«Украинскому государству стоило бы предложить Православным Церквям: если будет единая православная Церковь, то Вы получите исключительные привилегии государственной Церкви, как в Греции»
— По Вашему мнению, какие события 2009 года оказали наибольшее влияние на религиозную сферу Украины?
— Думаю, что больше всего повлияют на будущее Украины договоренности между Москвой и Константинополем, которых достигли в этом году на переговорах Патриархов и во время предсоборных совещаний в Шамбези. В этих договоренностях рождается то единство Вселенского Православия, которое может изменить сущность межправославных отношений, снять противостояние между Москвой и Константинополем, считавшееся непреодолимым. Сегодня реально возникает то всеправославное единство, которое может быть центром власти и авторитета, и решать все проблемные вопросы, в том числе и проблему украинского православия.
Объясню для начала важность двух совещаний в Шамбези для всего православия. Если почитать общие послания Предстоятелей Православных Церквей, написанные в XIX веке в ответ на предложения Римских Пап объединиться, то главный смысл там такой: католичество является духовной монархией, а у нас все решает вселенский собор. Но эти соборы не собирались уже много столетий. И невозможно было решить никакие вопросы даже на чем-то похожем на собор – например, на совещании всех предстоятелей Православных Церквей. С 2000 года такие совещания проводятся регулярно, решают различные проблемы. И это начало возврата Православной Церкви к естественному для нее способу существования: когда единство проявляется не только в общем причастии, но и в общей позиции, общем мнении. Благодаря принципиальной позиции Московского и Константинопольского Патриархов удалось также сдвинуть с мета процесс подготовки к Всеправославному собору.
В Шамбези в июне 2009 года достигли принципиального согласия по вопросу канонического статуса общин диаспоры, а в декабре – по вопросу процедуры предоставления автокефалии и автономии. Договоренности носят предварительный характер, но они очерчивают пути решения проблем. Долгие годы от всех экспертов можно было услышать, что расхождения по этим вопросам настолько принципиальны, что никогда не будут достигнуты никакие договоренности – ни окончательные, ни предварительные. Между тем, такие договоренности появились. И обоих случаях за Константинополем сохраняется право быть координатором решений, но Москва сохраняет все возможности защищать собственные интересы. Но защищать уже не по принципу: это наше, и никого сюда не пустим. А защищать, ссылаясь на определенные канонические правила. Однако же возможно и необходимо пытаться решить проблему и прямо сейчас, до утверждения новых процедур, обосновав, что для Украины должен быть особый подход.
Когда возникали автокефалии в различных национальных государствах – России, Болгарии, Румынии, Греции – не было возможности сформировать единую позицию на Всеправославном соборе или совещании Предстоятелей по этому вопросу. Теперь, когда на повестке дня самим фактом существования Украинского государства и пребыванием 5 тысяч общин в расколе поставлен украинский вопрос, есть возможность ставить эту проблему на наивысшем соборном уровне. И в прошлом не было единой канонической процедуры принятия решения про автокефалию. Теперь такая процедура будет. А это значит, что появляются формальные нормы, на которые можно опираться. Ранее все сводилось к ссылке на 34-е апостольское правило. Теперь же украинские православные смогут вести переговоры с осознанием собственной возможности опираться на канонический порядок.
Намерения Москвы заключаются в том, чтобы сузить Украине возможности получения автокефалии и уменьшить права УПЦ (МП) как автономной Церкви. Эта тактическая задача решается по ходу достижения стратегического согласия. В декабре в Шамбези была очерчена следующая процедура, которую должно, с точки зрения Москвы, пройти украинское православие, чтобы получить собственную автокефалию. Во-первых, это согласие Церкви-Матери, которой является Москва. Во-вторых, согласие всех поместных православных Церквей. В-третьих, решение Константинополя. С точки зрения истолкования канонического права Константинополем, то тут другая логика. Во-первых, решение об украинской автокефалии должно приниматься в Церкви-Матери, которой является Константинопольская Патриархия. Во-вторых, должно быть согласие всех Церквей, в том числе и Москвы. В-третьих – выдача Константинопольским Патриархатом томоса. Кроме того, Москва пытается достичь дополнительных договоренностей о границах «канонических территорий». Но так или иначе, по наработанной процедуре объявление автокефалии Украинского православия одним только Константинопольским Патриархом становится невозможны. Согласие Константинополя на все эти условия значит, что в отношениях Константинополь-Киев хитрые греки оставляют украинцам только возможность быть автономной Церковью в составе их Константинопольского Патриархата.
Касательно уменьшения прав автономии. Фактически речь идет о том, что автономные церкви будут иметь достаточно ограниченные права. Сегодня УПЦ (МП) фактически является автокефальной Церковью. В УПЦ даже епископов поставляют по патриаршему чину. Вся зависимость от Москвы остается только в поминании Патриарха. Ясно, что при централизации власти в РПЦ вообще, Патриарх Кирилл делает все для восстановления когда-то действенной корпоративной солидарности епископата МП в целом, активно обещает собственную поддержку многим украинским епископам. А вторым шагом должен быть формальный переход от «широкой автономии» к просто «автономии», а потому – от автокефалии де-факто к автономии де-факто. Это самый важный проект Патриарха Кирилла, и ради него он хочет, чтобы существовали единые для всего православия нормы касательно автономности церкви.
У всех этих проектов есть недостатки. Первый: 5 тысяч общин УПЦ КП и УАПЦ вряд ли вернутся в МП. Если УПЦ (МП) при всех правах широкой автономии и реальной автокефалии не украинизировалась и не стала привлекательной для УПЦ КП и УАПЦ, то будущая «просто автономная» УПЦ (МП) будет вообще предметом их насмешек. УПЦ КП и УАПЦ нельзя будет ликвидировать даже в случае военной оккупации Украины Москвой, а тем более они выдержат любой собственно украинский политический режим. Чего нельзя сказать об УПЦ (МП). Второй недостаток: украинское православие, в самом деле, может пойти под Константинопольский Патриархат, но греки не смогут реально влиять на украинцев. Наоборот, украинцы станут в будущем самой большой силой православного мира. Тут есть возможность для развития православного богословия безо всякого национализма, тут есть 16 тысяч православных общин, тут есть земля, политая кровью мучеников. Тут есть Киев, являющийся священным городом. И все это в условиях свободы приведет к ренессансу духовности. Так случалось в Украине каждый раз, когда была свобода. И так будет теперь.
— Можно ли надеяться на решение украинского вопроса мирным путем?
— Конечно, да. Необходимо поставить вопрос о месте Киева в диптихах. У нас православная митрополия была тогда, когда Москвы еще не было как села! И они пятые в диптихе, а нас нет. Это несправедливость. Грузины борются за адекватное место в диптихе. Нам тоже надо бороться. И пускай это будет последнее место, но оно должно быть. Для этого следует сделать все, кроме нарушения права верующих на свободу совести. Но это не единственный вариант, возможный в условиях соблюдения прав человека. В границах европейской практики не только полная свобода по американскому образцу, но и существование государственных церквей.
Украинскому государству стоило бы предложить Православным Церквям: если будет единая Православная Церковь, то Вы получите исключительные привилегии государственной Церкви, как в Греции. Мы не только будем благоприятствовать всем Вашим проектам. Мы труд священников такой Церкви будем оплачивать как труд государственных служащих. Думаю, что 15 тысяч служащих нашему демократическому государству на идеологическом фронте не помешали бы. А если православные откажутся – то не пускать их ни в школы, ни в тюрьмы, ни в армию, ни на телевидение. Никуда не пускать. Сделать вид, будто их нет. На УПЦ (МП) в свое время такая тактика хорошо подействовала. Началась украинизация. Сначала Предстоятель оказался украинским патриотом, потом появились заявления о том, что «потерпите немного и автокефалия будет», потом начались всякие украинофильские инициативы. Я думаю, что если бы государство проводило четкую политику по принципу: или все, или ничего, то единая Православная Церковь уже была бы. Эта политика вполне возможна, поскольку никакая норма закона пока что не обязывает Украинское Государство пускать Церковь в различные сферы общественной жизни. А потому можно спокойно не пускать.
Кроме того, украинцам необходимо понять сознание прихожан УПЦ (МП). Им забивают голову всякими мифами о «галицком» национализме, который они потом во время паломничеств на Западную Украину так и не могут увидеть. Им пересказывают фальсифицированные сегодня высказывания святых прошлого о необходимости единства с россиянами для сохранения веры. До их сознания доносят только московскую интерпретацию канонов Церкви. Потому необходима систематическая борьба против неправды, систематическая деконструкция всяческих мифов о Русском мире, единстве трех народов. И нужно доносить до сознания этих людей правду. Для начала хорошо бы было, чтобы правду знали хотя бы сами священники МП. Когда они будут знать, что московские мифы в принципе деконструированы теологами и философами, что существует другая, более правдивая точка зрения, тогда пойдут необратимые изменения. И сейчас именно времена нестабильности, и такого рода деятельность необходима.
— Что такое времена нестабильности, нестабильности в Московской Патриархии?
— Именно так. Патриарх Кирилл – это человек выдающегося исторического масштаба, инициировавший коренные изменения в РПЦ, УПЦ и Мировом Православии. Его цели разноплановы. Во-первых, модернизация российского православия. Во-вторых, он желает сделать из РПЦ своего рода единую крепкую организацию с собственными человеческими, интеллектуальными и финансовыми ресурсами. Это должна была бы быть своего рода партия, которая стала бы наиболее влиятельной силой в РФ и в «странах Русского мира». Это своеобразный консервативный политический реформизм. В-третьих, укрепление всеправославного единства и распространение влияния российского консерватизма на все поместные Церкви мира. В-четвертых, это единство православия с католицизмом на православных условиях.
Этот план – единство того, что возможно и необходимо, с утопиями и мечтами. Но многие планы исторических деятелей сначала были такими. Патриарха сравнивают с Никоном. Это неправильное сравнение. Патриарх Кирилл еще не состоялся. Он может стать, причем в ближайшие годы, или Петром Первым для РПЦ или ее Горбачевым. Пока что его шаги больше похожи на шаги Горбачева. А именно, он берется за все задачи сразу, тогда как пути решения разных задач часто взаимоисключающи. Его централизация противоречит его же требованию модернизации. Его требование развивать миссионерство противоречит сворачиванию независимого издания книг в РПЦ: теперь издательства или обложат церковными налогами, которые будут платить в «Издательский отдел», или закроют вообще. Как когда-то Горбачев нуждался в деньгах, и при этом вырубал виноградники. Сейчас книги – единственный эффективный путь православной проповеди, а поборы «Издательского совета» его уничтожат.
Как и у Горбачева, у Патриарха есть существенный недостаток: он не интересуется тем, что о нем реально думают. Вот Путин интересуется и делает выводы, меняет свою риторику в зависимости от реакции аудитории, реакции фокус-групп. А Патриарх считает, что всегда прав, и никакие фокус-группы и мониторинг реакции на его выступления не нужны. Мне, например, кажется, что он не читал отзывов украинской прессы о своем визите. Однако же, когда собрал все публикации в журналах и газетах, 80 % материалов были критическими. Критиковали за пренебрежение украинским языком (Папа хочет по-украински, Патриарх не хочет), за идеологию противостояния Западу, за проповедь единой восточнославянской цивилизации. Отметили, что хорошо говорит, но если почитать стенограмму, то становится ясной демагогичность и слабость основных положений. Когда читаешь его выступления, нет уже влияния харизмы. Так было и с Горбачевым. Все сидели возле телевизоров, когда он выступал первые годы, и многие хвалили. Но «по делам узнаете их». Ну тут даже до дел не надо ждать: достаточно быть внимательным, вдумываться в его заявления. Самое важное испытание для церковных деятелей: это внимательное чтение их текстов грамотными людьми, с высшим образованием. И тут Патриарх явно проигрывает. У него плохие спичрайтеры. И книги его слабенькие. А это первый признак того, что в результате получится церковный Горбачев, а не Петр Первый.
И он наивен как Горбачев. Приехал в Донецк, там его убедили, что все верующие УПЦ (МП) – готовые граждане Русского мира, и он сразу в это поверил. Но это же бред. Пойдите в приходы Киевщины и расскажите им о Русском мире. Они сразу задумаются – что ценнее: «каноничность» «или подальше от Москвы». Если порох не горит в Донецке, это еще не значит, что УПЦ (МП) вообще не взорвется от всей этой риторики о Русском мире.
— Заявление о Русском мире отрезвило украинскую элиту, она начинает понимать опасность политики Патриарха. Но есть ли альтернатива у этой концепции?
— Существует. Альтернатива Русскому миру проста – это собственно христианство. Концепция Русского мира – это новое славянофильство. Славянофильство – это романтическое и языческое по своим корням учение о какой-то особенной цивилизации, народе-богоносце с особым призванием в истории. Все это разбивается простым обращением к Библии: где там написано об особом призвании русского народа или славянских народов? Там написано о том, что Церквоь объединяет все народы. И объединяет не в какой-то одной региональной организации. У нас часто россияне заявляют: украинцы против единства. Нет, украинцы за единство, но в Церкви, а не в «единой соборной апостольской Церкви Московского Патриархата». Чтобы быть единым с кем-то, надо сначала просто быть.
Учение об особом благодатном пространстве, ограниченном каноническими границами – это вообще обожествление земли. У Достоевского Раскольников целует землю на Соломенской площади и просит у нее прощения за свои злодеяния. Но ему как христианину потом это язычество уже не нужно. Сейчас же происходит возврат от христианства к тому, что земля – особая ценность, религиозная ценность.
Сейчас много разговоров о необходимости разработки, как альтернативы концепции Русского мира, Киевской идеи. Я против таких разговоров. Самосознание Киева и Украины как одного из центров мирового православия – это правильная задача. Стимулирование расцвета православного богословия в Киеве – это назревшее задание. Но Киевская идея в приемлемой для православия форме – это очень простая вещь: во-первых, сохранение чистоты православия; во-вторых, возрождение украинской христианской культуры. Но это элементарные положения социального учения Церкви. Ясно, что есть два искушения. Первое: продаться россиянам, их грандиозному империалистическому проекту. Это опять променять Церковь на империю. Второе: это творить собственное церковное бытие в границах Украины как империи, особой цивилизации. Это мне кажется также ошибочным. Украина – прекрасная европейская страна, не являющаяся чем-либо особенным, «не-Европой». Во времена Руси у нас была развитая культура, аналогичная византийской. В Могилянке у нас в Киеве преподавали такие курсы теологии и философии, как в Саламанке, Париже, Риме, Кракове. В двадцатом столетии украинская философия и культура более открыты мировым влияниям, а не растут в автономном удушающем националистическом мире. И это хорошо. Нужно, чтобы украинское православие было по сути таким же, как Вселенское Православие: как православие Афона и Константинополя, православие Антония Сурожского и Николая Афанасьева, православие Георгия Флоровского и Иоанна Зизиуласа. Кстати, что может случится в РПЦ интересного? Что ее идентичность будет определена не потугами Патриарха Кирилла, а книгами Митрополита Антония Сурожского и Александра Шмемана. Там православие такой высокой пробы, такой подлинности, что рядом с ним всякие эрзацы меркнут. Я надеюсь, что как в сознании руководства РПЦ, так и рядовых верующих будет происходить процесс врастания в православную духовность наивысшего образца. Это важно для существования РПЦ и России. От националистического угара возможна только гибель.
Вообще, зачем нам киевская идея? Для легитимизации собственной Церкви? В Украине 16 тысяч общин, в России – 13 тысяч. Где же должен быть центр для Православной Церкви? Мы уже легитимны потому, что Украинская Церковь в потенциале – наибольшая в мире. И если автокефалия есть у румын или болгар, то почему ее нет у украинцев? Мы без собственных утопий, мы без особых учений об особой нашей миссии. Мы учим только тому, что является общим для православия Преданием. А потому украинское православие имеет большую чистоту учения, чем РПЦ в России. И нужна сильная теологическая школа, чтобы это выявлять, доказывать. Если наши богословы будут лучшими в мире, то никто уже не скажет, что нам нужны чужие идеи или концепции.
А если мы не будем развивать социальное учение Церкви, не будем отстаивать чистоту учения, а плодить собственные утопии, то нас же и заклюют. Потому что на утопии имеют право россияне, а мы – нет. Вон у россиян об их особенном Русском мире говорило много консерваторов, бывших не только славянофилами, но и фашистами. Тот же Дугин. И вот им можно об этом говорить. А когда один епископ в своем докладе сказал, что ряд украинских мыслителей в ХХ веке пытались возродить киевскую идею, но их учение мы не разделяем, ему стали приписывать солидарность с этими мыслителями. Он же говорил только о солидарности с Георгием Федотовым, учение остальных ясно отверг – нет, все равно россияне и русофилы обвинили во всех грехах. Потому мне кажется, что киевская идея – это ошибочный путь.
Следует активно развивать христианскую культуру в Украине, развивать украинское православие. И если нужна кому-то киевская идея, то в этом контексте ее развивать и пропагандировать. А так, сделали два доклада – и все. Нужны десятки докладов, десятки книг, сотни статей – ежегодно. Нужно, чтобы все видели: украинское православие настолько является живой реальностью, что его в гетто загнать не удастся.
— Произошло ли что-либо неожиданное в 2009 году?
— Переговоры с УПЦ КП. Я думаю, это была импровизация перед визитом представителей Константинопольской Патриархии. Это такой московский прием. Как только намечается возможность договоренностей между УПЦ КП или УАПЦ и Константинополем – предложить что-нибудь свое. Раньше это было неофициально и тайно. Теперь вот уже были вынуждены официально этим заниматься. Зачем? Константинополь говори: вы сами ничего не делаете столько лет, давайте мы сейчас попробуем. А Москва сразу: мы стараемся, у нас вчера были переговоры. Это все плохая игра. И все эти переговоры были именно такими. Они были фикцией, но все равно неожиданными.
Причем интересно, что Москва сама испугалась того, что весь украинский политикум поддержал переговоры, исходя из логики: у нас вся страна из украинофилов и русофилов, это не мешает нам быть единым и независимым государством. Испугало именно понимание украинскими политиками того, что в современном мире всякое единство – это единство разнообразия. Москва привыкла к единству однообразия. То есть они сами кричат о необходимости многополюсного мира. Но когда эта многополюсность у тебя под боком, то сразу начинаются опасения.
УПЦ (МП) сама по себе для РПЦ и РФ – это вызов. Ведь это Церковь, объединяющая очень разных людей уже сейчас. Это не только русофилы. В УПЦ (МП) огромное количество людей украинской культуры. И единство УПЦ (МП) – не вокруг веры в царя и Отечество, а вокруг единой Чаши и Предстоятеля. А если в Украине будет единая Церковь с 16 тысячами общин, неразъединимая по линии украинофилы-русофилы, то это прямая смерть всем кремлевским схемам касательно Украины. Они вообще не понимают важности взаимного терпения, взаимного принятия. Если бы в Кузбассе каждый день распространяли пропаганду против Москвы или Питера, то уже давно была бы гражданская война. А тут пропаганда есть, а все спокойно. Было когда-то среди православных Украины восприятие сквозь призму пропаганды: «безблагодатные», «пятая колонна», но постепенно жизнь объединяет. Кто-то оказался соседом, кто-то коллегой. И оказывается, что «другие» - настоящие христиане. И тогда начинаются мысли: «они другие, но имеют право быть собой». А потом появляются более смелые мысли: «нужно объединяться». И не потому, что единство – это хорошая ценность с государственной или национальной точки зрения. А потому что единство христиан требуется Христом. И потому Васи Анисимовы рассказывают небылицы каждый день о захвате храмов и подобные ужасы. Но люди видят другое: захватов почти нет, сколько мы бьемся, столько же и они. И обстановка нормализуется.
Кстати, то, что именно Москва была инициатором переговоров с УПЦ КП, видно из следующего: там в решениях было запланировано проведение круглых столов, конференций – и этот элементарный шаг не сделан. А это можно за две недели сделать. Можно было бы издать общие богословские материалы. Но никто этого не делает. У святого Максима Исповедника есть такая интересная мысль: богослов должен быть человеком, а значит, он должен быть мудрым, мужественным, сдержанным и справедливым. И он должен быть христианином, то есть иметь веру, надежду, любовь. И тогда он может собственно быть богословом, поскольку сможет истинно молиться, будет иметь созерцание Бога, иметь прямое видение умом-сердцем истины от Святого Духа. Вот мне кажется, что в УПЦ (МП), УПЦ КП и УАПЦ нет проблем с мудростью. Но уже с мужеством хуже. Ну а все остальные составляющие богословского успеха слабо просматриваются. Потому я пессимист. Жатва, а делателей нет.
— Вы считаете, что переговоры, происходившие в 2009 году между православными Церквями Украины, бесперспективны?
— Нужны совсем иного порядка усилия со стороны Церквей, Государства, украинской культурной элиты и украинского политикума. Если сказать прямо, все что-то делают в одной плоскости, а стереометрично никто ситуации не видит и не думает соответственно. А проблема может быть решена только при совершенно новых сценариях, в которые эти переговоры будут включены как важный элемент. И тогда возможен успех. И тут должно сказать свое слово государство. Оно заинтересовано в существовании единой православной Церкви в Украине. До сих пор ее нет. Значит, все, что делали, - недостаточно. Нужно делать больше, разнообразнее, интереснее. И тогда возможен успех.
— Что было наибольшим интеллектуальным событием 2009 года?
— Самым выдающимся интеллектуальным событием стала энциклика Папы Римского Бенедикта XVI «Caritas in veritate», изданная летом этого года. Это пример того, как правильно развивать социальное учение христианства. Папа не отбрасывает процессы глобализации, не ищет свою нишу. Он учит, каким должно быть все глобализированное общество. Не католический мир, не Европа, а весь мир. Папа во многом возвращается к социальному учению Отцов, к Августину. Его социальную мысль определяют более Евангелие и Августин, чем Фома и политические интересы Рима. Потому там много приемлемого для православных, чье предание является преимущественно патристическим. Это интересная альтернатива той логике, которую предлагает в доктрине Русского мира Патриарх Кирилл.
Но и классическая неотомистская доктрина является альтернативой всяким утопиям о Русском мире. В этом году вышел первый том Пастырских произведений митрополита Андрея Шептицкого, случайно стал читать и открыл хорошую неотомистскую мысль, воспитанную на энцикликах Льва . Начал читать все творения его – и открыл выдающегося гуманиста, далекого от всего, что ему приписывается московскими православными. УГКЦ сама не осознает, что их митрополит был хорошим религиозным философом, потому что кто теперь знает неотомизм, каким он был до Ж. Маритена и К. Ранера? Был приятно удивлен, когда оказалось, что не я один в Киеве вышел на эту тематику, поскольку появились исследователи, начавшие об этом писать.
Так же приятно было читать «Приобщение к таинству» Патриарха Варфоломея. Очень понравилось его утверждение, что западное учение о правах человека основывается на христианском взгляде на равенство всех людей пред Богом. В РПЦ принята доктрина о правах человека, согласно которой все равны, но у «богоподобных» - все же больше прав. То, что Патриарх Варфоломей далек от Московской логики, что его теология – образец христианского мышления и православного мышления – не может не радовать. Без такого рода подарков уже и не хочется быть православным. Почему наши архиереи не пишут таких книг?
Но лучшее издание 2009 года – это книга современно архиепископа Кентерберрийского Рона Уильямса «Богословие В.Н. Лосского: изложение и критика». Это полный разгром мифа Владимира Лосского о собственной теологии, о собственном неопаламистском синтезе, полная деконструкция представлений Лосского о западной и восточной традиции. Если учесть возражения Е. Зайцева в книге «Учение В. Лосского о теозисе», то один из столпов православной теологии полностью разгромлен. Такого рода деконструкций можно совершить еще больше. И все это ставит важный вопрос: как можно строить православную догматику сегодня, чтобы она могла соответствовать критериям, существующим в теологической науке? Если бы православные осознавали, в каком состоянии находится их теология, то они били бы тревогу и основывали бы научные богословские институты. Достаточно почитать изданный в 2008 году «Кембриджский компендиум по православной теологии», в котором анализируется современная теология, чтобы понять, насколько сегодняшняя ситуация является ситуацией «еще ничего не сделано». И Киев мог бы стать флагманом в православном богословии. Но что-то я не чувствую, чтобы был социальный заказ со стороны общества, или Церкви, или государства.
— В традиционных обществах религия была общественным институтом, обеспечивавшим единение. Способна ли сегодня религия выполнять эту функцию в обществе?
— Важно понять, что в этом столетии религия вообще будет иметь большее влияние, чем в прошедшем. Будет усиливаться влияние ислама и нетрадиционных религий. А традиционная для Европы религиозность может проигрывать. На то есть две причины.
Первая причина – слабая теология и религиозная философия. Я с интересом читаю все основные труды богословов Запада и вижу недостатки их дискурса. Они не умеют богословствовать против течения, из глубин церковного видения. Исключение – это Пап Бенедикт, который в книге «Иисус из Назарета» богословствует свободно, созерцательно. Это настоящий христианский августинизм сегодня. Кстати, это наследование Бальтазара. Современная католическая мысль достойна внимания – это Бенедикт и Марион – которые обязаны своим идеям Бальтазару. Интересноэж что лучший протестантский богослов Кевин Ванхузер тоже очень созвучен Бальтазару. Но теологов, равных гениям прошлого, сегодня нет. Главное условие того, чтобы католицизм, протестантизм и православие были влиятельными в XXI веке – это появление богословов уровня Бальтазара, Барта, Фомы Аквината, Августина, Максима Исповедника. Если такие мыслители не появятся, то уровень влияния традиционного христианства будет и дальше уменьшаться.
Вторая причина, уничтожающая традиционную религиозность: это постоянное опоздание традиционных Церквей. Реформы Второго Ватиканского собора следовало проводить в середине XIX века. Сейчас все костелы миры были бы переполнены. А в 1960-ты было уже поздно. Теперь нужна новая католическая культура, которая могла бы развиваться параллельно с новым теологическим синтезом. Как были параллельно готика и схоластический синтез, так сегодня должна быть новая культура католического служения и новая теология. Я думаю ,что новая культура служения могла бы вырасти из появления женатого священства как обычного явления. Это изменило бы атмосферу в Католической Церкви к лучшему. Мир стал таким же безумным, каким он был в эпоху поздней античности. Если бы тогда в Церкви было священство целибатное, она бы исчезла. И Католической Церкви необходимо понять: женатые священники сегодня просто необходимы. Будет большое количество именно таких призваний, будет энтузиазм.
У Православной Церкви есть хорошие решения Собора РПЦ 1917-1918 годов. Везде, где они воплощались в жизнь и развивались, был расцвет православия. Необходимо сегодня вернуться к тем решениям. Там есть баланс между властью епископа и его выборностью, там есть идеи касательно реформ богослужения, там есть дух открытости и христианского универсализма. Там есть ключ к возрождению православия.
По моему мнению, есть возможности и для большего влияния протестантизма. Ключ к новому успеху протестантизма во введении обычая частого причастия. Это привело бы к еще большему процветанию протестантских церквей, потому что современный человек желает именно такой таинственной связи с Богом, или хотя бы символической причастности Богу.
Если подвести черту под этими размышлениями, то, по моему мнению, изменения зависят от Церквей, и вряд ли они произойдут. Хотя надежда есть: например, сто лет тому назад никто не поверил бы в то, что в России люди будут причащаться чаще, чем несколько раз в год. Но частое причастие стало фактом обычного благочестия и это уже меняет психологию верующих. И потому надежда на реформы есть. А вот на появление богословов можно еще больше надеяться, поскольку их посылает Бог. Потому шансы на то, что в «религиозном» XXI столетии будет развиваться и традиционная религиозность, сохраняются. Но пока что Церкви часто ищут пути для развития в рецептах XIX века: разовьем собственную цивилизацию, централизуемся, проведем консервативные реформы, устроим классные пира-акции… А время идет. Церкви запаздывают с необходимыми реформами и не создают условия для работы богословов. Последних просто затаскивают по конференциям и трудам. Хайдеггер написал сто томов трудов и изменил философию. Потому что ездил очень редко на конференции. И начинал каждый раз мыслить с самого начала. Богословам надо было бы научиться снова мыслить о главном, не размениваться на второстепенное. Теологам следовало бы понять, что они могут определить судьбу традиционных Церквей в XXI веке, и начать работать всерьез. Если у Церквей будет хорошая теология и они будут «единством разнообразия» в духовной и обрядовой жизни, то тогда они снова смогут объединять людей, народы и все человечество.
Никто сейчас не думает, что XXI столетие может быть временем христианизации человечества, но это, в самом деле, возможно. Во времена Августина казалось, что впереди – крах христианской культуры из-за нашествия варваров. Но оказалось, что Европа была на пороге наиболее христианской эпохи в своей истории. Так может, впереди новая христианская эпоха. Но нужны Августины, нужны новые формы жизни Церкви. И тогда нынешнее увлечение технологическим подходом к жизни может смениться поисками опоры в христианской духовности и нравственности.
— Благодарю за интересную беседу!
Львов-Киев, 8-9 января 2010 года
