Подобному «профессиональному риску» подвергается каждый из нас каждый день, сталкиваясь с потоками информации, в том числе о религиозной жизни и ее «теневых» сторонах. Тех, о которых многие религиозные люди, возможно, предпочли бы не знать, но информационная революция не оставила им такой возможности.

Я сознательно не касаюсь, оставляю в стороне – для любителей – подозрения в «заказном» характере этой книги. А также в специфическом выборе российского издательства в пользу текста о «блеске и нищете» американского христианства. В первом случае я, возможно, из профессиональной солидарности (а может, из-за того, что сама кое-что знаю о душевных эволюциях религиозного журналиста), принимаю на веру искренность автора. Во втором – принимаю на веру искренность издателя: он совершенно честно издает книгу, которая «продастся». А она продастся. Потому что жанр журналистского расследования сам по себе мало чем уступает детективу.

Душевное приключение автора, к сожалению, довольно типично: на волне «обретения Бога» в момент, когда жить стало невмоготу, он, молодой и еще не нашедший себя и своей тематической ниши журналист, с увлечением и уверенностью в Божественном попечении берется за религиозные темы. Постепенно запал неофита исчерпывается. А институт Церкви открывает перед ним свои самые неприглядные «задние дворы».

Книга интересна уже тем, что автор, репортер «Лос-Анджелес Таймс», оказался одним из «первооткрывателей» темы педофилии в Католической Церкви США. Кроме того, он занимался расследованиями финансовых махинаций в протестантских церквах и организациях. Все увиденное и услышанное, в конце концов, привело его к мысли о том, что если бы Бог существовал – не некий трансцендентный Бог, который создал мир и пошел себе дальше, а Бог – «любящий Отец», о котором учит Церковь, – Он бы не потерпел такого безобразия прямо у Себя под носом. В общем, автор книги меньше всего герой Боккаччо.

Возможно, у многих верующих эта книга вызовет отторжение или насмешку над идеализмом неофита, который «полез» куда-то там «неподготовленным». Я не разделяю мнения этих критиков. Хотя бы потому, что в церковь мы все приходим примерно одинаково «неподготовленные». А что касается журналиста, то «лезть» — это как раз его прямая обязанность.

Вопрос о том, стоит ли «лезть» светскому журналисту в церковные дела и как именно это делать – один из непростых вопросов, поднятых этой книгой. Огромный интерес, например, у меня вызвал раздел, в котором автор описывает состояние религиозной журналистики в светских СМИ и свои ощущения едва ли не первопроходца этой «целины». В американских светских медиа религиозная тема появилась относительно недавно – в начале–середине 90-х (наша украинская религиозная журналистика делала первые шаги примерно в это же время). Несмотря на то, что, собственно, религиозные СМИ «для широкого круга читателей» существовали и в Европе, и в США уже давно (в Украине их почти не видно по сей день), тема религии, религиозной жизни уверенно вышла на полосы и в эфиры светских медиа только в последние десятилетия. И это, наверное, последняя социальная сфера «первого мира», которая так долго сопротивлялась информационной революции и свободе слова.

Автор книги начинал с абсолютно позитивных, очень «американских» материалов о «пути к Богу» в судьбах разных людей, очерков о жизни общин, знакомств с разными религиями, конфессиями и деноминациями, действующими в штате Калифорния, а потом и по всей стране. Но профессия журналиста рано или поздно должна была увлечь его прочь от парадных фасадов – на черные лестницы. Для Лобделла это был шоковый опыт. И если до поры до времени он утешал себя тем, что это все «частные случаи» и «перегибы на местах», то педофильский скандал его подкосил. Драматизма сюжету придает то, что автор наткнулся на эту тему как раз в тот период, когда сам готовился к своему первому причастию – формальному вступлению в Католическую Церковь. Он довольно честно описывает, как не хотелось ему браться за эту историю, как долго он откладывал кипу листов судебного дела – будто что-то внутри противилось. Но, в конце концов, он был вынужден сделать это по настоянию редакции. И он «влез». А «вылезти» уже не смог — стоило ему опубликовать первую статью, посвященную едва ли не первому, доведенному до суда, делу о растлении священником несовершеннолетнего, подобные истории посыпались на него со всех сторон. Словно уже давным-давно только того и ждали.

Будучи человеком восторженно-религиозным, автор поначалу воспринял это как знак свыше, что он призван помочь Церкви очиститься, и взялся за работу с горячностью новообращенного и ревностью профессионала. Но когда оказалось, что разоблачения в «церковной» области не дают не то что «немедленных» — вообще никаких результатов, что не только епископы и владельцы проповеднических каналов – но сами прихожане, чей священник оказался педофилом, массово принимают сторону священника, а не жертвы, тогда автор, по его собственному признанию, «сломался». Церковь не хотела очищаться. Даже самые лучшие люди в ней закрывали глаза на преступления и продолжали подавать руку злодею.

Американская религиозная журналистика все-таки очень сильно отличается от нашей. Не только религиозная, конечно – просто в этой области мне проще делать выводы. Мы во всем почти всегда видим в первую очередь политику, некую условную (или вполне определенную) «вертикаль» — к ним апеллируем и внутренне готовы к тому, что «политика» окажется сильнее, что перевесит не конкретная человеческая судьба, а групповой, институциональный интерес. Но для американца – уроженца протестантской страны с прецедентарным правом — все совсем наоборот.

Чем же мы рискуем, сталкиваясь с полнотой информации о церковной жизни?

Ответ Лобделла довольно пессимистичный. Хотя он сам заявляет, что совсем наоборот — он избавился от «иллюзий», «повзрослел», понял, что искал в церкви поддержки и опоры, которые взрослый человека должен обретать внутри себя. Религиозная вера, надежда на Небесного Отца в корне инфантильны. А церковь – это институт, который наживается на наших слабостях. Путь от восторженного богопознания до атеизма описан автором с предельной откровенностью. Уже этим книга может быть любопытна для всех, кто интересуется «религиозной психологией», поскольку автор не скупится ни на субъективные оценки, ни на подробные описания своих переживаний. «Книжный» формат, наконец, дает такую возможность журналисту, который не имеет возможности проанализировать собственный субъективный опыт в своих публикациях.

В упрек автору можно поставить только одно: профдеформацию. Журналист, особенно подвизающийся в специфических жанрах вроде репортажа, тем более, журналистского расследования – своего рода «санитар леса». А тому, кто без удержу поглощает не самую здоровую пищу рано или поздно придется ощутить прелести интоксикации. Это проблема не только религиозного журналиста – работая в любой области, связанной с критикой, включая книжные обзоры, можно прийти к выводу, что человек, цивилизация, весь этот мир никуда не годятся, катятся прямиком в Армагеддон, и сожалеть об этом не приходится. Причем это касается не только тех, кто производит информацию, но и тех, кто ее так же безудержно потребляет.

Так стоит ли мирянину, неофиту к тому же, заглядывать под полог церковных секретов? Которые – не напрасно, наверное – тщательно оберегают от разглашения, «дабы не смущать». Как однажды сказала мне на заре моей карьеры религиозного журналиста коллега из церковного издания, «тебе я этого сказать не могу – ты слишком нестойкая в вере». Но где проходит граница между боязнью «соблазнить нестойкого» и простым и очень комфортным нежеланием «выносить сор из избы», даже если этот сор уже заполнил избу до потолка?

Вопрос о необходимости социальной критики в случае религиозных институтов у нас остается все еще не просто без ответа – но даже без четкой формулировки. «Церковные корпорации» этому сопротивляются – им подходит неопределенность статуса, открывающая огромные возможности для манипуляций вплоть до известнейшего «лебединого» отождествления себя с Церковью и с Самим Христом. Но если для большинства украинцев Церковь – это в первую очередь институт, то для американского верующего (в том числе, журналиста) Церковь – это в первую очередь община, это верные, конкретные люди с конкретными судьбами.

Мы почти привыкли жить в ситуации разрыва между тремя «земными» ипостасями Церкви: Церкви-иерархии со своими корпоративными интересами, политическими и бизнес-связями, Церкви-клира (своего рода «клерки» в этой корпорации) и Церкви-общины, представляющей собой одновременно «клиентов» и «налогоплательщиков». Мы привыкли к этим разрывам, хотя так и не осознали их, оставив возможность для мифологии и манипуляций. Но, как показывает Лобделл, эти «разрывы интересов» могут оказаться фатальными – и для конкретного человека, и для отдельно взятой души, и, в конце концов, не исключено, для самого института. Главный мэссидж этой книги для «церковной» аудитории о том, что ненавистная секуляризация произошла вовсе не из-за «масонского заговора» или еще каких-то «внешних» сил. Никакие враги не могут причинить церкви больше зла, чем творит внутри себя она сама.

Неоднократно, читая книгу, я чувствовала, что понимаю автора, как может понимать только коллега. «Что здесь делает репортер "Лос-Анджелес Таймс"?», «Чего эти щелкоперы лезут в наши дела?», «Это наша церковь – мы сами разберемся!», «Кто он такой?», «Я не скажу ни слова, пока этот безбожник не выйдет из зала!» Сколько раз я слышала подобные слова в свой адрес. И, несмотря на долгие годы в профессии, получаю подобные «отзывы» едва ли не после каждой публикации. Автор совершенно прав: «церковь не хочет очищаться». Точно так же, как не хочет очищаться политика, коррумпированная бюрократическая машина, медиа, школа... Как не хочет очищаться каждый из нас – ходящих и не ходящих в церковь. Каждый, кто говорит о необходимости очищения, выглядит опасным смутьяном. Проверено мучениками.

По возможности, эту книгу следует читать непредвзято – хоть религиозному человеку это будет нелегко из-за уверенности в том, что подобные тексты и вообще громкие разоблачения, сопровождающиеся столь же громкими обобщениями, сильно отдают «информационной войной». Автор, по моему мнению, писал эту книгу, скорее, как «роман взросления» — в ней нет пропаганды, нет атеизма, поднятого на щит. В ней, что бы ни говорил автор, вообще нет атеизма. Только осознание утраты.

Несмотря на «риски» и независимо от «стойкости в вере» я рекомендую эту книгу, особенно тем, кто подумывает о карьере в области религиозной журналистики, как хороший образец жанра. А для тех, кто идет в эту область «по зову сердца», а не «по заданию редакции» — еще и в качестве предупреждения, которое касается не только профессионалов-журналистов – мы все, граждане Глобальной Сети, в той или иной мере «профессионалы» в области создания и распространения информации. Вполне возможно, что моя коллега была права: тому, кто «нестоек в вере», но дорожит ею, лучше чего-то не знать. Но, возможно, прав и Лобделл: это довольно инфантильно – все равно что прятаться под одеялом неизвестно от чего. В одном сомнений нет и правы оба: это бывает очень трудно, почти невозможно — протиснуться между «знать» и «верить». Неважно, о Галилее речь или о репортере районной многотиражки. Репортеру, пожалуй, даже труднее.

Помолитесь за репортеров.