Вечный путник
Армянский народ в песне Комитаса нашел и познал свою душу, свое духовное «я». Комитас вардапет — начало, не имеющее конца. Он жил армянским народом, и народ будет жить им, отныне и вовеки
Где-то в конце 60-х годов теперь уже прошлого века мне пришлось учиться в Ереванском университете (была такая межреспубликанская программа обмена студентами). Среди прочих впечатлений от знакомства с этим самобытным древним народом меня буквально ошеломило впервые увиденное мной многотысячное скорбное шествие 24 апреля к Цицернакаберту — мемориалу памяти погибших во время резни 1915 года в турецкой Армении. Тысячи и тысячи людей медленно двигались через весь город к Цицернакабертуф, и процессии этой, казалось, не было конца. Бросался в глаза разительный контраст между теми официальными мероприятиями, которые санкционировались властью, и этим стихийным проявлением всенародной скорби по сотням тысяч невинно убиенных. Наверное, оттого это скорбное шествие воспринималось также как протест против замалчивания коммунистической системой этого преступления. Неопровержимыми аргументами при этом были увеличенные фото погибших во время резни родственников в руках участников процессии. А еще изображение мужчины в монашеском одеянии, в глазах которого притаилась извечная армянская тоска. Композитора Комитаса, как мне объяснили. Удивительной глубины художник, который также стал жертвой той кровавой трагедии.
Для армян это имя значит больше чем просто основоположник современной армянской музыки, выдающийся композитор, аранжировщик народного песенного фольклора и талантливый певец. И не только потому, что с ним справедливо связывают тот мученический путь, которым выпало на долю пройти армянам в начале ХХ века. Достаточно выговорить это имя, как армянскую душу пронимает щемящая волна, в которой общечеловеческие чувства соседствуют с тончайшими движениями национального духа. Именно так, как если бы для нас — украинцев — речь шла, скажем, о таком нашем гении, как Тарас Шевченко.
Раздумывая над судьбами этих двух подвижников, невольно ловишь себя на мысли о непостижимой роли Провидения, которое вело их по жизненным путям, когда, казалось бы, возможностей раскрыть свой талант и реализовать Божье призвание было у них невероятно мало, считай, они почти равнялись нулю. Ведь паренек, которому впоследствии будет аплодировать Берлин и Париж, которого на его концерте сам знаменитый Клод Дебюсси перед изысканной французской публикой назовет гением хорового пения, родился 26 сентября 1869 года в семье бедного сапожника в одном из самых глухих уголков Османской империи. В некоем запыленном, ничем не примечательном местечке Кйотагйа в Западной Анатолии. Трудно представить более безрадостное детство, чем то, которое выпало маленькому Согомону Согомоняну, — таким было его настоящее имя. Не исполнилось мальчику еще и года, как умирает в свои семнадцать лет его мать Такуги. Потом не стало и отца Геворка, и одиннадцатилетний мальчик остался сиротой, по сути, без дома и куска хлеба.
Выручал удивительной красоты голосок, которым зарабатывал себе на пропитание и благодаря которому этот маленький бродячий певец запал в душу местному армянскому архимандриту. Отвозит маленького сиротку в Эчмиадзин — духовный центр разделенной между Россией и Турцией Армении, где Согомон становится семинаристом. Примечательно, что именно за его красивый голос по окончании семинарии ему присвоят имя Комитас — в честь выдающегося армянского творца духовных гимнов VII в.
Трудно сказать, кого следовало бы благодарить за такой поворот судьбы будущего композитора в первую очередь. Очевидно, прежде всего — отца и мать, от которых он унаследовал свой талант и которые, как впоследствии вспоминал Комитас, «сочиняли песни на турецком языке, которые позднее, в 1893 году, я записал, находясь в родных краях. Их поют там еще и до сих пор». Это упоминание о «песнях на турецком языке» проливает свет на один из феноменов этой удивительной личности, да и на непростую судьбу армянского народа. Ведь, как и многие другие армяне в Османской империи, Комитасова семья была отуречена, и родным языком мальчик овладел лишь в Эмиадзинской семинарии. Разделенная, как и Украина, между империями, Армения в значительной мере сохраняла свой национальный дух благодаря Армянской церкви. Именно при армянских церквях и монастырях действовали начальные школы, где в тяжелые времена безгосударственности учили детей бессмертным месроповским письменам. Как бы там ни было, но эти школы, при очевидной ограниченности предметов преподавания, все же не давали угаснуть светильнику армянского духа, зачахнуть исторической памяти народа. В рукописном отделе Львовской государственной научной библиотеки хранится выразительный документ львовской армянской общины XVI в., где особо подчеркивалось, чтобы в школе «наши дети проходили начальное обучение нашим армянским языком и, одновременно, также латынью».
Что же касается маленького Согомона, то у него даже этой возможности не было, учитывая запрет в его родных краях употребления армянского языка. Как он сам вспоминал, когда ему приходилось петь в церковном хоре, то просто заучивал слова, не понимая их. Поэтому многим казалось чем-то похожим на чудо не только то, как Комитас за считанные месяцы освоил в Эчмиадзине армянский язык, но и то, как он буквально взлетел на крыльях музыки, стал за короткое время признанным авторитетом в том, что касалось церковного пения.
В этом худом, тихом юноше скрывался незаурядный характер, силу которого ему приходилось не раз демонстрировать в поединке с жизненными обстоятельствами. Чего стоит его решительный разрыв в 1909 г. с рутинной атмосферой монастырского прозябания, когда художник ощутил, как монашество подтачивает его творческую силу.
Говоря сегодняшним языком, им двигало благородное стремление послужить не так Церкви, как великому делу возрождения Армении. Возможно, этот, во многом интуитивный порыв был навеян ему романтическим пафосом патриотического романа Хачатура Абовяна «Раны Армении», наполненного героикой освободительной борьбы против персидских поработителей. Помимо всего прочего, это произведение было впервые написано живым армянским языком, а не мертвым уже к тому времени грабаром — своего рода армянской латынью. Через десять лет в Константинополе композитор Тигран Чухаджян создал первую армянскую оперу «Аршак ІІ», в основу либретто которой положен эпизод из истории древнего Армянского царства.
Комитасу же выпало заложить основы современной музыкальной жизни тогдашнего армянского общества. И не на пустом месте, а на забытых традициях старинной армянской музыки, которая, словно обломок некогда величественного сооружения, сохранилась фрагментами в народных песнях и старинных церковных напевах. Доказать «самостоятельность, оригинальность армянской музыки, родившейся в недрах народной души, музыки, которая достигла нас сквозь толщу веков», как скажет позднее великий армянский поэт и его товарищ по семинарии Аветик Исагакян. И, словно резюмируя, добавит: «Песни Комитаса послужили национальной сплоченности и самосознанию».
И с этим трудно не согласиться. Ведь в отсутствие государственности, наряду с церковью, культура действительно была той сферой, где, пусть исподволь, но все же происходили процессы пробуждения национального самосознания. Познав на себе всю губительность безнационального, а значит, бездуховного существования, Комитас отдает себя развитию национальной музыкальной культуры в тех крайне неблагоприятных для Армении условиях. Он исследует многовековую историю армянской церковной музыки, заботливо очищает ее от позднейших, как он считал, несвойственных ей наслоений. В этом могли бы пригодиться древние армянские хази, своеобразная система нотации, ключ к которым был утрачен, и Комитас берется за их расшифровку. Он обращает взгляд на фольклор, который для него также стал весомым доказательством существования и незаурядного расцвета старинной армянской культуры и истории. «Комитас... натолкнулся на «Мокац Мирзу» и обработал эту величественную эпическую песню, — вспоминал Аветик Исагакян. — Он так обрадовался своей находке, что даже разволновался... Эта песня очень старая, — объяснил он. — Возможно, она родилась еще в языческие времена. В ней — отзвуки мощных голосов, гордого мужества. Это идет от наших высоких гор, грозных скал. Возможно, храбрые патриархи — родоначальники наши пели эту песню».
Кстати, здесь также невольно напрашивается аналогия с Тарасом Шевченко. Ведь так же, как украинский поэт силой своего таланта поднял нашу народную думу до уровня высокой поэзии, так и песни армянских крестьян после Комитасовой гениальной обработки представали уже не как «попевки селюков», а как полноправные художественные произведения, способные быть украшением любой европейской культуры.
Следует сказать, что эта очевидная, как для современности, мысль воспринималась в то время состоятельным армянством и церковниками, мягко говоря, неоднозначно. Более того, Комитасу пришлось испытать немало и откровенных насмешек, и несправедливых упреков. Познать у себя дома всю горечь художника, которому судилось опередить свое время. И это тогда, когда опыт развития европейской музыки, с которой он ознакомился, учась в Берлине, также подтверждал правильность избранного им пути, в частности, творчество таких европейских музыкальных авторитетов, как Дж. Верди, Б. Барток, М. Равель... Весьма примечательно, в частности, что в том же Берлине, во время учебы в Высшей музыкальной школе, его наставником был Йозеф или Йожеф Иоахим — непревзойденный скрипач-виртуоз, которого справедливо считали соавтором знаменитых «Венгерских танцев» Иоганнеса Брамса, созданных на основе характерного музыкального фольклора Венгрии.
Только записанных им народных песен насчитывалось более трех тысяч. Хотя, понятно, в своих поисках он опирался и на опыт и наработки некоторых своих предшественников. Так в Эчмиадзинской семинарии на должности педагога музыки он заступил Христофора Кара-Мурзу, между прочим, нашего земляка — крымчанина, который также много сделал как в Крыму, так и в Армении, для популяризации армянского хорового пения и, в частности, полифонии. Но Комитас, справедливо считая себя учеником еще одного своего предшественника — Макара Екмаляна, не просто вводил новации, а за довольно короткое время сумел реформировать весь характер музыкального образования в семинарии. Достаточно сказать, что именно им была внедрена там европейская нотация, взамен так называемой армянской, которой пользовались с начала ХІХ в., внешне похожей на древние хази, хотя ничего общего с ними она не имела. Более того, Комитас настоял, чтобы были приобретены европейские музыкальные инструменты и основан небольшой оркестр, по сути, чуть ли не впервые в Армении.
Непросто давалась Комитасу и его деятельность или, скорее, борьба. До нас дошли его письма друзьям, наполненные горечью, а подчас и отчаянием, сетованиями на то, что его не понимают, более того — устраивают ему настоящую травлю, ставят всяческие препоны его работе...
Так, к сожалению, оправдалась еще одна вечная мудрость — на этот раз о пророке в своей отчизне. И крайне вымотанный раздорами Комитас покидает Эчмиадзин и в 1910 г. перебирается в Стамбул или, как армяне говорили, Константинополис или просто Полис.
В 1914 году вспыхнула Первая мировая война, в которой Турция выступила на стороне так называемого Тройственного союза, вследствие чего армяне оказались между двумя огнями. Так из 3 миллионов 665 тысяч армян, на то время насчитывавшихся в мире, 1,5 миллиона жили в России, воевавшей против Турции, а более 2 миллионов в Османской империи. Так что война рассматривалась тогдашним турецким правительством как удобный момент, чтобы заодно раз и навсегда решить «армянский вопрос», давно не дававший османцам покоя. Способ был избран самый страшный — массовая депортация в пустыню, а значит — верная смерть.
Несколько позже подобный пример «решения проблемы» вдохновит Гитлера, который, наставляя своих приспешников, заявит: «В конце концов, а кто теперь вспоминает резню армян?» Да и «специалист по вопросам нацменьшинств» Иосиф Сталин, зная, как сошло с рук невиданное доселе человекоубийство, не остановится, чтобы так же одним махом поквитаться с вольнолюбивым украинским крестьянством, устроив в 1932—1933 гг. неслыханный в наших благодатных краях Голодомор.
Вместе с другими представителями армянской интеллигенции был арестован и брошен в тюрьму также и Комитас. Ему суждено было пройти весь мученический путь к своей Голгофе среди кровавых убийств и насилия. Чувствительная душа великого музыканта и человеколюба не выдержала увиденного и пережитого им в застенках. Он надломился, отказывался служить ему разум. Остаток своей жизни великий Варпет-маэстро провел в одной из клиник для душевнобольных во Франции, стране, которая не раз становилась свидетелем его триумфов. На родную землю Комитас вернулся уже после своей смерти в 1936 году. Вернулся, чтобы улететь в вечность, оставляя нам всем свою бессмертную музыку...
Вместе с тем, он оставил нам также свою боль, которая и до сих пор стучит в сердце каждого армянина, куда бы ни забросила его судьба — в Америку, Австралию или к нам в Украину. Тоску по родной земле и утраченному дому, и становится понятно, чему столько печали и точки в армянских песнях.
Добавлю от себя, что к этой боли, очевидно, прибавляется еще и чувство горечи от мысли, что, к сожалению, десятилетиями человечество оставалось глухим и слепым к одному из наибольших преступлений против армянского народа, совершенному в 1915 году. Для меня, как армяниста, это тоже больная тема. Может, потому, что с детства столкнулся с явлением, которое вызвало у меня подсознательное внутреннее сопротивление, а именно — глухое отрицание советской властью Голодомора 1932—1933 гг. в Украине. И это тогда, когда я, как и многие мои ровесники, росли среди рассказов чуть ли не шепотом наших запуганных матерей и бабушек о тех ужасах, которые им выпало пережить во время большого голода. И мне было очевидно, что как Геноцид армян, так и Голодомор украинцев были явлениями тождественными. И в одном, и в другом случае организатором этих преступлений против собственного народа выступала власть, которая теперь всячески пыталась замолчать совершенное. И единственное, что оставалось честному человеку в условиях тоталитарной системы, это распространять правду о произошедшем хотя бы ради памяти о невинных жертвах.
Находясь в Армении, я познакомился с удивительно интересным искусствоведом и переводчиком Владимиром Вартаняном или, как он себя называл, Вартаном. Он поведал, что работает над документальной повестью о Комитасе, и как важно, чтобы об этом великом человеке, о пережитой им и армянским народом трагедии знали не только в Армении. Так вот, когда его книга вышла в свет, я взялся ее перевести. А через некоторое время в 1980 г. в одном из киевских издательств повесть вышла на украинском.
Откровенно говоря, я опасался, что издание могут остановить из-за упоминания о геноциде армян, так как советским редакторам «спускалось» указание эту тему старательно обходить. Но, очевидно, выручило то, что издательство было специализированным, и тамошняя цензура, как говорится, не была в курсе всех политических предостережений. Хотя и запретили изображение нагрудного креста на портрете Комитаса, которое я привез из Еревана специально для книги. Но для меня главным было то, что впервые в Украине читатели познакомятся с этой удивительной фигурой, узнают правду о кровавых событиях 1915 года.
У выдающейся украинской поэтессы Лины Костенко есть стихотворение, в котором она изображает жуткую картину, как среди пустыни умирающие от жажды и голода армянские матери в последний раз учат своих измученных детей грамоте, выводя на раскаленном песке заветные буквы священной армянской азбуки. В сирийской пустыне Тер-Зор возведен мемориал памяти невинных жертв. Рассказывают, что там и до сих пор из-под песков возникают отбеленные годами и жарой кости страдальцев, словно напоминая живым о той страшной трагедии, которая не подлежит забвению. И о которой нам все время напоминает бессмертная музыка Комитаса.
Александр БОЖКО,
Первый Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины в Армении
