Если ты выглядишь как еда – рано или поздно тебя съедят

Жили-были два брата – старший и младший. В один неудачный день они поссорились, младший решил забрать все свое имущество и жить отдельно. Но они все равно одна семья, и оттепель в их отношениях не за горами. Вот так философски выглядела краткая история украинско-российской гибридной войны в изложении украинского певца Ивана Дорна. Почти как ветхозаветная история Авраама и Лота, в которой, как известно, традиционно правым считается Авраам. За кадром этого примиренческого наивного спича остались разве что неудобные гробы, о которые приходится спотыкаться каждый раз при пересечении украинско-российской границы.

Но удивительна тут как раз не позиция Дорна, а наши общественные двойные стандарты. То, что не простили Дорну и узкой музыкальной тусовке, работающей целенаправленно на российский рынок, прощают несравнимо более многочисленной и потому более влиятельной в обществе группе – церковной. А ведь тезисы «мы один народ», «и там, и там наша паства», «братоубийственная межусобица», «нас поссорили политики» сгенерированы в тех же лабораториях, что и откровения Дорна. И, не исключено, даже первичны по отношению к Дорну.

Наблюдение за внутриукраинской контрпропагандой дает основания подозревать, что Украину вовлекают в некий глобальный эксперимент в рамках социальной инженерии. По замыслу экспериментаторов, украинцы должны упорно признавать себя одним народом с теми, кто их ни в грош не ставит и с удовольствием ездит на сафари поохотиться «на укропов» как на диких животных. Как говорится, нас бьют, мы летаем. Поэтому нет никакого когнитивного диссонанса и в том, что общая Церковь может поддерживать противоборствующие стороны в зависимости от того, где территориально находятся ее кафедральные соборы.

Как здесь не вспомнить историю Кореи, когда один народ – корейский – был распилен по-живому и 38-й параллелью, и виртуальными красными флажками идеологий. Пока по обе стороны границы были живы родственники одной семьи, этот народ условно можно было считать временно разделенным. Сегодня оба корейских сообщества категорически не воспринимают друг друга, видя в «альтер эго» лишь врага и угрозу для собственного существования.

Но с украинцами происходит еще более изощренная мутация: граница непринятия проведена в мозгах, причем зачастую – исключительно с помощью грубо слепленных пропагандистских гомункулов. Если и дальше пойдет такими темпами, то мы рискуем превратиться в один из самых разделенных народов мира внутри одного государства. Это несмотря на то, что физическую границу по Днепру провести не удалось.

Угнетающим фоном ко всему этому служит фактор интереса: он постепенно смещается изнутри вовне. Россияне, мало интересуясь внутренними делами, бегут к телевизору, чтобы узнать, «что там у хохлов», в то время как сами «хохлы» катастрофическими темпами теряют интерес к тому, что же там у них самих происходит, создавая себе удобную альтернативную реальность из разряда «мы в домике». Церковная ситуация отражает то, что происходит в обществе – но со своей, религиозной спецификой. Причем эта специфика содержит гораздо больше линий разлома, чем светская среда, где экономика диктует пока еще советский тренд классовой борьбы. В религиозной среде холодильник и борьба труда с капиталом вторичны, если вообще не вынесены за скобки.

А ведь такие настроения («свой среди чужих, чужой среди своих») выросли не только на искусственных насыпях пропаганды. Надо признать, что тысячи людей оказались не готовы к этой войне в самом прямом медицинском (психиатрическом, если хотите) смысле слова. Их воинствующего запала хватило на полгода шапкозакидательства – примерно до Иловайского котла. После чего то там, то сям стали попадаться целые сообщества украинцев, которые внезапно «устали от войны» и не таясь ностальгировали по времени, когда трава была зеленее, небо голубее и доллар по 8. Они слишком рассчитывали на то, что государство само справится, без них, взяв полностью на себя все заботы о своем спасении и расходы на это мероприятие.

Это растождествление значительного числа населения Украины с собственным государством не должно выглядеть каким-то ошеломительным открытием. По меткому выражению диакона Андрея Кураева, люди – в любом государстве – делятся на тех, кто о месте своего проживания говорит «эта страна» и тех, кто говорит «наша страна». Первые всегда противостоят вторым, но при этом живут за счет их энергии, идей, энтузиазма – и часто пляшут на их костях. Иногда сторонники «этой страны» составляют большинство – и в обществе, и в органах власти. И тогда вопрос выживания государства – лишь проблема нахождения точки его безубыточности для ключевых игроков и групп населения. В нашем случае точкой безубыточности по случайному стечению обстоятельств оказался средней руки певец Иван Дорн.

Но и государство в лице его власти (и новой, и старой), прямо скажем, приложило немало усилий, чтобы в трудную минуту вызвать у всех подданных полную идиосинкразию и в результате остаться один на один с врагом. С «уставшими от войны» понятно. Но и зарождающееся гражданское общество не горит желанием спасать старую систему, которую рьяно бальзамируют власть имущие. От новой власти, как у Чуковского от грязнули в «Мойдодыре», бегут в самом прямом смысле «утюги за сапогами, сапоги за пирогами»: бизнес стремительно уходит в тень, политический энтузиазм народа тает на глазах, даже волонтеры АТО, отдававшие все свои силы поддержке нашей армии, не выдерживают державного цинизма и уходят – в лучшем случае в тот самый «примиренческий» лагерь, который представляют Дорн – в музыке, «Оппоблок» — в политике, УПЦ МП – в религии. Именно они пока заняли нишу демилитаризованной зоны между украинскими «Кореями», в которой каждому говорится то, что он хочет услышать.

Но логику межвидовой борьбы травоядных и плотоядных обмануть нельзя. Если мы выглядим как еда, рано или поздно нас съедят. Если нам говорят, что мы один народ, это означает только то, что из двух должен остаться кто-то один.