратит на развитие герменевтики: искусства истолкования и понимания. Определить специфику этой герменевтики в сравнении с герменевтикой литературы, искусства или повседневности – вот задача ближайшего будущего. Тут православные богословы могут учесть опыт и постлиберализма Джорджа Линдбека, и контекстуальную герменевтику Кевина Ванхузера, и радикальную герменевтику Джона Капуто.
Конституирование и легитимизация теологии позволяют ей участвовать в диалоге наук, а также в более широком мировоззренческом диалоге в обществе. Избавившись от мечты легитимизироваться через диалог, твердо зная свои основания, теология сможет не просто участвовать во всех дискуссиях. Она сможет реализовывать свои притязания на статус мета-науки и мета-нарратива. Если философия судит обо всем, и все считают такое положение дел нормальным – то почему этого не может делать во всем аналогичная философии теология?
Итак, правильное понимание специфики теологии позволит также и реализовать все те три истолкования теологии, о которых шла речь в начале статьи, только на новом уровне: вместо теории экспериментализма – феноменология опыта, вместо богословия как источниковедения – герменевтика, вместо легитимизации через участие в современном университетском и общественном диалоге – суждение обо всем этом дискурсе со своей, оригинальной и самостоятельно утвержденной позиции.
Теология и общество
Сегодня богословы иногда выступают как идеологи и тем дискредитируют и христианство, и религию, и Церковь, и теологию. Если же они будут судить обо всем как собственно теологи, уподобившись Мерабу Мамардашвили и Сергею Аверинцеву, а не Жданову и Суслову, то они и будут услышаны хотя бы частью общества, а не высмеяны всеми. Утверждение теологии как науки должно сопровождаться воспитанием интеллектуальных лидеров, которым действительно есть что предложить обществу, стремящемуся выжить после постмодернизма.
Лучшая часть общества уже открыта к теологии. Достаточно посмотреть на сам феномен Ольги Седаковой, которая де-факто стала лучшим теологом в России! То, что из собственного богатства не могут осмыслить и раскрыть профессиональные теологи, Седакова уловила и являет миру и России – в силу возможностей и талантов. Бессмысленности диктатуры чиновничества в России и диктатуры толерантной посредственности на Западе Седакова противопоставляет Смысл – как подлинную Силу и Жизнь, Мир и Любовь. Теология Седаковой отличается от теологии Дэвида Харта и о. Джона Мануссакиса, но все это – различные начинания теологии в ее строгой научности, вечно традиционной и вечно новой. Все это теология нового обретения Логоса во времена мировоззренческого хаоса в обществе.
Только такая подлинная теология, которую мы видим у Ольги Седаковой, Дэвида Харта и о. Джона Мануссакиса, переживет беспокойный и трагический XXI век. Только такая теология способна на конструктивную критику всей современной действительности, на подлинную религиозную оценку всего ландшафта жизненного мира сегодняшнего человека. И в качестве такого последнего серьезного дискурса о главном теология может оказаться последним союзником для науки – в наступившем тысячелетии.
Джерело: Русский журнал
