Заседание предстоятелей древних патриархатов и Кипрской Церкви приковало к себе внимание всех тех, кому небезразлична судьба украинского православия. Не без оснований – ведь говорят, что где собирается больше двух греков, обязательно зайдет речь о киевской митрополии. Но эти речи, все-таки, скорее, о Москве, чем об Украине. И это правильно, ведь Москва, в данном контексте, – соперник, игрок, а Украина – всего лишь приз или повод.

В мыслях о себе и попытках перетолковать то, что было опубликовано в немногословных документах, принятых на встрече, в свою или чужую пользу, мы преуспели: что думают греки о притязаниях РПЦ на место в диптихе, первенство в православном мире и численном преимуществе на возможном всеправославном соборе. Что они думают о попытках Румынской ПЦ вторгнуться на чужую каноническую территорию – нам это инетерсно постольку, поскольку дележка канонических территорий затрагивает и наши интересы, и все, что было сказано по поводу Румынской ПЦ, мы немедленно прикинули «на себя». Впрочем, «румынские вторжения» – это отдельный разговор, актуальный и для Украины, и к нему можно будет как-нибудь вернуться.

А пока что – о греках. Мы не слишком много внимания обратили на то, что они в ходе своей встречи говорили о себе. Что нам до греков?

У многих моих знакомых, обсуждавших результаты саммита пентархии, упоминание о «средиземноморской хартии» (или, в других переводах, «карты») вызывало только пожатие плеч. Ну, есть у Вселенского такая любимая мозоль – экология. Вот он ею и тычет по поводу и без повода. Переговоры по всеправославному собору – вот на чем надо сосредоточиться серьезным людям. Политическое положение на Ближнем Востоке и положение христиан во враждебной социальной среде – это тоже вопрос серьезный, хоть и не предполагает немедленного четкого ответа.

Но экология?

Собственно, если рассматривать «средиземноморскую хартию» исключительно в «зеленых» тонах, она может выглядеть данью «патриаршему хобби». Но экология – глобальная проблема, затрагивающая так или иначе весь мир. Однако речь идет именно о Средиземноморье, а не о страждущих лесах Амазонки. Патриархи тем самым очертили «свою землю», за которую они готовы нести ответственность.

И речь идет не просто о сохранении природной среды. Речь об объединении усилий. О новом средиземноморском альянсе. Это приглашение в первую очередь Риму, за которым, как известно, сохраняется место в пентархии, а также всем прочим монотеистическим религиям, представленным, а еще точнее, рожденным в этом регионе.

Актуальность экологической проблемы дает возможность звучать современно весьма древним институтам. Институтам, стремительно теряющим актуальность. Их готовность давать ответ на глобальные вызовы современности – это в первую очередь попытки удержаться в современности, не кануть окончательно в историю. Напомнить о том, что мы здесь, мы живы, мы еще не впали в старческие болезни и в состоянии реагировать на вызовы внешнего мира. Эта несколько натужная готовность присуща не только древним патриархам в их «хартии» – точно такое же чувство вызвала у меня, например, программа Международной встречи «Молитва о мире»: Церкви готовы решать глобальные проблемы, от которых лихорадит мир. Но от всего этого остается только ощущение, что тем самым они пытаются решить в первую очередь свои собственные внутренние проблемы. Первая и главная из которых – как жить, какое место занять в быстро меняющемся мире. Проблема, в общем, весьма человеческая. Обычно ее называют «проблемой самоидентификации».

В этом плане «средиземноморская хартия» – весьма любопытное предложение, принятое в нужное время на нужном месте. Как уже говорилось, это, в первую очередь, приглашение Риму – как самому близкому по исповеданию и истории. А также по характеру проблемы. Христианское Средиземноморье, несмотря на то, в каких разных положениях находятся католические и православные страны, все больше оказывается в положении сувенира. Огромное количество святынь, сконцентрированное здесь, только усугубляет дело.

Испания, Италия, Греция, Турция или Египет – топонимы в наибольшей степени туристические. Еще недавно можно было бы добавить «и паломнические», но это слово все больше выходит из моды, уступая сочетанию «религиозный туризм». Между паломником и туристом разница такая же, как между верующим, пришедшим в церковь к литургии, и любопытствующим, зашедшим туда же поклацать фотоаппаратом. Однако на бытовом уровне – уровне языка – эта разница уже почти нивелирована. Святыни нынче – туристические объекты, на которые туроператоры приманивают отпускников, а вокруг них роится еще немало делового народа, старающегося и свой интерес не упустить.

Что ж, они сами легко превращаются в декорации костюмированных исторических фильмов с приличными кассами. Закованные, как в латы, в свои традиционные священнические одеяния, со своими митрами, посохами, панагиями, перстнями и прочими регалиями – знаками различий по званию и принадлежности к «роду войск». Укрытые, как в крепости, в своих средневековых кварталах и целых государствах, в которых, кажется, время остановилось где в13, где в 15, где в 16 веке – в общем, на самом пороге османского завоевания или Реформации, словно этих черных страниц в их книге-истории и не было вовсе. Толпы туристов приходят к стенам Собора святого Петра только для того, чтобы поглазеть на пестрых швейцарцев.

Секуляризация святыни, превращение ее в сувенир, т. е. перевод в разряд «продаваемого» – вопрос не столько бизнеса, сколько сознания. Христианство, которое покорило мир, стало поистине мировой религией номер один, оказывается дезориентированным в самом сердце христианского мира. В его колыбели, о которой, как и любой взрослый, христианский мир вспоминает только во время отпуска в связи с обязанностью посетить родные пенаты, отдающие прошлым, ветхостью, историей. Сентиментальными чувствами и воспоминаниями, которые легко спутать со святостью.

Предложение «средиземноморской хартии» греками на часах моей жизни наложилось на прочтение «Кожи для барабана» – бывают такие совпадения. Поэтому мысль о «духовной реконкисте» возникла совершенно естественно. Нынешнее «арабское нашествие» на Европу сильно отличается от того, которое случилось полтора столетия назад – теперь коренное население не только не препятствует завоеванию, но и с готовностью споспешествует. В частности, продавая свои «святые земли» и отдавая под снос ради этого свои Церкви при полном согласии монсеньоров. Можно добавить, то же самое происходит и с нашими «святыми землями» в наших «святых градах». Не обязательно даже при участии басурман (ах, конечно, «Хайат»), но и собственного уже не «грядущего», а вполне состоявшегося, реального «хама». Христианство в собственной колыбели блестит сусальным золотом и фальшивыми жемчужинами на радость туристам и прочим любителям легенд и призраков, но почва из-под ног выбита. Люди, взявшиеся решать судьбы духовных колыбелей христианства – «новые русские» и парвеню любых других окрасов – не имеют духовной родины. Можно сказать символически, что они не греки, не римляне, не кельты и не русичи. Поэтому им так легко торговать символами и набивать цену на святыни.

Но, возможно, это хорошо. Даже отлично. Трудно пускаться в путь, когда на плечах слишком много вещей. Возможно, материальное, действительно, должно быть продано, должно войти в коллекции и потерять свое значение в качестве святыни. Пускай картины, в том числе святые образы, осияют в музеях и в сусальных храмах коттеджных городков. Пускай то, чем можно владеть, на что можно назначить цену и наложить лапу, не застит то, что бесценно и не принадлежит человеку. Но тогда остро возникает вопрос о центрах притяжения. Т. е. идентификации. Или, еще яснее, «духовной родине».

Ею для христианства было Средиземноморье – земля, обильно удобренная плотью мучеников. И то, что мученичество в этом регионе снова стало актуальным, еще один повод вспомнить о значении этой земли. Средиземноморье, став сувениром и местом политических страстей, остается колыбелью для всех христиан и, шире, представителей мировых монотеистических религий. Эта средиземноморская идентификация переживает кризис: центры принятия решений большинства религий теперь не здесь, и Папа Римский – уже второй подряд – не итальянец, не испанец и даже не француз. Это надо признать и попытаться найти новую формулировку миссии Средиземноморья.

Основное послание «средневековой хартии» должно было бы заключаться именно в этом: Средиземноморье – это не только колыбель цивилизации с его неолитической революцией и первыми государствами. Это духовная родина мира. Всего мира, исповедующего одну из монотеистических религий – ведь все они родились тут. И сохранить ее – экологически, материально – это шаг к духовному познанию и признанию этого факта. Для христиан это означает вспомнить о том, что они в духовном измерении – эллины. Если кто-то видит в этом проекте оправдание примата пентархии, включающей в себя римского первосвященника, – то это лишь вопрос угла зрения.

Екатерина ЩЕТКИНА