Советское государство и законодательство о культах. Из истории вопроса
Редакция портала «Религия в Украине» продолжает знакомить читателей с малоизвестными документами, опубликованными в ведомственном журнале «Религия в СССР» Комитета по делам религий при Совете Министров СССР. Автор нижеследующей статьи прослеживает эволюцию отношения Советского государства к религиозным культам с 1920-х годов по 1980-е...
Объективная потребность и необходимость выработки союзного законодательства о религиозных культах относится к середине 1920-х годов. Это было переломное время для страны. Завершилось восстановление разрушенного в годы гражданской войны и иностранной интервенции народного хозяйства, налаживалась экономическая жизнь. Отлаживался механизм взаимодействия союзных республик, накапливался опыт работы общесоюзных органов управления.
В республиках Союза произошли качественные изменения в государственно-церковных отношениях. Был реализован принцип отделения Церкви от государства и школы от Церкви. Основные, наиболее крупные религиозные организации провозгласили и реализовывали в своей деятельности курс политической лояльности к советской власти. Уже был накоплен определенный теоретический и практический опыт регулирования самых различных вопросов религиозной сферы общественных отношений.
В этих условиях возникла потребность внести (и это было возможно) в "церковную политику" союзного государства определенные изменения, отказываясь от того, что не выдержало испытания временем, и прежде всего от обусловленных политикой "военного коммунизма" мер по чрезвычайному ограничению деятельности религиозных организаций, преодолевая известную ограниченность декрета от 20.01.1918 г. и аналогичных актов в республиках и одновременно вырабатывая новые формы и приемы взаимоотношений государства и Церкви. Для обеспечения продвижения на этом пути логически напрашивались создание специального органа, ведавшего "церковной политикой" в общесоюзном масштабе, и выработка общесоюзного законодательства о религиозных организациях.
Однако, как представляется, в руководстве партии и государства не был в полной мере осознан факт необходимости придания государственно-церковным отношениям качественно нового характера. А потому потенциальные возможности по их конструктивному развитию, приведению в соответствие с изменившимися социально-политическими и экономическими условиями не реализовались.
Общесоюзного органа, ведавшего "церковной политикой", создано не было. Хотя Президиуму ЦИКа СССР и было предоставлено право рассматривать и принимать обязательные для республик решения по принципиальным вопросам деятельности религиозных объединений и духовенства, но на практике оно использовалось чрезвычайно редко. Да и в союзных республиках этими проблемами занимались, как правило, сразу несколько ведомств, зачастую не согласуя между собой действий.
Отсутствие союзного закона о религиозных организациях приводило к тому, что одни и те же вопросы – о порядке и условиях регистрации религиозных обществ и групп; закрытии культовых зданий; налогообложении духовенства; отправлении богослужений; религиозных обрядах и церемониях; осуществлении религиозной пропаганды и т.п. – разрешались в республиках по-разному. Отсутствовал и общесоюзный учет религиозных организаций, что не позволяло правительству объективно оценивать масштабы и значимость процессов, происходящих среди верующих и духовенства, затрудняло выработку долговременной "церковной политики" и реагирование на остроконфликтные ситуации на местах.
В РСФСР после упразднения в августе 1924 г. У (ранее УШ) отдела Народного Комиссариата юстиции (НКЮ) государственную политику в "церковном вопросе" определяли ВЦИК (прежде всего его Президиум и секретариат), Совнарком в лице Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) и Наркомата внутренних дел (НКВД).
ВЦИК разрабатывал и принимал законодательные акты, инструкции и циркуляры, бывшие руководством к действию для органов власти на местах; рассматривал конфликтные ситуации между верующими и органами власти; выносил окончательные решения о регистрации и снятии с регистрации обществ и групп, закрытии и дальнейшем использовании молитвенных зданий и культового имущества, налогообложения духовенства и лиц, работающих в религиозных организациях.
ОГПУ контролировало политическую деятельность духовенства и органов церковного управления. На НКВД возлагались надзор за деятельностью религиозных организаций, их регистрация и учет; контроль за соблюдением декрета об отделении Церкви от государства; регистрация уставов религиозных организаций и выдача им разрешений на проведение съездов; пресечение всякой антиобщественной деятельности, "прикрывающейся религиозными формами". В деле осуществления решений ВЦИКа контроля за соблюдением законодательства о культах важную роль играли и наркоматы юстиции, финансов, здравоохранения, просвещения, земледелия.
Содержание и характер "церковной политики" впрямую зависели от соотношения трех сил – ВЦИК, НКВД и ОГПУ, от их позиций в конкретных вопросах, от настойчивости, которую каждая из сторон проявляла в реализации своих позиций. Для 1924-1927 гг. характерно примерное равновесие этих сил.
В эти годы еще возможно было участие религиозных деятелей в общественной жизни. А, например, заместитель председателя ВЦИКа П.Г. Смидович, вступаясь в защиту интересов верующих и религиозных организаций, попираемых органами власти, добивался отмены таких неправомерных решений, как исключение из профсоюзов граждан по причине происхождения из духовного сословия, отказ в регистрации избранных верующими служителей культа, запрет на ремонт и строительство культовых зданий, изъятие из храмов "святых мощей" и т.д. НКВД и НКЮ могли принять циркуляр (18.01.26 г.), которым разрешалась временная передача религиозным обществам кладбищ в тех случаях, "когда содержание кладбищ в городских поселениях за счет отделов коммунального (местного) хозяйства является нецелесообразным".
Но постепенно дело практического осуществления "церковной политики" сосредоточивается в руках ОГПУ и НКВД. Одновременно происходит вначале едва заметная, а затем все более очевидная переориентация на меры административно-командные, направленные на всемерное ограничение деятельности религиозных организаций и вытеснение их на периферию общественной жизни, изоляцию от основной массы населения и замыкание их рамками отправления богослужения и религиозных обрядов. В инструкциях ВЦИКа предписывалось "воспретить на религиозных собраниях и съездах сектантов обсуждение и решение экономических, политических и культурно-просветительских вопросов; создание религиозных детских, юношеских и женских кружков". Устанавливались ограничения, а затем и полный запрет на хозяйственную (кооперативы и т.п.) и благотворительную деятельность. За нарушение подобных запретов были предусмотрены меры административного и уголовного наказания.
В начале 1927 г. НКВД предлагает в развитие декрета об отделении Церкви от государства разработать новую инструкцию по проведению его в жизнь, которая соответствовала бы новым подходам к решению "религиозного вопроса". Однако вскоре это показалось недостаточным, и принимается решение выработать законопроект, касающийся деятельности религиозных объединений в РСФСР, который, будучи принят ЦИК и СНК СССР, стал бы образцом для других республик и, таким образом, лег бы в основу общесоюзной политики. В работе над ним, продолжавшейся до 1929 г., приняли участие Антирелигиозная комиссия ЦК партии, НКВД, НКЮ, ОГПУ и некоторые другие ведомства.
Проект получил название "Положение о культах и культовом имуществе". Он включал в себя 33 статьи, определявшие порядок организации "групп верующих" и их "права"; правила пользования культовыми зданиями и имуществом, проведения религиозных шествий, церемоний и обрядов; условия строительства новых молитвенных зданий и проведения церковных сборов.
В статьях первой части проекта закона – "Общие положения" – были изложены основные идеи ленинского декрета об отделении Церкви от государства: о праве граждан исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, о равенстве граждан независимо от их отношения к религии, о праве свободного исполнения религиозных обрядов, о недопустимости уклонения от исполнения гражданских обязанностей в связи с религиозными убеждениями, о национализации церковного имущества и т.п.
Однако присутствовали и отклонения от декрета. Например, в статье 6, касающейся "преподавания религиозных верований", из ленинской формулировки была снята заключительная ее часть, гласившая: "граждане могут обучать и обучаться религии частным образом". Тем самым вводился запрет на религиозное обучение (и для взрослых, и для детей) в частной, семейной жизни граждан. Кроме того, проект (ст. 16) предусматривал, возможность существования религиозных организаций лишь в одной форме – в виде групп верующих, чья деятельность связывалась исключительно с культовым зданием и совершением в нем религиозных требований. Не допускалась деятельность "церковных и религиозных обществ", рамки деятельности которых не ограничивались культовым зданием. Вводилось ограничение на отправление культа, и произнесение проповедей разрешалось лишь в том случае, если они имели "исключительно религиозный характер", "не нарушали распоряжения властей" и не были "направлены против основы диктатуры пролетариата" (ст. 3).
Проект обсуждался в различных центральных ведомствах, и было признано "нецелесообразным" выносить его на утверждение. В частности, в заключении НКВД это объяснялось тем, что "рассматриваемый проект не вносит чего-либо нового в основной закон от 23.01.18 г. и не выявляет (каких-либо особых положений, требующих своего разрешения в законодательном порядке". Отмечая слабости проекта, НКВД не внес конкретных предложений по его качественному обновлению, а вновь предложил ограничиться принятием ведомственной инструкции в качестве "единого руководства по применению и проведению в жизнь закона (декрета. – М.О.) об отделении Церкви от государства и школы от Церкви". Общая направленность этой инструкции – введение множества дополнительных к ранее существовавшим ограничений, ужесточение системы контроля за деятельностью религиозных организаций, расширение зоны запретов и вместе с тем сужение поля самостоятельности в действиях верующих и религиозных общин.
Трудно сказать, намеренно или нет не было замечено тех отступлений от ленинского декрета, о которых говорилось выше и которые уже содержали в себе потенциальную возможность "ограничительного уклона" в законодательстве о культах. Так же, как и трудно сейчас определить, почему, подвергая критике данный проект, не было указано на его основную, по нашему мнению, слабость – на то, что он не смог стать документом, плодотворно развивающим декрет. Составители проекта не смогли (или не захотели) попытаться с учетом новых общественно-политических условий преодолеть известную ограниченность декрета, связанную с конкретно-историческими условиями, в которых он принимался, и по-новому решить насущные проблемы, которые стучались и тогда в двери законотворческих органов: о предоставлении религиозным организациям прав юридического лица, формах и пределах религиозной пропаганды и обучения религии, о церковной собственности, о месте религиозных организаций в структуре социалистического общества и т.п.
Можно предполагать, что неприемлемой казалась сама попытка принятия закона, ибо к этому времени набрали силу убеждение и уверенность, что религиозную сферу предпочтительнее регулировать не через закон, а с помощью ведомственных инструкций и циркуляров.
Обсуждение проекта союзного закона происходило на фоне развернувшейся в обществе оживленной дискуссии о перспективах существования религии, о функциях религиозных организаций в социалистическом обществе, формах и предназначении антирелигиозной работы, ее соотношении с общей идеологической работой партии и воздействии на процессы секуляризации. Предлагаемые решения несли на себе отпечаток сложной общественно-политической ситуации в стране, когда все более отчетливо проявлялся отход от ленинской концепции строительства социализма, забвение марксистско-ленинских принципов государственно-правового регулирования деятельности религиозных организаций и отношения к верующим.
Ситуация усугубилась, когда в общественное сознание стала привноситься "теория" об обострении классовой борьбы в процессе строительства социализма. Религиозные организации объявлялись проводниками буржуазного влияния, агентами "кулацко-нэпмановской агентуры", которые "мобилизуют реакционные и малосознательные элементы страны в целях контрнаступления на мероприятия советской власти и коммунистической партии". Все чаще стали звучать утверждения, что представители религиозных организаций принимают активное участие в антисоветской деятельности кулачества, агитируют против сдачи хлеба заготовительным органам и мероприятий по коллективизации и социалистическому переустройству сельского хозяйства. Раздавались призывы бороться с религией не как с "отвлеченной идеей о боге", а как с "контрреволюционной силой".
В этих условиях в начале 1929 г. в руководящих органах окончательно сформировалось мнение о ненужности союзного законодательства о религиозных культах и достаточности республиканских актов. В РСФСР таким актом стало постановление ВЦИК и СНК "О религиозных объединениях" (8.04.29 г.), которое подвергалось в дальнейшем уточнению, редактированию, дополнению и действовало вплоть до 1990 г. Оно законодательно закрепило ставшее к этому времени господствующим мнение о том, что религиозные организации не вправе заниматься какой-либо иной деятельностью, кроме как удовлетворением религиозных потребностей верующих, причем преимущественно в рамках молитвенного здания, и что следует вытеснить религиозные объединения из всех сфер общества, где до этого они имели право действовать, и запретить им какой-либо вообще "выход" в общество. По сути, религиозные общества превращались в некие "резервации" для граждан, исповедующих те или иные религиозные убеждения. Одновременно деятельность религиозных организаций и в части удовлетворения религиозных потребностей верующих обставлена, была множеством ограничительных и регламентирующих условий.
Справедливости ради надо отметить, что постановление содержало и позитивные моменты, отвергая некоторые ошибочные предложения проекта союзного законодательства о культах, определяя условия образования и функционирования религиозных объединений (обществ и групп), правила совершения религиозных обрядов и церемоний и т.п. К сожалению, очень скоро выяснилось, что многие из этих позитивных положений в условиях административно-командного давления на религию и Церковь, развертывающегося повсеместного процесса "изживания религии" не реализовывались на практике.
Вторая попытка выработки общесоюзного закона о культах относится к 1936-1938 гг. и связана с деятельностью Постоянной комиссии по рассмотрению культовых вопросов при Президиуме ЦИК СССР. Эта Комиссия была создана в 1934 г. на базе аналогичной комиссии, действовавшей в РСФСР в 1929-1934 гг. В состав ее вошли представители Верховного Суда СССР, НКВД, Прокуратуры СССР, ЦК ВКП(б), Института философии Комакадемии, Центрального совета Союза воинствующих безбожников.
Уже на первом своем заседании (май 1934 г.) Комиссия в качестве первоочередных задач выделила: 1) разработку единого для Союза ССР закона о религиозных объединениях, 2) обеспечение на его основе единства в практической деятельности центральных и местных органов власти.
Реально приступить к работе над проектом Комиссия смогла под председательством П.А. Красикова в 1936 г. Активизация деятельности Комиссии совпала с подготовкой и обсуждением новой Конституции СССР. В октябре П.А. Красиков в письме прокурору СССР А.Я. Вышинскому сообщает о фактах повсеместного администрирования в отношении религиозных организаций, духовенства и верующих на местах и просит принять меры. В ноябре по его инициативе было проведено совещание по вопросам культов с участием представителей Академии наук СССР, Центрального совета Союза воинствующих безбожников, ЦИКа СССР, некоторых министерств и ведомств. В резолюции, принятой на нем, отмечалось: "... состояние работы местных Советов в части правильного проведения в жизнь законодательства о религиозных культах в большинстве республик, краев и областей является неудовлетворительным. Наблюдаются многочисленные факты голого администрирования при закрытии молитвенных зданий без проведения соответствующей массовой работы". Совещание выразило мнение о необходимости выработки единого для СССР законодательства б. религиозных объединениях.
Тогда же Комиссией П.А. Красикова были отвергнуты поступавшие с мест в адрес Конституционной комиссии предложения запретить все религиозные обряды и обучение детей религии в семье, не предоставлять служителям религиозных культов всей полноты гражданских прав и запретить деятельность сектантских объединений.
В конце 1936 г. – начале 1937 г. проект союзного закона был разработан и разослан в ЦИКИ союзных республик. Одновременно П.А. Красиков предложил устранить наиболее грубые нарушения прав и свобод верующих и религиозных обществ. И, в частности, предложил возвратить верующим культовые здания, изъятые у них в административном порядке. А таковых насчитывалось, например, в Киргизии – 76 (при 242 действующих молитвенных домов), Узбекистане – 882 (при 663), Грузии – 83 (при 281), Азербайджане – 137 (при 69), Армении – 45 (при 40), Белоруссии – 238 (при 239).
Но обстановка в религиозной сфере все ухудшалась. Характеризуя положение на местах, П.А. Красиков информировал ЦК ВКП(б), что "в ходу административные приемы, застращивания, репрессии. Отдельные работники всех верующих считают контрреволюционерами, а, следовательно, и не желают считаться с их просьбами, хотя и вполне законными. Некоторые ответственные районные работники... считают, что сектантские религиозные объединения по советским законам должны преследоваться в уголовном порядке".
Комиссия пыталась приостановить административное давление на религиозные объединения. Следует упомянуть, что многие и многие поступающие с мест документы о закрытии молитвенных зданий возвращались на доследование; на места с проверкой обоснованности решений выезжали работники Комиссии; в ряде случаев документы местных органов власти вместе с жалобами верующих на необоснованные их действия направлялись на проверку в Прокуратуру, партийные инстанции.
Но сдержать административный натиск, конечно, Комиссия не смогла. На основе ее статистических данных можно заключить, что если за период с 1917 по 1930 г. было закрыто 15988 культовых зданий[1], то за время с 1931 по 1936 г. было закрыто 25303 здания[2].
В середине 1937 г. в настроениях партийного и советского актива получило широкое хождение и поддержку мнение о необходимости полной ликвидации законодательства о культах, и в частности постановления ВЦИКа и СНК РСФСР "О религиозных объединениях" от 1929 г. Можно упомянуть, что с таким предложением к И.В. Сталину обращался Г.М. Маленков. В обоснование такого предложения выдвигалось обвинение в адрес этого законодательного акта, который якобы создал "организационную основу для оформления наиболее активной части церковников и сектантов в широко разветвленную враждебную советской власти легальную организацию в 600 тыс. человек по всему СССР". А потому в качестве первостепенных задач выдвигались требования "покончить в том виде, как они сложились; с органами управления церковников с церковной иерархией".
Выступая против "ликвидаторских" настроений, П.А. Красиков от имени Комиссии обращается в различные партийные и советские органы с письмами, докладами, записками. В них он указывает на недопустимость распространения ярлыка "ярые враги советской власти" на всех верующих, являющихся членами религиозных обществ и поддерживающих действующие молитвенные дома; на недопустимость ориентирования на административно-силовые меры в вопросах регулирования деятельности религиозных обществ, что сделает невозможным их "легальное" существование, будет способствовать "уходу их в подполье" и принесет один лишь вред, дестабилизирует обстановку в обществе. Соглашаясь с тем, что в церковной среде присутствуют факты "антисоветской деятельности", П.А. Красиков однако видел главную причину обострения религиозной ситуации не в этом, а в том, что на местах распространены "левачество, перегибы, неправильное применение закона". Он предупреждает о росте недовольства среди верующих, возрастающем потоке жалоб и обращений в Комиссию, о нарастании волны беззаконий и нарушений местными властями законодательства о культах, о пагубности позиции пассивного наблюдателя, занятой органами власти в отношении верующих и религиозных организаций.
Главный его вывод – нужна единая государственная политика в "церковном вопросе", нужно не уничтожение законодательства о культах, а его совершенствование и обеспечение строгого его соблюдения по всей стране.
На это был сориентирован и вынесенный Комиссией в ЦИК и СНК СССР проект союзного законопроекта "Об отправлении религиозных культов и о молитвенных зданиях". В его 18 статьях определялись порядок образования и условия функционирования групп верующих, получающих в пользование культовое здание. Одновременно Комиссия предлагала вопрос о "религиозных обществах", т.е. об объединениях, жестко не связанных с получением культового здания и имеющих более широкие возможности для своей деятельности, увязать с законом об обществах всякого рода, который тогда подготавливался. В частности, внести в него специальные статьи, касающиеся деятельности религиозных обществ, или, как Комиссия предлагала их официально именовать, "религиозных общин". В архивах Комиссии есть проект закона, который, очевидно, и выражал точку зрения Комиссии на условия деятельности таких "религиозных общин". Он состоял из 24 статей и носил название "О религиозных объединениях".
Следует, однако, отметить, что оба законопроекта несли на себе груз запретительства, сохраняли дискриминационные меры в отношении деятельности "групп" и "общин" верующих. В частности, им не предоставлялось прав юридического лица, запрещалось иметь какую-либо собственность и заниматься внекультовой деятельностью, не разрешалось публичное отправление культа, "хождение" по домам и "производство" колокольного звона. В законопроектах предусматривалась возможность ликвидации молитвенного здания по требованию большинства населения данной местности.
Впрочем, ставить в вину это разработчикам мы не можем, поскольку, сохраняя ограничения и запрещения, П.А. Красиков получал единственную возможность отстоять "легальные условия для существования религиозных общин" перед административным молохом, стремящимся вообще покончить с религией и религиозными организациями. В целом же предложения Комиссии не шли дальше устранения наиболее грубых приемов регулирования деятельности религиозных объединений и подновления других, они не несли в себе (да и не могли нести) возможности качественного обновления законодательства о культах.
В августе 1937 г. окончательный текст был направлен в директивные органы. Однако ответа не последовало. Весной 1938 г. П.А. Красиков вновь обращается в ЦИК и Верховный Совет СССР с просьбой рассмотреть вопрос о законодательстве о культах, а затем – в апреле – и в ЦК ВКП(б), к секретарю ЦК А.А. Андрееву. Но и на этот раз – молчок. Более того, Комиссия по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР упраздняется, что означало, по сути, ликвидацию самой возможности контактов между правительством и религиозными организациями. Эта ситуация стала закономерным следствием потери чувства реальности при оценке религиозности населения; упрощенного представления о причинах и темпах секуляризации советского общества, утвердившихся представлений о религиозных организациях и духовенстве как политических "противниках" социализма.
Третья попытка создания союзного закона о культах относится к периоду начала нормализации отношений между государством и Церковью, последовавшей после известной встречи И.В. Сталина с иерархом Русской Православной Церкви (4-5.09.43 г.). На ней были достигнуты договоренности о "возрождении" церковной структуры, открытии храмов и монастырей, свечных заводов и учебных заведений, беспрепятственном функционировании различных органов церковного управления и издании религиозной литературы.
Сразу же после этой встречи началась практическая реализация договоренностей, которая распространилась и на остальные конфессии.
Тогда же создаются при правительстве Союза (Совнаркоме) специальные общесоюзные органы – Совет по делам Русской Православной Церкви и Совет по делам религиозных культов. На них были возложены в качестве основных задачи "осуществления связи" между правительством и религиозными центрами и разрешения вопросов, возникающих на местах в связи с "возрождением" религиозной жизни. Государственно-церковные отношения в целом развивались в конструктивном направлении. И в значительной мере это определялось настойчивой и плодотворной работой обоих Советов, стремившихся в короткий срок создать условия для нормального функционирования религиозных объединений.
Уже через некоторое время стало очевидно, что требуют обновления правовые основы взаимоотношения Церкви и государства. В поисках их новых форм была проанализирована практика организации контроля за соблюдением законодательства о культах в союзных республиках, действенность республиканских законодательных актов, и в результате было решено начать разработку союзного законодательства о культах. В январе 1944 г. проект закона, получивший название "О положении Церкви в СССР"[3], был обсужден Советом по делам Русской Православной Церкви и представлен на рассмотрение в правительство. Однако он не был принят. Но все же по настоянию Советов по делам Русской Православной Церкви и религиозных культов в августе 1945 г. Совнарком СССР своим (секретным) постановлением предоставил религиозным обществам (в том числе монастырям) права юридического лица в части аренды, строительства, покупки в собственность для церковных нужд домов, транспорта и утвари. В 1946 г. Совет по делам Русской Православной Церкви, стремясь укрепить свое положение и создать лучшие условия для деятельности своих уполномоченных на местах, ставит перед Совнаркомом вопрос о приравнивании Совета в конституционном порядке к действующим в это время при Совнаркоме Комитетам, о слиянии обоих Советов в одно государственное ведомство в целях ликвидации параллелизма и обеспечения единообразного понимания и проведения "церковной политики".
Хотя в эти годы многое было сделано для нормализации и развития государственно-церковных отношений, нельзя не отметить, что эти изменения не охватывали, во-первых, все действовавшие в СССР конфессии, а во-вторых, по-разному проявлялись в тех или иных союзных республиках.
Начиная с 1948 г. поступательное развитие государственно-церковных отношений и вовсе приостанавливается. И как результат – сокращается число зарегистрированных обществ, приостанавливается регистрация, и многие из обществ, особенно "сектантские", остаются на полулегальном положении. Возвращаются стереотипы и догмы антирелигиозной работы 30-х годов. Линия на потепление отношений между государством и Церковью дискредитируется как "вредная обществу и партии". Было немало тех, кто говорил о "сползании с марксистских позиций", о необходимости "закручивания гаек". На местах уполномоченные Советов зачастую не находили понимания и поддержки со стороны партийных и советских работников. Конечно, в таких условиях ожидать какой-либо демократизации законодательства о культах не приходилось.
Невостребованной оставалась идея единого для Союза ССР законодательства о религиозных организациях и все последующие десятилетия. В сложных общественно-политических условиях конца 50-х – начала 60-х годов, когда разоблачался и преодолевался культ личности Сталина, сфера религиозной жизни общества оказалась вне потока демократического обновления, захватившего страну. Более того, все положительное, что было достигнуто во второй половине 40-х годов в государственно-церковных отношениях, объявлялось теперь партийными и государственными деятелями деформацией церковной политики социалистического государства, неправильной политической и тактической линией, приведшей к укреплению религии и церкви, созданию благоприятных условий для пропаганды "реакционной" идеологии для деятельности многочисленных "явных и тайных врагов Советской власти" среди духовенства. Прежний курс "церковной политики" обличался как проявление сталинизма. "Выправлять" его предполагалось, возвращаясь, по определению идеологов тех лет, к "незыблемым положениям" декрета об отделении Церкви от государства, практики конца 20-30-х годов. И среди них: лишение религиозных обществ прав юридического лица и владения собственностью, ограничение их деятельности "культовой практикой"; воспрещение "особой работы" среди детей, молодежи, женщин; запрет на "свободу религиозной пропаганды", сокращение количества религиозных объединений, монастырей, духовных учебных заведений и т.д.
Происходит растворение собственно государственной "церковной политики" в партийных установках на место и роль религии в обществе, на цель, средства и предназначение "антирелигиозной работы", а правовой подход к проблемам свободы совести подменялся подходом идеологическим. Все последующие десятилетия религиозная политика государства шла вслед за партийной линией в области идеологии, повторяя ее извивы, разделяя ошибки, наивности и заблуждения. Единство же этой политики для партийно-государственных структур всех союзных республик обеспечивалось теми постановлениями, в большей части закрытыми, по "усилению" и "улучшению" атеистического воспитания и пропаганды, которые принимались ЦК КПСС. Они же наряду с указаниями отделов аппарата ЦК были определяющими и для специального государственного органа – Совета по делам религий при СМ СССР (образован в 1965 г.).
Во второй половине 60-х и в 70-е годы идея о необходимости выработки союзного законодательства о культах спорадически возникает среди работников Совета по делам религий. Однако предложения руководства Совета не нашли поддержки в партийно-государственных инстанциях. И какой-либо реальной законотворческой работы по его созданию сделано не было.
Лишь на рубеже 1984-1985 гг. в четвертый раз за период советской истории началась работа по созданию союзного закона "о религиозных культах". Она и завершилась принятием в 1990 г. общесоюзного закона "О свободе совести и религиозных организациях".
Михаил ОДИНЦОВ,
бывший помощник председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР.
Источник: «Религия в СССР», №12, 1991. – С. 28-40
[1] Большая часть из этих зданий – домовые церкви, храмы при больницах, учебных заведениях и т.п. Меньшая – приходские храмы. В основном все эти культовые здания закрыты были в 1928-1930 гг.
[2] Большая часть из этих зданий приходится на приходские храмы.
[3] Текст проекта пока не найден в архивах.
Михайло ОДИНЦОВ
