Д†русскія народности

[Костомаров Н. Две русские народности // Основа. — СПб., 1861. — №3. — С. 33-80.]

[Костомаров Н. Две русские народности // Основа. — СПб., 1861. — №3. — С. 33-80.]

Николай КОСТОМАРОВЪ

(Письмо къ редактору.)

Явленіе Основы возбуждаетъ вопросъ, который, какъ кажется, долженъ быть однимъ изъ важнЂйшихъ, какіе подлежатъ разрЂшенію при современныхъ условіяхъ. Ваша Основа подинмаетъ знамя русской народности, но отличной отъ той русской, какой многими исключительно присвоено это названіе. О ея существованіи не можетъ быть сомнЂнія, коль скоро она сама о себЂ заявляетъ. Итакъ тЂ, которые говорили: русская народность, и понимали подъ нею что-то единственное, самосущее, ошибались; они должны были говорить: русскія народности. Оказывается, что русская народность не едина; ихъ двЂ, а кто знаетъ, можетъ быть ихъ откроется и болЂе, и тЂмъ не менЂе онЂ — русскія.

Мы какъ будто возвращаемся вспять: выплываютъ наружу погребенные элементы давно-прошедшихъ временъ, когда слово Русь имЂло обширное и тЂсное значеніе, когда Русскій міръ составлялъ цЂпь самобытныхъ, но внутренно связанныхъ частей; внутренняя жизнь разрываетъ внЂшнюю кору; тождество оказывается призрачнымъ. КромЂ господствующей во внЂишемъ мірЂ русской народности, является теперь другая, съ притязаніями на равныя гражданскія права въ области слова и мысли.

Въ чемъ же ихъ отличіе и въ чемъ ихъ сходство? Что даетъ поводы признавать не одну Русскую народность, и чтó побуждаетъ считать ихъ равно русскими?

ВнЂшнія отличія найти не трудно. Стоитъ поставить изображенія Великороссіянина и Южнорусса рядомъ въ ихъ костюмЂ, съ ихъ поступью, съ ихъ наружнымъ видомъ; потомъ описать образъ домашней жизни того и другого, ихъ домашныя обычаи, обряды, пріемы хозяйства, нако-

/34/

нецъ изложить сущность ихъ нарЂчія. Но все это будетъ выраженіемъ того, чтó скрывается въ глубинЂ души; послЂднее служитъ источникомъ являемаго внЂшнимъ міромъ. Вотъ эту-то духовную сущность надобно намъ разъяснить и опредЂлить, ибо только она можетъ показать, чего слЂдуетъ намъ надЂяться отъ литературнаго развитія той русской народности, которая теперь вступаетъ въ права свои.

Безъ всякаго сомнЂнія, географическое положеніе было первымъ поводомъ различія народностей вообще. ЧЂмъ народъ стоитъ на болЂе дЂтской степени цивилизаціи, тЂмъ болЂе и скорЂе географическія условія способствуютъ сообщенію ему своеобразнаго типа. Не имЂя твердыхъ началъ, народы легко измЂняются, переходятъ съ одного мЂста на другое, ибо запасъ воспитанія, полученнаго на прежнихъ жилищахъ, слишкомъ скуденъ, и развиваясь на новосельЂ, они принимаютъ и усвоиваютъ легко новыя условія, какія сообщаются имъ характеромъ мЂстности и стеченіемъ обстоятельствъ. Борьба можетъ быть тЂмъ незначительнЂе, чЂмъ менЂе въ народЂ того, на чтó можно опереться. Но тЂ, которые на прежней родинЂ успЂли получить чтó нибудь такое, чтó удовлетворяло ихъ, сознавалось полезнымъ или священнымъ, тЂ, и перемЂняя отечество, переносятъ въ него старые зачатки и они для нихъ становятся точками опоры, когда условія новаго отечества начнутъ побуждать ихъ къ самоизмЂненію. Понятно, что Англичанинъ, переселившійся близко къ тропинкамъ, долго будетъ сохранять свою цивилизацію, свои привычки и понятія, пріобрЂтенныя воспитаніемъ на своемъ сЂверномъ островЂ. Напротивъ, если бы перевести толпу американскихъ Индійцевъ въ Россію, то, при сообщеніи съ Русскими, они бы усвоили образъ господствующей туземной народности; если же бы оставить ихъ изолированными отъ сближенія съ сЂверною образованностію, они, въ ближайшихъ поколЂніяхъ, измЂнились бы сообразно климату, поч†и мЂстности, и образовали бы сами изъ себя совершенно иную народность, въ которой только слабыми чертами отзывалось бы то, чтó напоминало ихъ прежнюю отдаленную родину. Въ глубокой древности, во времена юности народовъ, переходы ихъ изъ края въ край порождали своеобразные типы и образовали народности.

Но народы не измЂнялись и ихъ народности не формировались отъ однихъ переходовъ и вообще отъ географическихъ условій. ВмЂстЂ съ тЂмъ дЂйствовали жизненныя историческія обстоятельства. Переходя съ мЂста на мЂсто, они не оставались изолированными, но находились въ сношеніяхъ или въ столкновеніяхъ съ другими народами; отъ взаимнаго

/35/

тренія зависЂло ихъ развитіе и образованіе жизненныхъ формъ. Другіе подвергались измЂненіямъ, не перемЂняя жительства, отъ наплыва или вліянія сосЂдей и пришельцевъ; наконецъ, такіе или иные повороты ихъ общественнаго быта отпечатлЂвались на народномъ сущест†и клали, на будущія времена, особыя примЂты, не сходныя съ прежними, и такимъ образомъ мало по малу народъ въ теченіи временъ измЂнялся и становился уже не тотъ, чЂмъ былъ нЂкогда. Все это составляетъ то, чтó можно однимъ словомъ назвать историческими обстоятельствами. ЗдЂсь бóльшая или меньшая степень развитости цивилизаціи способствуетъ скорЂйшему или медленному дЂйствію вліянія измЂняющихъ началъ. Все здЂсь происходитъ по тому же закону, какъ и тогда, когда измЂненія производятся географическими условіями. Народъ образованный крЂпче стоитъ за свое прежнее, упорнЂе хранитъ свои обычаи и память предковъ. Завоеванная Римомъ Греція покоряетъ потомъ Римъ своею образованностію, тогда какъ завоеванная тЂмъ же Римомъ Галлія теряетъ свой языкъ и народность, уступая болЂе образованнымъ и сильнымъ завоевателямъ. ВстрЂча съ народомъ слабЂйшимъ укрЂпляетъ народность сильнЂйшаго, какъ встрЂча съ сильнЂйшимъ ослабляетъ.

Образованіе народности можетъ совершаться въ разныя эпохи человЂческаго развитія, — только это образованіе идетъ легче въ дЂтствЂ, чЂмъ въ зрЂломъ возрастЂ духовной жизни человЂчества. ИзмЂненіе народности можетъ возникнуть отъ противоположныхъ причинъ: отъ потребности дальнЂйшей цивилизаціи и отъ оскудЂнія прежней и паденія ея, отъ свЂжей, живой молодости народа и отъ дряхлой старости его. Съ другой стороны, почти такое же упорство народности можетъ истекать и отъ развитія цивилизаціи, когда народъ выработалъ въ своей жизни много такого, чтó ведетъ его кь дальнЂйшему духовному труду въ той же сферЂ; когда у него въ запасЂ много интересовъ для созиданія изъ нихъ новыхъ явленій образованности, и отъ недостатка внЂшнихъ побужденій къ дальнЂйшей обработкЂ запасенныхъ матеріаловъ образованности; когда народъ довольствуется установленнымъ строемъ и не подвигается далЂе. ПослЂднее мы видимъ на тЂхъ народахъ, которые приходятъ въ столкновевіе съ такими, у которыхъ силы болЂе, чЂмъ обыкновенно: верхніе слои у этихъ народовъ усвоиваютъ себЂ народвость чужую, народность господствующую надъ ними, а масса остается съ прежнею народностію, потому что подавленное состояніе ея не дозволяетъ ни собраться побужденіями къ развитію тЂхъ началъ, какія у ней остались отъ прежняго времени, ни усвоивать чуждую народность вслЂдъ за верхними слоями.

/36/

Литература есть душа народной жизни, — есть самосознаніе народности. Безъ литературы послЂдняя — только страдательное явленіе, и потому чЂмъ богаче, чЂмъ удовлетворительнЂе у народа литература, тЂмъ прочнЂе его народность, тЂмъ болЂе ручательствъ, что онъ упорнЂе охранитъ себя противъ враждебныхъ обстоятельствъ исторической жизни, тЂмъ самая сущность народности является осязательнЂе, яснЂе.

Въ чемъ же состоитъ эта сущность вообще? Выше мы сказали, что явленія внЂшней жизни, составляющія сумму отличій одной народности отъ другой, суть только наружные признаки, посредствомъ которыхъ выражаетъ себя тó, чтó скрываетея на днЂ души народной. Духовный составъ, степень чувства, его пріемы или складъ ума, направленіе воли, взглядъ на жизнь духовную и общественную, все, чтó образуетъ нравъ и характеръ народа, — это сокровенныя внутреннія причины, его особенности, сообщающія дыханіе жизни и цЂлостность его тЂлу. Все, чтó входитъ въ кругъ этого духовнаго народнаго состава, не высказывается по одиначкЂ, отдЂльно одно отъ другаго, но вмЂстЂ, нераздЂльно, взаимно поддерживая одно другое, взаимно дополняя себя, и потому все вполнЂ составляетъ единый стройный образъ народности.

Приложимъ эти общія черты къ нашему вопросу о различіи нашихъ русскихъ народностей.

Начало этого отличія теряется въ глубокой древности, какъ и вообще распаденіе Славянскаго племени на отдЂльные народы. Съ тЂхъ поръ, какъ о Славянахъ явились извЂстія у греческихъ писателей, они уже были раздЂлены и стали извЂстны то подъ больши?ми отдЂлами, то въ разнообразіи малыхъ вЂтвей, изъ которыхъ многія не знаешь куда пріютить. Такъ, по Прокопію, Славянское племя представляется раздЂленнымъ на д†большія вЂтви: Антовъ и Славовъ; по Іорнанду — на три: Славовъ, Антовъ и Венедовъ. Безъ сомнЂнія, каждая изъ большихъ вЂтвей дробилась на меньшія. ИзвЂстія Прокопія и Маврикія о томъ, что Славяне вели между собою безпрестанныя войны и жили разсЂянными группами, указываетъ на существованіе дробленія народныхъ отдЂловъ; ибо гдЂ вражда между группами народа, тамъ неизбЂжно черезъ то самое образуются этнографическія особенности и отличія. У Константина Порфиророднаго исчисляются уже разныя мелкія вЂтви Славянъ. У нашего первоначальнаго лЂтописца отдЂлъ собственно Русскихъ Славянъ изображается раздробленнымъ на нЂсколько вЂтвей, каждая съ отличіями отъ другой, со своими обычаями и нравами. Безъ сомнЂнія, между одними изъ нихъ болЂе взаимнаго сродства, чЂмъ между другими, и такимъ образомъ нЂ-

/37/

сколько этнографическихъ вЂтвей начали, въ болЂе обобщенномъ образЂ своихъ признаковъ, представлять одну народность, также какъ и всЂ вмЂстЂ русско-славянскія народности одну общую, Русскую, въ отношеніи другихъ славянскихъ племенъ на югЂ. Но есть ли въ древности слЂды существованія южно-русской народности, было ли внЂшнее соединеніе славянскихъ народовъ югозападнаго пространства нынЂшней Россіи въ такомъ видЂ, чтобъ они предетавляли одну этнографическую группу? Прямо объ этомъ въ лЂтописи не говорится; въ этомъ отношеніи счастливЂе БЂлорусская народность, которая, подъ древнимъ именемъ Кривичей, обозначается ясно на томъ пространствЂ, которое она занимала впослЂдствіи и занимаетъ въ настоящее время со своимъ раздЂломъ на д†половины: западную и восточную. На югЂ, въ древности, упоминаются только народы, и нЂтъ для нихъ общаго сознательно-одинакаго для всЂхъ названія. Но чего не договариваетъ лЂтописецъ въ своемъ этнографическомъ очеркЂ, тó дополняется самой исторіей и аналогіей древняго этнографическаго развЂтвленія съ существующимъ въ настоящее время. Самое наглядное доказательство глубокой древности южнорусской народности, какъ одного изъ типовъ Славянскаго міра, слагающаго въ себЂ подраздЂлительные признаки частностей, — это поразительное сходство южнаго нарЂчія съ новгородскимъ, котораго нельзя не замЂтить и теперь, по совершеніи многихъ переворотовъ, способствовавшихъ къ тому, чтобы стереть и измЂнить его. Нельзя этого объяснить ни случайностью, ни присутствіемъ многихъ разсЂянныхъ чертъ южнорусскаго нарЂчія въ великорусскихъ областныхъ нарЂчіяхъ; если одинъ признакъ встрЂчается въ томъ или въ другомъ мЂстЂ и не можетъ служить самъ по себЂ доказательствомъ древняго сродства однихъ предпочтительно предъ другими, то собраніе множества признаковъ, составляющихъ характеръ южнаго нарЂчія, въ новгородскомъ, несомнЂнно указываетъ, что между древними Ильменскими Славянами и Юйжноруссами было гораздо бóльшее сродство, чЂмъ между Южноруссами и другими славянскими племенами русскаго материка. Въ древности это сродство было нагляднЂе и ощутительнЂе. Оно прорывается и въ Новгородскихъ лЂтописяхъ и въ древнихъ письменныхъ памятникахъ. Это сродство не могло возникнуть иначе, какъ только въ глубокой древности, ибо эти отдаленные, перехваченные другими народностями, края, не имЂли такого живого народнаго сообщенія между собою, при которомъ бы могли перейти съ одного на другое сходные этнографическіе признаки. Только въ незапамятныхъ доисторическихъ временахъ скрывается его на-

/38/

чало и источникъ. Оно указываетъ, что часть южнорусскаго племени, оторванная силою неизвЂстныхъ намъ теперь обстоятельствъ, удалилась на сЂверъ и тамъ водворилась со своимъ нарЂчіемъ и съ зачатками своей общественной жизни, выработанными еще на прежней родинЂ. Это сходство южнаго нарЂчія съ сЂвернымъ, по моему разумЂнію, представляетъ самое несомнЂнное доказателъство древности и нарЂчія и народности Южной Руси. РазумЂется, было бы неосновательно воображать, что образъ, въ какомъ южнорусская народность съ ея признаками была въ древности, тотъ самый, въ какомъ мы ее встрЂчаемъ въ послЂдующія времена. Историческія обстоятельства не давали народу стоять на одномъ мЂстЂ и сохранять неизмЂнно одно положеніе, одну постать. Если мы, относясь къ древности, говоримъ о южнорусской народности, то разумЂемъ ее въ томъ видЂ, который былъ первообразомъ настоящаго, заключалъ въ себЂ главныя черты, составляющія неизмЂнные признаки, сущность, народнаго типа, общаго для всЂхъ временъ, способнаго упорно выстоять и отстоять себя противъ всЂхъ напоровъ враждебно-разрушительныхъ причинъ, а не тЂ измЂненія, которыя этотъ типъ то усвоивалъ въ теченіи времени и переработывалъ подъ вліяніемъ главныхъ своихъ началъ, то принималъ случайно и терялъ, какъ временно наплывшее и несвойственное его природЂ.

Обращаясь къ Русской исторіи, можно прослЂдить, какъ не досказанное лЂтописцемъ въ его этнографическомъ очеркЂ о Южной Руси, само собой высказало себя въ цЂпи обстоятельствъ, образовавшихъ историческую судьбу южно-русскаго народа. Если первоначальный этнографъ, исчислая своихъ Полянъ, Древлянъ, Улучей, Волынянъ, Хорватовъ, не далъ имъ всЂмъ одного названія, отдЂльнаго отъ другихъ Славянъ русскаго материка, то имъ его дала вскорЂ исторія. Это названіе — Русь, названіе первоначально Порусско-варяжской горсти, поселившейся среди одной изъ вЂтвей южно-русскаго народа и поглощенной ею вскорЂ. Уже въ XI вЂкЂ названіе это распространилось на Волынь и на нынЂшнюю Галицію, тогда какъ не переходило еще ни на СЂверовостокъ, ни къ Кривичамъ, ни къ Новгородцамъ. Уже ослЂпленный Василько, исповЂдуясь въ своихъ намЂреніяхъ присланному къ нему Василію, говоритъ о планЂ мстить Ляхамъ за землю русскую и разрушить не Кіевъ, но ту страну, которая впослЂдствіи усвоила себЂ названіе Червоной Руси. Въ XII вЂкЂ, въ ЗемлЂ Ростовско-Суздальской, подъ Русью разумЂли вообще югозападъ нынЂшней Россіи въ собирательномъ смыслЂ. Это названіе, отличное отъ другихъ Славянскихъ частей, сдЂлалось этнографическимъ

/39/

названіемъ южно-русскаго народа; мелкія подраздЂленія, которыя исчислилъ лЂтописецъ въ своемъ введеніи, изчезли или отошли на третій планъ, въ тЂнь; онЂ были, какъ видно, не очень значительны, когда образовалось между ними соединеніе и выплыли наружу одни общіе, единые для нихъ признаки. Названіе Руси за нынЂшнимъ южно-русскимъ народомъ перешло и къ иностранцамъ, и всЂ стали называть Русью не всю федерацію Славянскихъ племенъ материка нынЂшней Россіи, сложившуюся съ прибытія Варяговъ-Руси подъ верховнымъ первенствомъ Кіева и не исчезнувшую, въ духовномъ сознаніи, даже и при самыхъ враждебныхъ обстоятельствахъ, поколебавшихъ ея внЂшнюю связь, а собственно югозападъ Россіи, населенный тЂмъ отдЂломъ Славянскаго племени, за которымъ теперь усвоивается названіе Южно-русскаго или Малороссійскаго. Это названіе такъ перешло съ послЂдующихъ временъ. Когда толчекъ, данный вторичнымъ вплывомъ Литовскаго племени въ судьбу Славянскихъ народовъ всей западной части русскаго материка, соединилъ ихъ въ одно политическое тЂло и сообщилъ имъ новое соединительное прозвище — Литва, это прозвище стало достояніемъ бЂлорусскаго края и бЂлорусской народности, а южнорусская осталась съ своимъ древнимъ привычнымъ названіемъ Руси.

Въ XV вЂкЂ различались на материкЂ нынЂшней Россіи четыре отдЂла восточно-славянскаго міра: Новгородъ, Московія, Литва и Русь; въ XVI и XVII, когда Новгородъ былъ стертъ, — Московія, Литва и Русь. На востокЂ имя Руси принималось какъ принадлежвость къ одной общей славянской семьЂ, развЂтвленной и раздробленной на части, на югозападЂ это было имя вЂтви этой семьи. Суздалецъ, Москвичь, Смолянинъ — были русскіе по тЂмъ признакамъ, которые служили органами ихъ соединительности вмЂстЂ: по происхожденію, по вЂрЂ, по книжвому языку и соединенной съ нимъ образованности; Кіевлянинъ, Волыненъ, Червонорусъ — были Русскіе по своей мЂстности, по особенностямъ своего народнаго, общественнаго и домашняго, быта, по нравамъ и обычаямъ; каждый былъ русскимъ въ тЂхъ отношеніяхъ, въ какихъ восточный Славянинъ былъ не русскій, но тверитянинъ, суздалецъ, москвичь. Такъ какъ слитіе земель было дЂло общее, то древнее названіе, употребительное въ старину для обозначенія всей федераціи, сдЂлалось народнымъ и для Восточной Руси, коль скоро общія начала поглотили развитіе частныхъ: съ именемъ Руси для нихъ издревле соединялось общее, сравнивающее, соединительное. Когда изъ разныхъ земель составилось Московское государсто, это государство легко назвалось Русскимъ, и народъ, его составлявшій, усвоилъ знакомое

/40/

прежде ему названіе и отъ признаковъ общихъ перенесъ его на болЂе мЂстные и частные признаки. Имя Русскаго сдЂлалось и для сЂвера и для востока тЂмъ же, чЂмъ съ давнихъ лЂтъ оставалось какъ исключительное достояніе югозападнаго народа.Тогда послЂдній остался какъ бы безъ названія; его мЂстное частное имя, употреблявшееся другимъ народомъ только какъ общее, сдЂлалось для послЂдняго тЂмъ, чЂмъ прежде было для перваго. У южнорусскаго народа какъ будто было похищено его прозвище. Роль должна была перемЂниться въ обратномъ видЂ. Такъ какъ въ старину СЂверовосточная Русь называлась Русью только въ общемъ значеніи, въ своемъ же частномъ имЂла собственныя наименованія, такъ теперь южноруссскій народъ могъ назваться русскимъ въ общемъ смыслЂ, но въ частномъ, своенародномъ, долженъ былъ найти себЂ другое названіе. На западЂ, въ Червоной Руси, гдЂ онъ сталъ въ сопротивленіе съ чуждыми народностями, естественно было удержать ему древнее названіе въ частномъ значеніи, и такъ Галицкій Червоноруссъ остался Русскимъ, Русиномъ, ибо имЂлъ столкновеніе съ Поляками, НЂмцами, Уграми; въ его частной народности ярче всего высказывались черты, составлявшія признаки общей русской народности, являлась принадлежность его къ общему русскому міру, черты такія, какъ вЂра, книжный богослужебный языкъ и исторія, напоминавшая ему о древней связи съ общерусскимъ міромъ. Все это предохраняло его отъ усилій чуженародныхъ элементовъ, грозившихъ и грозящихъ стереть его. Но тамъ, гдЂ та же народность столкнулась съ сЂверно и восточно-русскою, тамъ названіе Русскаго, по отношенію къ частности, не имЂло смысла, ибо Южноруссу не предстояло охранять тЂхъ общихъ признаковъ своего бытія, которые не разнили, а соединяли его съ народомъ, усвоившимъ имя русское. Тутъ названіе Русскаго необходимо должно быть замЂниться такимъ, которое бы означало признаки различія отъ Восточной Руси, а не сходства съ нею. Этихъ народныхъ названій являлось много, и, правду сказать, ни одного не было вполнЂ удовлетворительнаго, можетъ быть потому, что сознаніе своенародности не вполнЂ выработалось. Въ XVII вЂкЂ являлись названія: Украина, Малороссія, Гетманщина, — названія эти невольно сдЂлались теперъ архаизмами, ибо ни то, ни другое, ни третье не обнимало сферы всего народа, а означало только мЂстныя и временныя явленія его исторіи. Выдуманное въ послЂднее время названіе Южноруссовъ остается пока книжнымъ, если не навсегда останется такимъ, потому-что, даже по своему сложному виду, какъ-то неусвоительно для обыденной народной рЂчи, не слишкомъ любящей сложныя назва-

/41/

нія, на которыхъ всегда почти лежитъ отпечатокъ задуманности и, отчасти, ученой вычурности. Мимоходомъ замЂчу, что изъ всЂхъ названій, какія были выдумываемы для нашего народа, чтобъ отличить его отъ великорусскаго, болЂе всЂхъ какъ-то приняло полное значеніе названіе Хохла, не по своей этимологіи, а по привычкЂ, съ какою усвоили его Великоруссы. По крайней мЂрЂ, сказавши Хохолъ, Великоруссъ разумЂетъ подъ этимъ словомъ дЂйствительно народный типъ. Хохолъ для Великорусса есть человЂкъ говорящій извЂстнымъ нарЂчіемъ, имЂющій извЂстные пріемы домашней жизни и нравовъ, своеобразную народную физіономію. Странно было бы думать о возможности принятія этого насмЂшливаго прозвища за серьёзное названіе народа, — все равно, какъ еслибы Англичанинъ прозвище Джона-Буля сдЂлалъ серьёзнымъ именемъ своего племени. Но изъ всЂхъ существовавшихъ прозвищъ и названій, это едва ли не болЂе другихъ усвоенное въ смыслЂ народной особенности. Не только Великоруссы называютъ Южноруссовъ Хохлами, но и сами послЂдніе не рЂдко употребляютъ это названіе, не подозрЂвая уже въ немъ ничего насмЂшливаго; впрочемъ, это только въ восточномъ краЂ пространства, заселеннаго Южноруссами. Неусвоиваемость его всЂмъ южнорусскимъ народомъ, не менЂе его насмЂшливаго происхожденія, не дозволяетъ искать въ немъ приличнаго названія для народа.

Но я отклонился нЂсколько отъ своей цЂли. ДЂло въ томъ, что названіе Руси укрЂпилось издревле за южнорусскимъ народомъ. Названіе не возникаетъ безъ факта. Нельзя навязать народу ни съ того, ни съ сего какое-нибудь имя. Это могло приходить въ голову только такимъ мудрецамъ, противъ которыхъ мы недавно писали (1) и которые намъ сообщили прекурьёзную новость, какъ Екатерина II, высочайшимъ повелЂніемъ, даровала Московскому народу имя Русскаго и запретила ему употреблять древнее свое имя — Московитяне. ВмЂстЂ съ названіемъ развивалась и самобытная исторія жизни южнорусскаго народа.

(*) См. февральскую книжку »Основы«.

ИзвЂстно, въ какое непріятное положеніе поставляютъ насъ старые наши лЂтописцы, коль-скоро мы захотимъ изслЂдовать судьбу старой народной жизни: насъ угощаютъ досыта княжескими междоусобіями, извЂстіями о построеніи церквей, со щепетильною точностію сообщаютъ о дняхъ, даже о часахъ кончины князей и епископовъ, но какъ постучишься къ нимъ въ двери сокровищницы народной жизни — тутъ они нЂмы и глухи; и заброшены давно въ море забвенія ключи отъ этихъ завЂтныхъ дверей. Слабыя, неясныя

/42/

тЂни остались отъ далекаго прошедшаго. Но и этихъ тЂней пока достаточно, чтобъ видЂть, какъ рано Южная Русь пошла инымъ, своеобразнымъ путемъ возрастать отлично отъ СЂвера. ОднЂ и тЂ же общія начала на ЮгЂ устанавливались, утверждались, видоизмЂнялись инымъ образомъ, чЂмъ на сЂверЂ. До половины XII вЂка сЂверъ, а еще болЂе — сЂверовостокъ, намъ мало извЂстны. ЛЂтописныя сказанія тЂхъ временъ вращаются только на ЮгЂ; новгородскія лЂтописи представляютъ какъ-будто какое-то оглавленіе утраченнаго лЂтописнаго повЂствованія; такъ коротки и отрывочны мЂстныя извЂстія, въ нихъ сохранившіяся, и признаюсь какъ-то странно слышать проповЂдываемыя нЂкоторыми почтенными изслЂдователями и усвоенныя учителями въ школахъ глубокомысленныя наблюденія надъ развитіемъ новгородскихъ общественныхъ началъ соразмЂрно переворотамъ и движеніямъ удЂльнаго русскаго міра, — когда на самомъ дЂлЂ тутъ можно судить только о развитіи новгородскихъ лЂтописей, а никакъ не новгородской жизни. Но о судьбЂ СЂверо-Восточнаго Русскаго міра этой Суздальско-Ростовско-Муромско-Рязанской страны въ раннія времена нашей исторіи не осталось даже и такого оглавленія,и это тЂмъ досаднЂе, когда знаешь, что именно тогда-то въ этомъ краЂ и образовалось зерно великорусской народности, и тогда-то пустила она первые ростки того, чтó впослЂдствіи сдЂлалось рычагомъ соединенія и всего русскаго міра и залогомъ грядущаго обновленія всего славянскаго... Ея таинственное происхожденіе и дЂтство облечено непроницаемымъ туманомъ. При невозможности разсЂять его густые слои, остается или поддаться искушенію и пуститься въ безконечныя догадки и предположенія, либо, какъ нЂкогда дЂлали, успокоиться на утишающей всякое умственное волненіе мысли, что тáкъ угодно было верховному промыслу, и что причины — почему великорусская народность стала такою именно, какою явилась впослЂдетвіи, зависЂли отъ неисповЂдимой воли. И тотъ и другой способъ мышленія не удовлетворяетъ нашей потребности. Догадки и предположенія не сдЂлаются сами собою истинами, если не подтвердятся или очевидными фактами, или несомнЂнной логической связью явленій. Мы не сомнЂваемся въ промыслЂ, но вЂримъ при этомъ, что все, что ни случается въ мірЂ, управляется тЂмъ же промысломъ — какъ извЂстное, такъ и неизвЂстное, а опираясь въ сужденіяхъ только на промыслъ, не останется ничего для самого сужденія. ДЂло исторіи — изслЂдовать причины частныхъ явленій, а не причину причинъ, недоступную человЂческому уму. Единственно чтó мы знаемъ о СЂверо-востокЂ — это то, что тамъ было Славянское народонаселеніе посреди Финновъ и съ значи-

/43/

тельнымъ перевЂсомъ надъ послЂдними, — что край этотъ имЂлъ тЂ же общіе зачатки, какіе были и въ другихъ земляхъ русскаго міра, но не знаемъ ни подробностей, ни способа примЂненія общихъ началъ къ частнымъ условіямъ. На югЂ между тЂмъ, весь народъ южноруссій, въ началЂ XI вЂка, ощутительно обозначается единствомъ; не смотря на княжескія перегородки, онъ безпрестанно напоминаетъ о своемъ единст†событіями своей исторіи; онъ усвоиваетъ одно имя Руси; у него однЂ общія побужденія, одни главныя обстоятельства вращаютъ его; его части стремятся другъ къ другу, — тогда какъ земли другихъ вЂтвей общерусскаго Славянскаго племени, напримЂръ, Кривичи, обособляются своеобразными частями въ федеративной связи. Новгородъ, обособленный съ своею землею на сЂверЂ, постоянно стремится къ югу; онъ ближе къ Кіеву, чЂмъ къ Полоцку или Смоленску. И это, конечно, происходитъ отъ ближайшей этнографической его связи съ Югомъ.

Съ половины XII вЂка обозначается въ исторіи характеръ Восточной Руси Ростовско-Суздальско-Муромско-Рязанской земли. Явленія ея самобытной жизни, по древней нашей лЂтописи, начинаются съ тЂхъ поръ, какъ Андрей Юрьевичъ, въ 1157 году, былъ избранъ особымъ княземъ всей Земли Ростовско-Суздальской. Тогда-то явно выказывается своеобразный духъ, господствующій въ общественномъ строЂ этого края и складъ понятій объ общественной жизни, управлявшій событіями, — отличіе этихъ понятій отъ тЂхъ, которые давали смыслъ явленіямъ въ Южной Руси и въ НовгородЂ. Эпоха эта чрезвычайно важна и представляетъ драгоцЂнный предметъ для изслЂдователя нашего прошедшаго; тутъ открывается нарисованная, хотя не ясно, на подобіе изображеній въ нашихъ старыхъ рукописяхъ, картина дЂтства великорусскаго народа. Тутъ можно видЂть первые ростки тЂхъ свойствъ, которыя составляли впослЂдствіи источникъ его силы, доблестей и слабостей. Словно вы читаете дЂтство великаго человЂка и ловите, въ его ребяческихъ движеніяхъ, начатки будущихъ подвиговъ.

Чтó отличаетъ народъ великорусскій въ его дЂтст†отъ народа Южной Руси и другихъ земель русскихъ — это стремленіе дать прочность и формальность единству своей земля. Андрея избираютъ единымъ по всей землЂ, на всЂ города. У него нЂсколько братьевъ и два племянника; ихъ изгоняютъ, дозволяютъ оставаться только двумъ: одному, который по болЂзни не можетъ быть никакимъ дЂятельнымъ членомъ земли, и другому, который не показываетъ никакихъ властолюбивыхъ наклонностей. Изгнаніе братьевъ не дЂло единаго Андрея, но дЂло цЂлой Земли. ЛЂтопи-

/44/

сецъ края говоритъ, что тЂ же, которые поставили Андрея, тЂ же изгнали меньшихъ братьевъ. Это единство, къ которому явно стремились понятія, не могло однако сразу утвердиться и обратиться въ постоянный и привычный порядокъ; впослЂдствіи земля снова имЂла разомъ нЂсколькихъ князей, но за то одинъ изъ нихъ былъ великій князь верховный всей земли. ВмЂстЂ съ тЂмъ тогда уже является стремленіе подчинить своей землЂ другія Русскія земли. Такъ Муромская и Рязанская земли уже были подчинены съ своими князьями князю Ростовско-Суздальскому. Это не были личныя желанія однихъ князей, — напротивъ: князья, принадлежа къ роду, котораго значеніе связано было съ единствомъ всей Русской Федераціи, сами заимствовали въ Восточно-Русской мЂстности это мЂстное стремленіе. Изъ нЂсколькихъ чертъ, сохраненныхъ лЂтописцемъ, при всей скупости послЂдняго на заявленіе народныхъ побужденій, видно, что князья въ дЂлахъ, обличавшихъ, по видимому, ихъ личное властолюбіе, дЂйствовали по внушенію народной воли, и то, что приписывалось ихъ самовластію, надобно будетъ приписать самовластнымъ наклонностямъ тЂхъ, которые окружали князей. Когда Всеволодъ захотЂлъ отпустить пойманныхъ князей: своего племянника и ГлЂба Рязанскаго, Владимірцы не допустили до этого и приговорили ослЂпить ихъ. Когда тотъ же Всеволодъ идетъ на Новгородъ и осаждаетъ Торжокъ, онъ расположенъ къ миру и не хочетъ разорять волости, но дружина его требуетъ этого: оскорбленіе князю она считаетъ оскорбленіемъ себЂ. Мы не цЂловатъ ихъ пришли, говорятъ Владимірцы иронически. Такимъ образомъ стремленіе подчинить Новгородъ и вражда съ Новгородомъ истекала не изъ княжескихъ, а изъ народныхъ побужденій, и оттого-то Новгородцы, отбивъ Суздальцевъ отъ стЂнъ своего города, скоро сходились съ Суздальскими князьями и, напротивъ, неистово мстили Суздальцамъ, продавая каждаго Судальца по д†ногаты. Оттого съ такимъ ожесточеніемъ, съ такою надменностію ополчалась Суздальская земля противъ Новгородцевъ, вошедшихъ туда побЂдителями подъ знаменемъ Мстислава Удалого. НЂсколько разъ можно замЂтить, какъ во время нападеній князей Восточно-Русской Земли на Новгородъ прорывалась народная гордость этой земли, успЂвшая уже образовать предразсудокъ о превосходст†своего народа предъ Новгородцами и о пра†своего первенства надъ ними. Элементы образованности, воспитанные на Кіевской поч†подъ православными понятіями, перешли въ Восточную Землю и тамъ приняли иного рода ростъ и явились въ иномъ образЂ. ВмЂсто Кіева южнаго, явился на востокЂ другой Кіевъ — Влади-

/45/

міръ; по всему видно, — существовала мысль создать его другимъ Кіевомъ, перенести старый Кіевъ на новое мЂсто. Тамъ явилась патрональная церковь святой Богородицы Златоверхой и Золотыя Ворота, явились названія кіевскихъ урочищъ: Печерскій городъ, рЂка Лыбедь. Но нельзя было стараго Кіева оторвать отъ днЂпровскихъ горъ; тЂ же отростки подъ сЂверо-восточнымъ небомъ, на чуждой почвЂ, выросли иначе, инымъ деревомъ, — другіе плоды принесли.

Старыя Славянскія понятія объ общественномъ строЂ признавали за источникъ общей народной правды волю народа, приговоръ вЂча, изъ кого-бы-то ни состоялъ этотъ народъ, какъ бы ни собиралось это вЂче, смотря по условіямъ; эти условія то разширяли, то съуживали кругъ участвующихъ въ дЂлахъ, то давали вЂчу значеніе всенароднаго собранія, то ограничивали его толпою случайныхъ счастливцевъ въ игрЂ на общественномъ полЂ. При этомъ давно уже возникла и укоренилась въ понятіяхъ идея князя — правителя, третейскаго судьи, установителя порядка, охранителя отъ внЂшнихъ и внутреннихъ безпокойствъ; между вЂчевымъ и княжескимъ началомъ само собою должно было возникнуть противорЂчіе, но это противорЂчіе улегалось и примирялось признаніемъ народной воли вЂча подъ правомъ князя.... Князь былъ необходимъ, но князь избирался и могъ быть изгнанъ, если не удовлетворялъ тЂмъ потребностямъ народа, для которыхъ былъ нуженъ, или же злоупотреблялъ свою власть и значеніе. Принципъ этотъ въ XI, XII и XIII вЂкахъ выработывается вездЂ: и въ КіевЂ, и въ НовгородЂ, и въ ПолоцкЂ, и въ Росто†и въ ГаличЂ. Его явленіе сообразовалось съ различными историческими внутренними обстоятельствами и разными условіями, въ какія поставлены были судьбою русскія земли. Этотъ принципъ принималъ то болЂе единовластительнаго, то болЂе народоправнаго духа; въ однихъ земляхъ князья выбирались постоянно изъ одной линіи и такимъ образомъ водвореніе ихъ приближалось къ наслЂдственному праву, и если не совершенно образовалось послЂднее, то потому только, что не успЂло заглушиться выборное право, которое, по своему существу, умЂряло непреложность обычая; въ другихъ, — въ НовгородЂ, — при выборЂ князя народная воля не соблюдала вовсе никакихъ обычаевъ преемничества, кромЂ насущныхъ текущихъ условій края.

Въ Кіе†напрасно было бы искать какого нибудь опредЂленнаго права и порядка въ преемничест†князей. Существовала, правда, въ ихъ условіи, неясная идея старЂйшинства, но народное право избранія

/46/

стояло выше ея. Изяславъ Ярославичъ былъ изгнанъ Кіевлянами. Кіевляне избрали Полоцкаго князя, случайно сидЂвшаго въ Кіевской тюрьмЂ и ужъ ни по какому праву не ожидавшему такой чести. Изяславъ только съ помошію чужеземцевъ утвердился снова въ КіевЂ. То былъ родъ чужеземнаго завоеванія и недаромъ, послЂ того, Поляки начали смотрЂть на Южную Русь, какъ на свою лену. Чрезъ нЂсколько времени, едва только Кіевскій князь избавилъ и себя и Кіевлянъ, отъ пособниковъ, какъ былъ снова изгнанъ. Князь Черниговскій вступилъ на Княженіе Кіевское. Изяславъ опять долженъ былъ бЂжать. Хотя, по этому поводу, въ лЂтописи и не говорится объ участіи Кіевлянъ но само собою разумЂется, что оно было: съ одной стороны, не могли Кіевляне любить князя, который приводилъ на нихъ чужеземцевъ и отдавалъ на казнь тЂхъ, кого подозрЂвалъ въ нерасположеніи и верховодст†надъ народомъ въ минуту своего изгнанія, съ другой — и Святославъ не могъ бы водвориться въ Кіе†и свободно имъ править четыре года, если бы встрЂтилъ оппозицію въ народЂ. Въ дальнЂйшей исторіи нЂсколько разъ у лЂтописца упоминается прямо, что князья водворялись по избранію и также прогонялись; что вЂче считало за собою право судить ихъ, прогонять и казнить установленныя ими второстепенныя власти, а иногда и ихъ самихъ. Мономахъ былъ избранъ и, въ то же время, постигъ народный судъ приближенныхъ прежняго князя. Всеволодъ, желая передать княженіе брату Игорю, не могъ этого сдЂлать иначе, какъ испросивъ согласіе вЂча; тоже вЂче низвергло Игоря и призвало Изяслава Мстиславича, и потомъ убило Игоря. Изяславъ Давидовичъ, Ростиславъ Мстиславичъ, Мстиславъ Изяславичъ, Романъ Ростиславичъ, Святославъ Всеволодовичъ, Романъ Мстиславичъ — обо всЂхъ этихъ князьяхъ есть черты, показывающія, что они были избраны волею Кіевлянъ. Мало по малу значеніе народа, руководящаго дЂлами, осталось за воинственною толпою дружинъ, шаекъ, составлявшихся изъ разныхъ удальцовъ; они-то возводили и низвергали князей, князья были какъ бы орудіемъ ихъ, и — кáкъ всегда бываетъ въ воинской держа†— могли держаться только силою воли, умЂньемъ, а не значеніямъ, какое занимали въ своемъ родЂ.

Инородцы тюркскаго племени — Черные Клобуки, Торки, БерендЂи, играли здЂсь дЂятельную роль наравнЂ съ туземцами, такъ что масса, управлявшая дЂлами края, представляла пеструю смЂсь племенъ. Таковъ былъ образъ быта Кіевской земли. Козачество уже возникало въ XII — XIII вЂкЂ. Въ Червоной Руси князья тоже избирались и

/47/

прогонялись. Князь до того былъ зависимъ отъ вЂча, что даже семейная его жизнь состояла подъ контролемъ Галичанъ. Въ Галицкой землЂ народная сила и значеніе сосредоточились въ рукахъ бояръ, — лицъ, которые силою обстоятельствъ выступали изъ массы и овладЂвали дЂлами края. ЗдЂсь уже прорывались начала того панства, которое, подъ Польскимъ владычествомъ, охватило страну и, противопоставивъ себя массЂ народа, вызвало наконецъ ее въ лицЂ Козаковъ. Читая исторію Южной Руси XII и XIII вЂка, можно видЂть юношескій возрастъ того общественнаго строя, который является въ возмужаломъ видЂ черезъ нЂсколько столЂтій. Развитіе личнаго произвола, свобода, неопредЂлительность формъ — были отличительными чертами южно-русскаго общества въ древніе періоды, и такъ оно явилось въ послЂдствіи. Съ этимъ вмЂстЂ соединялось непостоянство, недостатокъ ясной цЂли, порывчатось движенія, стремленіе къ созданію и какое-то разложеніе недосозданнаго, все, что неминуемо вытекало изъ перевЂса личности надъ общинностью. Южная Русь отнюдь не теряла чувства своего народнаго единства, но не думала его поддерживать: напротивъ, самъ народъ, по видимому, шелъ къ разложенію и все таки не могъ разложиться. Въ Южной Руси не видно ни малЂйшаго стремленія къ подчиненію чужихъ, къ ассимилированію инородцевъ, поселившихся между ея коренными жителями; въ ней происходили споры и драки болЂе за оскорбленную честь или за временную добычу, а не съ цЂлію утвердить прочное вЂковое господство. Только на короткое время, когда пришельцы Варяги дали толчекъ Полянамъ, послЂдніе дЂлаются какъ бы завоевателями народовъ: является идея присоединенія земель, потребность центра, къ которому бы эти земли тянули; но и тогда не видно ни малЂйшихъ попытокъ плотно прикрЂпить эти земли. Кіевъ никакъ не годился быть столицею централизованнаго государства; онъ не искалъ этого, онъ даже не могъ удержать первенства надъ федераціей, потому что не съумЂлъ организовать ее. Въ натурЂ южно-русской не было ничего насилующаго, нивеллирующаго, не было политики, не было холодной расчитанности, твердости на пути къ предназначенной цЂли. Тоже самое является на отдаленномъ сЂверЂ, въ НовгородЂ; суровое небо мало измЂнило тамъ главныя основы южнаго характера, и только неблагодарность природы развила болЂе промышленнаго духа, но не образовала характера расчета и купеческой политики. Торговая дЂятельность соединялась тамъ съ тою же удалью, съ тою же неопредЂленностію цЂли и нетвердостью способовъ къ ея достиженію, какъ и воинственное удальство южныхъ шаекъ. Новгородъ былъ всегда родной братъ

/48/

юга. Политики у него не было; онъ не думалъ утвердить за собою своихъ обширныхъ владЂній и сплотить разнородныя племена, которыя ихъ населяли, и ввести прочную связь и подчиненность частей, установить соотношеніе слоевъ народа; строй его правленія былъ всегда подъ вліяніемъ неожиданныхъ побужденій личной свободы. Обстоятельства давали ему чрезмЂрно важное торговое значеніе, но онъ не изыскивалъ средствъ обращать въ свою пользу эти условія и упрочить выгоды торговли для автономіи своего политическаго тЂла; оттого онъ, въ торговомъ отношеніи, попалъ совершенно въ распоряженіе иностранцевъ. Въ НовгородЂ, какъ и на ЮгЂ, было много порывчатаго удальства, широкой отваги, поэтическаго увлеченія, но мало политической предпріимчивости, еще менЂе выдержки. Часто горячо готовился онъ стоять за свои права, за свою свободу, но не умЂлъ соединить побужденій, стремившихся, повидимому, къ одной цЂли, но тотчасъ же расходившихся въ приложеніи; потому-то онъ всегда уступалъ политикЂ, отплачивался продуктами своей торговой дЂятельности и своихъ владЂній отъ покушеній Московскихъ князей даже и тогда, когда, казалось, могъ бы съ ними сладить; онъ не предпринималъ прочныхъ мЂръ къ поддержкЂ своего быта, которымъ дорожилъ, не шелъ впередъ, но и не стоялъ болотной водой, а вращался, кружился на одномъ мЂстЂ. Предъ глазами у него была цЂль, но неопредЂленная, и не сыскалъ онъ прямого пути къ ней. Онъ сознавалъ единство свое съ Русскою Землею, но не могъ сдЂлаться орудіемъ ея общаго единства; онъ хотЂлъ, въ тоже время, удержать въ этомъ единст†свою отдЂльность и не удержалъ ея. Новгородъ, — какъ и Южная Русь, — держался за федеративный строй даже тогда, когда противная буря уже сломила его недостроенное зданіе.

Точно такъ и Южная Русь сохраняла, въ теченіе вЂковъ, древнія понятія; перешли онЂ въ кровь и плоть послЂдней, безсознательно для самаго народа; и Южная Русь, облекшись въ форму Козачества, — форму, зародившуюся собственно въ древности, — искала той же федераціи въ соединеніи съ Московіею, гдЂ уже давно не стало началъ этой древней федераціи.

Выше я замЂтилъ мимоходомъ, что Козачество началось въ XII — ХШ вЂкЂ. Къ сожалЂнію, исторія Южной, Кіевской, Руси, какъ-будто проваливается послЂ Татаръ. Народная жизнь XIV и XV вЂковъ намъ мало извЂстна; но элементы, составлявшіе начало того, чтó явилось въ XVI вЂкЂ ощутительно, въ формЂ Козачества, не угасали, а развивались. Литовское владычество обновило одряхлЂвшій, разложившійся порядокъ,

/49/

такъ точно, какъ нЂкогда прибытіе Литовской Руси на берега ДнЂпра обновило и поддержало упавшія силы, разложившіяся подъ напорами чуждыхъ народовъ. Но жизнь пошла по прежнему. Князьки не Рюрикова, но уже новаго, Гедиминова дома, обрусЂвъ скоро, какъ и прежніе, стали, какъ эти прежніе, играть своею судьбою. До какой степени было здЂсь участіе народа, за скудостію источниковъ нельзя опредЂлительно сказать; несомнЂнно, что въ сущности было продолженіе прежняго: тЂ же дружины, тЂже воинственныя толпы помогали князьямъ, возводили ихъ, вооружали однихъ противъ другихъ. Соединеніе съ Польшею собрало живучіе элементы Руси и дало имъ другое направленіе: изъ неосЂдлыхъ правителей, предводителей шаекъ, оно сдЂлало поземельныхъ владЂтелей; является направленіе замЂнить правомъ личныя побужденія, оставляя въ сущности прежнюю ея свободу — соединить съ гражданскими понятіями и умЂрить необузданность личности. Народъ, до того времени вращавшійся въ омутЂ всеобщаго произвола, то порабощенный сильными, то, въ свою очередь, сбрасывающій этихъ сильныхъ для того, чтобъ возвести другихъ, теперь подчиняется и порабощается правильно, то есть, съ признаніемъ до нЂкоторой степени законности, справедливости такого порабощенія. Но тутъ старорусскіе элементы, развитые, до извЂстной степени, еще въ XII вЂкЂ и долго крывшіеся въ народЂ, выступаютъ блестящимъ метеоромъ въ формЂ Козачества. Но это козачество, какъ возрожденіе стараго, носитъ въ себЂ уже зародышъ разрушенія. Оно обращается къ тЂмъ идеямъ, которыя уже не находили пищи въ современномъ ходЂ историческихъ судебъ. Козачество XVI и XVII и удЂльность въ XII и XIII вЂкЂ гораздо болЂе сходны между собою, чЂмъ сколько можно предположить: если черты сходства внЂшняго слабы въ сравненіи съ чертами внЂшняго несходства, за то существенно внутреннее сходство. Козачество тоже разнороднаго типа, какъ древнія кіевскія дружины; также въ немъ есть примЂсь тюркскаго элемента, также въ немъ господствуетъ личный произволъ, тоже стремленіе къ извЂстной цЂли, само себя парализующее и уничтожающее, та же неопредЂлительность, то же непостоянство, то же возведеніе и низложеніе предводителей, тЂ же драки во имя ихъ. Можетъ быть важнымъ покажется то, что въ древности обращалось вниманіе на родъ предводителей, ихъ происхожденіе служило правомъ, а въ козачествЂ, напротивъ, предводители избирались изъ равныхъ. Но скоро уже козачество доходило до прежняго удЂльнаго порядка и конечно бы дошло, еслибы случайныя обстоятельства, чисто мимо всякихъ предполагавшихся законовъ поворачивающія ходъ жизненнаго теченія, не помЂ-

/50/

шали этому. Когда Хмельницкій успЂлъ заслужить славу и честь у козацкой братіи, она возводила въ предводители его сына, вовсе неспособнаго по личнымъ качествамъ. Выборы гетмновъ долго вращались около лицъ, соединенныхъ родствомъ съ Хмельницкимъ, и только прекращеніе его рода было поводомъ, что родовое княжеское начало древней удЂльности не воскресло снова.

На востокЂ, напротивъ, личная свобода съуживалась и, наконецъ, уничтожилась. ВЂчевое начало нЂкогда и тамъ существовало и проявлялось. Избраніе князей также было господствующимъ способомъ установленія власти, но тамъ понятіе объ общественномъ порядкЂ дало себЂ прочный залогъ твердости, а на помощъ подоспЂли православныя идеи. Въ этомъ дЂлЂ какъ нельзя болЂе высказывается различіе племенъ. Православіе было у насъ едино и пришло къ намъ чрезъ однихъ лицъ, изъ одного источника; классъ духовный составлялъ одну корпорацію, независимую отъ мЂстныхъ особенностей политическаго порядка: церковь уравнивала различія; и если чтó, то — именно истекавшее изъ церковной сферы должно было приниматься одинаково во всемъ русскомъ мірЂ. Не то, однако, вышло на дЂлЂ. Православіе внесло къ намъ идею монархизма, освященіе власти свыше, окружило понятія о ней лучами верховнаго міроправленія; православіе указало, что въ нашемъ земномъ жизненномъ теченіи есть Промыслъ, руководящій нашими поступками, указывающій намъ будущность за гробомъ; породило мысль, что событія совершаются около насъ то съ благословенія Божія, то навлекаютъ на насъ гнЂвъ Божій; православіе заставило обращаться къ Богу при началЂ предпріятія и приписывать успЂхъ Божію изволенію. Такимъ образомъ не только въ непонятныхъ, необыкновенныхъ событяіхъ, но и въ обычныхъ, совершающихся въ кругЂ общественной дЂятельности, можно было видЂть чудо. Все это внесено было повсюду, повсюду принялось до извЂстной степени, примЂнилось къ историческому ходу, но нигдЂ не побЂдило до такой степени противоположныхъ старыхъ понятій, нигдЂ не выразилось съ такою приложимостью къ практической жизни, какъ въ Восточной Руси. При своей всеобщности, православіе давало однако нЂсколько простора и мЂстнымъ интересамъ: оно допускало мЂстную святыню, которая не переставала быть всеобщею, но оказывала свое покровительство особенно одной мЂстности. Такъ, во всЂхъ земляхъ русскихъ возникли патрональные храмы, въ Кіе†— Десятинная Богородица и Софія, въ НовгородЂ и ПолоцкЂ — святая Софія, въ Черниго†и Твери — святый Спасъ, и такъ далЂе; вездЂ вЂрили въ благословеніе на весь край, исходящее изъ такого главнаго храма. Андрей во Вла-

/51/

димірЂ построилъ церковь святой Богородицы златоверхую, помЂстивъ тамъ чудотворную икону, похищенную имъ изъ Вышгорода. НигдЂ до такой степени святыня патрональнаго храма не являлась съ плодотворнымъ чудодЂйствущимъ значеніемъ, какъ тамъ. Въ лЂтописи Суздальской земли, каждая побЂда, каждый успЂхъ, чуть не каждое сколько нибудь замЂчательное событіе, случавшееся въ краЂ, называется чудомъ этой Богородицы (сотвори чудо святая Богородица Владимірская).

Идея высшаго управленія событіями доходитъ до освященія успЂха самого по себЂ. Предпріятіе удается, слЂдовательно — оно благословляется Богомъ, слЂдовательно оно хорошо. Возникаетъ споръ между старыми городами Ростовско-Суздальской земли и новымъ — Владиміромъ. Владиміръ успЂлъ въ спорЂ; онъ беретъ перевЂсъ: это — чудо пресвятой Богородицы. ЗамЂчательно мЂсто въ лЂтописи, когда послЂ признанія, что Ростовцы и Суздальцы, какъ старЂйшіе, дЂйствительно поступали по праву (хотяще свою правду поставити), послЂ того какъ дЂло этихъ городовъ подводится подъ обычай всЂхъ земель русскихъ, лЂтописецъ говоритъ, что противясь Владиміру, они не хотЂли правды Божіей (не хотяху створити правды божія) и противились БогородицЂ. ТЂ города хотЂли поставить своихъ избранныхъ землею князей, а Владиміръ поставилъ противъ нихъ Михаила, и лЂтописецъ говоритъ, что сего же Михаила избра святая Богородица. Такимъ образомъ Владиміръ требуетъ себЂ первенства въ ЗемлЂ, на томъ основаніи, что въ немъ находилась святыня, которая творила чудеса и руководила успЂхомъ. Володимирцы, — разсуждаеть тотъ же лЂтописецъ, — прославлены Богомъ по всей ЗемлЂ, за ихъ правду Богъ имъ помогаетъ; при этомъ лЂтописецъ объясняетъ, почему Володимірцы такъ счастливы: егоже бо человЂкь проситъ у Бога всЂмъ сердцемъ, то Богь его не лишитъ. Такимъ образомъ, вмЂсто права общественнаго, вмЂсто обычая, освященнаго временемъ, является право предпріятія съ молитвою и божія соизволенія на успЂхъ предпріятія. Съ виду покажется, что здЂсь крайній мистицизмъ и отклоненіе отъ практической дЂятельности, но это только кажется: въ самой сущности здЂсь полнЂйшая практичность, здЂсь открывается путь къ устраненію всякаго страха предъ тЂмъ, что колеблетъ волю, здЂсь полный просторъ воли; здЂсь и надежда на свою силу, здЂсь умЂнье пользоваться обстоятельствами. Владиміръ, въ противность старымъ обычаямъ, древнему порядку земли, дЂлается верховнымъ городомъ, потому что Богородица покровительствуетъ ему, а ея покровительство видно изъ того, что онъ успЂваетъ. Онъ пользуется об-

/52/

стоятельствами; тогда какъ его противники держатся болярствомъ, избраннымъ высшимъ классомъ, Владиміръ поднимаетъ знамя массы, народа, слабыхъ противъ сильныхъ; князья, избранные имъ, являются защитниками правосудія въ пользу слабыхъ. О ВсеволодЂ ЮрьевичЂ лЂтописецъ говоритъ: »судя судъ истиненъ и нелицемЂренъ, не обинуяся лице силныхъ своихъ бояръ, обидящихъ меншихъ и работящихъ сироты и насилье творящихъ«. ВмЂстЂ съ тЂмъ, право избранія, вЂчевое начало принимаетъ самый широкій размЂръ и тЂмъ подрываетъ и уничтожаетъ само себя. Князя Всеволода Юрьевича избираютъ Владимірцы на вЂчЂ предъ своими Золотыми воротами не одного, но и дЂтей его. Такимъ образомъ вЂчевое право считаетъ возможнымъ простирать свои приговоры не только на живыхъ, но и на потомство, установлять твердый, прочный порядокъ на долгое время, если не навеегда, до перваго ума, который возможетъ найти иной поворотъ по новому пути и повести къ своей новой цЂли, возводя по прежнему въ апотеозъ успЂхъ предпріятія, освящая его благословеніемъ божіимъ.

Наконецъ самое возвышеніе новаго города Владиміра здЂсь имЂетъ свой особенный смыслъ и отпечатлЂвается характеромъ великороссійскимъ. ИзвЂстно, какъ ученые придавали у насъ значенія новымъ городамъ именно потому, что они новые. По нашему мнЂнію, новость городовъ, сама по себЂ, еще ничего. не значитъ. Возвышеніе новыхъ городовъ не могло родить новыхъ понятій, выработать новаго порядка болЂе того, сколько бы все это могло произойти и въ старыхъ. Новые города населялись изъ старыхъ, слЂдовательно новопоселенцы невольно приносили съ собой тЂ понятія, тЂ воззрЂнія, какія образовались у нихъ въ прежнемъ мЂстЂ жительства. Это въ особенности должно было произойти въ Россіи, гдЂ новые города не теряли связи со старыми. Если новый городъ хочетъ быть независимымъ, освободиться отъ власти стараго города, то все таки онъ по одному этому будетъ искать сдЂлаться тЂмъ, чЂмъ старый, не болЂе. Для того, чтобы новый городъ зародилъ и воспиталъ въ себЂ новый порядокъ, нужно, чтобъ или переселенцы изъ стараго, положившіе основаніе новому, вышли изъ прежняго вслЂдствіе какихъ нибудь такихъ движеній, которыя были противны массЂ стараго города, или чтобъ они на новосельЂ отрЂзаны были отъ прикосновенія со старымъ порядкомъ и поставлены въ условія, способствующія развитію новаго. Переселенцы, какъ бы далеко они ни отбились отъ прежнихъ жилищъ, удерживаютъ старый бытъ и старыя коренныя понятія сколько возможно, на сколько не стираютъ ихъ новыя условія; из-

/53/

мЂняютъ ихъ только вслЂдствіе неизбЂжности, при совершенной несовмЂстимости ихъ съ новосельемъ, и притомъ измЂняютъ нескоро: всегда съ усиліями что нибудь оставить изъ стараго. Малороссіяне двигались въ своей колонизаціи на востокъ, дошли уже за Волгу и все таки они въ сущности тЂже Малороссіяне, что въ Кіевской губерніи, и если получили чтó-нибудь особенное въ сло†и понятіяхъ и въ своей физіогноміи, то это произошло отъ условій, съ которыми судьба судила имъ сжиться на новомъ мЂстЂ, а не потому единственно, что они переселенцы. Тоже надобно сказать о Сибирскихъ Русскихъ переселенцахъ: они все Русскіе, и отличія ихъ зависятъ отъ тЂхъ неизбЂжныхъ причинъ, которыя понуждаютъ ихъ нЂсколько измЂниться, примЂняя условія климата, почвы, произведеній и сосЂдства въ свою пользу. Новые города въ древней Россіи, возникая на разстояніи какихъ нибудь десятковъ верстъ отъ старыхъ, какъ Владиміръ отъ Суздаля и Ростова, не могли, повидимому, имЂть даже важныхъ географическихъ условій для развитія въ себЂ чего-нибудь совершенно новаго. Даже и тогда, когда новый городъ отстоялъ отъ стараго на сотни верстъ, главные однакожъ признаки географіи условливали ихъ сходство.

Въ XII вЂкЂ Владиміръ въ исторической жизни является зерномъ Великороссіи и вмЂстЂ съ тЂмъ Русскаго единодержавнаго государства; — тЂ начала, которыя развили въ послЂдствіи цЂлость русскаго міра, составили въ зародышЂ отличительные черты этого города, его силу и прочность. Сплоченіе частей, стремленіе къ присоединенію другихъ земель, предпринятое подъ знаменемъ религіи, успЂхъ, освящаемый идеею божія соизволенія, опора на массу, покорную силЂ, когда послЂдняя протягиваетъ къ ней руку, чтобъ ее охранять, пока нуждается въ ней, а впослЂдствіи отдача народнаго права въ руки своихъ избранниковъ — все это представляется въ образЂ молодого побЂга, который выросъ огромнымъ деревомъ подъ вліяніемъ послЂдующихъ событій, давшихъ сообразный способъ его возрастанію.Татарское завоеваніе помогло ему. Безъ него, при вліяніи старыхъ началъ личной свободы, господствовавшихъ въ другихъ земляхъ, свойства восточной русской натуры произвели бы иныя явленія, но завоеватели дали новую цЂль соединенія раздЂленнымъ землямъ Руси.

Монголы не насиловали народнаго самоуправленія систематически и сознательно. Политическая ихъ образованность не достигла стремленія къ сплоченію массъ и централизаціи покоренныхъ частей. ПобЂда знаменовалась для нихъ двумя способами: всеобщимъ разореніемъ и собира-

/54/

ніемъ дани. И то и другое потерпЂла Россія. Но для собиранія дани необходимо было одно довЂренное лицо на всю Русь, одинъ приказчикъ хана: это единое лицо, этотъ приказчикъ приготовленъ былъ русскою исторіею заранЂе въ особЂ великаго князя, главы князей, и, слЂдовательно, управленія землями. И вотъ, глава федераціи сталъ довЂреннымъ лицомъ новаго господина. Право старЂйшинства и происхожденія и право избранія, равнымъ образомъ — должыы были подчиниться другому праву — волЂ государя всЂхъ земель, государя законнаго, ибо завоеваніе есть фактическій законъ выше всякихъ правъ, не подлежащій разсужденію. Но ничего не было естественнЂе, какъ возникнуть этому ханскому приказчику въ той землЂ, гдЂ существовали готовыя сЂмена, которыя оставалось только поливать, чтобъ они созрЂли.

Знамя успЂха подъ покровительствомъ благословенія Божія поднято въ МосквЂ, на другомъ новосельЂ, также точно, тЂмъ же порядкомъ, какъ оно прежде было поднято во ВладимірЂ. Пригородъ опять перевысилъ старый городъ и опять помогаетъ здЂсь церковь, какъ помогала она во ВладимірЂ. Надъ Москвою почіетъ благословеніе церкви: туда переЂзжаетъ митрополитъ Петръ; святый мужъ своими руками приготовляетъ себЂ тамъ могилу, долженствующую стать историческою святынею мЂстности; строится другой храмъ Богородицы, и вмЂсто права, освященнаго стариною, вмЂсто народнаго сознанія, парализованнаго теперь произволомъ завоеванія, беретъ верхъ и торжествуетъ идея Божія соизволенія къ успЂху. ЗдЂсь не мЂсто разрЂшать вопросъ важный: какія именно условія способствовали возвышенію Москвы предъ Владиміромъ; этотъ вопросъ относится уже спеціально къ исторіи Великороссіи, а у насъ идетъ дЂло единственно только о противоположности общихъ началъ въ народностяхъ. ЗамЂтимъ, однако, что Москва, точно какъ древній Римъ, имЂла сбродное населеніе и долго поддерживаласъ новыми приливами жителей съ разныхъ концовъ Русскаго міра. Въ особенности это можно замЂтить о высшемъ слоЂ народа, — боярахъ и въ то время многочисленныхъ дружинахъ. Они получали отъ великихъ князей земли въ Московской ЗемлЂ, слЂдовательно та же смЂсь населенія касалась не только города, но и земли, которая тянула къ нему непосредственво. При такой смЂси, различныя старыя начала, принесенныя переселенцами изъ прежнихъ мЂстъ жительства, сталкиваясь между собою на новосельЂ, естественно должны были произвести что-то новое, своеобразное, не похожее въ особенности ни на чтó, изъ чего оно составилось. Новгородецъ, Суздалецъ, Полочанинъ, Кіевлянинъ, Волынецъ, приходили въ Москву,

/55/

каждый со своими понятіями, съ преданіями своей мЂстной родины, сообщали ихъ другъ другу; но онЂ уже переставали быть тЂмъ, чЂмъ были и у перваго, и у втораго, и у третьяго, а стали тЂмъ, чЂмъ не были онЂ у каждаго изъ нихъ въ отдЂльности. — Такое смЂшанное населеніе всегда скорЂе показываетъ склонность къ разширенію своей территоріи , къ пріобрЂтательности на чужой счетъ, къ поглощенію сосЂдей, къ хитрой политикЂ, къ завоеванію, и, положивъ зародышъ у себя въ тЂсной сферЂ, даетъ ему возрасти въ болЂе широкой, — той сферЂ дЂятельности, которая возникнетъ впослЂдствіи отъ разширенія предЂловъ. Такъ Римъ, бывши сначала сброднымъ мЂстомъ бЂглецовъ изъ всЂхъ краевъ разностихійной Италіи, воспиталъ въ себЂ самобытное, хотя составленное изъ многаго, но не похожее въ сущности на то или другое изъ этого многаго, политическое тЂло съ характеромъ стремленія — расширяться болЂе и болЂе, покорять чужое, поглощать у себя разнородное, порабощать то силою оружія, то силою коварства. Римъ сталъ насильственно главою Италіи и впослЂдствіи всю Италію сдЂлалъ Римомъ. Москва, относительно Россіи, имЂетъ много аналогіи съ Римомъ, по отношенію послЂдняго къ Италіи. Разительнымъ сходствомъ представляется вЂрнЂйшее средство, употребляемое одинаково и Римомъ и Москвою для соединенія первымъ — Италіи, второю — Россіи въ единое тЂло: это переселеніе жителей городовъ и даже цЂлыхъ волостей и размЂщеніе на покоренныхъ земляхъ военнаго сословія, долженствующаго служить орудіемъ ассимилированія мЂстныхъ народностей и сплоченія частей во едино. Такую политику показала рЂзко Москва при ИваннЂ III и ВасиліЂ, его сынЂ, когда изъ Новагорода и его волости, изъ Пскова, изъ Вятки, изъ Рязани выводились жители и разводились по разнымъ другимъ Русскимъ, землямъ, а изъ другихъ переводимы были служилые люди и получали земли, оставшіяся послЂ тЂхъ, которые подверглись экспропріаціи. Москва возникла изъ смЂшенія Руско-славянскихъ народностей, и въ эпоху своего возрастанія поддерживала свое дЂло такимъ же народосмЂшеніемъ. ВЂроятно, подобной смЂси населенія одолженъ былъ нЂкогда Владиміръ и своимъ появленіемъ и особеннымъ направленіемъ, хотя, по скудости источниковъ, о ВладимірЂ мы ограничиваемся однимъ предположеніемъ того, чтó о Моск†можно сказать съ большимъ правомъ исторической достовЂрности. Ихъ направленіе было сходно, Москва ли взяла верхъ, или другой городъ — все равно, это совершилось по одному и тому же принципу. Какъ нЂкогда Владиміръ стремился подчинять Муромскую и Рязанскую земли и первенствовать надъ дру-

/56/

гими землями Руси, такъ теперь Москва, по тому же пути, подчиняетъ себЂ земли и княжества, и не только подчиняетъ, но уже и поглощаетъ ихъ. Владиміру невозможно было достигнуть до того, до чего достигла Москва; тогда еще живучи были вЂчевыя и федеративныя начала; теперь, подъ вліяніемъ завоеванія и развитія въ народномъ духЂ уничтожающихъ ихъ противоположныхъ началъ, — первые задушены страхомъ вознесенной власти, вторые ослабЂли вслЂдъ за первыми. Князья все болЂе и болЂе переставали зависЂть отъ избранія и не стали, вслЂдствіе этого, переходить съ мЂста на мЂсто; утверждались на однихъ мЂстахъ, начали смотрЂть на себя какъ на владЂтелей, а не какъ на правителей, стали прикрЂпляться, такъ-сказать, къ землЂ и тЂмъ самымъ содЂйствовать прикрЂпленію народа къ землЂ. Москва, порабощая ихъ и подчиняя себЂ, тЂмъ самымъ возраждала идею общаго отечества, только уже въ другой формЂ, не въ орежней федеративной, а въ единодержавной. Такъ составилась монархія Московская; такъ изъ нея образовалось государственное русское тЂло. Ея гражданственная стихія есть общинность, поглощеніе личности, такъ какъ въ южно-русскомъ элементЂ, какъ на югЂ, такъ и въ НовгородЂ, развитіе личности врывалось въ общинное начало и не давало ему сформироваться.

Съ церковью случилось въ велико-русскомъ мірЂ обратное тому, чтó было въ южно-русскомъ. Въ южнорусскомъ, хотя она имЂла нравственное могущество, но не довела своей силы до того, чтобъ бездоказательно освящать успЂхъ факта; на востокЂ она необходимо, въ лицЂ своихъ представителей — духовныхъ сановниковъ, должна была сдЂлаться органомъ верховнаго конечнаго суда; ибо для того, чтобъ дЂло приняло характеръ Божія соизволенія, необходимо было признаніе его такимъ отъ тЂхъ, кто обладалъ правомъ рЂшать это. Поэтому церковныя власти на востокЂ стояли несравненно выше надъ массою и имЂли гораздо болЂе возможности дЂйствовать самовластно. Уже въ XII вЂкЂ, именно во время дЂтства Великороссіи, встрЂчаемъ тамъ епископа Θеодора, который, добиваясь прознанія независимости своей епархіи, дЂлалъ разныя варварства и насилія. (Много бо пострадаша человЂци отъ него въ держаньи его, и селъ изнебывши и оружья и конь; друзіи же и работъ добыша, заточенья же и грабленья не токмо простцемъ, но и мнихомъ, игуменомъ и ерЂемъ; безжалостивъ сый мучитель, другымъ человЂкомъ головы порЂзывалъ и бороды, инымъ же очи выжигая и языкъ урЂзая, а иныя распиная на стЂнЂ и мучи немилостивнЂ, хотя исхитити отъ всЂхъ имЂнье; имЂнья бо бЂ несытъ якы адъ). Къ сожалЂнію, для насъ остается неиз-

/57/

вЂстнымъ, какими средствами и при какихъ условіяхъ достигъ епископъ возможности такъ поступать; но безъ сомнЂнія, онъ опирался здЂсь на свЂтскую власть Андрея Боголюбскаго, которой для освященія своихъ предпріятій нуждался въ особомъ независимомъ верховнымъ сановникЂ церковномъ Владимірской земли, отдЂльно отъ Кіевской митрополіи, и сильно домогался, чтобъ Патріархъ учредилъ независимаго епископа. СвЂтская власть опиралась на духовную, духовная — на свЂтскую. Въ то время невозможно было юнымъ началамъ, еще не окрЂпшимъ, часто не уступать старымъ, не потерявшимъ еще своей живучести; и потому Θеодоръ расплатился въ Кіе†за свою гордыню, какъ выдавшій его головою князь, чрезъ нЂсколько лЂтъ, тоже расплатился въ БоголюбовЂ. Ростовъ былъ, въ глазахъ Андрея и Θеодора, что-то другое, отличное отъ Владиміра, ибо Андрей дЂлаетъ епископа независимымъ отъ Ростова. Патріархъ на это не согласился, но посвятилъ Θеодора во епископы Ростову, предоставя ему жить во ВладимірЂ. ВЂроятно злодЂянія, которыя допускалъ себЂ Θеодоръ, были вызваны оппозиціею, встрЂченною имъ въ Росто†противъ своихъ намЂреній возвыситься во ВладимірЂ и въ церковномъ отношеніи, какъ онъ возвысился надъ Ростовомъ въ мірскомъ.Но видно, исполняя сначала волю Андрея, Θеодоръ видно уже слищкомъ хотЂлъ показать, какъ важна власть епископа для самаго князя. Андрей предалъ его на погибель. СвЂтская власть князя, освящаемая духовною, не допускаетъ однако послЂдней подчинить себя, и коль скоро послЂдняя вступаетъ въ борьбу; даетъ ей ударъ. Такъ совершалось и впослЂдствіи въ теченіи всей исторіи Великороссіи. Духовенство поддерживало князей въ ихъ стремленіи къ единовластію; князья также ласкали духовенство и содЂйствовали ему силъно; но при каждомъ случаЂ, когда духовная власть переставала итти рука объ руку съ единодержавною свЂтскою, послЂдняя сейчасъ давала почувствовать духовной власти, что свЂтская необходима. Это взаимное противовЂсіе вело такъ успЂшно къ дЂлу. Власть свЂтская, подчинившись духовной, допустивши теократическій принципъ, не могла бы итти прямымъ путемъ, не могла бы пріобрЂтать освященія своимъ предпріятіямъ; тогда родились бы сами собою права, которыя бы ее связывали. Но коль скоро духовная пользовалась могуществомъ, которое однако всегда могла отъ ней отнять свЂтская, тогда, для поддержанія себя, духовная должна, была итти рядомъ со свЂтской и вести ее къ той цЂли, какую избираетъ послЂдняя. Поэтому, въ исторіи Великороссіи мы видимъ неоднократные примЂры, какъ первопрестольники церкви потворствовали свЂтскимъ монархамъ и

/58/

освящали ихъ дЂла, даже совершенно противныя уставамъ церкви. Такъ митрополитъ Даніилъ одобрилъ разводъ Василія съ Соломоніею и заключеніе бЂдной великой княгини; а Іоанну IV разрЂшило духовенство четвертый бракъ, которымъ церковь издавна гнушалась. Съ другой стороны видимъ примЂры, какъ оппозиція духовной власти противъ государей была неудачна. Митрополитъ Филиппъ заплатилъ жизнію за обличеніе душегубствъ и кощунствъ того же Іоанна Грознаго; а царь АлексЂй Михайловичъ не затруднился пожертвовать любимцемъ Никономъ, когда тотъ поднялъ слишкомъ независимо голову, защищая самобытность и достоинство правителя церкви. За то при обоюдномъ согласіи властей, когда какъ свЂтская не требовала отъ духовной признанія явно противнаго церкви, такъ духовная не думала стать выше свЂтской, церковь фактически обладала всею жизнію — и политическою и общественною, и власть была могущественна потому, что принимала посвященіе отъ церкви. Такъ-то философія Великорусская, сознавъ необходимость общетвеннаго единства и практическаго пожертвованія личностью, какъ условіемъ всякаго общаго дЂла, довЂрила волю народа волЂ своихъ избранныхъ, предоставила освященіе успЂха высшему выраженію мудрости, и такъ дошла она въ свое время до формулы: Богъ да царь во всемъ! знаменующей крайнее торжество господства общности надъ личностью.

Въ тотъ отдаленный отъ насъ періодъ, который мы назвали дЂтствомъ Великороссіи, въ религіозности великорусской является свойство, составляющее ея отличительную черту, и впослЂдствіи — въ противорЂчіи съ тЂмъ складомъ, какой религіозность пріобрЂла въ южнорусской стихіи. Это обращеніе къ обрядамъ, къ формуламъ, сосредоточенность во внЂшности. Такимъ образомъ, на сЂверовостокЂ поднимается толкъ о томъ, можно ли Ђсть въ праздники мясо и молочное. Это — толкъ, принадлежащій къ разряду множества расколовъ, существующихъ и въ наше время и опирающихся только на внЂшности.

На югЂ, въ древности, мы встрЂчаемъ два не вполнЂ извЂстныя намъ уклоненія отъ православія, но не въ томъ духЂ, именно — Адріана и Димитрія: они касались существенныхъ уставовъ церкви и мнЂнія ихъ относились къ кругу ересей, то есть такихъ несправедливыхъ мнЂній, которыя, во всякомъ случаЂ, возникали отъ умственной работы надъ духовными вопросами; въ этомъ отношеніи, южнорусское племя и впослЂдствіи не отличалось спорами о внЂшности, которыми такъ богатъ сЂверъ. ИзвЂстно, что въ теченіи самыхъ вЂковъ, какъ и теперь, у Малороссіянъ расколовъ и споровъ объ обрядахъ не было. На сЂверЂ, въ

/59/

НовгородЂ и ПсковЂ, состязательство о внЂшности хотя коснулось умственнаго движенія въ духовныхъ вопросахъ въ извЂстномъ толкЂ о сугубомъ аллилуіа и въ Новгородскомъ спорЂ о томъ, какъ слЂдуетъ произносить: господи помилуй, или: о господи помилуй, — но едва ле такіе толки въ древности дЂйствительно занимали умы на сЂверЂ, — ибо обстоятельства спора объ аллилуіяхъ, извЂстныя изъ житія Ефросина, еще подвержены сомнЂнію, такъ что многіе считаютъ это сочиненіе, дошедшее до насъ не въ современныхъ спискахъ, составленнымъ, или по крайней мЂрЂ передЂланнымъ раскольниками, старавшимися придать всевозможнЂйшую важность этому вопросу, который, какъ извЂстно, былъ одинъ изъ главныхъ, возбуждавшихъ старообрядство къ отпаденію отъ господствующаго тЂла русской церкви. Притомъ же въ самой повЂсти о ЕвфросинЂ изображается, что Псковъ держался трегубой, а не сугубой аллилуіа!

РаспространеннЂе и знаменательнЂе было другое еретическое умственное броженіе на сЂверЂ, проявившееся первый разъ въ Стригольникахъ, въ продолженіи вЂка тлЂвшее въ умахъ и потомъ разразившееся смЂсью различныхъ толковъ, сгруппированныхъ Іосифомъ Волоцкимъ, въ его »ПросвЂтителЂ« около жидовствующей ереси. Это броженіе, чисто Новгородскаго пошиба, перешло потомъ во всю Русь и долго подымалось въ различныхъ формахъ оппозиціею противъ авторитета мнЂній. Мы не скажемъ однако, чтобъ такое реформаціонное направленіе имЂло большой успЂхъ въ Новгородскомъ и Псковскомъ мірЂ; оно только показываетъ, что племя южнорусское, въ своихъ уклоненіяхъ отъ церкви, слЂдовало иному пути, чЂмъ великорусское. Въ южной Руси, послЂ мимоходныхъ явленій въ XI и XII вЂкЂ, не встрЂчается попытокъ къ оппозиціи противъ авторитета церковной науки, и только въ XVI вЂкЂ стало было кружить аріанство, когда Симонъ Будный распустилъ свой катихизисъ на южнорусскомъ языкЂ и, по свидЂтельству уніатовъ, нЂкоторые священники, по невЂжеству, не только не опровергали его, но, не подозрЂвая въ немъ ереси, еще и похваливали. Въ массЂ народа это явленіе не имЂло успЂха.

Единственное уклоненіе отъ православія, увлекавшее до извЂстной степени народъ, была унія съ римско-католическою церковью, но извЂстно, что она вводима была интригами и насиліемъ, при благопріятствующей помощи привлеченнаго къ католичеству дворянства; но въ народЂ нашла противъ себя упорную и кровавую оппозицію. БЂлорусское племя, вообще болЂе кроткой и податливой натуры, сильнЂе подчинялось гнетущимъ обстоятельствамъ и болЂе показало наклонность, если не принять

/60/

унію добровольно, то по крайней мЂрЂ допустить ее, когда нельзя было не допустить ея иначе, какъ энергическимъ противодЂйствіемъ. Но въ южной Руси было не тó. Тамъ народъ, чувствуя насиліе совЂстн, поднялся огромнымъ пластомъ на защиту своей старины и свободы убЂжденія, и въ послЂднее время, даже принявъ унію, гораздо охотнЂе отъ нея отсталъ, чЂмъ БЂлоруссы. Такъ южнорусское племя, не давая духовенству права безусловнаго освященія факта, въ самой сущности пребыло вЂрнЂе самой церкви, чЂмъ великорусское, обнимая болЂе ея духъ, чЂмъ форму. Въ настоящее время расколъ изъ-за формы, обрядности, буквы, не мыслимъ въ южнорусскомъ народЂ; съ этимъ всякъ согласится, кто сколько нибудь знаетъ этотъ народъ и присмотрЂлся къ его жизни и прислушался къ его кореннымъ понятіямъ.

Мы видЂли, какъ еще въ своемъ дЂтст†великорусская стихія, централизируясь во ВладимирЂ, а потомъ въ эпоху юности — въ МосквЂ, показывала направленіе къ присоединенію, къ подчиненію и къ поглощенію самобытности частей. Въ религіозно-умственной сферЂ отразилось тоже. Образовалась нетерпимость къ чужимъ вЂрамъ, презрЂніе къ чужимъ народностямъ, высокомЂрное мнЂніе о себЂ. ВсЂ иностранцы, посЂщавшіе Московщину въ XV, XVI, XVII столЂтіяхъ, одногласно говорятъ, что Москвитяне презираютъ чужія вЂры и народности; сами цари, которые въ этомъ отношеніи стояли впереди массы, омывали свои руки послЂ прикосновенія иноземныхъ пословъ христіянскихъ вЂроисповЂданій. НЂмцы, допущенные жить въ МосквЂ, подвергались презрЂнію отъ Русскихъ; духовенство вопіяло противъ общенія съ ними; патріархъ, неосторожно благословивши ихъ, требовалъ, чтобъ они отличались порЂзче отъ православныхъ наружнымъ видомъ, чтобъ впередъ не получить нечаянно благословенія. Латинская и лютерская, армянская и другая всякая вЂра, чуть только отличная отъ православной, считались у великоруссовъ проклятою. Русскіе Московскіе считали себя единственнымъ избраннымъ народомъ въ вЂрЂ, и даже не вподнЂ были расположены къ единовЂрнымъ народамъ — къ Грекамъ и Малороссіянамъ: чуть только что нибудь было несходно съ ихъ народностію, тó заслуживало презрЂнья, считалось ересью; на все не-свое они смотрЂли свысока.

Образованію такого взгляда неизбЂжно способствовало татарское порабощеніе. Долгое униженіе подъ властію чужевЂрцевъ и иноплеменннковъ выражалось теперь высокомЂріемъ и униженіемъ другихъ. Освобожденный рабъ способнЂе всего отличаться надменностію. Это-то и вынудило тЂ крутыя мЂры, то увлеченіе иноземщиною, которое со временъ

/61/

Петра является въ видЂ реформы. Крайность, естественно, вызываетъ противную крайность.

Въ южнорусскомъ племени этого не было. Издавна Кіевъ, потомъ Владиміръ Волынскій, были сборнымъ пунктомъ мЂстопребыванія иноземцевъ разныхъ вЂръ и племенъ. Южноруссы съ незапамятныхъ временъ привыкли слышать у себя чуждую рЂчь и не дичиться людей съ другимъ обличьемъ и съ другими наклонностями.Уже въ X вЂкЂ, и вЂроятно древнЂе, изъ южной Руси ходили въ Грецію, одни занимались промыслами въ чужой землЂ, другіе служили въ войскЂ чужихъ государей. ПослЂ принятія крещенія, перенесенная въ Южную Русь юная христіанская цивилизація привлекала туда еще болЂе чужеземной стихіи изъ разныхъ концовъ. Южноруссы, получивши новую вЂру отъ Грековъ, не усвоили образовавшейся въ Греціи непріязни къ западной церкви; архипастыри, будучи сами чужими, старались пересадить ее на дЂвственную почву, но не слишкомъ успЂвали: въ воображеніи южнорусскомъ католикъ не принималъ враждебнаго образа. Особы княжескаго рода сочетавались бракомъ съ особами владЂтельныхъ домовъ католическаго исповЂданія; тóже, вЂроятно, дЂлалось и въ народЂ. Въ городахъ южнорусскихъ Греки, Армяне, Жиды, НЂмцы, Поляки, Угры, находили вольный пріютъ, ладили съ туземцами: Поляки, забравшись въ Кіевскую землею въ качест†пособниковъ князя Изяслава, плЂнились веселостью жизни въ чужой землЂ. Этотъ духъ терпимости, отсутствіе національнаго высокомЂрія, перешелъ въ послЂдствіи въ характеръ козачества и остался въ народЂ до сихъ поръ. Въ козацкое общество могъ приходить всякій; не спрашивали: кто онъ, какой вЂры, какой націи. Когда Поляки роптали, что козаки принимаютъ къ себЂ разныхъ бродягъ и, въ томъ числЂ, еретиковъ, убЂгавшихъ отъ преслЂдованій духовнаго суда, козаки отвЂчаля, что у нихъ издавна такъ ведется, что каждый свободно можетъ прійти и уйти. Непріязненные поступки надъ католическою святынею во время козацкаго возстанія происходили не отъ ненависти къ католичеству, а съ досады за насиліе совЂсти и за принужденіе. Походы противъ Турокъ и Крымцовъ, съ одной стороны, имЂли побудительными причинами не слЂпой фанатизмъ противъ невЂрныхъ, но мщеніе за ихъ набЂги и за плЂнъ Русскихъ жителей, а съ другой — ими водилъ духъ удальства и страсть къ добычЂ, которая необходимо развивается во всякомъ воинственномъ обществЂ, въ какомъ бы племени и въ какой бы землЂ оно ни организовалось. Память о кровавыхъ временахъ вражды съ Поляками не изгладилась у народа до сихъ поръ, но вражды собственно къ Римско-

/62/

Католической вЂрЂ, безотносительно къ Польской народности, у него нЂтъ. Южноруссъ не мстителенъ, хотя злопамятенъ ради осторожности. Ни католическій костёлъ, ни жидовская синагога не представляются ему погаными мЂстами; онъ не побрезгуетъ Ђсть и пить, войти въ дружбу не только съ католикомъ или протестантомъ, но и съ Евреемъ, и съ Татариномъ. Но непріязнь вспыхиваетъ у него еще сильнЂе, чЂмъ у Великорусса, если только Южноруссъ замЂтитъ, что иновЂрецъ нли иноземецъ начинаетъ оскорблять его собственную святыню. Коль скоро предоставляется другимъ свобода и оказывается другимъ уваженіе, то естественно — требовать и для себя такой же свободы и взаимнаго уваженія. Въ НовгородЂ мы видимъ тотъ же самый духъ терпимости. ИновЂрцы пользовались правомъ безопаснаго жительства и богослуженія; разницы въ отношеніи иновЂрныхъ христіанъ полагалось такъ мало, что въ Кириковыхъ вопросахъ указывается на такое явленіе, что матери носили дЂтей своихъ крестить вмЂсто православнаго въ римско-католическому (варяжскому) священнику. Построеніе варяжской церкви въ НовгородЂ произвело въ грядущихъ поколЂніяхъ духовенства легенду, въ которой показывается, кáкъ естественное стараніе нЂкоторыхъ духовныхъ фанатиковъ вооружить православныхъ туземцовъ противъ иновЂрцовъ было безуспЂшно. Множество инородцевъ-язычниковъ въ Новгородской волости не было обращаемо насильственно къ христіанству; Новгородцы были до того не энергическими распространителями вЂры, что въ Водской землЂ, еще въ XVI вЂкЂ, было язычество. ВЂра расходилась между ними не скоро, — за то мирнымъ путемъ. Принципъ вЂротерпимости соблазнялъ сильно западное христіанство, когда Новгородъ, подавая помощь Чудскимъ народамъ противъ НЂмцевъ и Шведовъ, хотЂвшихъ насиліемъ обратить.ихъ къ истинной вЂрЂ, вступалъ въ непріязненныя отношенія къ Ордену и Швеціи. Папы въ своихъ буллахъ укоряли Новгородцовъ во враждЂ къ христіанству, въ защитЂ язычества и возбуждали противъ нихъ Крестовый походъ. НЂмцы и Шведы, съ которыми приходилось Новгороду и Пскову воевать, были въ глазахъ послЂднихъ политическіе, а не религіозные враги; вражда доходила нЂсколько до религіознаго характера только тогда, когда съ противной стороны оказывалось прямое посягательство на святыню православной вЂры: тоже самое, что видимъ и въ южной Руси. Нехристіане не подвегались также въ НовгородЂ ненависти; доказательство, что Евреи, которые не смЂли появиться въ великой Руси, въ НовгородЂ до того могли находить пріютъ, что даже въ силахъ были завести еретическую секту и совращать въ нее

/63/

туземцевъ. Когда съ одной стороны Папы и западные духовные обвиняли В. Новгородъ въ пособіи язычникамъ противъ христіанства, съ другой православнымъ сановникамъ не нравилась излишняя вЂротерпимость Новгородцевъ, духовные негодовали на нихъ за общеніе съ Латинами и усвоеніе чужихъ обычаевъ, они хотЂли поддерживать въ народЂ мысль о поганст†всЂхъ неправославныхъ, и съ этою цЂлію приказывали предавать церковному освященію съЂстные припасы, полученные изъ-за границы, прежде ихъ употребленія въ пищу.

Изъ этого короткаго историческаго обзора различія, возникшаго въ отдаленныя отъ насъ времена между двумя русскими народностями, можно заключить, что племя южно-русское имЂло отличительнымъ своимъ характеромъ перевЂсъ личной свободы, великорусское — перевЂсъ общинности. По коренному понятію первыхъ, связь людей основывается на взаимномъ согласіи, и можетъ распадаться по ихъ несогласію; вторые стремились установить необходимость и неразрывность разъ установленной связи и самую причину установленія отнести къ Божіей волЂ и, слЂдовательно, изъять отъ человЂческой критики. Въ одинакихъ стихіяхъ общественной жизни, первые усвоивали болЂе духъ, вторые стремились дать ему тЂло; въ политической сферЂ первые способны были создавать внутри себя добровольныя компаніи, связанныя на столько, на сколько къ тому побуждала насущная необходимость, и прочныя на столько, на сколько существованіе ихъ не мЂшало неизмЂнному праву личной свободы; вторые стремились образовать прочное общинное тЂло на вЂковыхъ началахъ, проникнутое единымъ духомъ. Первое вело къ федераціи, но не съумЂло вполнЂ образовать ее; второе повело къ единовластію и крЂпкому государству: довело до перваго, создало второе. Первое оказалось много разъ неспособнымъ къ единодержавной государственной жизни. Въ древности оно было господствующимъ на русскомъ материкЂ, и когда пришла неизбЂжная пора или погибнуть, или сплотиться, должно было невольно сойти со сцены и уступить первенство другому. Въ великорусскомъ элементЂ есть что-то громадное, создательное, духъ стройности, сознаніе единства, господство практическаго разсудка, умЂющаго выстоять трудныя обстоятельства, уловить время, когда слЂдуетъ дЂйствовать, и воспользоваться имъ на сколько нужно.... Этого не показало наше южно-русское племя. Его свободная стихія приводила либо къ разложенію общественныхъ связей, либо къ водовороту побужденій; вращавшихъ бЂличьимъ колесомъ народную историческую жизнь. Такщи показало намъ эти д†русскія народности наше прошедшее.

/64/

Въ своемъ стремленіи къ созданію прочнаго, ощущаемаго, осязательнаго тЂла для признанной разъ идеи, великорусское племя показывало всегда и теперь показываетъ наклонность къ матеріализму и уступаетъ южнорусскому въ духовной сторонЂ жизни, въ поэзіи, которая въ послЂднемъ развилась несравнеино шире, живЂе и полнЂе. Прислушайтесь къ голосу пЂсень, присмотритесь къ óбразамъ, сотвореннымъ воображеніемъ того и другого племени, къ созданнымъ тЂмъ и другимъ народныхъ произведеніяхъ слова. Я не скажу, чтобы великорусскія пЂсни лишены были поэзіи; напротивъ, въ нихъ высоко-поэтическою является именно сила воли, сфера дЂятельности, именно то, чтó такъ необходимо для совершенія задачи, для какой опредЂлилъ себя этотъ народъ въ историческомъ теченіи политической жизни. Лучшія великорусскія пЂсни тЂ, гдЂ изображаются моменты души, собирающей свои силы, или гдЂ представляется торжество ея или неудачи, не ломающія, однако, внутренняго могущества. Оттого такъ всЂмъ нравятся пЂсни разбойничьи: разбойникъ — герой, идущій бороться и съ обстоятельствами, и съ общественнымъ порядкомъ. Разрушеніе — его стихія, но разрушеніе неизбЂжно предполагаетъ возсозданіе. ПослЂднее высказывается уже и въ составленіи разбойническихъ шаекъ, которыя представляютъ нЂкотораго рода общественное тЂло. И потому да не покажется страннымъ, если мы будемъ усматривать въ разбойничьихъ пЂсняхъ ту же стихію общинности, тоже стремленіе къ воплощенію государственнаго тЂла, какое находимъ во всемъ проявленіи исторической жизни великорусскаго племени. Великорусскій народъ, практическій, матеріальной по преимуществу, восходитъ до поэзіи только тогда, когда выходитъ изъ сферы текущей жизни, надъ которою работаетъ, работаетъ не восторгаясь, не увлекаясь, примЂриваясь болЂе къ подробностямъ, къ частностямъ. и оттого упуская изъ виду образный идеалъ, составляющій сущность опоэтизированья всякаго дЂла и предмета. Оттого поэзія Великорусская такъ часто стремится въ область необъятнаго, выходящаго изъ границъ природной возможности, также часто ниспадаетъ до простой забавы и развлеченія. Историческое воспоминаніе сейчасъ обращается въ эпосъ и превращается въ сказку; тогда какъ, напротивъ, въ пЂсняхъ южнорусскаго племени оно болЂе удерживаетъ дЂйствительности и часто не нуждается въ возведеніи этой дЂйствительности до эпоса для того, чтобы блистать силою роскошной поэзіи. Въ Великорусскихъ пЂсняхъ есть тоска, раздумье, но нЂтъ почти той мечтательности, которая такъ поэтически плЂняетъ насъ въ южно-русскихъ пЂсняхъ, уноситъ душу въ область

/65/

воображенія и согрЂваетъ сердце неземнымъ, не здЂшнимъ огнемъ. Участіе природы слабо въ великорусскихъ пЂсняхъ и чрезвычайно сильно въ нашихъ: южнорусская поэзія нераздЂльна отъ природы, она оживляетъ ее, дЂлаетъ ее участницею радости и горя человЂческой души; травы, деревья, птицы, животныя, небесныя свЂтила, утро и вечеръ, зной и снЂгъ — все дышетъ, мыслитъ, чувствуетъ вмЂстЂ съ человЂкомъ, все откликается къ нему чарующимъ голосомъ то участія, то надежды, то приговора. Любовное чувство, обыкновенно душа всякой народной поэзіи, въ Великорусской поэзіи рЂдко возвышается надъ матеріальностью; напротивъ, въ нашихъ оно достигаетъ высочайшаго одухотворенія, чистоты, высоты побужденія и граціи óбразовъ. Даже матеріальная сторона любви въ шуточныхъ пЂсняхъ изображается съ тою анакреонтическою граціею, которая скрадываетъ тривіальность и самую чувственность одухотворяетъ, облагороживаетъ. Женщина въ великорусскихъ пЂсняхъ рЂдко возвышается до своего человЂческаго идеала; рЂдко ея красота возносится надъ матеріею; рЂдко влюбленное чувство можетъ въ ней цЂнить что нибудь за предЂломъ тЂлесной формы; рЂдко выказывается доблесть и достоинство женской души. Южнорусская женщина въ поэзіи нашего народа, напротивъ, до того духовно-прекрасна, что и въ самомъ своемъ паденіи высказываетъ поэтически свою чистую натуру, и стыдится своего униженія. Въ пЂсняхъ игривыхъ, шуточныхъ, рЂзко выражается противоположность натуры того и другого племени. Въ южнорусскихъ пЂсняхъ этого рода выработывается прелесть слова и выраженія, доходитъ до истинной художественности: отдыхающая человЂческая природа не довольствуется простой забавой, но сознаетъ потребность дать ей изящную форму, не только развлекающую, но и возвышающую душу; веселіе хочетъ обнять ее стихіями прекраснаго, освятить мыслію. Напротивъ, великорусскія пЂсни такого разряда показываютъ не болЂе какъ стремленіе уставшаго отъ прозаической дЂятельности труда забыться на минуту какъ нибудь, не ломая головы, не трогая сердца и воображенія; пЂсня эта существуетъ не для себя самой, а для боковой декораціи другого, чисто матеріальнаго, удовольствія.

Въ жизни великорусской, и общественной и домашней, видно болЂе или менЂе отсутствіе того, чтó составляетъ поэзію южнорусской жизни, какъ и обратно — въ послЂдней мало того, что составляетъ сущность, силу и достоинство первой. Великоруссъ мало любитъ природу; у поселянина вы очень рЂдко можете встрЂтить въ огородЂ цвЂты, которые

/66/

найдутся почти при каждомъ дворЂ у нашего земледЂльца. Этого мало, Великоруссъ питаетъ какую-то вражду къ произрастеніямъ. Я знаю примЂры, что хозяева рубили деревья возлЂ домовъ безобразно построенныхъ, думая, что деревья мЂшаютъ красотЂ вида. Въ казенныхъ селахъ, когда начальство начало побуждать разводить около домовъ ветлы, чрезвычайно трудно было заставить поливать и холить ихъ и предохранять отъ истребленія. Когда въ двадцатыхъ годахъ нынЂшняго столЂтія по распоряженію правительства сажали деревья по дорогамъ, это показалось до такой степени народу обременительною повинностію, что до сихъ поръ жалобы и негодованія отразились въ народныхъ пЂсняхъ, сложенныхъ до чрезвычайности тривіально. Въ Великороссіи много садовъ, но всЂ почтн плодовитые, заводятся съ коммерческою цЂлію; рЂдко даютъ въ нихъ мЂсто лЂснымъ деревьямъ, какъ безполезнымъ для матеріальной жизни. РЂдко можно встрЂтить Великорусса, который бы сознавалъ и чувствовалъ прелесть мЂстоположенія, предался бы созерцанію небеснаго свода, впивался безотчетно глазами въ зеркало озера, освЂщеннаго солнцемъ или луною, или въ голубую даль лЂсовъ, заслушался бы хора весеннихъ птицъ. Ко всему этому почти всегда чуждъ великорусскій человЂкъ, погруженный въ обыденные разсчеты, въ мелкій омутъ матеріальныхъ потребностей. Даже въ образованномъ классЂ, сколько намъ случалось подмЂтить, остается та же холодность къ красотЂ природы, прикрытая, иногда очень неудачно и смЂшно, подражаніемъ западной иноземщинЂ, гдЂ, какъ извЂстно — однимъ по опыту, другимъ — по слуху, хорошій тонъ требуетъ показывать любовь и сочувствіе къ природЂ. Въ такомъ случаЂ Великоруссъ обращаетъ свое заимствованное природолюбіе на предметы рЂдкіе, выходящіе изъ общей сферы окружающихъ его явленій, и тЂшитъ свои глаза искуственно взращениыми камеліями, рододендронами, магноліями, никакъ не подозрЂвая, что истинное чувство, способное дЂйствительпо уловить и созерцать поэзію природы, именно въ этомъ-то не найдетъ ея, отвернется отъ нарядныхъ уродовъ къ соснамъ, березамъ нашихъ рощъ, погрузится въ созерцаніе безъискусственнаго, хотя бЂднаго, но живого, неиспорченнаго, неподдЂльнаго міра твореній Божіихъ.

При скудости воображенія, у Великоруссовъ чрезвычайно мало суевЂрій, хотя зато чрезвычайно много предразсудковъ, и они держатся ихъ упорно. Южноруссы, напротивъ, съ перваго раза представятся въ высшей степеви суевЂрнымъ народомъ; въ особенности на западЂ южнорусской земли это сказывается очень разительно (можетъ быть, по удален-

/67/

ности отъ великорусскаго вліянія). Чуть не въ каждомъ селЂ существуютъ поэтическіе разсказы о явленіяхъ мертвыхъ съ того свЂта въ самыхъ разнообразныхъ видахъ, отъ трогательнаго разсказа о явленіи мертвой матери, обмывающей своихъ малютокъ, до страшнаго образа вампировъ, распинающихся вполночь на могильныхъ крестахъ и вопіющихъ дикимъ голосомъ: мяса хочу! — съ насыпями, разсЂянными въ такомъ изобиліи по богатой историческою жизнію странЂ, соединяются преданія о давно-протекшихъ временахъ туманной старины, и въ этихъ преданіяхъ проглядываютъ сквозь пестро-цвЂтистую сЂть лучей народнаго вымысла, слЂды незаписанпой писаными лЂтописями древности. Волшебство со своими причудливыми пріемами; міръ духовъ въ самыхъ разнообразныхъ образахъ и спрахахъ, подымающихъ на голо†волосы, и возбуждающихъ смЂхъ до икоты... все это облекается въ стройные разсказы, въ изящныя картины. Народъ иногда самъ плохо вЂритъ въ дЂйствительность того, чтó разсказываетъ, но не разстанется съ этимъ разсказомъ, доколЂ въ немъ не погаснетъ чувство красоты, или пока старое не найдетъ обновленія своего поэтическаго содержанія въ новыхъ формахъ.

СовсЂмъ не то въ Великороссіи. Тамъ, какъ мы сказали, одни предразсудки; Великоруссъ вЂритъ въ чертей, домовыхъ, вЂдьмъ, потому что получилъ эту вЂру отъ предковъ; вЂритъ потому, что не сомнЂвается въ ихъ дЂйствительности, вЂритъ такъ, какъ бы вЂрилъ въ существованіе электричества или воздушнаго давленія; вЂритъ потому, что вЂра нужна для объясненія непонятныхъ явленій, а не для удовлетворенія стремленія возвыситься отъ плоской юдоли матеріальной жизни въ сферу свободнаго творчества. Вообще фантастическихъ разсказовъ у него мало. Черти, домовые очень матеріальны; сфера загробной жизни, духовный міръ мало занимаетъ Великорусса, и почти нЂтъ исторій о явленіяхъ души послЂ смерти; если же она встрЂчается, то заимствованная изъ книгъ и новыхъ и старыхъ, и скорЂе въ церковной обработкЂ, а не въ народной. За то, по духу нетерпимости, Великоруссъ гораздо упорнЂе въ своихъ предразсудкахъ. Я былъ свидЂтелемъ случая очень характеристическаго, когда одного господина обвиняли въ безбожіи и богохульст†за то, что онъ отозвался съ пренебреженіемъ о вЂрЂ въ существованіе чертей.

Въ кругу грамотныхъ людей, только-что вступающихъ въ книжную сферу, вы можете наблюдать, какія книги особенно занимаютъ Великорусса и на что именно онъ обращаетъ вниманіе въ этихъ книгахъ. Сколько мнЂ удалось замЂтить — или серьезныя книги, но только такія, ко-

/68/

торыя прямо относятся къ занятію читателя и даже только тó изъ нихъ, чтó можетъ быть примЂнено къ ближайшему употребленію, или же легкое, забавное, служащее минутному развлеченію безъ созерцанія построенія, безъ сознанія идеи; поэты читаются или съ цЂлію развлеченія (и въ этомъ случаЂ правится въ нихъ то, чтó можетъ слегка пробЂгать по чувствамъ своимъ разнообразіемъ или необыкновенностью положенія), или же для того, чтобъ показать, что читатель образованъ настолько, чтобъ понимать то, что считается хорошимъ. Часто можно встрЂчать лица, которыя даже восторгаются красотами поэзіи, но въ самомъ дЂлЂ, какъ хорошенько осязать ихъ душу, то увидишь, что здЂсь играетъ не истинное чувство, а только аффектація. Аффектація — признакъ отсутствія истиннаго пониманія поэзіи. Аффектація въ нашемъ образованномъ общест†— черта черезчуръ обычная; оттого-то, кажется, у насъ и замЂтно сочувствіе къ Французамъ преимущественно предъ другими народами, ибо это народъ заявившій себя мало поэтическимъ, народъ, у котораго литература и искусство и отчасти даже наука — на эффектахъ.

Если у Великоруссовъ былъ истинно великій, геніальный, самобытный поэтъ, то это одинъ Пушкинъ. Въ своемъ безсмертномъ, великомъ Евгеніи ОнЂгинЂ, онъ выразилъ одну только половину великорусской народности — народности такъ называемаго образованнаго и свЂтскаго круга. Удачные описатели нравовъ и быта были, но это не творцы-поэты, которые бы заговорили языкомъ всей массы, сказали бы то и такъ, за чтó съ чувствомъ схватилась бы масса, кáкъ бы невольно долженъ былъ сказать каждый изъ этой массы, и сказать голосомъ поэзіи, а не прозы. Но, повторимъ, мы далеки отъ того, чтобы отрицать въ великорусскомъ народЂ поэтическій элементъ; мы говоримъ только, что въ немъ нЂтъ тЂхъ пріемовъ поэзіи, какіе есть у насъ и какіе до сихъ поръ прозывались искусствомъ. ПЂсни великорусскія, за отсутствіемъ всего этого, представляютъ однако оригинальнЂйшую поэзію, которая какъ будто говоритъ, что народъ, творившій эти пЂсни, хранитъ на днЂ своей натуры такія новыя стороны поэтической стихіи, которая нЂкогда блеснетъ новымъ, неожиданнымъ блескомъ. Не смотря на близость и историческую и племенную насъ, Южноруссовъ, къ Великоруссамъ, замЂчательно, что въ мірЂ литературы имъ часто нравится тó, чтó намъ никакъ не можетъ нравиться. НапримЂръ, я видалъ многихъ Великоруссовъ, приходившихъ въ восторгъ отъ стиховъ Некрасова, и, признаюсь, не видалъ Южноруссовъ, на которыхъ бы онъ дЂйствовалъ поэтическою стороною.

/69/

Вь сферЂ религіозности мы уже показали рЂзкое отличіе южнорусской народности отъ великорусской въ совершенномъ непричастіи первой къ расколамъ и отпаденіямъ отъ церкви изъ-за обрядовъ и формулъ. Любопытно разрЂшить вопросъ, откуда въ Великороссіи возникло это оригивальное настроеніе, это стремленіе спорить за букву, придавать догматическую важность тому, чтó составляетъ часто не болЂе, какъ грамматическій вопросъ или дЂло обрядословія? Кажется, что это происходитъ отъ того же практическаго, матеріальнаго характера, которымъ вообще отличается сущность великорусской натуры. Въ самомъ дЂлЂ, наблюдая надъ великорусскимъ народомъ во всЂхъ слояхъ общества, мы встрЂтимъ нерЂдко людей истинно христіанской нравственности, которыхъ религіозность обращена къ практическому осуществленію христіанскаго добра, но въ нихъ мало внутренняго благочестія, піетизма; мы встрЂчаемъ ханжей, изувЂровъ, строгихъ исполнителей внЂшнихъ правилъ и обрядовъ, но также безъ внутренняго благочестія, большею частью хладнокровныхъ къ дЂлу религіи, исполняющихъ внЂшнюю ея сторону по привычкЂ, мало отдающихъ себЂ отчета, почему это дЂлается, и наконецъ въ высшемъ, такъ называемомъ образованномъ классЂ, лицъ мало вЂрующихъ, или и совсЂмъ не вЂрующихъ, не въ слЂдствіе какого нибудь мысленнаго труда и боренія, а по увлеченію, потому что имъ кажется невЂріе признакомъ просвЂщенія. Истинно благочестивыя натуры составляютъ исключеніе, и благочестіе, духовная созерцательность у нихъ — признаки не народности, не общаго натурЂ народной, а ихъ собственной индивидуальной особенности. Между Южноруссами мы встрЂтимъ совсЂмъ обратное въ характерЂ. У этого народа много именно того, чего недостаетъ у Великоруссовъ; у нихъ сильно чувство всеприсутствія Божія, душевное умиленіе, внутреннее обращеніе къ Богу, тайное размышленіе о ПромыслЂ, надъ собою, сердечное влеченіе къ духоввому, неизвЂстному, непредставляемому воображеніемъ, таинственному, но отрадному міру. Южноруссы исполняютъ обряды, уважаютъ формулы, во не подвергаютъ ихъ критикЂ; въ голову не войдетъ никакъ, нужно ли два или три раза пЂть аллилуіа, тЂми или другими пальцами слЂдуетъ дЂлать крестное знаменіе; и если бы возникъ подобный вопросъ, то для разрЂшенія его достаточно объясненія священника, что такъ поставовила церковь. Если бы понадобились какіе нибудь измЂненія въ наружныхъ сторонахъ богослуженія или переводЂ книгъ св. писанія, Южноруссы никогда не возстали бы противъ этого, имъ бы не взошла мысль подозрЂвать какого нибудь искаженія святыни. Они понимаютъ, что внЂшность уста-

/70/

навливается церковью, изображаемою видимо въ ея руководящихъ членахъ, и чтó эти члены постановятъ, не извращая сущности, міряне безпрекосновно этому должны слЂдовать; ибо коль-скоро та или другая внЂшность выражаетъ одну и ту же сущность, то самая внЂшность не представляетъ и такой важности, чтобъ можно сдЂлать ее предметомъ спора. Намъ случалось говорить съ религіозными людьми и той и другой народности; Великоруссъ проявляетъ свою набожность въ словоизвитіяхъ надъ толкованіемъ внЂшности, буквы, принимаетъ въ этомъ важное участіе; если онъ строго православный, то православіе его состоитъ преимущественно во внЂшней сторонЂ; Южноруссъ станетъ изливать свое религіозно-нравственное чувство; не будетъ толковать о богослуженіи, объ обрядахъ, праздникахъ, а скажетъ свое благочестивое впечатлЂніе, производимое на него богослуженіемъ, торжественностію обряда, высокимъ значеніемъ праздника и т. д. Зато у насъ и образованный классъ не такъ легко поколебать въ вЂрЂ, какъ Великоруссовъ; заблужденіе, невЂріе внЂдряется въ нашей душЂ только вслЂдствіе долгой, глубокой борьбы; напротивъ, къ сожалЂнію, мы видЂли великорусскихъ юношей, воспитанныхъ, какъ видно, съ дЂтства въ строгой набожности, въ исполненіи предписанныхъ церковныхъ правилъ; но они при первомъ легкомъ нападеніи, а нерЂдко вслЂдствіе нЂсколькихъ остроумныхъ выраженій, покидаютъ знамя религіи, забывають внушенія дЂтства и безъ борьбы, безъ постепенности, переходитъ къ крайнему безвЂрію и матеріализму. Народъ южнорусскій — глубоко религіозный народъ, въ самомъ обширномъ смыслЂ этого слова; такъ или иначе поставили бы его обстоятельства, тó или другое воспитаніе было бы имъ усвоено, до тЂхъ поръ, пока будетъ существовать сумма главныхъ признаковъ, составляющихъ его народность, онъ всегда сохранитъ въ себЂ начало религіи: это неизбЂжно при томъ поэтическомъ настроеніи, которымъ отличается его духовиый складъ. ГдЂ поэзія, тамъ религія; одно безъ другого не мыслимо; вЂру въ душЂ убиваетъ анализъ; но поэзія противоположна анализу; поэтическая способность состоитъ въ соединеніи того, чтó анализъ разрываетъ по частямъ, въ созданіи цЂльнаго образа, который анализъ разлагая уничтожаетъ. Съ поэзіей неизбЂжна вЂра въ прекрасное, а прекрасное не подлежитъ анализу, ибо оно духовно; можно анализировать только матеріалъ, въ которомъ появляется прекрасное, можно разложить по частямъ музыкалъный инструментъ и изслЂдовать эти части самымъ подробнымъ образомъ; можно съ другой стороны изслЂдовать законы звука, способъ передачи его чрезъ воздухъ нашему слуху, но нельзя

/71/

уловить и подвергнуть мелкому изслЂдованію цЂльность впечатлЂнія, производимаго сочетаніемъ звуковъ: оно цЂло, недЂлимо, духовно. Попытки матеріалистовъ добраться путемъ анализа явленій до сущности впечатлЂнія, производимаго изящнымъ на душу нашу, оставались и всегда останутся безуспЂшными и будутъ обличать собственную неспособность чувствовать и понимать красоту въ тЂхъ, которые на это рЂшатся. Французы, народъ, какъ мы замЂтили, глубоко непоэтическій, еще въ прошломъ столЂті возвЂщали теорію изящнаго, основанную на признакахъ его сущности, въ простомъ подражаніи природЂ. Эта мысль по душЂ Великоруссамъ и въ наше время была высказываема, и искренно, тЂми, у которыхъ доставало искренности говорить тó, что они дЂйствительно ощущаютъ и, конечно, раздЂлялась многими, увидЂвшими отраженіе того, чтó давно таилось въ ихъ сердцЂ. Въ комъ есть живая струна поэзіи, того ничЂмъ нельзя разубЂдить въ присутствіи духовной творческой силы въ произведеніяхъ искусства, нельзя потому, что онъ ее ощущаетъ. Такъ точно нельзя никакими доводами матеріализма убЂдить въ несуществованіи духовнаго начала того, кто чувствуетъ его въ себЂ, и потому не нуждается ни въ доказательствахъ, ни въ опроверженіяхъ, какъ не нуждаемся мы ни въ какихъ словопреніяхъ о томъ, въ холодномъ или тепломъ мы воздухЂ, когда тЂло ваше это сказываетъ намъ.

Съ присущностью поэзіи въ душЂ, съ чувствомъ красоты и способностью — уразумЂть ее, тЂсно соединено сознаніе нравственности, добра. Матеріалистъ неспособенъ понимать и любитъ добро, матеріалистъ понимаетъ одну только пользу. Если онъ добръ отъ природы, онъ выражаетъ свою доброту только тЂмъ, что готовъ дЂлать другимъ тó, чтó считаетъ полезнымъ; самое высокое проявленіе его доброты состоитъ въ томъ, когда онъ готовъ дЂлать для другого тó, въ чемъ, по своему положенію, не ощущаетъ полезности, но что другой считаетъ для себя полезнымъ. Но преимущественно добродЂтель его основывается на такомъ силлогизмЂ: если другому буду дЂлать добро, то и мнЂ станутъ его дЂлать. СовсЂмъ не то у человЂка, въ которомъ есть даръ и привычка ощущать въ себЂ живую душу и видЂть ее внутревнимъ зрЂніемъ, въ оболочкЂ внЂшнихъ для него явленій. Онъ не анализируетъ добра, которое и нельзя анализировать, какъ прекрасное; онъ созерцаетъ его въ его цЂльности и воспринимаетъ его всЂмъ духовнымъ существомъ своимъ. Добро, облеченное въ фактъ въ матеріальномъ бытЂ, можетъ отразиться посредствомъ того, чтó называется пользою и чтó всегда такъ будетъ, но творящій доброе дЂло не думаетъ о пользЂ, а ви-

/72/

дитъ предъ собою одно добро въ его нравственномъ совершенствЂ. Кто дЂлаетъ, имЂя въ виду пользу, тотъ необходимо при своемъ дЂйствіи задаетъ себЂ вопросъ, полезно ли то, чтó онъ намЂренъ творить; но кто думаетъ о добрЂ безотносительно къ пользЂ, тому не нужно разсужденія: онъ творитъ по внушенію чувства и разумнаго созерцанія красоты добра, дЂйствующей неотразимо на его волю.

Въ общественныхъ понятіяхъ, исторія напечатлЂла, на двухъ нашихъ народностяхъ, свои слЂды и установила въ нихъ понятія совершенно противоположныя. Стремленіе къ тЂсному слитію частей, уничтоженіе личныхъ побужденій подъ властію общихъ, ненарушимая законность общей воли, выраженная какъ бы смысломъ тяжелой судьбы, совпадаетъ, въ великорусскомъ народЂ, съ единствомъ семейнаго быта и съ поглощеніемъ личной свободы идеею міра, выразились въ народномъ бытЂ недЂлимостію семей, общинною собственностію, тягломъ посадовъ и селъ въ старину, гдЂ невинный отвЂчалъ за виновнаго, трудолюбивый работалъ за лЂниваго. Какъ глубоко лежитъ это въ душЂ Великорусса, показываетъ то, что по поводу устройства крестьянъ въ наше время, заговорили въ пользу этого Великоруссы съ разныхъ точекъ зрЂнія, подъ вліяніемъ и запоздалаго Московскаго Славянофильства, и новомоднаго Французскаго соціализма. Для Южнорусса нЂтъ ничего тяжеле и противнЂе такого порядка, и семьи южнорусскія дЂлятся и дробятся, какъ только у членовъ ихъ является сознаніе о потребности самобытной жизни. Опека родителей надъ взрослыми дЂтьми кажется для южнорусса несноснымъ деспотизмомъ. Претензіи старшихъ братьевъ надъ меньшими, какъ дядей надъ племянниками, возбуждаютъ неистовую вражду между ними. Кровная связь и родство мало располагаютъ у насъ людей къ согласію и взаимной любви; напротивъ очень часто люди привЂтливые, кроткіе, мирные и уживчивые находятся въ непримиримой враждЂ со своими кровными. Ссоры между родными — явленіе самое обыкновенное и въ низшемъ и въ высшемъ классЂ. Напротивъ, у Великоруссовъ, кровная. связь заставляетъ человЂка нерЂдко быть къ другому дружелюбнЂе, справедливЂе, снисходительнЂе, даже когда онъ вообще не отличается этими качествами въ отношеніи къ чужимъ. Въ Южной Руси, чтобъ сохранить любовь и согласіе между близкими родственниками, надобно имъ разойтись и какъ можно меньше имЂть общаго. Взаимный долгъ, основанный не на свободномъ соглашеніи, а на роковой необходимости, тягостенъ для Южнорусса, тогда какъ Великорусса онъ болЂе всего успокоиваетъ и умиряетъ его личныя побужденія. Великоруссъ изъ покорности долгу готовъ принудить себя любить своихъ ближ-

/73/

нихъ по крови, хотя бы они ему не по душЂ, снисходить къ нимъ, потому что они ему сродни, чего бы онъ не сдЂлалъ по убЂжденію, онъ готовъ для нихъ на личное пожертвованіе, сознавая, что они того не стоятъ, но что они все таки своя кровь. Южноруссъ, напротивъ, готовъ, кажется, разлюбить ближняго за то, что онъ его кровный, менЂе снисходителенъ къ его слабостямъ, чЂмъ къ чужому, и вообще родство ведетъ его не къ утвержденію добраго расположенія, а скорЂе къ его ослабленію. НЂкоторые Великоруссы, пріобрЂвшіе себЂ въ Южной Руси имЂнія, затЂвали иногда вводить въ малорусскія семьи великорусскую плотность и недЂлимость, и плодомъ этого были отвратительныя сцены: не только родные братья готовы были поминутно завести драку, но сыновья вытаскивали отцовъ своихъ за волосы черезъ пороги дома. ЧЂмъ болЂе принципъ семейной власти и прочной кровной связи внЂдряется въ жизнь, тЂмъ превратнЂе онъ на нее дЂйствуетъ. Южноруссъ тогда почтительный сынъ, когда родители оставляютъ ему полную свободу и сами на старости лЂтъ подчиняются его волЂ; тогда добрый братъ, когда съ братомъ живетъ какъ сосЂдъ, какъ товарищъ, не имЂя ничего общаго, нераздЂльнаго. Правило: каждому свое, соблюдается въ семействахъ; не только взрослые члены семьи не надЂваютъ одежды другого, даже у дЂтей у каждаго свое; у Великоруссовъ, въ крестьянскомъ быту, часто д†сестры не знаютъ, кому изъ нихъ принадлежитъ тотъ или другой тулупъ, а объ отдЂльной принадлежности у дЂтей не бываетъ и помина.

Обязательная общинность земская и отвЂтственность личности міру для Южнорусса есть въ высшей степени несноснЂйшее рабство и вопіющая несправедливость. Не смЂть назвать ничего своимъ, быть батракомъ какого-то отвлеченнаго понятія о мірЂ, отвЂчать за другого безъ собственнаго желанія — ко всему этому не расположила народъ южнорусскій его прошедшая жизнь. Громада по южнорусскому понятію совсЂмъ не то, что міръ по великорусскому. Громада есть добровольная сходка людей; кто хочетъ — въ ней участвуетъ, кто не хочетъ — выходитъ, такъ какъ въ ЗапорожьЂ — кто хотЂлъ — приходилъ, кто хотЂлъ — выходилъ оттуда добровольно. По народному понятію, каждый членъ громады есть самъ по себЂ независимая личность, самобытный собственникъ; обязанность его къ громадЂ только въ сферЂ тЂхъ отношеній, которыя устанавливаютъ связь мажду ея членами для взаимной безопасности и выгодъ каждаго, — тогда-какъ, по великорусскому понятію, міръ есть какъ бы отвлеченное выраженіе общей воли, поглощающей личную самобытность каждаго. Главное различіе здЂсь, конечно, проистекаетъ отъ по-

/74/

земельной общинности. Коль скоро членъ міра не можетъ назвать своею собственностію участокъ земли, который онъ обработываетъ, онъ уже не свободный человЂкъ. Мірское устройство великорусское есть стЂсненіе, и потому форма послЂдняго, введенная властію, приняла въ себя духъ и смыслъ, господствующій въ Великороссіи; корень его лежалъ уже въ глубинЂ народной жизни: оно истекло нравственно изъ того же стремленія къ тЂсному сплоченію, къ единству общественному и государственному, которое составляетъ, какъ мы показали, отличительный признакъ великорусскаго характера. Частная поземельная собственность выводится такимъ легальнымъ путемъ изъ великорусской общественной философіи. Все общество отдаетъ свою судьбу олицетворенію своей власти, тому лицу, которое поставляетъ надъ обществомъ Богъ, и, слЂдовательно, все обязано ему повиновеніемъ. Такимъ образомъ, все принадлежитъ ему безусловно, какъ намЂстнику Божію; отсюда понятіе, что все Божье да царское. И предъ царемъ, какъ и предъ Богомъ, всЂ равны. Но какъ Богъ одного возвышаетъ, награждаетъ, а другого караетъ, унижаетъ, такъ поступаетъ и царь, исполняющій на землЂ божественную волю. Это выражается прекрасно пословицею: воля Божья, судъ царевъ. Отсюда народъ безропотно сносилъ даже и тó, чтó казалось превосходило мЂры человЂческаго терпЂнія, какъ, напримЂръ, душегубства Іоанна Грознаго. Царь дЂлалъ несправедливо, жестоко, но тЂмъ не менЂе онъ былъ орудіемъ Божіей воли. Противиться царю, хотя бы и неправедному, значитъ противиться Богу: и грЂшно и неполезно, потому что Богъ пошлетъ еще худшія бЂды. ИмЂя безусловную власть надъ обществомъ, царь есть государь, то есть, полный владЂтель собственникъ всего государства. Слово государь именно означало собственника, имЂющаго право безусловно, по своему усмотрЂнію, распорядиться всЂмъ, что есть въ его государствЂ, какъ своими вещами. Оттого-то древніе Новгородцы, воспитавшіе себя подъ иными началами; различные притомъ отъ Великоруссовъ по народности, такъ взволновались, когда Иванъ III задумалъ измЂнить древній титулъ господина на титулъ государя. Понятіе о господинЂ выражало лицо, облеченное властію и уваженіемъ; господъ могло быть много: и владыка былъ господинъ, и посадникъ — господинъ; но государь былъ лицо, о власти котораго не могло быть и разсужденія: онъ былъ единъ, какъ единъ собственникъ вещи; Иванъ домогался быть государемъ въ НовгородЂ, хотЂлъ замЂнить собою Великій Новгородъ, который былъ до того времени государемъ; также точно какъ въ Великороссіи великій князь замЂнилъ обществен-

/75/

ную волю всей націи. Будучи самодержавнымъ творцомъ общественныхъ условій, государь дЂлалъ все и, между прочимъ, жаловалъ за службу себЂ землями. Такимъ образомъ земля принадлежала, по первоначальному понятію, міру, то есть, всему обществу; по передачЂ этого права — лицу государя, давалась отъ послЂдняго въ пользованіе отдЂльнымъ лицамъ, которыхъ угодно было государю возвысить и надЂлить. Мы говоримъ пользованіе, ибо въ точномъ значеніи собственниковъ не было. То, что давалось отъ царя, всегда могло быть отнято и отдано другому, чтó безпрестанно и случалось. Коль скоро образовалось отношеніе рабочихъ къ такому землевладЂльцу, то землевладЂлецъ, естественнымъ порядкомъ, получилъ значеніе олицетвореннаго міра, также какъ царь въ значеніи олицетворенной націи. КрЂпостной человЂкъ соединялъ свою судьбу съ достоинствомъ господина: воля барина стала для него замЂнять собственную волю, точно также, какъ тамъ, гдЂ не было барина, эту собственную личную волю поглощалъ міръ. У помЂщичьихъ крестьянъ земля принадлежитъ барину, который даетъ ее лицамъ, земледЂльцамъ, по своему усмотрЂнію; такъ и у казенныхъ крестьянъ: земля отдана міру въ пользованіе, а міръ, по своему усмотрЂнію, даетъ ее отдЂльнымъ лицамъ въ пользованіе. Въ Южной Руси, которой историческая жизнь текла иначе, не составилось такого понятія о мірЂ. Тамъ прежнія древнія удЂльно-вЂчевыя понятія продолжали развиваться и встрЂтились съ польскими, которыя, въ осно†своей, имЂли много общаго съ первыми и если измЂнились, то вслЂдствіе западно-европейскихъ понятій. Древнее право личной свободы не было поглощено перевЂсомъ общественнаго могущества и понятіе объ общей поземельной собственности не выработалось. Польскія идеи произвели въ старорусскихъ только тотъ переворотъ, что регулировали послЂднія. Каждый земледЂлецъ былъ независимымъ собственникомъ своего достоянія; польское вліяніе только обезопасило его отъ произвола народной воли, и прежде выражавшагося самодЂйствіемъ общества въ смыслЂ соедивенія свободныхъ личностей, и облекло его владЂніе de facto правомъ. Такимъ образомъ, оно возвысило богатыхъ и вліятельвыхъ, образовало высшій классъ, а массу бЂднаго народа повергло въ порабощеніе. Но тамъ магнатЂ владЂлецъ не представлялъ собою выраженія царской, а чрезъ нее и барской, воли; онъ владЂлъ по праву; въ переводЂ на болЂе простой языкъ — право это выражало силу, торжество обстоятельствъ и давность происхожденія. Тамъ крестьянинъ не могъ дать своему господину никакого значенія священной воли, ибо онъ отвлеченнаго права не понималъ, потому что самъ

/76/

имъ пользовался, а олицетворенія онъ не видалъ, ибо его господинъ былъ свободный человЂкъ. Естественно, и рабъ, при первой возможности, желалъ сдЂлаться свободнымъ; тогда какъ въ Великороссіи онъ не могъ этого желать, ибо находилъ своего господина зависЂвшимъ отъ другой высшей воли, такъ же какъ онъ самъ зависЂль отъ него. У Южноруссовъ рЂдко быди случаи, чтобъ крЂпостной былъ искренно расположенъ къ своему господину, чтобъ такъ былъ связанъ съ нимъ безкорыстною, будто сыновнею, любовью, какъ это не рЂдко мы видЂли въ мірЂ отношеній господъ къ крестьянамъ и слугамъ въ Великороссіи. У Великороссіянъ встрЂчаются примЂры трогательной привязанности такого рода. КрЂпостной человЂкъ, слуга, рабъ, нерЂдко предавъ своему барину вполнЂ, душею и сердцемъ, даже и тогда, когда баринъ не цЂнитъ этого. Онъ хранитъ барское добро, какъ свое; радуется, когда честолюбивый баринъ его получаетъ почетъ. Намъ случалось видЂть господскихъ слугъ, которымъ повЂрялось завЂдывать какимъ нибудь интересомъ. Сами довЂренные были естественные плуты, и надували всякаго въ пользу своего барина, но въ отношеніи послЂдняго были аристидовски честны и прямодушны. Напротивъ, Малороссы оправдываютъ собою пословицу: волка сколько ни корми, все въ лЂсъ смотритъ. Если крЂпостной слуга не обманетъ господина, то потому, что никого не обманываетъ; но если ужь искусился на обманъ, то обманетъ прежде своего барина. Какъ часто случалось слышать жалобы на Малороссіянъ отъ тЂхъ владЂльцевъ, которые, будучи Великоруссами по происхожденію, пріобрЂли себЂ населенныя имЂнія въ Южнорусскомъ краЂ. Напрасно добрымъ обращеніемъ и справедливостью старались они привязать къ себЂ подданныхъ; барскія работы исполнялись всегда безъ желанія, и оттого-то между высшимъ классомъ у насъ распространилось убЂжденіе, что Малороссіяне — народъ лЂнивый. Ни искренности, ни привязанности. Страхъ дЂйствуетъ на нихъ успЂшнЂе, и потому добрые господа дЂлались суровыми. Обыкновенно старались окружить свою особу Великоруссами, а съ малороссійскими крестьянами находились въ далекихъ отношеніяхъ, какъ бы къ чуждому народу. Тоже самое и еще хуже для Малорусса — міръ въ великорусскомъ смыслЂ этого слова. Что касается до укора, дЂлаемаго обыкновенно Малороссіянамъ въ лЂни, то они дЂлаются такими подъ условіями чуждыхъ имъ общественныхъ началъ крЂпостнаго или мірского права: послЂднее выражается для Малороссіянъ (которые не скованы узами общинной собственности), связью различныхъ условій, ограничивающихъ ихъ свободное распоряженіе со-

/77/

бою и своимъ достояніемъ, приближающихся къ мірскому устройству. Вообще же упрекъ въ лЂности несправедливъ; даже можно замЂтить, что Малоруссъ по своей природЂ трудолюбивЂе Великорусса и всегда такимъ показываетъ себя, коль скоро находитъ свободный исходъ своей дЂятельности.

Очень можетъ быть, что я во многомъ ошибся, представляя такія понятія о различіи двухъ русскихъ народностей, составившіяся изъ наблюденій надъ исторіей и настоящей ихъ жизнію. ДЂло другихъ будетъ обличить меня и исправить. Но разумЂя такимъ образомъ это различіе, я думаю, что задачею вашей Основы будетъ: выразить въ литературЂ то вліяніе, какое должны имЂть на общее наше образованіе своеобразные признаки южнорусской народности. Это вліяніе должно не разрушать, а дополнять и умЂрять то коренное начало великорусское, которое ведетъ къ сплоченію, къ слитію, къ строгой государственной и общинной формЂ, поглощающей личность, и стремленіе къ практической дЂятельности, впадающей въ матеріальность, лишенную поэзіи. Южноруссскій элементъ долженъ давать нашей общей жизни растворяющее, оживляющее, одухотворяющее начало. Южнорусское племя, въ прошедшей исторіи, доказало неспособность свою къ государственной жизни. Оно справедливо должно было уступить именно великорусскому, примкнуть къ нему, когда задачею общей русской исторіи было составленіе государства. Но государственная жизнь сформировалась, развилась и окрЂпла. Теперь естественно, если народность съ другимъ противоположнымъ основаніемъ и характеромъ вступитъ въ сферу самобытнаго развитія и окажетъ воздЂйствіе на великорусскую.

СовсЂмъ другое отношеніе южно-русской народности къ польской. Если южно-русскій народъ дальше отъ польскаго, чЂмъ отъ великорусскаго, по составу языка, то за то гораздо ближе къ нему по народнымъ свойствамъ и основамъ народнаго характера. Такой или подобной противоположности, какую мы замЂтили между Великоруссами и Южноруссами, не существуетъ между Поляками и Южноруссами ни во внутренней, ни во внЂшней сторонЂ быта; напротивъ, если бы пришлось находить коренные признаки различія Поляковъ отъ Великоруссовъ, то во многомъ пришлось бы повторить тоже, чтó сказано о Южноруссахъ. Но за то, при такой близости, есть бездна, раздЂляющая эти два народа и притомъ — бездна, черезъ которую построить мостъ не видно возможности. Поляки и Южноруссы — это какъ бы д†близкія вЂтви, развившіяся совершенно противно: одни воспитали въ себЂ и утвердили начала пан-

/78/

ства, другіе — мужицства, или выражаясь словами общепринятыми, одинъ народъ — глубоко аристократическій, другой — глубоко демократическій. Но эти термины не вполнЂ подходятъ подъ условія нашей исторіи и нашего быта; ибо какъ польская аристократія слишкомъ демократическая, такъ наоборотъ аристократична южнорусская демократія. Тамъ панство ищетъ уравненія въ своемъ сословіи; здЂсь народъ, равный по праву и положенію, выпускаетъ изъ своей массы обособляющіяся личности и потомъ стремится поглотить ихъ въ своей массЂ. Въ польской аристократіи не могло никакъ приняться феодальное устройство; шляхетство не допускало, чтобъ изъ его сословія одни были по правамъ выше другихъ. Съ своей стороны, южнорусскій народъ, устанавливая свое общество на началахъ полнЂйшаго равенства, не могъ удержать его и утвердить такъ, чтобъ не выступали лица и семьи, стремившіяся сдЂлаться родами съ правожъ преимущества и власти надъ массою народа. Въ свою очередъ масса возставала противъ нихъ то глухимъ негодованіемъ, то открытымъ противодЂйствіемъ.Вглядитесь въ исторію Новгорода на сЂверЂ и въ исторію Гетманщины на югЂ. Демократическій принципъ народнаго равенства служитъ подкладкою; но на ней безпрестанно приподнимаются изъ народа высшіе слои, и масса волнуется и принуждаетъ ихъ уложиться снова. Тамъ нЂсколько разъ толпа черни, подъ возбудительные звуки вЂчеваго колокола, разоряетъ и сожигаетъ до-тла Прусскую улицу — гнЂздо боярское; тутъ нЂсколько разъ черная или чернецкая рада истребляетъ значныхъ кармазинниковъ; и не исчезаетъ однако Прусская улица въ Великомъ НовгородЂ, не переводятся значные въ УкраинЂ обЂихъ сторонъ ДнЂпра. И тамъ и здЂсь эта борьба губитъ общественное зданіе и отдаетъ его въ добычу болЂе спокойной, яснЂе сознающей необходимость прочной общины, народности.

ЗамЂчательно, какъ народъ долго и вездЂ сохраняетъ завЂтныя привычки и свойства своихъ прародителей: въ ЧерноморьЂ, на Запорожскомъ новосельЂ по разрушеніи СЂчи, совершалось тоже, что нЂкогда въ Малороссіи. Изъ общинъ, составлявшихъ курени, выдЂлились личности, заводившія себЂ особые хутора. Вь южнорусскомъ сельскомъ быту совершается почти подобное въ своей сферЂ. Зажиточныя семьи возвышаются надъ массою и ищутъ надъ нею преимущества, и за то масса ихъ ненавидитъ; но у массы нЂтъ понятія, чтобъ человЂкъ лишался самодЂятельности, нЂтъ началъ поглощенія личности общинностію. Каждый ненавидитъ богача, знатнаго, не потому чтобъ онъ имЂлъ въ голо†какую

/79/

нибудь утопію о равенствЂ, а, завидуя ему, досадуетъ, почему онъ самъ не таковъ.

Судьба южнорусскаго племени устроилась такъ, что тЂ, которые выдвигались изъ массы, обыкновенно теряли и народность; въ старину они дЂлались Поляками, теперь дЂлаются Великороссіянами: народность южнорусская постоянно была и теперь остается достояніемъ простой массы. Если же судьба оставитъ выдвинувшихся въ сферЂ прадЂдовской народности, то она какъ-то ихъ поглощаетъ снова въ массу и лишаетъ пріобрЂтенныхъ преимуществъ.

Съ польскою народностію совершилось обратное: тамъ личности, выдвинувшіяся изъ массы, если они были Поляки, не мЂняютъ своей народности, не идутъ назадъ, но образуютъ твердое сословіе. Исторія связала Поляковъ съ Южноруссами такъ, что значительная часть польской шляхты есть не что иное, какъ переродившіеся Южноруссы, именно тЂ, которые силою счастливыхъ для нихъ обстоятельствъ выдвинулись изъ массы. Оттого и образовалось въ отношевіяхъ этихъ народностей такое понятіе, что польская есть панская, господская, а южнорусская холопская, мужицкая. Понятіе это остается и до сихъ поръ, и проявляется во всЂхъ попыткахъ Поляковъ на такъ называемое сближеніе ихъ съ нами. Поляки, толкующіе о братствЂ, о равенствЂ. въ отношеніи насъ высказываютъ себя панами. Подъ различными способами выраженія они говорятъ намъ: будьте Поляками; мы хотимъ васъ, мужиковъ, сдЂлать панами. И тЂ, въ либеральныя и честныя намЂренія которыхъ мы вЂримъ, говорятъ въ сущвости тоже: если не идетъ дЂло о господст†и подавленіи нашего народа матеріально, то неоспоримо и явно ихъ желаніе подавить и уничтожить насъ духовно, сдЂлать насъ Поляками, лишить насъ своего языка, своего склада понятій, всей нашей народности, заключивъ ее въ польскую, что такъ ясно проявляется въ Галиціи.

Отъ этого-то, въ настоящее время, между нами и Поляками не можетъ быть такой обмЂны, такого соединенія и братства, какъ съ Великоруссами. ПослЂдніе по характеру противополжны намъ, но имевно это и служитъ ручательствомъ необходимости этой связи: у Великоруссовъ есть то, чего у насъ нЂтъ, а мы съ своей стороны можемъ наполнить пробЂлы въ ихъ народвости. Малоруссы сознавали и сознаютъ неизбЂжность и неразрывность связи съ Великоруссами, потому что послЂдніе способны столько же, сколько мы неспособны, къ организаціи, къ поддержкЂ общественнаго тЂла и правильности его отправленій; съ своей стороны мы не останемся лишними для нравственной цивилизаціи Великоруссовъ; до-

/80/

казательствомъ можетъ служитъ то, что добрый Великоруссъ какъ только заЂдетъ къ нашему народу, непремЂнно насъ полюбитъ и получитъ симпатію къ малорусскому народу; онъ найдетъ въ немъ тЂ живительныя начала поэзіи, которыя мало судили развить Великороссамъ крутыя обстоятельства прежаей ихъ исторіи. Поляки ничего отъ насъ не получатъ, ибо ихъ коренныя свойства одинаковы съ нашими, но мы также не можемъ ничего отъ нихъ заимствовать, кромЂ панства, а это панство — убиваетъ нашу народность...

Джерело: "Літопис"