Юрий Черноморец. Православная теология Девида Бентли Харта – новое начало в эпоху постмодерна

Богослов

Православный богослов Девид Бентли Харт был назван лучшим богословом Америки, его книга «Красота бесконечного: эстетика христианской истины» (http://arhe.com.ua/product/krasota-beskonechnogo-estetika-hristianskoj-istiny/) заслужила наивысшие оценки католических и протестантских теологов. Лишь православные коллеги безмолвно замерли перед грандиозностью замысла и дерзостью его осуществления. Для них ясно, что необходимо осмыслить, оценить и развить богословский проект Девида Бентли Харта.

Явление Девида Бентли Харта столь необычно для православного богословия, сколь и ожидаемо. Прекрасное знание современной философии и теологии, виртуозное владение специфическим языком на котором мыслит сегодняшняя эпоха – уникально для православного богословия. Поиск опоры для своего проекта в теологии святого Григория Нисского (любимого святого отца современных богословов), нахождение союзников в лице католического гения Г. У. фон Бальзара и англиканика Дж. Милбенка – вполне прогнозируемо.

Но главное в другом. Современное православное богословие привыкло развиваться как богословие больших эскизных набросков. Отец Георгий Флоровский, Владимир Лосский, митрополит Иоанн Зизиулас, отец Александр Шмеман двигали дело православного богословия с помощью проектов, набросков будущих «синтезов», подготовительных материалов к великим книгам. А тут – грандиозный замысел, который воплощен в прекрасной большой книге! Все продумано до конца, все линии полемики проговорены, все вопросы наши свои ответы. Уже это заставляет уважать автора и признавать в нем великого православного богослова.

Образец

Девид Бентли Харт прежде всего имел как образец для наследования богословскую систему Г. У. фон Бальтазара. Согласно с последним, современный человек не доверяет абстрактным истинам, но верит собственным интуиция – Красоты, Добра, Истины. Каждый из нас отличает красивое от некрасивого, хорошее от плохого, очевидную правду от явной лжи. Христианство способно быть убедительным как личный опыт причастности к тому, что есть Красота, Добра, Истины. Конечно, это основание не аподиктично, не априорно. Но только в этом русле можно говорить о христианстве после крушения всех традиционных систем теологии. Сегодня уже неубедительны учения о Боге, который предстает как Причина мира или объект наших переживаний (все равно – душевных или экзистенциальных). Человек может доверять только Богу-Любви, являющемуся как Красота, Добро, Истина.

То, что Бог есть Красота являемая в мире позволяет Бальтазару создать теоэстетику. Поскольку Бог действует в истории, которая есть драма отношений Его и Бога, Бальтазар второй частью богословия делает теодраматику. Поскольку Бог верен своим обетованиям, данным в Откровении – третей частью богословия становиться учение об истинности Бога – теологика.

Бальтазар представляет свое учение о Красоте, Добре, Истине как теорию о трансцендентальных свойствах Бога. Такие свойства – наиболее общие, выражающие не какое-то отдельную характеристику Бога, но описывающие Его целиком. Согласно с Бальтазаром, Бог есть Любовь, трансцендентальными свойствами которой являются Красота, Добро, Истина.

Все христианское вероучение сохраняет и подтверждается при этом новом способе изложения и обоснования теологии. Ведь Бог может быть Любовь, а также Красотой, Добром, Истиной, именно потому что Он есть Троица: Отец, Сын и Святой Дух.

Проект

Девид Бентли Харт представляет книгу «Красота бесконечного: эстетика христианской истины» как первый том задуманного им четырехтомника. «Первый том – этот – рассматривает наше понимание Бога во Христе преимущественно с точки зрения Красоты и его стиль отчасти отражает «эстетический» метод. Предполагалось, что за ним последует том о Истине, затем – том о Благе, и наконец – том об Бытии и Единстве».

Особенность первого тома задуманной четырехтомника, что он содержит в себе гораздо больше, чем просто теоэстетику.

Действительно, первый том о Боге как Красоте, и потому главным образом представляет теоэстетику Харта. Однако, в главе «Творение» Девид Бентли Харт включает в состав теоэстетику собственную теологику, основанную на его уникальной теологии аналогии. А в главе «Спасение» де-факто находится и очерк теодраматики. Таким образом, если ряд отечественных и зарубежных православных теоретиков еще только хотели бы создать систему по бальтазаровскому образцу, то Девид Бентли Харт уже ее создал – от начала до конца. Уже одним этим он заслуживает на глубочайшее отношение со стороны коллег. Думаем, что его книга должна была бы стать не только предметом для анализа православных коллег, но и должна рассматривать в спецкурсах «Теология Девида Бентли Харта». Можно сказать, что сегодня только его книга является памятником православной теологии XXI столетия.

«Красота бесконечного» написана в подражание Бальтазару, однако Девид Бентли Харт не боится критиковать этого католического теолога. Как его теология, так и теологические достижения других современных классиков теологии (Барт, Милбэнк) становятся поводом для развития собственных теорий Девида Бентли Харта. Чаще всего православные теологи даже не могут толком понять и изложить в своих сочинениях теологические теории католических и протестантских «коллег». Совсем редко в книгах православных авторов можно встретить такую критику этих теорий, которая была бы актуальной вне зависимости от контекста. То есть такую критику, которая была бы значима не только для православных, но и в собственном дискурсе западной теологии.

Продолжение

Девиду Бентли Харту удалось написать «Красоту бесконечного» во многом потому что он удачно выбрал предмет для полемики – теории Фридриха Ницше и современных постмодернистов. Будучи прирожденным полемистом, Девид Бентли Харт раскрывает богатство православного мировоззрения именно в противопоставлении с дискурсом философии постмодерна. При этом собственную позицию Девид Бентли Харт обосновывает в ходе оригинальной интерпретации богословия Григория Нисского.

В связи с этим дальнейшие тома не написаны Девидом Бентли Хартом также и потому, что ему не удается подобрать основных оппонентов для второго, третьего и четвертого тома своего главного богословского труда. Думаем, что том об Истине Бога Девид Бентли Харт мог бы написать, если оппонировал религиозному релятивизму Мирче Элеаде и его последователей. Ясно, что в таком томе об Истине нужно было бы опираться на свою интерпретацию Максима Исповедника. Кстати, именно в творчестве этого святого Отца Церкви наиболее глубоко осмыслена проблематика трансцендентальных свойств Бога. Случилось это потому, что Максим Исповедник строил свою систему в диалоге и полемике с философией Прокла. А учение о трансценденталиях – центральный момент в философской теологии Прокла, позволяющий ему наново осмыслить теорию «возвращения» души к Божественному Единому, создать теорию «умной молитвы» и гимнов, теорию веры, мудрости и любви как трех главных способов отношения к Божественному. Следующий, третий том – о Благе – можно было бы создать в конструктивной полемике с современной коммуникативной философией, этим новым кантианством двадцать первого столетия. Апель и Хабермас – те философы, в полемике с которыми христианское учение о Благе могло бы стать полноценной онтологией, этикой и теорией социального бытия. В этом томе Девид Бентли Харт вынужден был бы опираться на всю традицию западной и восточной христианской мысли средневековья. Если первая уже осмыслена – например, в лекциях Майкла Суини «Западноевропейская социальная философия средневековья», то вторая еще требует собственного комплексного анализа. Впрочем, Девид Бентли Харт вполне способен на такой предварительный анализ, хотя, конечно, было бы замечательно, если бы другие православные мыслители оказали ему помощь, написав толковую современную книгу о византийской социальной философии средневековья. Четвертый том - том об Бытии и Единстве - Девид Бентли Харт мог бы написать в полемике с неоплатонизмом, который он прекрасно знает. При этом ему явно нужно было бы опираться на Августина и каппадокийцев, Максима и Фому Аквинского. При этом критически важно было бы найти пути примирения онтологии западной и восточной. Ведь есть типологическая разница между учением о Бытии и Единстве Августина и Фомы с одной стороны, каппадокийцев и Максима – с другой. Решение этих проблем открывало бы новые перспективы для экуменического диалога католичества и православия. Из современных попыток создать онтологию в четвертом томе Девиду Бентли Харту следовало бы обратить особое внимание на творческое наследие Николая Гартмана. Учение Девида Бентли Харта о Бытии и Единстве в конце книги просто необходимо полемически столкнуть с основными современными онтологическими концепциями. Впрочем, уже в первом томе («Красота бесконечного») Девид Бентли Харт во многом исполнил задачу критического разбора многих этих учений – от Хайдеггера до Делеза. Но наново вернуться к этой задачи в четвертом томе тоже будет необходимо.

Верим, что Девид Бентли Харт все-таки найдет в себе силы создать второй, третий и четвертый тома своего opus magnum, которые необходимы для современного православного богословия более, чем кислород для альпинистов на вершине семитысячника.