Конфликт концепций. Размышления об одном интервью митрополита Илариона (Алфеева)

Конфликт концепций. Размышления об одном интервью митрополита Илариона (Алфеева) - фото 1
В одном из последних своих интервью митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) в который раз высказал ряд острых обвинений в адрес Украинской Греко-Католической Церкви. К старым намекам на то, что именно греко-католики являются главным препятствием в развитии православно-католических отношений, в этот раз добавились также обвинения в общественной активности.

Относительно экуменического аспекта обвинений УГКЦ со стороны Московской Патриархии автор уже писал ранее (см. статью «За претензіями з боку РПЦ до українських греко-католиків стоять зовсім інші причини»). Поэтому в этот раз остановлюсь больше на «политических» обвинениях.

Shevch_Alfeev.jpg

Для начала

«Мы не можем полностью разделить греко-католиков и римо-католиков», – такими словами митрополит Иларион обозначил то место, которое, по мнению представителей Московского Патриархата, отведено Украинской Греко-Католической Церкви в структуре Католической Церкви. По его собственным же словам, представители Ватикана в частных беседах указывали ему на то, что украинские греко-католики имеют собственную субъектность в структуре Католической Церкви, то есть являются автономной (sui iuris) Церковью, но он с этим не соглашается. (Митр. Иларион: Я спросил: как это вообще возможно, что Греко-Католическая Церковь настолько солидаризируется с раскольниками, что они сообща проводят акции, молебны и поездки? На это мне отвечали: они же автономны, мы в Ватикане их не контролируем). Такие беседы очень напоминают разговор слепого с глухим. Ватиканский чиновник фактически пояснил митрополиту конфигурацию Католической Церкви, где Латинская Церковь и 22 автономные Восточные Церкви пребывают в сопричастии, не сливаясь при этом структурно. Митрополит отказывается принять такое видение и настаивает на своем: УГКЦ не субъект, а лишь часть. Ставя таким образом знак «=» между понятиями Католической Церкви и Латинской (Римско-Католической) Церкви.

Прежде всего, следует подчеркнуть, что для лучшего взаимопонимания между Церквами следует принимать другого так, как он сам себя понимает, а не навязывать ему собственное видение. Чем, собственно, и занимается митрополит Иларион, пытаясь пояснить католикам, как следует понимать структуру их Церкви.

Для лучшей иллюстративности приведу пример. Представьте себе ситуацию, когда ватиканский чиновник поехал бы в Стамбул решать вопросы взаимоотношений с Московским Патриархатом, мотивируя это тем, что Константинопольский Патриархат представляет целую Православную Церковь (ту, о которой мы говорим в «единственном числе»). Если бы он услышал резонный ответ, мол, Московский Патриархат – это независимая структура в рамках Православия, то, снова-таки в стиле митрополита Илариона, мог бы отметить: «Ну это же ваш проект». И был бы прав, потому что Московская Патриархия – это дочерний «проект» Константинопольской Церкви. Куда более «дочерний», чем УГКЦ относительно Рима. УГКЦ – такая ж дочь Константинопольской Церкви, как и Русская.

Думаю, для представителей Русской Церкви такие слова были бы более чем обидные, особенно сведение целого экклезиального сообщества к такому техническому понятию, как «проект». И их возмущение в случае такой трактовки было бы вполне справедливым.

Что же касается отношений греко-католиков с представителями Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата, то здесь дает о себе знать слабое понимание митрополитом реального положения дел в украинском христианстве. Киевский Патриархат – довольно мощное христианское сообщество Украины, насчитывающее миллионы верующих. Не дело греко-католиков выяснять причины раскола в украинском Православии или предлагать решения, но это христианское сообщество. Игнорировать многомиллионную христианскую общину Украины, отказываясь от сотрудничества с ней, было бы анти-евангельским шагом и таковым, что вредит христианской миссии в нашем государстве. Попытки митрополита Илариона изолировать верующих Киевского Патриархата от греко-католиков, скорее всего, нацелены на то, чтобы посеять зерно недоверия в среде украинского христианства, и нанесли бы ему вред. Могут ли христиане быть заинтересованы в таком сценарии? Вопрос риторический. Деятельность Всеукраинского Совета Церквей и религиозных организаций доказывает, что в Украине христиане способны находить взаимопонимание. А сценарии недоверия, как правило, проектируются извне.

РПЦ и Майдан

Трактовка событий ноября 2013 – февраля 2014 в Украине представителями Русской Православной Церкви не многим отличается от тех посылов, которые ретранслирует светская власть России. Согласно этим взглядам, в Украине произошел гражданский конфликт, в котором столкнулись две части народа, и пролилась кровь. Однако на протяжении всех этих месяцев не произошло ни единого серьезного конфликта между гражданским населением, в котором бы столкнулись разные политические взгляды с Востока и Запада Украины. Даже за время пребывания в Киеве больших групп людей с разными политическими взглядами (я здесь оставлю в стороне тот факт, что сторонников Партии регионов свозили в Киев за деньги и они этого даже не скрывали) конфликтов не произошло. Хотя кое-кто был в этом очень заинтересован. Настоящее противостояние произошло между протестующими и силовыми структурами, которые стояли на стороне власти. Это не был и не есть конфликт между частями общества, а между обществом и властью.

Следует отметить, что даже после того, как власть применила насилие против мирных демонстрантов 30 ноября и на протяжении последующих двух месяцев систематически терроризировала граждан, продолжая похищения, запугивания, истязания и избиения активистов, украинский протест не выходил за рамки ненасильственного сопротивления. Два месяца мирного протеста – это колоссальная выдержка перед лицом издевательств и нежелания власти вступить в диалог. Я не знаю ни одного другого примера в мировой истории. Приверженцы Партии регионов на протяжении всех этих месяцев спокойно приходили на Майдан, где всегда могли угоститься горячим чаем или едой и даже получить теплые вещи. А священники УГКЦ ходили с Майдана в Мариинский парк (где был расположен лагерь сторонников Партии регионов) и там духовно поддерживали людей. Кто-то именно там впервые приступил к Таинству исповеди! Можно ли все это назвать «гражданским противостоянием»? Снова риторический вопрос.

Собственно потому, находясь в США, Глава УГКЦ Патриарх Святослав (Шевчук) подчеркнул, что конфликт в Украине имеет не политический характер, а имеет место противостояние между обществом и властью. В этой ситуации Церковь встала на сторону общества, а не какой-то политической силы. Украинский протест выступал против коррупции, за достоинство и свободу личности, за верховенство права. Эти ценности не чужды ни людям с Востока, ни с Запада страны. Утверждать, что в Украине мог произойти конфликт вокруг этих ценностей, было бы абсурдом. Настоящий конфликт произошел по линии тех, кто хотел изменить старую хамскую систему взаимоотношений и коррумпированность государства, и теми, кто хотел жить при этой системе и дальше. Собственно на защиту этой коррумпированной системы власть и выставила силовиков.

Война и мир

Украинская революция и дальнейший конфликт между Украиной и Россией в очередной раз выявил, что мы видим и понимаем вещи по-разному. Уже тот факт, что украинские православные епископы, находящиеся в единстве с Московским Патриархатом, благословили украинских военных на защиту отчизны от захватчиков, свидетельствует, что мировоззренческий разлом углубился в самой РПЦ.

В конце концов, они не сделали ничего, что противоречило бы документу под названием Основы социальной концепции РПЦ. Действительно, только когда читаешь этот документ, понимаешь, в какую непростую ситуацию попала Московская Патриархия, и как на самом деле тяжело сейчас Патриарху Кириллу, если, конечно, у него осталась хоть капля совести и если собственные документы для РПЦ имеют соответствующий вес.

Социальная концепция недвусмысленно подчеркивает право народа на самозащиту от захватчика, и даже оценивает этот подвиг по очень высокому разряду. В разделе II.2 (Церковь и нация) Концепция цитирует святителя Московского Филарета: «Уклоняясь от смерти за честь веры и свободу Отечества, ты умрешь преступником или рабом; умри за веру и Отечество – ты примешь жизнь вечную и венец на небе». Концепция также перечисляет несколько фактов, как православные иерархи благословляли воинов на защиту от оккупантов.

Скорее всего, в Московской Патриархии не ожидали, что украинские иерархи вот так сразу возьмутся исполнять пункты Социальной концепции. За десятки лет пропаганды, россияне, наверно, сами поверили в то, что в Украине православных притесняют и при первой же возможности они попросят защиты у «православного царя». Но так не получилось, не удалось даже разжечь провокации в отношении духовенства и храмов УПЦ (МП) в Западной Украине. По самому лучшему сценарию все эти события должны были бы стать холодным душем для Московской Патриархии и побудить наконец разобраться, что же такое это «украинское Православие» и откуда у него такая тяга к «самостоятельности» и отстаиванию собственной самобытности. Может, в конце концов, на этой волне получится также понять: почему существует Киевский Патриархат? Если не будут сделаны выводы, то, по мнению самих православных экспертов, Московская Патриархия утратит свою украинскую часть.

Концепция также говорит об отношении Церкви к войне. В разделе «Церковь и государство» говорится о том, что Церковь не может поддерживать государственную власть и сотрудничать с ней в случае, если последняя начинает «ведение гражданской войны или агрессивной внешней войны» (п.ІІІ.8). Хотя до открытого масштабного вооруженного конфликта между Россией и Украиной пока еще дело не дошло, однако в Крыму во время вооруженного нападения погиб украинский военный. Не гражданин России или мирный житель Украины, не российский военный, а именно украинский офицер (!!!). Произошли штурмы украинских воинских частей и кораблей ВМС Украины. Если бы не ненасильственная стойкость украинских военных, которую Мирослав Маринович верно сравнил с подвигом святых Бориса и Глеба, крови было бы намного больше, да и, в конце концов, вряд ли удалось бы избежать вооруженной оккупации российскими военными других частей Украины.

Раздел Концепции «Война и мир» дает нам и Московской Патриархии еще больше информации для размышлений. В частности, Концепция подчеркивает, что «война может быть объявлена только тогда, когда будут исчерпаны все мирные средства для ведения переговоров со стороной противника и возобновления исходной ситуации» (п.ІІІ.8). На фоне того, что Российская Федерация сразу исключила любые дипломатические попытки достижения взаимопонимания с новой украинской властью (которую признал весь цивилизованный мир), справедливость военного вторжения на территорию Украины в свете Концепции более чем сомнительна. Сомнительны с точки зрения социального учения РПЦ и военные методы, которыми пользуется официальная Москва. Так, в частности, Концепция говорит о том, что «одним из явных признаков, по которым можно делать вывод о праведности или несправедливости тех, кто воюет, являются методы ведения войны». Российская власть практически до сегодня отрицает наличие в Крыму своих военных. Хотя сами «зеленые человечки» без опознавательных знаков не скрывают того, что они военнослужащие Российской Федерации. Не знаю, могут ли богословы-моралисты из РПЦ как-то оправдать эту ложь. И могут ли такие действия в рамках военной агрессии России против Украины быть определены как справедливые с точки зрения Социальной концепции. Может, следует представителям Московской Патриархии перечитать свою же Концепцию, где говорится, в частности, о том, что «война должна вестись по определенным правилам, и тот, кто бьется, не должен утрачивать своего морального обличия» (п. VIII. 3).

Выглядит так, что в РПЦ решили забросить текст Концепции на ту самую высокую полку, куда Владимир Путин забросил текст Будапештского меморандума, по которому Россия должна была гарантировать безопасность и территориальную целостность Украинского государства.

В конце концов, апелляция к этому документу Московской Патриархии будет иметь какой-то вес только при одном условии: если Патриарх Кирилл действительно считает, что украинцы – отдельный народ, а Украина – суверенное государство. Пока, кажется, у него другие версии по этим двум вопросам. В таком случае серьезный конфликт с реальностью будет неминуемым для РПЦ.

На сегодня встречу с этой реальностью представители РПЦ пытаются как можно дальше отсрочить. Об этом свидетельствует хотя бы молчание о крымских событиях в уже упомянутом интервью митрополита Илариона (Алфеева). На фоне конфликта мирового масштаба его молчание выглядит очень красноречиво.

Две концепции

Поскольку митрополит Иларион (Алфеев) в интервью не поскупился на критику общественной позиции Украинской Греко-Католической Церкви, то следует хотя бы кратко осветить тот факт, что греко-католики и верующие РПЦ находятся в несколько разных системах координат. Имею в виду то, что в этих Церквах господствуют отличные взгляды на то, какую роль Церковь отыгрывает в общественных процессах и, что наиболее весомо, каково отношение в обеих Церквах к системе власти.

В уже упомянутой Социальной концепции Московской Патриархии прописана очень интересная конфигурация государства, власти и общества и взаимодействия Церкви с ними. Хотя собственно сам термин «общество» в документе РПЦ полноценно фигурирует мало. Зато в Социальной концепции Католической Церкви это один из ключевых терминов. В обоих случаях Церковь выступает как отделенная от государственной власти, однако по-разному прописаны их возможности взаимодействия с обществом. В Украине на сегодня, даже среди Православных Церквей, очень четкое понимание того, что Церковь, будучи отделенной от государственной власти, не отделена от общества и процессов в нем. Русская Церковь, в первую очередь, рассматривает свое место в государстве на уровне отношений Церковь–власть, а греко-католики рассматривают два равноценных направления сотрудничества: Церковь–власть и Церковь–общество.

Само возникновение и задачу государственной власти Социальная концепция РПЦ прописывает как следствие греха (Государство как необходимый элемент жизни в поврежденном грехом мире (п.ІІІ.2)), и соответственно она призвана защитить человека и общество от греха и его последствий (личность и общество нуждаются в защите (государства – прим. авт.) от опасных проявлений греха (п.ІІІ.2)).

Католическая Социальная концепция ставит в центр политического процесса человеческую личность, ее достоинство и свободу (Человеческая личность – это основа и цель политической жизни (п.384)), а общество, как политическое сообщество, существует для того, чтобы достичь цели, доступной только ему, – обеспечить целостное развитие каждого из его членов, призванных постоянно сотрудничать ради общего блага, реализуя свою естественную склонность к истине и добру (п.384). Государственная власть в такой системе поставлена на служение обществу. Поскольку субъект политической власти – народ в своей совокупности; он – носитель верховной власти. Народ по-разному делегирует осуществление верховной власти тем, кого свободно выбирает своими представителями, но он сохраняет за собой прерогативу утверждать свой суверенитет, оценивая деятельность руководителей и даже сменяя их, если они неудовлетворительно исполняют свои функции (п.395).

Если Русская Православная Церковь официально заявила в 1994 году о «непредоставлении преимущества какому бы то ни было государственному строю, какой бы то ни было из существующих политических доктрин», то Католическая Церковь не удерживается от того, чтобы давать оценку разным способам организации государства. Отдельно выделяя демократический строй, который хоть и не идеален (и имеет свои подводные камни), однако наиболее приемлем для реализации тех целей, к которым призвано политическое сообщество: «Церковь ценит демократический строй настолько, насколько он обеспечивает гражданам право политического выбора, гарантирует им возможность контролировать правителей и, в случае необходимости, отстранять их мирным путем» (п.406).

Ценность демократии заключается, в частности, в том, что: «В демократической системе политическая власть ответственна перед людьми. Представительские органы должны эффективно контролироваться обществом. Этот контроль может осуществляться, прежде всего, путем свободных выборов, позволяющих обществу избирать и менять своих представителей. Основополагающий элемент демократического представительства – это долг избранников дать отчет о проделанной работе» (п.408).

Не сложно заметить разницу, существующую в социальных документах Русской Православной Церкви и в Католической доктрине, которая является основанием общественной позиции и для греко-католиков. В рамках православной доктрины нет понимания власти как органа, который служит обществу для всестороннего развития каждого его члена. Тут присутствует даже определенная сакрализация власти, призванной средствами принуждения оградить общество от греха.

Обе Концепции, хоть и по-разному трактуют основания и цели государственной власти, сходятся на том, что власти необходимо подчиняться. Православная Концепция цитирует пространные части Святого Писания, как например, известную цитату апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению…» (Рим. 13:1–7). Католическая концепция отмечает: «Действительно, политическая власть или в сообществе как таковом, или в учреждениях, представляющих государство, всегда должна совершаться в рамках морали и в интересах динамичного общего блага, согласно юридически закрепленному правопорядку. Тогда граждане, руководствуясь совестью, должны проявлять послушание» (п.394).

Идем дальше. Католическая концепция, так много внимания уделяющая человеческой личности, ее достоинству и свободе в п.394, цитируемом выше, отмечает: граждане, руководствуясь совестью, должны проявлять послушание. Об этом говорит и православная концепция, когда утверждает, что: «Христианин, по велению совести, может не исполнить веление власти, которое понуждает к тяжкому греху» (п. III. 5.).

Из этих параграфов вытекает, что деятельность власти должна пребывать в рамках морального закона, преступив который, она в определенной мере утрачивает свою легитимность, и христианин в согласии с совестью не должен исполнять ее приказов. Что же делать в такой ситуации?

Что делать, когда власть, вместо того, чтобы охранять общество от проявлений греха (как это прописано в социальной доктрине РПЦ), сама становится источником морального зла в обществе? Что делать, когда власть руками силовиков стреляет в своих граждан, несправедливо судит, проводит репрессии, прикрывает беззакония? Именно эти вопросы задавали себе украинцы на протяжении последних нескольких лет и особенно четырех последних месяцев.

Православная Церковь говорит, что: «В случае невозможности подчиниться государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие после надлежащего рассмотрения вопроса может прибегнуть к таким действиям: вступить в прямой диалог с властью относительно возникшей проблемы; призвать народ применить механизмы народовластия для смены законодательства или пересмотра решения власти; обратиться к международным инстанциям и мировой общественности; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению» (п. ІІІ, 5).

Католическая социальная наука говорит как о праве на протест совести (п.339), так и о праве на сопротивление (п.400,401). Социальная концепция Католической Церкви отдает предпочтение, пассивному сопротивлению, которое «больше соответствует моральным принципам и имеет не меньшие шансы на успех» (п.401), но и не отбрасывает права даже на вооруженное сопротивление против угнетения политической власти. Конечно, при очень четких условиях: 1) в случае не сомнительных, тяжелых и продолжительных нарушений основных прав человека; 2) после исчерпания всех других способов; 3) если оно не приведет к большему беспорядку; 4) если обоснована надежда на успех; 5) если рационально невозможно предвидеть лучшие решения.

Как видно из выше приведенной цитаты из Основ социальной концепции РПЦ, Московская Патриархия признает право Церкви и участие Церкви в урегулировании конфликта между обществом и властью, и апелляцию к мировому сообществу, и мирный протест против произвола власти (протест совести). Все, кроме насильственного сопротивления. На фоне этого положения странным выглядит возмущение митрополита Илариона тем, что Блаженнейший Святослав, Глава УГКЦ, обращался к представителям мирового сообщества с просьбой содействовать урегулированию украинского противостояния между властью и обществом и поддерживал мирный протест. На это имеет право и Патриарх Московский. Хотя вряд ли он им когда-нибудь воспользуется.

Но проблема здесь, очевидно, в другом. Московская Патриархия рассматривает конфликт между обществом и бывшей украинской властью в другом ключе – как конфликт мировоззренческий. Мол, власть отстаивала интересы тех, кто тяготит к «традиционным ценностям», или просто ценностям «русского мира», а протестующие больше склонны к европейским мировоззренческим стандартам. Об этом недвусмысленно говорится в нескольких заявлениях Патриархии, в частности, и в последних журналах Синода РПЦ. Там говорится о том, что украинцы разделены на две части: «Некоторые пекутся о максимальной интеграции в политические структуры, созданные западноевропейскими государствами. Другие, напротив, стремятся к развитию отношений с народами исторической Руси, к сохранению своей самобытной культуры» (Заявление Священного Синода Русской Православной Церкви).

Первый вопрос возникает относительно того, откуда синодальные отцы взяли, что те, кто стремится к более глубокой интеграции с Европейским Союзом, не хотят сохранения своей самобытной культуры? Эти слова – откровенная манипуляция, поскольку Европейский Союз не требует от своих членов отрекаться своей самобытной культуры (напомню, что евроинтеграцию поддержала и Украинская Православная Церковь в единстве с Московским Патриархатом). Что же касается негативных явлений современного западноевропейского мира, бросающих вызовы Церкви, то эти вызовы не имеют никаких границ. «Культура смерти», как ее иногда называют в христианских кругах, распространяется в России не менее быстрыми темпами, чем в любой другой стране мира. Не буду здесь описывать реалии российской жизни. Посмотрите на российскую статистику наркомании, самоубийств, абортов, алкоголизма и тому подобных явлений.

Украинский протест начался с отказа украинской власти подписать Ассоциацию с ЕС, но это была лишь последняя капля. Украинцы надеялись, что подчинение Украины европейским стандартам правовой культуры, деятельности бизнеса, свободы слова, уважения достоинства человека «прикрутит гайки» украинской власти, утратившей контроль над своими пристрастиями. Этого, наверно, испугался и сам царь-президент. Ценности Майдана – это свобода, достоинство человеческой личности, а не политические программы оппозиционных партий. Эти ценности – общие как для Востока, так и для Запада страны. Мне не понятно, почему этим ценностям противопоставляются какие-то «традиционные ценности исторической Руси»? Прежде всего, нам их никто никогда так и не расшифровал. В чем они заключаются? Если в их основе не лежит именно вот это уважение человеческого достоинства, то они нам действительно чужды. Но они чужды и Христианству.

Вместо Эпилога

В Социальной концепции РПЦ бросается в глаза несколько деталей. Прежде всего, слабое внимание к обществу как отдельному объекту взаимодействия Церкви. Там много говорится о связи Церковь–власть, но общество остается без внимания. Если и говорится о народе, то он какой-то обезличенный. Концепция вообще мало внимания уделяет отдельному человеку и его правам, свободе, достоинству. Для католиков в то же самое время это исходная точка размышлений о социальной доктрине Церкви – человек в центре. Народ – это не обезличенная масса, а сообщество свободных личностей. В Католической концепции говорится о субсидиарности, солидарности и т.д. «Народ – это не бесформенная толпа, инертная масса, которой нужно манипулировать и которую можно эксплуатировать, а объединение личностей, каждая из которых «на своем месте и по-своему» способна сформировать собственное мнение относительно гражданских вопросов и наделена свободой высказывать свои политические убеждения и отстаивать их так, как велит общее благо» (п.385). Можно даже смело утверждать, что для католиков общество как общность личностей более ценный партнер для Церкви, чем власть. Напротив, Социальная концепция РПЦ отдает сильной власте-центричностью. Особенно поражают слова одного из заключительных разделов параграфа православной концепции «Церковь и государство» (здесь стоит поддать в оригинале): «Традиционной областью общественных трудов Православной Церкви является печалование перед государственной властью о нуждах народа, о правах и заботах отдельных граждан или общественных групп» (п. ІІІ.8). Это «печалование»… Это какой-то взгляд «снизу вверх», не иначе. Печалование как давняя практика заступничества Церкви за преступников сразу ставит общество в какое-то низшее положение относительно власти, уже не она ему служит, а оно ей (об этом ниже). Дает о себе знать давняя российская боязнь «свободы» и замена ее защитой призрачных «традиционных ценностей». Российская Православная Церковь издавна панически боится воспитывать свободного человека, ответственного за свои поступки, способного критически мыслить и принимать самостоятельные решения. Одиозный протоиерей Всеволод Чаплин на этой волне недавно заявил: «Я настаиваю на том, что свобода в огромном количестве случаев – это условность. И хотел бы в этом поспорить и с академическим богословием, и с академической философией. Академическое богословие рисует очень редкое явление – абсолютно самодостаточную личность, не испытывающую внешних влияний или умеющую от них всячески абстрагироваться, знающую все варианты возможного выбора и делающую абсолютно осведомленный, свободный и независимый выбор. Таких личностей, на самом деле, не более двух-трех процентов, а может, и того меньше». Очевидно, причисляя себя к этим «двум–трем» процентам, которые знают, что такое правильный выбор и поэтому будут его навязывать другим.

Как контрастируют эти слова с мнением другого российского православного богослова игумена Петра Мещеринова, который, наоборот, видит воспитательную цель Церкви в «становлении православного христианина прежде всего как личности, и личности со вполне определенными свойствами: нравственной целостностью, свободой, ответственностью, зрелостью, самостоятельностью, а прежде всего опытом христианской духовной жизни, дающим христианину мудрость, умение отличать добро от зла».

К сожалению, сегодня в РПЦ, да и в целом в российском обществе, верх берут именно чаплины, а не те, кто думает, как игумен Петр Мещеринов. В конце концов, нет ничего нового под солнцем – Россия это уже проходила.

«Монархическое неограниченное правительство, в русском понимании, является не врагом, не противником, а другом и защитником свободы, свободы духовной, истинной, выражающейся в открыто возвещаемом мнении. Только при такой полной свободе может быть народ полезен правительству. Свобода политическая не есть свобода. Только при совершенном отрешении народа от государственной власти, только при неограниченной монархии, вполне предоставляющей народу всю его нравственную жизнь, может на земле существовать свобода истинная народа та, наконец, свобода, которую даровал нам Искупитель наш: идеже дух Господен, ту свобода». (Записка К. С. Аксакова «О внутреннем состоянии России», представленная Государю Императору Александру II в 1855 году.)