Обращение Сети открытого православия, созданной духовенством и верными, преимущественно УПЦ (МП), вызвало неоднозначную реакцию. С одной стороны, очень хорошо, что «украинофильская» группа в УПЦ (МП) как-то обозначила себя и свою позицию. Хорошо, что они «за Томос» и готовы на диалог. Хорошо, что они против «имперских, тоталитарных и советских наслоений» и «за мирное сосуществование, сотрудничество и сослужение». С другой стороны, это заявление лишний раз спутывает карты. Во-первых, было бы проще, если бы линия раздела оставалась четкой и незамутненной: с одной стороны «украинская Церковь», с другой — «московские попы». Во-вторых, некоторые предложения, высказанные в обращении, довольно подозрительно перекликаются с «мирумирной» риторикой руководства конфессии, за которой, на самом деле, скрывается желание сохранить все как есть. После Томоса и несмотря на Томос.

Это заявление, действительно, легко интерпретировать как #зраду. Любители быстрых решений и простых ответов на сложные вопросы так и сделали. Предложение о «сосуществовании юрисдикций», например, однозначно понято ими как «лазейка» для Московского Патриархата. «Московские попы» и дальше будут свободно ходить по украинской земле и перековывать орала на мечи. Так, как они это делают сейчас. Юрисдикция должна быть одна, Украинская Церковь — единая и национальная. А все, кто виляет, как маркитантская лодка, — агенты Москвы.

Почему бы им просто не присоединиться? Все ведь было так просто: есть национальная Церковь, она получит Томос, станет каноничной, «московские попы» сгинут, как роса на солнце, а вместе с ними и религиозные конфликты. Да, в массах уже сформировалась такая вот утопическая картина того, что Томос — своего рода чудо, которое решит почти все наши проблемы. Особенно крепка эта уверенность среди людей светских, уверенных в том, что Церковь — это просто общественный институт, который или «за нас», или «против нас». В общем, на войне как на войне — или у нас будет «национальная Церковь», или нас съедят «московские попы».

Это, действительно, было бы просто — «московские попы» версус «национальная Церковь». Но все — к добру ли, к худу ли — заметно сложнее. «Московские попы» — удобный мем, не отражающий всего спектра позиций и убеждений среди верующих и духовенства УПЦ (МП), которые также являются украинскими гражданами, как и сторонники «национальной Церкви». А сторонники «национальной Церкви» в большинстве своем не имеют четкого представления о том, что это значит — «национальная Церковь», как ее строить и кто может (и кто не может) принимать в этом участие.

Нет ничего удивительного, что те, кто по разным причинам не готов присоединяться к тому национальному церковному проекту, который продвигает власть совместно с УПЦ КП, нервничают и считают нужным «записать особое мнение». Ведь дело может быть вовсе не в том, что им нравится Москва. Им может не нравиться тот проект, который им предлагают — проект одновременно расплывчатый и безальтернативный.

Такое положение дел может не устраивать не только их. Своим выступлением Сеть открытого православия дает Вселенскому Патриарху ту зацепку, которой ему, возможно, не хватало. Пока со стороны УПЦ (МП) — ни в целом, ни по частям — не было ни малейших сигналов о готовности вести диалог о единстве, автокефалии и т.д., ситуация, действительно, выглядела довольно просто: есть одна церковная сила — УПЦ КП, — которая хочет и готова взять Томос и стать канонической Поместной Церковью в Украине.

Но Вселенский Патриарх может чувствовать себя в такой ситуации не совсем уютно. Он всячески давал и дает понять, что его вмешательство в украинские дела направлено, в первую очередь, на преодоление раскола. Именно раскол, который никто даже не пытается «уврачевать» на протяжении уже четверти века — вот что легитимизирует нарушение писаной/неписаной конвенции, по которой Украина находится в исключительном каноническом ведении Москвы. Москва не справляется — и даже не думает справляться. Значит, самое время вмешаться, напомнив о том, что Киев, вообще-то, был передан Москве только «в пользование», а не «в собственность».

Но просто выдать Томос УПЦ КП — это выглядело бы вызывающе. Это обрекло бы Патриарха на жесткую критику со стороны московских союзников, которые уже заранее подняли крик о «легитимизации раскола». Патриарху Варфоломею важно иметь подтверждение тому, что это не «легитимизация», напротив, это шаг к преодолению раскола. И не просто какой-то его части — между УПЦ КП и УАПЦ (это было бы уже не столько «преодоление раскола», сколько помощь одной «раскольнической группе» подобрать те части, которые остались от другой «раскольнической группы»). К тому же, обе группы считаются «раскольническими» и предоставление им автокефалии, даже если они объединятся, все равно можно представить как «легитимизацию раскола». Чтобы избежать подобных обвинений и лишних спекуляций, нужна наглядная демонстрация того, что шаги Вселенского Патриарха помогут преодолеть раскол тектонический — проходящий по генеральной линии УПЦ КП — УПЦ (МП). А для этого нужно иметь хоть какой-то сигнал хоть от какой-то части УПЦ (МП) о готовности идти на диалог, искать соборное решение и, в конце концов, единство.

В общем, если Сеть открытого православия и можно считать «пятой колонной», то это, скорее, «агенты Фанара», чем «агенты Москвы». Хотя в Украине их выступление не привлекло внимания широкой публики — большинство взглядов направлены на Москву и Стамбул — на Фанаре его, наверняка, увидели и услышали.

Впрочем, интересы Фанара — это только часть проблемы. Главное то, что сама идея «национальной Церкви», которая настойчиво продвигается в массы, вызывает сомнения в Украине. По разным причинам, главные из которых — потенциальный изоляционизм и риск сращения с государством, которое будет оказывать преференции «национальной» Церкви. Просто на том основании, что она выполняет важные функции в обществе, стоя на страже государственных интересов в области мировоззрения и даже в области государственной безопасности.

В том, что преференции со стороны украинской власти будут, можно не сомневаться. Как и в том, что эти преференции — залог быстрого становления Церкви и успешного поглощения «имперских пережитков». Если государственная поддержка национального церковного проекта — в той или иной форме — будет, к нему массово присоединятся. А те, кто не присоединится, превратятся в кучку маргиналов. Мы это уже проходили в 91-м, когда не только те, кто приветствовал независимость, но и те, кто «не просил», шли и получали украинские паспорта, становились гражданами и налогоплательщиками. Не надо патетических жестов и громких заявлений, власти достаточно дать понять, что правила игры прежние — «друзьям — все, врагам — закон» — и большая часть церковного начальства, дабы войти в число «друзей», согласятся на что угодно, даже на «каноническую независимость».

Поэтому тех, кто по разным причинам не хочет или не может присоединиться к этому раскрученному государственно-церковному проекту, мучает беспокойство. Если так пойдет дело, и появится национальная Церковь, которая к тому же будет пользоваться преференциями со стороны государства, «маргиналами» могут оказаться не только условные «московские попы». Например, на днях внимание привлекли слова главы УГКЦ Блаженнейшего Святослава: «Церква ніколи не може бути державною, а завжди має бути державотворчою». Если с первой частью фразы не поспоришь, то вторая вызывает недоумение. Какую державу создавали Христос и его ученики? Разве был дар «творить государство» среди даров Духа Святого, сошедшего на апостолов в день Пятидесятницы? Попытка проповедника обосновать «державотворчість» Церкви тем, что она насаждает принципы справедливости, также выглядит, мягко говоря, неубедительной — справедливость не является прерогативой ни государства, ни Церкви.

Отчего же эта словесная эквилибристика? От нервозности. От смутной тревоги, которая стимулирует желание лишни раз напомнить: УГКЦ ничуть не меньше послужила и продолжает служить интересам государства, чем потенциальная «единая Поместная». От тревоги, которую ощущают многие причастные к церковным делам люди. Тревоги, связанной с реальной возможностью появления государственной — не де-юре, но де-факто — Церкви, которая будет пользоваться преференциями. И сможет использовать их, в частности, для внутренней экспансии. Эту угрозу ощущают не только «московские попы», но и греко-католики — если не на уровне церковной политики, то «на местах». Эту угрозу ощущают — и как могут реагируют — представители УПЦ (МП), вошедшие в Сеть открытого православия.

Но дело не только в угрозе превращения Украинской Поместной Церкви в государственную. С тем, что этот проект не должен быть государственным, согласны многие — в том числе и в УПЦ КП. Но не все согласны и с тем, что этот проект должен быть «национальным» — во всяком случае, в узком понимании слова. Есть большой соблазн «бить врага его же оружием» — противопоставить имперскому церковному проекту России национальный церковный проект Украины. Но сам этот контекст сильно суживает понимание роли Церкви и религии в обществе. Есть риск получить в результате почвеннический проект, сосредоточенный на «национальной идентичности» и «традициях», замкнутый на самом себе, сам себя изживающий, не имеющий намерения ни впускать что-то новое внутрь, ни давать что-то миру.

Вселенскому Патриарху, конечно, хотелось бы нанести ответный удар Москве за едва не сорванный Всеправославный собор — но этим, я надеюсь, не исчерпывается его решимость в отношении украинского Томоса. Не исчерпывается она и желанием разрушить гегемонию России, сократить ее влияние в любой части мира — это желание не только и не столько Вселенского Патриарха, сколько его светских союзников в Вашингтоне и Брюсселе. Патриарх, в отличие от них, печется (во всяком случае, должен это делать) не столько о геополитике, сколько о судьбах мирового православия. Что может дать ему Украинская Церковь? Кроме переформатирования политических блоков, само собой.

Новое дыхание. Новую пассионарность. Новые смыслы. Украинская Церковь может стать «свежей кровью» для древней и местами обветшавшей структуры. Кровью, которая раньше до нее просто не «дотекала» из-за барьеров, поставленных русским православием, «частью» которого она якобы была.

Кроме сугубо «домашних» мыслей о том, как нам обустроить свою внутреннюю церковную жизнь, надо думать о том, что мы можем предложить миру. Это амбициозная мысль, которая, может показаться, нам не по мерке. Но чтобы добиться хоть какого-нибудь успеха, нужно ставить перед собой большие цели. Тут я соглашусь с Сетью открытого православия: Томос не является такой целью. Он вообще не может быть целью — только средством. Средством для достижения чего-то по-настоящему важного — и для страны, и для Церкви. Не для «национальной» Церкви, а для Церкви в ее полноте. «Открытость» — это не только «брать», но и отдавать что-то миру. Собственно, это непременное условия для успешной реализации любого «национального проекта» в современном мире: тот, кто ничего не дает (не хочет или не может), тот не оказывает влияния, и так и остается только объектом чужих интересов.

Такую «открытость» вряд ли можно реализовать в рамках любой из существующих сегодня украинских Православных Церквей — УПЦ (МП) и УПЦ КП. Обе они — каждая по-своему — «закрытые», направленные внутрь собственного (или не собственного, но все равно закрытого) проекта. Обе — каждая по-своему — сопротивляются открытости, обе сосредоточены, преимущественно, на институциональных интересах.

Но кто не рискует — тот не выигрывает. Украинский церковный проект или найдет в себе смелость быть универсальным, или рано или поздно окажется государственным. Не де-юре, так де-факто. В этом легко убедиться. Достаточно посмотреть на РПЦ.