Мыслитель-карьерист, гетман и царь

Что же говорил Феофан? Вот короткий фрагмент речи: «Что се есть? До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра  Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? О, как истинная печаль! О, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию, воздвигший ея в толикую силу и славу, прямый Отечества своего отец, которому по его достоинству добрии российскии сынове бессмертну быть желали, по летам же и по составу крепости своий многолетно еще жить имущего, яко вси надеялися — противно желанию и чаянию скончал жизнь и — о лютой нам язвы — тогда жизнь скончал, когда по трудах, беспокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертях нечто жить начинал!».

Даже из этого отрывка можно почувствовать, как блестяще владел этот оратор искусством риторики. Но суть дела, собственно, не в этом (как и не в многочисленном украинизме и старославянизмах, которые выдавали в молодом, 44-летнем, уже чрезвычайно влиятельном, архиерее нашего соотечественника). Дело в другом. Несомненно, люди, которые входили в ближайшее окружение покойного царя, хорошо помнили другие панегирические строки из стихотворной драмы «Владимир» (1705 год), принадлежавшей перу того же Феофана Прокоповича. Эту драму Прокопович посвятил тогда гетману Ивану Мазепе (через четыре года это посвящение снял и «перепосвятил» свое произведение уже царю Петру І). Там, во «Владимире», находим, например, такие образы и идеи, вдохновенные удивительной личностью гетмана Мазепы: прославление Ивана Степановича как «второго Самсона», «зиждителя державы», который «вогненну бронь носища всего пламенна, всего хвалимим горяща гнівом...». Одно непосредственное сравнение Мазепы с Владимиром Крестителем чего стоило.

И это было хорошо известно российской верхушке. Чтобы читатель представил, что означал факт написания такого произведения в абсолютистской, рабской России, стоит напомнить о том, что после 1709 года одно лишь упоминание (!) имени гетмана Мазепы, подвергнутого по приказу Петра общегосударственной анафеме (есть некоторые свидетельства о том, что текст этой анафемы, среди других, редактировал и Феофан Прокопович, который уже не первый раз в жизни «эластично» сменил убеждение) — лишь упоминание этого имени реально угрожало пытками, застенками, отрезанием языка, кнутом, Сибирью или даже казнью. А здесь — не просто «упоминание», а целое панегирическое произведение, посвященное «изменнику», пусть даже перепосвященное.

Не удивительно, что Феофану, даже невзирая на чрезвычайную близость к персоне царя Петра (после 1716 года — особенно), невзирая на то, что он стал главным идеологом церковной реформы, которую задумал Петр, организационным «мотором» этой реформы (и более того — влиятельным идеологом реформы государства как такового!) — было чего побаиваться. Ведь он, как один из наибольших интеллектуалов эпохи (интеллектуалов-карьеристов, о чем речь еще впереди), прекрасно знал, как по воле царя ломались жизни, превращались в ничто наивысшие должности, зачеркивались славные фамилии, подвергалась забвению былая слава. «Как по хрупкому льду иду» — вот этот отрывок из письма Прокоповича 1722 года хорошо передает его тогдашнее настроение и ход мыслей. Кто мог чувствовать себя в безопасности?

Феофан, естественно, не желал погибать, хотел успеха. И благодаря своему чрезвычайному уму, блестящему образованию, воле, и, возможно, прежде всего — благодаря фантастической интуиции, умению вовремя угадывать, на чьей стороне сила, как именно меняется политическая конъюнктура — он достиг поистине поразительных высот в той же новой Российской империи, к сотворению которой приложил огромные усилия. Не будет преувеличением сказать, что как раз Феофан Прокопович стал одним из главных (может, и главным) идейных конструкторов петровского самовластного, деспотического «регулярного государства» (дальше мы сжато расскажем об этом). Поэтому когда утверждаем, что украинцы стали в то же время и творцами, и жертвами российского имперского государства — без рассказа о Феофане не обойтись.

Не является еще достижением широких кругов украинского сообщества тот, поистине    красноречивый, факт (он, безусловно, требует еще анализа и осмысления), что украинские интеллектуалы не только стали «донорами» культуры для Московского царства, обучая малограмотных тамошних священников азам христианского вероучения. Можно утверждать, что именно украинцы (точнее, конкретный украинец) дали свежее, обновленное, модерное имперское (и в то же время подтасованное) имя этому государству. И этим украинцем был Феофан Прокопович. События развивались так. В октябре 1720 года Петр І обратился к высшим должностным лицам и духовным иерархам Московии с возмущенным письмом, где указывал, что в Европе «державу нашу называют безпорядочно и непочтительно: кто Московиею, кто Руссиею, кто сверх того, даже Татариею. Таково и на их картах есть... То вы бы, господа, изволили б, без проволочек, подать правильное название государства нашего — каким оно имеет быть». И вот именно Феофан Прокопович, перебрав большое количество вариантов, предложил монарху то слово, которое и стало единственно узаконенным, общеупотребимым с октября следующего, в 1721 году — «Российская империя», «Россия» (византийский термин «Русия» трансформировался под воздействием церковно-книжной, греческой и старославянской, традиции). Генетическая же связь этой «России» с общеизвестным, сакральным концептом «Русь» является обоснованной лишь политически, из имперских соображений, однако никоим образом не исторически.

Крутые повороты мировоззрения, судьбы и карьеры Прокоповича, конечно же, трудно понять в отрыве от его биографии (которая еще до сих пор содержит немало загадок и «белых пятен»). Он родился в июне 1681 года (по другим данным, в апреле 1677 года) в Киеве. Начать, по-видимому, стоит с того, что появился он на свет в семье малоимущего лавочника Церейского, и назвали мальчика, скорее всего, Елизаром. Таким образом, формально говоря, героя нашего повествования звали Елеазар (Елизар) Церейский! А Феофан Прокопович — это имя и фамилия его дяди по матери, профессора, впоследствии — ректора Киево-Могилянского коллегиума, наместника Киевского Братского Богоявленского монастыря. Именно этот человек позаботился об образовании способного парня, который поражал всех преподавателей Могилянского коллегиума (здесь Елизар и получил образование) с редкой памятью, блестящими способностями, знанием древних и новейших языков, тягой не только к богословью, но и к математике, астрономии, другим точным наукам, и, конечно, к истории и философии. Нужно признать, что во всех этих сферах знаний Феофан Прокопович (имя своего опекуна Елизар принял уже после его смерти, взрослым юношей) делал поразительные успехи, став одним из ведущих ученых времени Украинского Барокко, специалистом всеевропейского уровня. А вот на что именно он направил свой исключительно гибкий ум в области политики — это уже тема отдельного разговора. Мы коснемся этой проблемы.

Честолюбивому молодому человеку, возможно, стало слишком тесно в Киеве, «амбициозные» (как сейчас говорят) планы побуждали его увидеть мир, выучить  иностранные    религиозные доктрины, понять разные христианские конфессии (и даже изменить их). Закончив курс Могилянки, Феофан определенное время учился во Владимир-Волынском греко-католическом коллегиуме, а затем отправился в Рим, где намеревался пройти курс в знаменитой тогда иезуитской коллегии, для чего принял католицизм (есть свидетельство, что способности Феофана привлекли внимание самого Папы Римского). Но — неожиданный поворот судьбы и мировоззрения: остаться в Риме молодой человек не пожелал, отрекся от католицизма, пешком отправляется на север Европы, странствует по Франции, Швейцарии, Германии, в городе Галле изучает основы протестантизма (эта конфессия оказала на него существенное влияние).

В 1704 году Прокопович возвращается в Украину (сначала — в Почаев, потом в Киев), официально и окончательно возвращается в православья и делает стремительную карьеру, невозможную без содействия гетмана Мазепы. Тот, как известно, собирал вокруг себя одаренных, образованных людей. В случае с Прокоповичем гетмана не остановило сомнительное католическо-протестантское прошлое Феофана.

Продолжение будет